– В училище танцев нас держали всё равно как в доме неволи, – начала Азира, вроде как, не обидевшись на свою покровительницу – известную актрису, тогда как сама она была блестящей мушкой в сонме себе подобных. – Впечатлений никаких, муштра и ругань, скудная еда и жёсткая постель без возможности отоспаться вволю. А то и били с размаху по лицу за всякое нарушение правил. Ходишь порой с синяком, так и на просмотр ещё не пустят. А каждый такой просмотр может стать шансом для выхода в другой уже уровень жизни. Мне жутко тогда не везло. Мне больше всех тычков доставалось.

Она обращалась не к Гелии, той не был интересен её жизненный путь нисколько. – Я решила как-то, убегу! Устроюсь в бродячий театр и буду кочевать по континенту. Я же лучше всех у нас танцевала. Вот тогда я и увидела того акробата в одном балагане, заехавшем на одну из столичных окраин. Тот парень на вас был сильно похож, а мне он показался таким…

– Договаривай, – милостиво разрешила Гелия.

– Невозможно-ослепительным. Хотя чего я тогда и видела? С кем сравнивать-то могла?

– А с Нэилем? – спросил он её в лоб.

Она молчала, и было ясно, про Нэиля она уже ничего не расскажет. Может, Гелия подала ей какой-то секретный знак, что тема Нэиля табуирована.

– В каком же смысле он был ослепительным? – спросил он. – То, что ослепляет, того не рассмотришь. Уродство тоже может выключать зрение. Просто потому, что срабатывает система защиты психики от тягостных впечатлений. Впечатления ведь тоже бывают двоякого рода.

– Вы про Нэиля? Он был как никто, поскольку являлся сосланным аристократом, а у нас-то вокруг таких и не видели…

– Тупая дура! – опять крикнула Гелия. – Разве не понятно, что он имел в виду того акробата, о котором ты же и начала сочинять на ходу.

– Он не выдумка. Тот акробат был природный шедевр. И Нэиль им тоже был…

Гелия приподняла руку над поверхностью стола, и Азира, поняв её жест как возможность удара, не стала развивать тему Нэиля. – Женщин красивых множество, – продолжила она, – А мужчин-то раз, два, пять и счёт можно прекращать. А когда взрослого опыта нет, красота вообще способна свести с ума.

– Так у тебя и в то время опыт был давно взрослый, – вставила Гелия.

– А теперь никакой природный шедевр с ума тебя уже не сведёт? – спросил он.

– Нет! – ответила она, желая задеть его в отместку за то, что он видел её унижение себя Гелией.

Рудольфу стало её жалко. Он придвинулся к ней ещё ближе. – Выхолит, я сильно изменился.

– Тот был другой человек, а не ты, – сказала она.

– Он был, а я-то есть, рядом с тобой сижу, – сказал он.

– ??? – промолчала она.

– Тому ты тогда не понравилась, а мне очень нравишься, – сказал он.

– ??? – она опять вопросительно взглянула ему в глаза. Он прикоснулся губами к её браслету.

– Отдать? – спросила она. – Я не жадная. Всё равно кто-нибудь украдёт.

– Я тебе другой подарю, – сказал он, снимая браслет с её руки и убирая его себе в карман. Она не стоила настоящих и редких камней, когда-то подаренных вовсе не ей. Потом он изготовит ей кучу блестящих подделок на репликаторе.

– Мужчины все жадные, – встряла Гелия, – они никогда не подарят тебе ничего стоящего. Если только сама себя не порадуешь.

– Тебе же дарят! Ты вся сверкаешь от своих драгоценностей, – ответила Азира.

– Дарят? Это вовсе не подарки. Мне выплачивается компенсация за мои страдания. И поверь, она мизерная в сравнении с тем, что я пережила и переживаю. И чего ты прижалась-то к нему, как будто я дала тебе разрешение на это. Я пока что ничего не решила.

– Ты одна решаешь? А он сам? – дерзко ответила Азира. Она елозила руками по столу, как будто примеривалась схватить тупой десертный нож и всунуть его Гелии в щёку. Рудольф почти физически ощутил в ней нешуточную, опасную и обжигающую энергию. Эта девчонка кипела, как переполненная водой кастрюлька на открытом огне. Он положил свою руку на руку Азиры, нейтрализовав возможное агрессивное нападение.

– Мы воркуем. Мы друг другу понравились, – ответил он, тая досаду на дуру в платье, похожем на хитиновый покров мухи. Змею она уже не напоминала, хотя и куснула Гелию. Не смертельно, но ощутимо. К чему было упоминание Нэиля? Гелия даже изобразила плавный и отгоняющий жест рукой, как делают сказочные феи, желая изничтожить то неприятное, что им досаждает. И вот она уже улыбалась, в упор не видя Азиру.

– Видишь, как хорошо я понимаю тебя. Всегда знаю, как тебе угодить, – сказала ему Гелия.

– Угодить? – изумился он, вдруг всё поняв. Она привела эту продажную танцовщицу в ужасном платье, никому в целой Паралее не нужную, несмотря на её бахвальство, ему, также никому не нужному, в утешение! В глубине глаз Гелии таилась тоска. Всё тот же не проливаемый, замкнутый в ней плач – его вечное наказание, которое она ему определила. Ведь любил-то он её одну. Отвлекшись от девушки, отпуская её руку из своей крепко сжатой ладони, он обратился к Гелии, – Вчера ребята купались ночью в горах. Вода в нашем озере прогрелась. Хочешь, поедем купаться прямо сейчас?

– В горах? – слишком живо встряла девушка, – в каких горах? Где живут оборотни?

Гелия как сквозь туман вглядывалась в ту, кто встряла в их беседу. – Ты всё ещё тут?

– А где же мне быть? – Азира напирала на Гелию взглядом наглым и злым.

– Там, где тебя и ожидают твои статусные члены, – ответила Гелия. – Надеюсь, они все крупные и не вялые нисколько. Для тебя только это и важно. Думаю даже, что важнее денег, поскольку ты ничуть не жадная.

Азира снова промолчала. Она впилась зубками в твёрдый плод, взяв его из фруктовой вазы и гася свою кипящую злость. Их отношения с Гелией были для него загадкой. Зачем она притащила сюда ту, кого столь открыто презирала?

– Ты видела оборотней? – спросил он насмешливо у Азиры, но глядя при этом на Гелию. Азира молчала.

– Так едем купаться?

– Куда? – спросила Азира, решив, что вопрос задан ей. – Вы любите купаться по ночам? Или вы любитель экстремального секса?

– Он любитель, – ответила Гелия. – Он буквально фанат всяческого экстрима. Но, к сожалению, не к тебе был обращён его призыв.

– Так ты согласна? – спросил он у собственной жены, упорно избегающей своих прямых семейных обязанностей. Но поскольку семья были фикцией больше, то и обязанности были таковыми же.

– Ты с ума сошёл! – ответила ему Гелия, – мне ещё не хватало застыть в этом озере в ночной воде. Я и так на одних стимуляторах держусь, забыл?

Он ничего не забывал, но напоминание было её укором. А «муха» заползала куда-то глубже. Её рука скользнула по его бицепсу и нежно погладила. Застенчивостью она не страдала. Он сбросил куртку от духоты помещения и сидел в открытой майке. Глаза «мухи» сочились страстным вожделением. И что? Гелия сама же умышленно выставила впереди себя другую, на всё готовую «дорогую женщину». Он всё пытался чего-то выловить в глазах Гелии, хоть искорку, адресованную ему.

– Что я тебе приготовил, моя звёздочка… – сказал он, чувствуя скольжение ласковой руки незнакомки по своей руке. Но разговаривал он с Гелией, будто чужой «дорогой женщины» рядом не было.

– Что? – спросила безразличная ко всему прекрасная инопланетная кукла, носящая отчего-то земное имя Гелия – солнечная. Она поглощала при этом фрукт с безразличием уже вкусовым, будто он не имел вкуса и тоже был ненастоящим.

– Я нашёл в горах одну пещеру, а там потрясающий кристалл. Я сделаю тебе кольцо. У тебя такого нет в твоей коллекции. Хочешь, подарю? Синий алмаз. Каменная «мать Вода».

– Сегодня? – она, проявив тень заинтересованности, задумалась, даря надежду на вожделенную и долго не получаемую близость. Облизнула кончиком языка влажные от сока фрукта бесподобные свои губы, тонко следя за выражением вспыхнувшей жажды в глазах нелюбимого мужа. На глазах Азиры, давая той понять своё неоспоримое владычество, подставила их ему, и Рудольф прильнул к её губам. Поцелуй не был ей безразличен, она отвечала, щекоча его губы кончиком языка. Гелия всегда любила целоваться. И только. Запах и вкус приторного фрукта мешал ему, но желание, вызванное Гелией, усиливалось, сходное больше со страданием, потому что было понимание её садисткой игры. Она упёрлась руками в его грудь и отстранила с немалым усилием. После чего взглянула в сторону подруги невинно и прозрачно.

Азира ревниво и зло, будто он ей уже принадлежал, сверкала глазами, но рот её застыл в прежней сладкой улыбке. Она облизнула губы, словно только что её и целовали настолько откровенно. В полумраке никого не было видно из-за зарослей, да и не интересовали никого занятия других. Все посетители были заняты подобными играми. Азира потёрлась о него своим бедром, придвинув кресло впритык и желая оттеснить Гелию собою. Насколько Гелия была непереносима ей, говорили её разгоревшиеся глаза ночной лесной зверушки, вышедшей на свою охоту, она не собиралась уступать того, кого приняла за свою добычу. – Давайте тот камень мне в обмен на мой браслет. А то получается, что я вам сделала подарок, а вы мне пока ничего.

– Пойдём? – обречённо обратился он к Гелии. Игнорируемая зверушка в блестящей и горячей вспотевшей чешуе следила за их выяснениями, недобро разгораясь глазами. Платьице Азиры, невозможно тесное и явно перекупленное не по размеру из-за её бедности, мерцало и поскрипывало из-за того, что было из дешёвого жуткого материала. Но облегало её вполне привлекательно. Её вообще было трудно испортить, она бы и в тряпке нищенки привлекала внимание. Хотя бы волосами, глазами, стройными ножками и всей своей раскованной, но продуманной соблазнительной подвижностью. – Вот всегда так, все пользуются моей добротой, а мне за это ничего. Я однажды одной дряни сделала добро, а она потом кусачего паука сунула мне в постель под подушку…

– Ну, не здесь же, – томно прошептала Гелия ему в самые губы, разыгрывая ответное желание, которого не было, а чтобы его помучить. – Ты знаешь мои правила. Я их никогда не меняю. Я могу любить тебя только в безупречной обстановке…

Опять лизнула его кончиком языка и замерла, якобы раздумывая над его предложением. Прижалась и долго не отлипала от него. Всё это также входило в её своеобразный инструментарий для пыток над самцами. Умело вызывая влечение к себе, она никогда не собиралась его утолять. После чего сказала уже обычным голосом, – Да у меня же месячные. Живот болит, и я плохо себя чувствую. – Она заявляла это при посторонней девушке, будто сказала что-то вроде того, что вот, мол, голова болит от влияния ночного спутника, когда он близко подходит к планете. Без стыда и без всякого чувства, равнодушно. В этом и заключался смысл её игры, она всегда отказывала с тайным сладострастием, с каким нормальные влюблённые женщины дают согласие, а потому и извращённым. Жадно впитывала его напряжение, расширяя глаза, как будто и ими пыталась уловить муку терзаемой жертвы. Они наполнялись сполохами чуждых ледяных миров и ранили звёздными колючими искрами, проникая и обжигая глубоко.

– … Франк запретил те препараты, которыми ты меня пичкаешь. Ты не врач, твоё лечение хуже болезни. – Тут была скрыта взаимная позорная тайна, а Гелия говорила об этом открытым текстом. Без стимуляторов она была безжизненна и суха, и он заводил её как куклу, иначе она не отзывалась на его нежные касания. Любовные излучения не вызывали отклика, не розовела кожа, не учащалось дыхание, ничего. Имитация женщины. – Экстремальное удовольствие само навязывается тебе, а ты ведёшь себя так, как будто ты девственный жених. Я не узнаю тебя.

– Так ты притащила её для меня? – сразу же окатил прилив ненависти к Гелии.

– А ты думаешь, что мне интересны её откровения о статусных членах?

– Гелия, я прошу, не будь такой пошлой, каковой ты вовсе не являешься.

– Ты всегда о чём-то просишь. А когда я прошу или просила, мои просьбы всегда перелетают через твоё плечо в пустоту. Так что у нас с тобой полная взаимность.

– Что ты знаешь о горах? – обратился он к Азире, – И откуда собственно твои познания?

– Из школы танцев, – съязвила Гелия. – У неё, чего ни коснись, академические познания. Ты оценишь это.

– Ещё бы мне и не знать, – улыбалась Азира, делая вид, что не придаёт ни малейшего значения Гелии, как и невнятному для неё разговору, маскирующему их взаимную размолвку. Важно было оценить глубину их разлада. Можно ли с лёгкостью в него втиснуться или потрудиться над его углублением? Она жадно впитывала всё услышанное, производя некую внутреннюю работу по сортировке и осмыслению информации. Нет, дурой она не была. – Я же выросла в той столичной зоне, недалеко от которой и жили рудокопы и рабочие подземных заводов. В квартале «Крутой Берег». Мы там все знаем про тоннели и раньше ходили в предгорья. Не я, конечно, а люди прежде. В горах много чего было. Зверьё, плоды, камни, травы для лечения. Мало ли. Но теперь там появились оборотни. Они убивают людей. Вот у нас был случай в моём детстве. Одна женщина пошла в тоннели, а её муж, бывший аристократ, схоронил там сокровища, предвидел, выходит, плохие времена. Но её так и не дождались. Она сгинула в горах. И много там исчезало людей. А то ещё другая и пожилая женщина рассказывала, как её выловил в предгорьях оборотень, но отчего-то пожалел. Может, старые души им не нужны? Говорили у нас, что они питаются душами людей. Но старуха даже приболела от потрясения, потом выздоровела. Она знахарка была. Может, заговор знала против нечистой силы? Но всё правда, что я говорю, – подытожила она своё повествование и торжественно взглянула на Рудольфа.

Он слушал её, не отрывая глаз от её губ, живущих своей жизнью, отдельной от наивной болтовни, нескладной речи, решая, если выбрать её, то где? Здесь? Или тащить её в «Лучший город континента»? Он развернулся к ней целиком, всё еще корчась от обиды на то, на что намекала Гелия. Что его можно не хотеть и отвергать.

– У той женщины, о которой ты рассказала, были внуки – сироты? – спросил он, – Девочка и юноша? Аристократка, изгнанная за преступление сына в социальные низы. Ласкира Роэл.

– Знали эту семью? – спросила она взволнованно.

– Может, и знал.

– Ну да. Вы же аристократы знаете друг друга. Вас же немного. За что же Роэлов изгнали из вашего мира?

– Я не аристократ. К тому же, аристократов слишком много, чтобы они друг друга знали. Так спросил, случайно подумал об одной.

– Да, её так и зовут. Ласкира.

– Какая же она?

– Чего же спрашиваете, если знаете?

– Отвечай на вопрос. Если спрашиваю, значит, так нужно.

– Да вроде, добрая старушка. Ничуть не гордячка.

– А внук?

Она поспешно взглянула на Гелию, но та отвернулась в сторону, будто рассматривала присутствующих посетителей «Ночной Лианы».

– Он… Очень гордый был, смотрел поверх голов всех… только ему такое уж точно прощалось. Знаменитый актер вначале, потом военный… аристократ опять же. И ему обещали вернуть имение отца… Пусть уж Гелия о нём расскажет. Он и её знакомым был…а я… не могу я о нём говорить! Я вам свою прошлую жизнь вовсе не обязана тут открывать!

– Я же не о тебе спрашивал.

– Может, у меня с ним любовь была… – пробормотала она вдруг, явив свою простоту заодно с неизжитой детскостью, что было и удивительно, и трогательно…

Гелия скосила глаза на Азиру, но промолчала.

– Ну и была, – отозвался он спокойно, – мало ли у кого и что было. Никто и не обязывает тебя открывать другим свои личные тайны. А внучка Ласкиры где сейчас?

– Не знаю. Никто не знает. Уехала куда-то. За старого богача вышла. – И девушка уставилась на него пустыми глазами кошки, живя только мгновением настоящего, конкретного, как это и свойственно животным. И глупо приписывать кошке отвлечённые мысли, их просто не бывает. Она играла. Она лгала. Она определённо что-то знала о дочери Виснэя Роэла. И он понял, о каком дворце и о живущей там неприветливой притворщице вела она свою речь только что. Но откуда сведения?

– Считаешь, что у той женщины – жены влиятельного старца нет ни души, ни таланта? Чем же она тебе настолько неприятна?

– С чего бы я должна любить тех, кто меня терпеть не может? – спросила она.

– Может, у неё есть для этого веская причина? – спросил он. – Ты же состоялась профессионально, а она нет. А она вполне может считать, что у тебя как раз и нет таланта, тогда как у неё…

– Да я к такому привыкла. Абсолютно все вокруг отказывают мне в таланте. Был лишь один человек, который признавал меня талантливой…

– Её брат Нэиль?

– Азира прекрасно танцует, – Гелия сманеврировала от опасной темы, вдруг задевшей странным образом больные места всех присутствующих, – Сегодня, если пригласишь её к себе, она тебе покажет своё диковинное искусство. Что твоё озеро и купание.

– Танцы – не моя сфера любопытства. Никогда их не любил. Атавизм какой-то, отрыжка древних ритуалов, застрявшая в щели между временами. Но на безмозглых действует.

– Танцы, хотя это сложное искусство и ему обучают долго и мучительно, всего лишь приём для захвата тех, для кого даже женская красота давно приелась, – Азира была готова согласиться с его обесцениванием искусства танца.

– Разве красота приедается? – спросил он. – Особенно если она подлинная. Многогранная.

– А какая бывает ещё? – не поняла она.

– Та, у которой нет души. Кукольная красота. Бездушная. Бесталанная.

– Как у камней? – спросила она, вспомнив о своём браслете-подарке и сожалея о нём. – Хотя к камушкам настолько привыкаешь, что буквально душа ноет, если их нет на тебе…

– Есть и такие мнения, что камни не бездушны. Просто они структурно организованы иначе, чем мы. Они древнее, значит, информационно более насыщены.

– Чушь! – не согласилась она. – Разве можно сравнить камни с человеком? Разве они могут любить и разговаривать? Вы не обманете меня и подарите мне другие драгоценности?

– На! Держи! – Гелия протянула ей свой браслет. – А то заболеешь потом, не пережив приступа собственной щедрости.

Азира схватила браслет и тут же нацепила его на свою руку, – Блеск! Но это не означает, что долг с вашей стороны оплачен, – обратилась она к Рудольфу. – Гелия же по любому обещала мне что-нибудь подарить за мою уступчивость вам.

– А я у тебя ни о чём и не прошу, – сказал он.

– Ну, это пока… – она продолжала мерцать разноцветными согревающими искорками в глазах, улыбалась избыточно полными губами, какие ему не нравились никогда. И вспомнились нежные губы-лепестки Нэи…

Он перевёл взгляд на прекрасный рот Гелии, не желающий ему ничего дарить, кроме пустой и равнодушной улыбки. Дальше на ум пришла Ифиса с её привлекательными пухлыми губами, они тоже будили желание к ним прикасаться. И ему захотелось, чтобы вместо этой назойливой мухи сидела бы тут Ифиса. Зря он её отверг. К тому же Ифиса не вульгарная, а утончённая и в речах, и в ласках. Но выбирать было не из чего. Всё остальное у танцорки вполне в его вкусе. И маленькая, но отличной формы грудь, и гибкое тело, и… он задрал колючий на ощупь подол вызывающе узкого платья, из дешевой ткани. Стройные ноги с изящными коленями были на месте.

– Ножки у тебя – супер, – сказал он ей, – только платье твоё – дрянь.

– И не только ножки, – ответила она цинично. Но удивительно, этот цинизм ей и шёл. Был естественным. – Я знаю разные искусствы, – она так и сказала «искусствы». Неграмотная речь казалась неважной. Что это меняло? – А платье, кому не нравится, тот может купить другое. Я не возражаю. Я люблю подарки и умею за них благодарить.

Нельзя было исключать некий момент умышленной игры в неграмотную простушку, вроде как, неискушённую совсем. Она словно забыла о своей же бесстыдной болтовне о «статусных людях, проникающих куда-то», куда она зазывала проникнуть и его самого. Впоследствии она проявилась совсем с другой стороны, двуликой и опасной. И уже в то время её кто-то обучал тайным уловкам и приёмам втираться в доверие, возбуждать желание интима у влиятельных дядей. Некто, кто скрывался за таким же тёмным человеком-скалой, но мало отёсанным и простонародно-откровенным, за Чапосом. Позже пришло понимание, что она входила в специфическую личную агентуру Ал-Физа для исполнения его тайных заданий, связанных с устранением или дискредитацией неугодных людей.

Прыжок в тёмную расщелину

…Ночной голубой спутник светил в прозрачный потолок прибежища любителей ночных удовольствий. И девушка была очерчена светящимся голубоватым контуром, оставаясь полностью непроницаемой для внутреннего зрения. И свечение это делало её похожей на инфернальное некое существо, лишь прикинувшееся соблазнительной нимфой ночи. Уже тогда она задала ему загадку. В ней определённо было нечто, что отталкивало, вызывая в то же время сильное сексуальное притяжение. Сидя за столиком и прямо держа узкую спину, она двусмысленно делала наклон вперёд и елозила по стулу, демонстрируя ему, сидящему рядом, своё личное желание оказаться с ним наедине, где она откроет ему бездну чувственных радостей и ухищрений тоже. Она смотрела ему в губы, и глаза её мутнели, давая понять её готовность ко всему, что он пожелает. И свыше этих пожеланий.

– Я выиграла конкурс недавно. Главный оценщик в жюри был придирчивый человек и глубокий знаток, и он сказал, что я уникальна. Назначали повтор для приглашённых значимых очень людей. Тут и вышла неприятность! Партнёр мой по танцу накануне выпил где-то и напоролся на хупа. Его отбили как котлету, и куда он теперь? А мне дали сопливого мальчишку, который топтался на моих ногах, пока я не засадила ему туфлёй в то место, которое, в общем-то, для танцев и лишнее, если честно. Вы заметили, что у женщины ничего нет лишнего для танца, а у мужчины много чего не годится на то, чтобы выглядеть изящно. Понятно, меня и провалили. Завистники топали ногами от радости. Мне все завидовали, а тут я, лучшая из них, оказалась без документа отличия, без предложений работы в лучших заведениях столицы. Директор училища указал мне на дверь с воплем, что ему надоели мои бесконечные выкрутасы. Куда же теперь? К Ласкире уже не придёшь. Она со своей внучкой отбыла в неизвестном направлении. Хоть на фабрику иди, где мать моя и утратила за свою долгую работу ради хозяйского обогащения все свои человеческие качества, осталась лишь злость, да внешне выраженное тупоумие. Но тут мне улыбнулась удача. Я встретила одного знакомца, о котором распространяться не стану. А то Гелия утратит сон предстоящей ночью. Благодаря его, даже не просьбе, а еле заметному жесту, мне и предложили работать не где-нибудь, а в главном театре столицы. Как тебе такое, а Гелия?

Гелия молчала.

– Как подумаешь, сколько же на свете живёт разных людей, и они строят из себя самих странные переплетения друг с другом, порождая детей, или же уничтожают друг друга. Они создают какие-то странные и причудливые сети, порой и страшные, которыми опутана вся жизнь, и никогда не поймёшь, кто и через кого влияет на события. А мы рождаемся в том месте, где до нас уже торчали наши родители, и уже с этого места, иногда жутко перетянутого в узел, из которого не всем и удаётся вылезти, мы начинаем свои уже движения по этим сетям… И есть ли у этих сетей хозяин? Тот, кто знает те места, что способны эти сети распустить и лишить их той силы, которая всех опутала…

– Оригинально мыслишь, – усмехнулся он.

– А вот Гелия считает меня тупой. Но будь так, не выбирали бы меня лучшие мужчины этого мира. Они же меня выбирают. Как быть с этим, Гелия.

Гелия отмахнулась от неё тем же жестом, как отгоняют мушку.

– И опять я оказалась там, куда завистливым моим коллегам по танцклассу хода нет. Они зеленели на глазах, узнав об этом. – Она запрокинула лицо, громко хохоча над тем, в чём не было ничего смешного ни для него, ни для Гелии. Но весь её лепет ничего не значил. Она могла быть и немой. Даже лучше, если бы это было так.

Он провёл рукой по спине Азиры, как будто ради того, чтобы дотянуться до алого недозрелого фрукта, висящего на ветке, позади неё. И ничего не сорвал. Рука застыла, съехала вниз, отяжелела и напряжённо замерла. Девушка выгнула поясницу, отстранилась, но касание было ей приятно. Под столом она положила свою ногу на его колено. Он стал гладить её, думая о Нэе. А если эта девушка будет способна дать то, что дала Нэя, и то, что могла бы дать, но…Он стал изучать её в упор. Рука вкрадчиво пролезла выше под жёсткий, неприятно царапающий кожу подол. И как только она терпела на себе эту отвратительную шершавую, хотя и яркую дешёвку. Она опять замерла, не препятствуя обследованию. Игра захватывала, определяя сам стиль дальнейших отношений, если они возникнут.

– Ты ешь, – сказал он девушке. Она уже ничего не ела. Не потому, что наелась, отвлекали более сильные раздражители, охватившие её всю целиком.

Вообще же, и аппетит и половые устремления были у неё как у голодной собаки. Ей всегда было мало. При всей своей прожорливости она была чрезмерно худощавой. Он как-то повёл её к Франку проверить здоровье, подозревая, что она поражена кишечными инвазиями. Франк с брезгливой миной сказал ему потом, что организм девушки он очистил, а в целом у неё отменное здоровье, редкое тут.

– Красивая девушка. Из неё могла бы развиться уникальная по своим качествам женщина, если иметь в виду её биологические данные, – сказал он, не глядя на него, а глядя в стену за ним. – Только не думаю, что рядом с вами она сохранит надолго свой редкий дар – своё здоровье и свою красоту. Скорее всего, увянет до срока.

– В чём красота? – спросил Рудольф. – «У вас, доктор, плохой вкус. Она красива только в том смысле, в каком бывают иные пушистые зверьки, но точно не женщины.

– Разве ты сам зверь, что играешься с самкой зверька? – спросил Франк, – «На девиацию тянет. Содомия называется».

– Франк, – ответил он по виду весело, но еле удерживаясь от того, чтобы завезти моральному авторитету и почтенному подземному старцу в нос кулаком, – Я могу вам её уступить. Вы же охочий до женщин человек, хотя и строите из себя древнего схимника. У вас отличная потенция, что ясно даже из вашего огненного взгляда. Берите её себе. Тем самым сохраните и её здоровье, и все эти, как вы выражаетесь, дары.

Азира так и не стала ему дорога, не вызывала ничего похожего на те чувства, которые могли хоть как-то оправдать его связь с местной шлюхой. Доктор с брезгливостью отшатнулся.

А в тот вечер в «Ночной Лиане» он долго решал, стоит или нет брать её в ЦЭССЭИ? Или достаточно остаться здесь в кабинке для блуда, занятой топчаном, вполне удобным для одноразового соития. Заплатить ей и всё забыть. Как было с Ифисой. Но Ифису забыть не удалось, и только память о недостойном стойле для греха мешала наладить с нею связь. Сама Ифиса тоже жаждала сближения, но он упрямо не хотел, будто не мог простить самому себе своего же падения в порок, за который презирал посетителей «Ночной Лианы». А стоило приобщиться самому, как уже и потянуло во второй раз. Стоило ли рисковать и этой девушкой как Ифисой? Вдруг понравится?

Гелия почти с ненавистью рассматривала Азиру, тогда как до его прихода они мило ворковали и казались подружками. Понять Гелию было невозможно. Она не хотела его никому отдавать? Или же тут был задействован тот самый фактор икс, у которого всё же было имя. Нэиль? Неужели, они его тоже делили между собой? Кого же предпочитал Нэиль? Аристократ и красавец? Более юную, но вульгарную Азиру, или же утончённую и ведущую двойную жизнь актрису Гелию? Нэиль уж точно не мог долго мириться с таким вот раскладом. Поэтому он точно также отодвинул Гелию в более дальний угол своей жизненной сцены и развлекался с теми, кто и висли на его шее.

Он попытался вглядеться в глаза танцовщицы, чтобы рассмотреть там осколки былых крушений, следы пережитых утрат и оставленную взвесь едких страданий.

Она не отвела взгляда, странного, прямого и ускользающего одновременно. Сложные были у неё глаза. Эта юная женщина за прозрачным слоем лицедейского сияния скрывала тёмную и подлинную жизнь, которую прячут не потому, что она преступна, а чтобы через усилие над собой внушить себе, что её никогда не было. Там всё было плохо и страшно, и она боялась, что угашенная в прошлом боль вернётся, оседлав уже будущие события. Потому и старалась всеми силами жить бездумно, удобно, весело, сладко, без напряга, желая только одного, застраховаться от бедствий, сокрушающих красоту и здоровье. Мечта обывательницы, ради которой она и от души бы отказалась.

– Ну что? – спросил он у Гелии, – едем купаться? – Отодвинул кресло от Азиры и придвинул его к Гелии, сел и уткнулся в её ухо. – Будем только ласкаться, как тогда в горах, когда ты была совсем девчонкой. Я и так буду счастлив с тобой.

– Холодно, – ответила она, – и не люблю я тёмной воды. Всё изменилось, Рудольф. А ты как наивный мальчик хочешь повторить то, что неповторимо.

– А ведь ревновала!

– Когда?

– Тогда. Боялась, что я тебя оставлю.

– Ты о Нэе?

Имя было произнесено. Азира чуткими ушами впитывала в себя их шушуканье, что-то понимая, а что-то домысливая на свой лад.

– Я не могу любить человека, который не понимает, что такое верность. Как может быть любовь без верности? Это что-то другое. И для этого другого есть и другое название. Не любовь. И этой нелюбви всё равно, кто рядом, я или кто-то ещё…

– Ты с кем разговариваешь сейчас? – спросил он. – Не с призраком ли Нэиля, которого вы совместно сюда вызвали?

Гелия ушла первой. Они с Азирой ушли следом. Ему уже не хотелось ни еды, ни играться с тою, кого ему предложили, как ту же еду голодному бродяге. Где-то в зарослях он услышал вдруг знакомый голос. Ифиса? Когда они проходили мимо, она полыхнула на Азиру подкрашенными гневными глазами, как зверь, затаившийся для броска. Рудольф слегка опешил от страсти Ифисы, ничуть не остуженной его пренебрежением к ней. Обычно она, тонкая и опытная лицедейка, умело скрывала свои чувства. В доме у Гелии она вела себя как давно привычный родственник, который лишний раз и не взглянет в лицо домочадца. В шумной компании она сидела в несомненном личном одиночестве, несколько в стороне. Или была никому не интересна, или её не увлекал никто из присутствующих. Их глаза встретились, и Ифиса подалась вперёд. Привстала, но вставать раздумала, после чего отвернулась.