– Нет, – не согласилась она, испытав почти радость. Имени Азиры произнесено не было. Он не помнил Азиру. Азира была чьей угодно, только не его женщиной. – У Гелии было слабое здоровье, но душа всегда ясная, – произнесла она, раздвинув губы счастливым полумесяцем, и он смотрел на неё так, будто продолжал «зверски скучать».

– Ты сама ясная, сама светишься, так что и другим тебе не жалко подарить частичку своего света. Все-то у тебя светлые, все-то хорошие.

Он сел возле пустого столика поблизости от Олега, и тот с затаённой неприязнью скосил глаза на своего шефа. Рудольф притянул Нэю к себе, посадил на колени, поскольку другого креслица рядом не было. И хотя в столовом отсеке присутствовали другие земляне, никто, кроме Олега, внимания на них уже не обращал.

– Никогда не говорил тебе раньше, но на Земле я женился на девушке, у которой были большие проблемы по этой части. Она в зелёной ещё юности, до встречи со мной, родила ребёнка от какого-то разболтанного чела. Вскоре он куда-то умотал, отлично зная, на что обрекает девчонку. Так и вышло, малышку у неё отобрали как у той, кто до материнства не дозрела. Она и попала в одно место, вроде заведения твоего Тон-Ата, чтобы тебе было понятнее, хотя то место на Земле, где и исцеляют психозы, с жуткой клиникой твоего отчима не имело ничего общего… – он замолчал, уйдя мыслями в некие пасмурные дали, неведомые Нэе. Ей хотелось уйти именно с этого места, поскольку она чуяла, пусть и затаённое, но внимание Олега, не понимая, за что он испытывает к ним неприязнь.

– Не надо, – попросила она, стараясь говорить совсем тихо. Не потому, что были не нужны его откровения, а сама столовая с посторонними парнями не казалась подходящим местом. – И про Тон-Ата не будем никогда уже вспоминать…

– Так ты же сама и зациклилась на своём ночном кошмаре, где тебя одолевал этот колдун. В конце концов я поверю, что ты любила его по-настоящему, раз не можешь забыть.

– Я забыла. Даже лица его не помню.

– И у озера не было никого!

– Не было, – послушно согласилась она. – Я продолжаю любить только тебя одного.

– Умница! Я тоже тебя люблю.

Наконец Олег встал и, проходя мимо, уже приветливо кивнул Нэе, а потом спросил, – Шеф, вы верите в местных колдунов – троллей?

– Не с тобой, кажется, разговариваю! – прикрикнул на него Рудольф, – У тебя самого-то всё в порядке?

– А как же! – в его тоне прозвучал вызов, но причина того не была известна Нэе, – Как иначе и возможно при вашей неустанной отцовской заботе?

Рудольф проигнорировал выпад Олега и спросил, – Суть вопроса твоего в чём?

– Суть в том, что я тоже сегодня видел летающего тролля. Он на самой вершине огромного дерева сидел и ягоды жрал, а потом в меня стал горстями ягод швыряться. Вокруг глухомань, я же далеко гулять хожу, потому я и пульнул в него из своего защитного оружия. Ведь убить им нельзя, а сшибить уж очень хотелось. Так вот. Тролль ботинок свой с ноги уронил, взвизгнул как котёнок, от страха должно быть, ветви затряслись наверху, где он и торчал, да и пропал куда-то. И птицы, потревоженные, долго кружили и орали, меня всего ягодами, листвой и птичьим помётом забросало.

– Надеюсь, прежде чем прийти сюда, ты отмылся от птичьего помёта, – сказал ему Рудольф.

– Само собой, – Олег прищурился. В серых и очень молодых глазах его блеснули всполохи некоего чувства. Как бы и гнева, а как бы и безуминки.

– Я же под вашим чутким руководством образцовый теперь служака, а благодаря вашему мудрому учительству подтянулся интеллектуально настолько, что тот Олег Пермяк, кто покидал Родину, в подмётки не годится тому, кто и стоит перед вами. И тут я без кривляния об этом заявляю. Я, может, и злюсь на вас порой, но искренне за второго отца считаю.

– Завершай с чинопочитанием, хотя я и тронут. Так что же тролль? Уронил ты его с дерева?

– Нет. Ботинок его на собственный лоб сшиб. Я ботинок сохранил, а на записи, как и водится в таких случаях, нет ничего. Вот именно этот интервал и пропал из записи, как я с троллем тем разбирался.

Рудольф опешил от его рассказа, не зная, как к этому относиться. Олег не имел склонности к розыгрышам подобного рода. Парень выглядел серьёзным и даже угрюмым.

– Опять ты! Чуть что, так за оружие хватаешься! А если это какой-то местный дурачок, и он грохнулся бы и ушибся насмерть?

Олег сильно раздосадовал Рудольфа.

– Точно никто с макушки не свалился? Может, там и зацепился в гущине за ветки, а ты просто не увидел?

– Я тщательно рассмотрел, даже карманный дрон запустил, – никого там не было.

– Так чего же сразу дрон не запустил, а сбить решил? Незаметно бы всё и зафиксировал, если оно тебе нужно было.

– Я удивился. Не сразу и сообразил, как это тролль на такую вершину залез? Зачем?

– Зачем? Затем, чтобы яйца птиц набрать из гнёзд, да и сожрать. Или самих птиц ловит, да жрёт. Дикарь или бродяга какой-то залез.

– Через стену никто не может пробраться. Исключено. А среди жителей города таких одичалых чудаков не водится. Не джунгли же!

– Ладно! – Рудольф махнул рукой на Олега, – Иди! Вечером принесёшь мне свой видеорегистратор, я сам разберусь, что и как.

– Я видел, как он взлетел над самим уже деревом, – продолжал Олег, – Но так быстро произошло всё дальнейшее, когда он мгновенно растворился в воздухе, что я сам себе не поверил бы, если б не был свидетелем полёта тех крылатых химер, что мы и видим иногда в горах.

– Почему же я никогда не видел? – спросил Рудольф, – А я, не в пример тебе, живу тут почти два десятилетия.

Олег пожал плечами, – Я же не один это вижу. Другие тоже. Вот Арсений Тимурович тоже однажды рассказывал…

– Как выглядел этот птич на вершине дерева?

– Да как, так и выглядел, вроде мужичка. Старообразный, а уж больно мелкий. В штанах, в рубашонке-распашонке, в шапочке на белых космах. Сидит и скалится, свистит ещё. «Ты был недоразвитым существом, но с хорошими задатками, а теперь ты преступное существо. Ты стоишь внизу, и уже никогда не сможет взлететь твоя душа из-за своего непомерного груза. Пусть твои машины и дают тебе физическую возможность летать под и над облаками, и выше, душа так и будет ползать во мраке. Всю твою последующую жизнь». Как-то так он и орал сверху. Как бы орал. Говорил негромко, а слышно было отлично, будто в самое ухо дудел. Так всё и было, шеф! Я как стоял с задранной кверху головой, так и замер, а он спрыгнул ниже, как кот учёный из сказки, обошёл всё дерево по кругу, ко мне всё ближе. Ну есть мелюзга несчастная, карлик. А потом уселся на толстый сук. Нагнулся и стал ремешок у своей бахилы завязывать. Смотрю, а за спиной у него крылья мотаются. Похожие на мыльный пузырь, то есть радужные и тонкие, колеблются от его движений.

– Даже десять добрых дел не искупят одного негодного поступка, – вдруг встряла Нэя, неожиданно для самой себя. – Только целая жизнь, полная добрых деяний, способна что-то исправить.

– Что? – Олег вперил в неё глаза всё с тою же стеклянной и как бы инородной безуминкой в них.

– Законы Надмирного Отца, – пояснила она.

– А! Законы мирового отца? Было бы и неплохо, соблюдай их тут хоть кто. Весь мир был бы наполнен добром, а разве так? – Олег говорил с нею презрительно и грубо, как будто именно она совершила по отношению к нему некую мерзость.

– Дальше-то что? – так же грубо одёрнул его Рудольф. – Или твой тролль является только мыльным пузырём твоего ненормального воображения?

– Так он свой башмак и не сумел завязать, я его сбил с его ноги. Башмаки кустарные, похожие на те, что пустынные изгои на себе таскают. Я вам принесу для осмотра.

– Не надо! Мне зачем драный башмак какого-то бродяги?

– Странный же случай…

– Дай мне поесть и отдохнуть! – грубо перебил Рудольф, – Что ты всё время цепляешься ко мне с невыносимой какой-то чушью, нисколько не важной, а даже откровенно дурацкой! Может, у вас тут не в записях сбоит, а в головах происходит зависание! Я пришёл обедать, к тому же у меня законные свободные часы. А ты предлагаешь мне всю эту галиматью распутывать! Иди отсюда!

Олег подчинился и ушёл.

– Он не заслужил такого обращения, – подала голос Нэя, – Он же обязан тебе, как главному над ними, доносить обо всех неординарных происшествиях…

– Я лучше знаю, чего он заслужил! Не заметила разве, что он тебе в лицо хамил? Чего ты лезешь тут со своими проповедями к тем, у кого есть свой кодекс поведения. Он самый проблемный тут для меня.

– Разве? А по виду такой сдержанный и, кажется, чистосердечный парень.

– Они все тут кажутся светлоликими детьми, а в действительности, сама же слышала, им что зверя какого сбить с огромного дерева, что человека, которого он троллем обзывает, чтобы человеком не считать, одно и то же.

– Ты и сам иногда так говоришь.

– Говорю, а не пуляю в них, пусть и из защитного только, а оружия, с целью сшибить их с ног или с макушки колоссального дерева уронить вниз. Ясно же, что любой бы расшибся. Не знаю уж, что за чудо спасло того акробата, при условии, что там нечто и было. Защита должна применяться лишь при угрозе жизни. А тот Соловей – разбойник чем ему угрожал? Наоборот, ягодки ему вниз скинул.

– Что за имя ты употребил?

– Сказочное, поскольку Олег решил рассказать тебе сказку, чтобы у тебя был хороший аппетит. Как детям рассказывают же сказки для того, чтобы они хорошо ели. Нисколько не сомневаюсь, что ты сильно ему нравишься, вот он и придумал на ходу чушь, чтобы возле тебя задержаться и поглазеть в своё удовольствие. Поэтому я и разозлился, – Рудольф засмеялся, полез целоваться, давая понять, что Олега с его «сказкой» пора забыть. В помещении уже никого не было, кроме них двоих. Нэя с готовностью ему ответила.

– Почему другие ребята не любят Олега? – она опять вернулась к обсуждению Олега. – Он показался мне таким одиноким, хотелось погладить его по голове и утешить.

– Ну да! Может, тебя устроить тут утешительницей страдающих душ вместо нашего бывшего психолога?

– А где ваш тот, кого ты так назвал?

– Он свои обязанности скинул на старого Франка, а сам куда-то убрёл в пустыни.

– Так разве можно?

– Нет, но кто бы стал его удерживать? Он же свободный человек, а не штрафник как те мальчишки, чьи души мучаю здесь я, а они соответственно мою душу терзают с многократным уже усилением. Ведь их много, а я-то один. Одна ты моя отрада…

Обед на троих с Арсением

Они уединилась в самом отдалённом углу помещения возле голографической панорамы окна, якобы выходящего в неизвестную и тоже горную страну. Было даже слышно, как где-то в безмерной и иллюзорной дали журчат недосягаемые водопады, поют нездешние ветра. Нэя полностью ушла в созерцание, скорее даже не подвижной картины на стене, а тех живых и текучих образов, что возникали в пространстве её собственной души.

В столовый отсек вошёл человек. И вместо того, чтобы выбрать любой свободный столик, он зачем-то подсел к ним. Рудольф, уже израсходовав на Олега всё возможное раздражение, молча уставился на не званного застольного гостя. А тот деловито устраивал свой поднос с обедом на их столе в полностью пустой столовой. И что за день такой выдался?

– Соскучился, что ли? – спросил у присоединившегося к ним человека Рудольф.

– Всю ночь и всё последующее утро, и даже часть дня торчал один у себя в лаборатории. Решил вот пообщаться хотя бы во время запоздалого обеда, скорее даже ужина, с коллегой, а то скоро и дар речи утрачу, – ответил человек. Но навязчивостью это было лишь для Нэи, а у них тут царила атмосфера единой и сплочённой семьи. А как известно, своему домочадцу не всегда указывают, куда ему сесть или где прилечь. Столовая являлась зоной именно что домашней простоты и расслабленности. Потому Рудольф и разозлился на Олега, сунувшегося в зоне отдыха со своим донесением по поводу экстраординарного происшествия. Ему и было указано, что для этого существует зона рабочего уже общения.

Нэя видела этого человека раньше, но всё как-то мельком, вдалеке и рассеянным зрением больше, будто некая сила запрещала ей вглядеться в него пристально. А когда он возник вот так близко, она ощутила сильное, а от того непонятное волнение. При всей своей похожести на Рудольфа, – а природа допускает иногда такой загадочный финт, как создание двойников, вовсе не обладающих родством ни в малой степени, хотя и неизвестно, так ли это? – Арсений, даже имея отменный мужественный облик, не обладал мощной лепкой и внутренней силой своего двойника, а потому, если и впечатлял, то вряд ли был способен настолько покорять и… подавлять. Он был очевидно мягкосердечным человеком.

Возникшая реакция была скорее неприятной, а поскольку она его не знала лично, то такое вот его воздействие приписала собственному утомлению от прогулки, плавания, да и всей прочей суеты, начавшейся с самого утра. Ей сильно хотелось кушать. Кроме зефирки доктора, она ничего за весь этот длинный-длинный, нескончаемый день так и не съела. Нэя стала есть, не обращая внимания уже ни на кого.

– Купались? – спросил севший рядом. Он бесцеремонно навязывал общение, как о том и заявил. При этом он задумчиво возил ложкой по тарелке, переливая содержимое с одного края на другой.

– Странный суп, – сказал он, наконец. – Почему он зелёный?

– Мы купались, как верно ты заметил, – ответил ему Рудольф, поглощая тот самый зелёный суп. – А суп зелёный, потому что он из экспериментальной капусты брокколи, высаженной доктором на его экспериментальном огороде. Разве не ты ему там помощник?

– Вода тёплая? – спросил тот, кто пока что не представился. Рудольф его имя знал. Нэе собеседник назвать себя не счёл нужным.

– Я не помню, чтобы доктор высаживал капусту, да ещё брокколи. У нас не было исходных земных семян брокколи. Это какой-то местный сорняк или гриб, что доктор и посчитал за капусту. Ты разве не чуешь, какой насыщенный грибной вкус у этой «брокколи»? А если эта зелёная хрень токсична? Мы тут что, экспериментальные кролики для кулинарного шоу доктора Франка?

– Вода в озере прогретая. На мелководье тепло, на глубине холодно. Как обычно. А если суп из гибрида капусты и грибов ядовитый, то и не ешь. Кто принуждает? – безразлично ответил ему Рудольф, жадно поглощая похлёбку.

– Так вы ходили дальше пляжа, – туда, где глубоко? Там сильные водовороты и буквально ледяные подводные течения. Есть риск возникновения судорог. Один раз я чуть не утонул. Ты видел, там стоит знак, предупреждающий об опасности? Это я установил. Не советую там купаться без подстраховки. Если бы ты стал тонуть, девушка тебя бы не спасла.

– Мы не ходили за пределы пляжа. И я бы никогда не утонул даже в ледяной воде. Я не ксанфик, как ты. А за знак спасибо. Только тут детей, вроде, нет. И девушки тут в одиночестве не купаются, насколько мне известно.

– Всякое тут бывает. И девушки купаются в одиночестве, и тонули тут ребята. И дети тут были прежде, насколько я помню. – Такой вот странный их разговор должен был что-то и означать, но что?

– Да? – Рудольф перестал есть и воззрился на странного человека. – Арсений, что у тебя опять не так? – таким образом имя было обозначено.

– Всё так, если иметь в виду текучку рабочих будней. И всё не так, если касаться моей персональной судьбы в целом, – ответил Арсений, изучая Нэю.

– Чем же тебя обделила твоя, как ты говоришь, судьба? – спросил Рудольф и придвинул к себе тарелку Арсения. – Очень хорош супец, да порция маловата. Я возьму? По любому я теперь отравлен, если трольская брокколи ядовита. А если нет, то хотя бы наемся.

– Нет, – успокоила его Нэя. – Это очень полезный и вовсе не дикий, а окультуренный овощ. Называется «зелёный умник», поскольку благотворно влияет на мозг человека. Да и внешне похож на мозговые полушария теплокровных существ. Доктор знает тут все тайны растительного мира.

– Так уж и все? – включился в диалог с нею Арсений.

– Не все, конечно. Но многие тайны Дух планеты Паралеи ему открыл.

– За что бы ему такое расположение от самого духа планеты? – спросил Арсений.

– За его доброту, разумеется.

– Тот старик тоже знал много тайн, побольше, чем наш доктор, но я не назвал бы его добрым, – сказал Арсений.

– Какой ещё «тот старик»? – изумился Рудольф.

– Она знает, а ты не встревай в детали разговора, если я говорю с нею, а не с тобой. Или ты мне запретишь? Я вообще-то с нею хотел поговорить, а не с тобой, да вот как-то возможности не было.

– Так мне уйти? – но уходить Рудольф явно не собирался. Нэя положила ладошку на его руку, призывая успокоиться и дослушать странное вступление того, кто по любому был лишним за их столиком. Арсений нагнул голову, словно пытался сосчитать все крошки на столешнице. Вид его был нелепым, странным, как и всё его поведение в целом.

– Изучаешь микрофлору по встроенной программе? У тебя на глазах увеличительные линзы, что ли? – не без издёвки спросил у него Рудольф.

– Тот старик оказался провидцем, – Арсений обращался к Нэе, игнорируя Рудольфа. – Я, действительно, не увидел собственного сына, рождённого здесь. И вряд ли уже увижу. Но мне дали точные сведения, что Ола родила сына.

– Кто же их тебе дал? – спросил Рудольф.

– Ясно, что не ты.

– Не помню, чтобы ты был этим озабочен. Захоти ты действительно, девушка осталась бы жить тут с тобою, как было это у меня когда-то. А и мне было ой как нелегко заводить тут подземную семью, возиться с младенцем и прочее такое. Даже труднее, чем тебе. Мне досталась кромешная дикарка из пещер, а как я её воспитал! Она стала украшением их планетарной культуры.

– В чём твоя заслуга? – усомнился в его похвальбе Арсений. – Гелия была уникальным самородком этого мира. Впрочем, ты на то и геолог по одной из своих профессий, чтобы находить самородки повсюду.

– Так ведь и Ола была не пустой породой. Редкий самоцвет, – ответил Рудольф.

Арсений тяжело вздохнул, – Я всегда знал, что тогда я не спал, а всё происходило в реале. Тот старик, он где теперь? – спросил он у Нэи.

– Он погиб, так говорят, – ответила она неуверенно.

– А кто говорит? Кто это видел? Я уверен, что он жив, поскольку я видел его совсем недавно в уличной толпе в столице. А я своим глазам привык доверять. Я побежал за ним, но он так и пропал. Хотел спросить у него, где мой сын… Он-то точно всё знает.

– Откуда же? Дел у него других нет, как отслеживать жизненные запутанные пути твоей аристократки, – сказал ему Рудольф. Арсений развлекал его, и настрой Рудольфа был обидно-несерьёзным по отношению к не скрываемым печалям весьма странного коллеги.

– Кто она такая, ваша Ола? – спросила Нэя. – Я её не знала. Иначе я бы вам помогла.

– К сожалению, Арсений, твоя помощь, как и ты сам, твоей аристократке уже ни к чему. Она неплохо устроена, уж поверь. Ты сделал свой выбор. Она в отместку сделала свой. К чему теперь-то тебе влезать в её налаженную жизнь? А когда «тот старик», как ты выражаешься, тебе давал какие-то предсказания? И кто он собственно? Почему Нэя знает о некоем старике, а я нет?

– Он говорит о Тон-Ате, – сказала Нэя.

Все зависли в молчании. – Так ты его знал? – наконец подал голос Рудольф. – Где довелось встретиться? И почему, собственно, он дал тебе прогноз на будущее? Он всего лишь запрограммировал тебя как безвольную болванку!

– Я не искал встреч с ним никогда. Он сам находил меня там, где это не казалось и возможным. Я бы даже сказал, что он преследовал меня, но само общение я плохо помню. Только урывками и только иногда что-то всплывает в памяти.

– Откуда же ты знаешь, что Нэя была с ним связана родственными узами?

– Я помню тот дом, где она с ним жила… когда он притащил меня туда… Что ещё? Ему был нужен сын, какого он не мог себе произвести, вероятно, по причине возрастной. Я отказался, и он сказал, что я никогда не увижу своего сына, который родится у меня здесь. Так оно и вышло…

– А! Так он хотел женить тебя на Нэе? – Рудольф развернулся к Нэе, будто увидел её впервые, – Что же ты мне о том не рассказала?

– Так он и Чапосу хотел меня отдать, чтобы я прошла с ним обряд в Храме Надмирного Света, – она засмеялась, хотя ей ничуть не было весело. – Сам же не устаёшь мне напоминать об этом.

– Ты узнаёшь эту штучку? Твой же это подарок? – Арсений расстегнул воротник безупречной своей рубашки, – а он был чистюля во всём, что касалось его личного облика, – и оттянул витой шнурок со своей шеи, явив на обозрение переливчатую небольшую и несколько неправильную, чуть сплюснутую с одного бока сферу размером с крупную сливу. Именно на спелую сливу штуковина и была похожа своим фиолетово-перламутровым отливом.

– Нет, – ответила она, заметно теряя свои радостные искристые краски, коими расцветила её недавняя прогулка. – Я ничего тебе не дарила! Где? Не видела я тебя прежде нигде! – Нэя схватила диковинный камень рукой и потянула к себе, едва не удушив Арсения. Он мягко, но сильным и ловким движением вытащил штуковину из её пальцев.

– Не могу я тебе его отдать. Привык как-то. Если жалко, не надо было и дарить. Это вовсе не украшение, а нечто, вроде технической загадки. Иногда на его поверхности я улавливаю некие картинки, сложные рисунки или формулы, скорее. Понятно, ничего не разберёшь, но, как и знать. Твой старик так и говорил, не узнать уже никому тайн погибшей цивилизации. Они создавали её много поколений подряд, да и чуждый интеллект с абсолютно непредставимыми уже целями и ценностями не подлежит расшифровке. Я уже давно утратил самообольщение, свойственное нашему земному, так называемому учёному сообществу. А всё же люблю на досуге включить собственное воображение в попытке нащупать код входа в информационные сети Вселенной.

– Скорее уж Тон-Ат развлекался такими вот шутками над теми, кого он считал недоразвитыми существами, – обратилась к Арсению Нэя, следя за потоком его слов, чтобы оборвать его в тот момент, когда он опять сделает попытку доказать Рудольфу, что видел её в доме Тон-Ата.

– Да, да! – воскликнул Арсений, – Их излюбленное определение, данное ими нам, человекам, мнящим себя разумными.

– Может, кто и мнит, а я уж точно являюсь разумным. Почему ты, говоря о Тон-Ате, употребляешь множественное число? – спросил Рудольф.

– Так и Хагор – отец Гелии из той же самой расы. Разве ты того не понял? Разве ты забыл, как я рассказывал тебе о его полётах в горах?

– О полётах Хагора в горах? Арсений, ты чего сегодня ел или пил?

– В отличие от тебя я здешних грибов-овощей не ем. И если ты напрочь забыл историю своего путешествия в поселение беженцев много лет тому назад, а главное, что именно послужило поводом к тому путешествию, зачем мне о том напоминать?

– Хагор никогда не умел летать! И каким образом ты смог бы попасть туда, где и прячется этот местный маг Тонат? Там никто из наших никогда не был! И путей туда никто не знает. А если и был один такой когда-то давно, то его там и убили. Ты реально чокнутый, Арсений. Все это подозревают.

– Но я там был! – упрямо ответил Арсений. – Нэя подтвердит. Что я не лгун. Не чокнутый.

– Нет, – пробормотала она, не желая ничего подтверждать. Не желая поддерживать нелепый разговор. – Я тебя прежде не знала…

– А я тебя помню. Да и как забудешь? Я даже помню, где увидел тебя впервые. Возле лавки старьёвщика «Послание из вечности». Ты же там была в тот день? – у Арсения были прозрачные и тёмные одновременно глаза, как вода в колодце, из-под донных пластов которого выбивается родник. А на поверхности колодца отражается светлое небо и ночные звёзды… Это был очень красивый человек, но как-то ускользающий от однозначного определения, каков он собственно? Скорее добрый, но из тех, кто не располагают к общению. Необщительный, бдительно охраняющий свою болезненную чуткость и чувствительность уже на дальних подступах от вторжения посторонних. Из тех, кто к общению не стремится, людей боится, себя никому не навязывает. Тогда что ему надо? Невидящим и пристальным в то же время взглядом умалишённого он всматривался в лицо Нэи.

– Не понимаю, о каком дне речь, – сказала она, пугаясь и ожидая неприятных откровений.

– О том самом, когда он вывалился из прорехи своего наличного разума и пошёл гулять по астральным мирам, что случается у него временами, – насмешливо пояснил Рудольф, – Видел – не видел, да такую женщину стоит раз увидеть, чтобы помнить о том всю жизнь!

– Не заводись, – мягко осадил его Арсений. – Ты должен быть мне благодарен за то, что я отклонил тогда предложение того старика, кого ты называешь Тонатом. Иначе мы не сидели бы сейчас за столом втроём в нашем столовом отсеке. И не ели бы «зелёный разумный» суп нашего доктора.

– И где же мы были бы тогда?

– Где-то. Но точно не втроём.

– Хочешь сказать, что ты был бы с нею вместо меня, прими ты предложение старика?

– Венд, ты ведёшь себя как ревнивый подросток. Но так уж вышло… И подошёл я к вам только затем, чтобы… А! – Арсений встал, но уходить передумал и опять сел на прежнее место. – Тот старик тоже считал, что мы с тобою похожи. Но я так никогда не считал. Он тогда сказал, что если я откажусь от его предложения, то вместо того, чтобы стать главным героем, я окажусь замещённым тобою. Просто тогда я не понял, о ком он говорил. А теперь мне всё ясно.

– Да что тебе ясно? Какая может быть ясность в туманной голове такого сумасброда, каков ты и есть! Как ты вообще посмел ничего мне не доложить о своём бродяжничестве в пределы Архипелага?

– Так ты же сам сказал, что я путешествовал в астральных мирах. Они тебе не подведомственны.

В столовом отсеке уже давно никого не было. Только они втроём и остались. Чай остыл, а маленькие кексы Арсений как-то незаметно успел поглотить – все до одного. Только Нэя глаз на них положила, а уж их и нет. Она без всякого удовольствия тянула из непривычно-высокой кружки остывший и горький, невкусный чай.

– Я, если честно, долго не верил, что ты была реальной, а не одним из красочных сновидений, к чему я весьма склонен. Всё переживал, что не поблагодарил тебя за твой подарок… За что ты хотела утешить меня? Запомнила, в каком жалком виде оказался я в доме того старика? Не знаю, кем он тебе доводился, но уж точно не мужем. Ты тоже была его пленница, как и я?

– Все твои вопросы, Арсений, для меня непонятны, – встрял Рудольф.

– Так я и не тебе их задаю, – Арсений даже не взглянул на Рудольфа. – Когда же увидел тебя впервые в ЦЭССЭИ, не сразу понял, почему твоё лицо кажется мне знакомым. Что-то произошло тогда с моей головой, после встречи со стариком… Долго пытался восстановить свою память по методикам, коим пытался обучать меня мой отец когда-то. Но я был плохим учеником своего отца, всегда невнимательным, всегда скептичным по отношению к нему. Потому те знания не пошли впрок, потому и смог восстановить те события лишь урывками. Самого главного я так и не помню.

– Этот камушек подарок тебе от Тон-Ата! – выпалила она. – У Тон-Ата таких штучек было столько, что рабочие ими цветники в парках украшали. Его имение находилось в зоне погибшей древней цивилизации. Даже дети играли этими камушками, а прочие жители не видели в них ничего ценного!

– Не сочиняй, – перебил её Рудольф. – Это был твой подарок. Разве не я сам отдал ему то, что ты и попросила отдать? А вот за что ты его одарила, тут уж… Мне ваши тайны любопытны, конечно, но, если они вам дороги, храните их при себе.

– Какие тайны у меня с ним могут быть? Ты разве забыл ту ночь во время народных гуляний? – с укором обратилась она к Рудольфу.

– Помню, конечно. А что тогда произошло, чтобы я был обязан испытывать чувство вины?

– Ничего, – ответила она, поняв, что личные разборки в присутствии Арсения уж точно ни к чему.

– Кажется, именно ты не захотела признать в прохожем простолюдине своего знакомца, пребывая в ролевой игре в гордую и неприступную аристократку, – он засмеялся.

– Тон-Ат просил передать тебе то, что ты всегда искал, этот самый драгоценный артефакт, а вовсе не я, – лепетала Нэя, обмирая от непонятно какой вины.

– Чего ты всполошилась? Кто и в чём тебя обвиняет? Он сам встретил твоего Тон-Ата в горах. А от страха сбежал и потерял собственную же находку. Вот дед благородно ему и вернул то, что он потерял, утратив разум от безумного страха. А чем всё же он тебя так напугал, Арсений?

– Ничем. Я никого не боюсь, – угрюмо отозвался Арсений. – Я всегда в горах один брожу и ни разу разум от страха не терял.

– Сам же говоришь, что память перепуталась после встречи с Тон-Атом. А видимо, произошла у тебя с ним какая-то потасовка, раз он тебя по голове огрел, фигурально выражаясь. А может, реальным булыжником своим саданул? А, Арсений?

– Тогда в горах, действительно, что-то произошло. Страшное и неординарное. То, что было очень важным не для меня одного. Не помню я только, что же именно? Не знаю, отчего так… Там, в том необыкновенном доме ты показалась мне необыкновенной…

– Она как была, так и осталась необыкновенной, – ответил ему Рудольф. – И тебя просто корчит от того, что она не принадлежала, не принадлежит, и не будет принадлежать тебе никогда! Или думаешь, что я не вижу, как ты стал засыхать буквально на глазах, едва она тут появилась?

– Смешно рассуждаешь, Венд! – впервые засмеялся Арсений, отчего лицо его невероятно похорошело. – Ну, точно, как было у Олы, когда ею овладевала мания ревности. Такая уж у неё была ничуть не весёлая особенность, ревность на пустом месте. Генетика, я думаю. Я всего лишь хотел с тобою откровенности, да всё не решался. Ну, не с кем же и слова откровенного сказать, а уж поделиться сокровенным, так точно за чокнутого примут. Да и принимают. Доктор Штерн? Да я его после той истории с Олой на дух не переношу! Нравственный догматик он! А остальные-то мальчишки все или совсем уж душевно далёкие от меня коллеги, одним словом. А тут решился, да зря выходит… – он опять встал и опять не уходил. Он не сводил своего взгляда с Нэи, но его сине-зелёные и яркие, что бывает у мужчин редкостью, глаза смотрели так, будто Нэя была стеклянной, а он тщится рассмотреть то, что искажает эта преграда. А может, у него было проблемное зрение, и пристальный взгляд был лишь попыткой рассмотреть её получше. Она вспомнила, что Антон рассказывал ей, что Арсений – шеф Антона почти всю жизнь проводит в изучении микроскопической жизни, отчего зрение частично искажается воздействием особых сложных приборов, используемых для подобной работы.

– Может быть, ты помнишь, каким образом я очутился тогда в доме Тон-Ата? – спросил Арсений.

– Не знаю, – ответила она.

– А где находится то место, где и находился тот дом? – спросил Арсений.

– Не знаю, – ответила она.

– И каким образом я был оттуда выдворен или телепортирован, ты тоже не знаешь? – спросил Арсений.