– Нет, я отлично высыпаюсь. Ведь я не бегаю по ночам на встречи с мужчинами. А вот у вас на вашей светлой и такой чистейшей рубашке рыжие волосы… – Лата стояла уже впритык к мужчине, – И воротничок надорван. Кого вы оттаскали за волосы, Рэд? Не рыжую ли Элиан? Цвет волос точно её. Неужели, она и вас достала, Рэд? – сам стиль её обращения говорил о близости Латы к семье Рэда. Она была очень дружна с его женой.

– Лата, тебе заняться, что ли, нечем? – спросил Рэд, отбросив вежливый официальный тон. – С кем я подрался, с кем целовался, моё личное дело… – и тут он с поразительной быстротой направился к одному из входов в «Зеркальный Лабиринт», обдав ветром спину Нэи, мимо которой и промчался, крикнув на ходу, – Опаздываю же! – и юркнул в здание. На площади остались лишь Лата и Нэя. Нэя невольно сжалась, понимая, что следующей для навязанного общения будет она. Убежать по примеру Рэда было бы неприлично, юркнуть обратно в «Зеркальный Лабиринт», откуда она и вышла, уже невозможно. Лата преграждала туда дорогу. Нэя уткнулась в отражающую стену, спиной к Лате, погрузившись в изучение содержимого собственной сумочки, надеясь, что чиновная дама куда-то спешит и пройдёт мимо.

В дом «Мечта» Лата приходила не только Нэиной клиенткой, но и наблюдателем за порядком и качеством самой работы модельного бизнеса. Все в «Мечте» её боялись, кроме Нэи и Эли. Нэя пребывала вне её власти, вне её критики, проявляемой вслух только в отношении служебного персонала «Мечты». Нэю она уравнивала с собой, если по статусу. Себя же она считала невероятно-значимой фигурой. Особенно она третировала Элю, шпыняя её так, что иногда только чудом не доходило до драк. Эля кричала, махала на Лату руками, грозилась истыкать её иглой и превратить в бахрому её платье, требовала её ухода из салона и обещала никогда не пускать впредь. Лата стояла несокрушимым монументом и шипела о грядущем возмездии за выходку. Сбегались девчонки и прочие служащие, трепеща так, словно «Мечта» вот-вот развеется по ветру, как налетят отовсюду бездушные бюрократы заодно с безжалостными охранителями общественного порядка в городе. Нэя вставала между Латой и Элей, не принимая ничью сторону, спасая обеих от возможного телесного урона. Возмездия со стороны Латы никогда не наступало, а Эля была отходчива и по необходимости забывчива. Да и клиенток даже сама Нэя выгонять права не имела. Кто пришёл, того и обслужи, если человек платит, и человек к тому же не простой. Спустя самое малое время обе женщины ворковали как ни в чём. До очередного визга Эли и шипящих угроз Латы, никогда их почему-то не воплощающих в действие. А она была отнюдь не шутихой, а весьма опасной дамочкой, не бросающей слов попусту. Она чеканила не только свою, – впрочем, весьма женственную, – поступь. Речи её были подобны металлическим отливкам, холодному оружию, так что никто и не пытался Лате перечить, не стремясь опробовать реализацию её угроз на себе. Одна Эля ни во что не ставила мощную бюрократку. Она продолжала ту дразнить, не соображая, насколько такое поведение чревато последствиями, и не для неё одной, а и для всех обитательниц сиреневой «Мечты». Все боялись приходов Латы, а всё равно скучали, если подобных импровизаций долго не случалось.

Нэя не раз умоляла Элю, – Я прошу, будь выдержанной, вежливой со всеми, а то мы разоримся, как она натравит на нас свору финансовых ищеек. Тебе ли не знать, что мы постоянно нарушаем все установления и правила, принятые повсюду. Мы не платим таких огромных налогов, как все прочие нашего ремесла люди! Или же нас прикроют как не соответствующих поведенческим нормам столь значимого города. Мы тут пришлые. Мы вроде аттракциона. Нас сюда пригласили для разнообразия жизни влиятельных людей страны. Для украшения их жён и дочерей.

Эля соглашалась, послушно и виновато кивала своей хорошенькой головой. Ярко окрашенные завитушки волос, казалось, алеют от стыда вместо её статичного лица. На самом деле она не боялась Лату, считала её никем для Нэи, что было правдой. И для себя тоже, что правде не соответствовало. Включи весомая чиновница свои возможности для изничтожения Эли, она продырявила бы всю её наличную, зыбкую и без того репутацию как мощная буровая установка. Насквозь. Элю вынесло бы отсюда как соринку ветром. Так считала Нэя, боясь за Элю, поскольку у той не имелось прочной корневой системы ни здесь, да и нигде в целом свете. Они все жили в своей «Мечте», как декоративные цветы в обособленном горшке. Высшие силы, в данном случае, незримые власти «Лучшего города континента», не собирались пересаживать тружениц «Мечты» в почву сей цветущей территории навсегда. Пришлые и временные, никем не воспринимаемые за ровню.

А Эля не боялась и отчего-то так не считала. Попав непонятным чудом за высоченные стены, Эля воспринимала засекреченный город в лесу как обычный заурядный посёлок, откуда, как известно, никого и никуда не выгоняют, если только ты не преступник. Или же? Невзрачный и неприятный Инар Цульф – бывший управляющий Ал-Физа, бывший охранитель усадьбы Тон-Ата и нынешний бюрократ из Администрации питал её такой вот уверенностью? После того пьяного откровения в уличной беседке Эля никогда больше не касалась своих отношений с ним. Может, и забыла о том. Может, и не было уже давно никаких отношений между нею и Цульфом. Он своё получил и охладел к сомнительной не вдове, не жене, не девице, а не пойми, кто она по своему житейскому статусу. Как и сама Нэя к таковому же «мусорному статусу» принадлежала. Только Нэя всегда трепетала за свою незапятнанную репутацию, даже не имея её ни в чьих недобро-завистливых глазах. Эля же никем и ничем не дорожила.

Всеобщий настрой девушек и женщин – подчинённых Нэи был затаённо враждебным к Лате Хонг. Люди никогда не любят тех, кого боятся, кто их подавляет. Нэя была с ними солидарна, но как-то чувствовала, что Лата её странно и неоднозначно, а любит. Любит, обладая несносным, властно-вредным характером. Изучает её стиль, восхищается, вникает в тонкости сложного мастерства, постоянно общаясь с Нэей на темы, недоступные прочим девушкам и молодым женщинам «Мечты». Конечно, было бы куда лучше, не появляйся Лата у них никогда, но приходилось её выносить. Без ответной любви, понятно, но вежливо и по виду с душевной приветливостью. Впрочем, это качество было у Нэе врождённым и проявлялось само собою, без всяких усилий. Если она и не всех любила, то никому не вредила никогда, не обижала, не оттаптывала ничьих ног, не скашивала злобно глаза ни на кого.

Главную витрину «Мечты», построенную специально и примыкающую впритык к стене возле центрального входа в здание, по творческой прихоти хозяйки украсили макетом «Зеркального Лабиринта» из полированного и разноцветного композита. Инар Цульф долго сопротивлялся такому нарушению общего вида здания, уверяя, что это претит замыслу неведомого архитектора. Так что Нэе пришлось задействовать Рудольфа, уж если здание являлось собственностью «Зеркального Лабиринта». Вначале он отверг её затею, но сам при этом жмурился от затаённого удовольствия, играя в неподвластную её капризам власть. Возмущался, что портить такой архитектурный шедевр каким-то стеклянным и громоздким шкафом, пристроенным снаружи, не позволит. Это вопиющая безвкусица. И денег ей на этот абсурд он не даст. Все витрины можно устроить и внутри здания.

– А если я потрачу свои сбережения? – спросила она.

– Трать, если настолько богатая. Но излишняя пристройка будет снесена, если твоя, уже воплощённая, причуда не понравится тем, кого тебе знать вовсе не обязательно, – ответил он.

– Так ты заступись за меня. Или ты ни на такое не способен?

Он обиженно надул губы на её замечание, что делал всегда, если она его задевала. Но в то же время такая его гримаса свидетельствовала о разновидности игры. Он притворялся, что кто-то ещё помимо него может встать поперёк её затей на территории «Мечты».

После этого разговора без всяких затрат с её стороны привезли весь необходимый строительный материал. Заказ выполнили мастера из строительной организации города. Кто заплатил за всё немалые деньги, на этот вопрос Инар Цульф ответил, что корпорация «Зеркальный Лабиринт», уж коли ей удалось настоять на своём. Она буквально летала, тверди под ногами не чуя, ощущая себя повелительницей невидимых высших сил. Рудольф был обласкан за такое снисхождение по высшему же разряду, но принимая её благодарность, выраженную в усилении любви, он отрицал своё прямое участие и всё сваливал на великодушие Инара Цульфа. Тот отчего-то и вдруг решил, что витрина будет способствовать притоку заказчиков, а это выгодно не только «Мечте», но и ему, как управителю сферой бытового хозяйства города.

Она украсила пространство вокруг макета подлинными декоративными цветущими растениями. Профессиональный садовник из городской организации по делам озеленения и благоустройства «Лучшего города континента» сделал ей специальные контейнеры с землёй, в которые и высадили всю заказанную в ботанических питомниках недешёвую красоту. После этого игрушечный комплекс зданий в окружении декоративных кущ засиял в ночи, благодаря подсветке. Половину витрины занимал также декоративный водоём, – воду изображало цветное стекло, – а на его поверхности как бы плавали стеклянные же разноцветные птицы и прочие водоплавающие. Цветы в живых зарослях, окружающих дорогую и внушительную игрушку, не все были настоящими. Иные из дорогущего цветного стекла ручной работы. За витриной тщательно ухаживали и очень ею гордились. Посмотреть на неё приходили даже те, кто был равнодушен к очарованию самой моды.

– Потрясена, как и всегда, вашим бесподобным вкусом декоратора, милая госпожа Нэя, – сказала ей Лата, впервые увидев витрину после её открытия. – Кто выделил средства на такое недешёвое художество? – спросила она. – «Зеркальный Лабиринт»?

– С чего бы «Зеркальный Лабиринт» будет украшать «Мечту»? Разве у него есть хоть какое сопряжение с модой? – увернулась Нэя, не зная, о чём осведомлена Лата, а о чём нет. Доверительных отношений между ними не существовало.

– Будто нет? – Лата улыбнулась, придав улыбке ту самую грубую «тонкость», на какую способны люди недобрые и наделённые привычной властностью.

В данный момент Нэя гуляла возле настоящего, а не игрушечного «Зеркального Лабиринта». Попадая сюда, она всегда испытывала особое чувство непреходящего детского восхищения. Благодарности неведомо кому, кто определил её не только жить рядом с таким вот архитектурным шедевром, а и впустил её в сокровенные волшебные недра. Тут жил её возлюбленный, а она была сопричастна его жизни. Да не снится ли ей такое вот, даже не везение, а колоссальное чудо её собственной судьбы? Она задрала голову вверх, любуясь хрустальной пирамидой на крыше, и вновь погружаясь, но уже только душой, в то, что сегодня ночью с нею там происходило… с ними…

Нэя прикрыла глаза от блеска сияющих небес и попятилась для лучшего обзора, как упёрлась спиной во что-то мягкое и пряно душистое. Сзади стояла Лата Хонг. Она будто бы и понимающе улыбалась. Будто бы имела пароль доступа в закрытые тайники Нэиной души. Нэя впервые подумала, что Лата чрезвычайно умна и проницательна. За шумными и эпатажными проявлениями расфуфыренной дамы были скрыты более глубокие слои её существа. Она являлась ещё одной маской в театре Нэиной жизни. Крупный напомаженный рот с дежурной улыбкой показался вдруг нарисованным.

– Какая радость увидеть вас тут! Вы как богиня ясного утра, милая госпожа Нэя. Встреча с вами обещает мне удачу в предстоящей поездке по сложным делам в столицу.

Обычно Лата предпочитала не замечать Нэю, встречая её за пределами территории «Мечты». По телу влиятельной дамы струилось тончайшими каскадами платье с броской аппликацией на груди. Нэя точно помнила, что не изобретала такого платья, у них и ткани такой не было. Открытые загорелые и в меру полные руки дамы были в цвет платью. Фиолетовые цветы украшали выпуклую грудь. Их живые прототипы, не умирающие даже в период межсезонья, были редкостью, поскольку их не любили за почти чёрный цвет и за некоторую непристойность самой формы цветка. Она напоминала то, что женщины тщательно прячут у себя под одеждой и открывают только мужьям и любовникам. Поймав оценивающий взгляд модельерши, Лата спросила, – Как вам моё платье?

– Безвкусное, – честно ответила Нэя. – Поскольку я, как и всякий профессионал своего дела, обязана говорить только правду.

– Мне подарила это платье одна особа. Хотя, как и подарила. Отплатила за некую помощь. Я решила надеть его раз-другой, а потом превращу его в ночное платье. Удобный и свободный покрой, да и ткань почти прозрачная. Пришлось вниз чехол напялить, а то без него я вроде как голая. Буду спать в нём со своим любовником.

– Он у вас есть? А говорили…

– Мало ли что о вас, к примеру, говорят. Или у вас никого нет? Вы же достойная вдова? А по поводу безвкусия, тут уж всё зависит от понимания самого вкуса. У всякого он свой. Я вот шла по городу, и все мужчины цеплялись за меня своими взглядами. Не юноши, конечно, а те, у кого возрастные проблемы со зрением, и укрупнённые фигуры лучше для их обозрения. – Лата тяжело вздохнула, будто устала от бега за уходящей молодостью. – Как только я вошла сегодня в «Зеркальный Лабиринт» по своим нехитрым делам, так все там утратили рабочее настроение. Вы не поверите, но меня там любят, в отличие от вашей прекрасной «Мечты». Люди из «Лабиринта» говорят, что я всегда вношу разнообразие в их довольно однообразный и налаженный алгоритм работы. Женщины сразу угощают меня напитками, отвлекаются, мы садимся на роскошные диваны, которые там повсюду, и болтаем. И если честно, только там я и могу поговорить по душам. Вы были в служебных корпусах?

– Нет, – ответила Нэя, – кто бы меня туда и впустил?

– А отчего бы и не пустить? Вы же не образованны, потому ничего не смогли бы там и понять. Следовательно, не смогла бы украсть никаких научных секретов. Точно так же, как и я у вас в «Мечте». Сколько я ни смотрю на процесс работы ваших швей, я ничего в том не соображаю.

– До чего же безвкусное платье, – решив задеть её в отместку, повторила Нэя. – Разве вас не устраивают мои платья?

– Вы ревнуете к конкуренткам из столицы? Платье весьма дорого. А ткань, вы только потрогайте, это же паутинка! Я с утра уже успела набегаться по нескольким объектам и даже не вспотела. Но вы правы. Отдам его уборщице из Администрации. Но предварительно заставлю её отдраить мне окна и полы в моём кабинете. А потом уж пусть радует своего муженька – работягу. Работяги, как я слышала, никогда не страдают утратой половой силы. Всегда здоровая физическая нагрузка, тренирующая все мышцы, и отсутствие избытка мыслей. Мысли-то зачастую и виноваты за нарушение многих функций в организме, особенно это касается половой сферы. Я никогда и никому не делаю даров за просто так. Люди не ценят того, что даётся задаром. Учтите это.

– Как же ваш любовник останется без подарка в виде такого чудесного наряда? – но Нэя совсем не представляла ничьих мужских рук, обхватывающих талию бюрократической дамы. Ни мускулистых рук работяг, ни рафинированных рук людей учёных, ни даже тех, у кого большие проблемы по части зрения. Про проблемы со зрением Лата пошутила, она была дамой заметной. Но её личное одиночество, будто предельно-тончайший купол отгораживал её от окружающей реальности, и никто не мог из-за этого к ней приблизиться, даже если и хотел. Мужа Лата не любила и при его жизни, как и он её, о чём все знали, потому горечь его утраты не была той причиной, что и поместила её под такой вот купол. Граница его ощущалась как нечто льдисто-колючее, и при попытке прикоснуться к Лате, всякий спешил отдёрнуть руку прочь.

– Ценю ваш юмор. Надеюсь, не насмешку. Вы считаете, что желать можно только вас? Но вы проницательны. Нет у меня никакого любовника. А если бы и был, разве это предосудительно? Что мне и осталось-то из отпущенных лет на чисто женские наши радости? Совсем ничего. А дальше наступление гибельной старости. Разве не жаль, что наше цветение под небесами столь коротко?

– Жаль, – погрустнела Нэя, искренне жалея её и вообще всех людей.

– Если бы вы были внимательнее ко мне, вы бы поняли, что я не ханжа. Хотя бы потому, какие самые экстравагантные ваши разработки находят во мне отклик. Я ненавижу только распущенность и откровенную уж грязь. С этим я всегда буду бороться. Наш город был построен вопреки всему, что есть вокруг нас за стенами. Вы и понятия не имеете, сколько людей отдали не только свои силы, но и жизни, чтобы город сиял тут своей красотой и передовым устроением всего, что здесь есть. Тут совсем другая жизнь, и тут должны быть праведные нравы. Ни разврата, ни пьянства, ни бандитизма здесь нет. А я всего лишь одна из тех малых частиц, кто включена в большую структуру поддержания всеобщего порядка. Не сам же по себе он стабилен? А любовь – это уж общественному порядку никак не вредит. Поэтому я, повторюсь, не надзиратель за всеми, а нечто совсем иное. Вы же привыкли к нравам и устроению в столице и прочих провинциях, потому думаете, что и тут также. Нет. По-другому. Строже, но и человечнее намного. Да и люди тут развитее гораздо. А вы натащили сюда всякого человеческого хлама, если честно, и я обязана следить, чтобы поражающая плесень не разрослась повсюду.

– Я натащила сюда грязи? – и помимо оскорбительного замечания, та самая ледяная грань существа Латы царапнула настолько ощутимо, что Нэя отпрянула в сторону, едва не утратив равновесия.

– Не имею в виду вас лично, нежная и безупречная госпожа Нэя! – заметно смягчаясь, произнесла Лата. – Но ваша помощница Элиан? Особа тёмная во всех смыслах, и в смысле образованности, и по части той жизни, что осталась в её прошлом. Вы хоть что знаете о ней, кроме вашего общего и бедного детства? Или те юные танцовщицы из столичных школ, где из них воспитывают будущих наложниц для преуспевающих развращённых дельцов? Вы же задумали сделать из них живой эталон для здешних девушек. Задача непосильная не только для меня, но и для целой, следящей за нравами, структуры города. Что уж говорить о вас! Ваши усилия тут никчемны. Вы добрая и кроткая творческая женщина. Чтобы уследить за порядком на вашей территории, я и взяла на себя такую вот тяжкую и неблагодарную роль. А у меня полно и прочих молодёжных объектов. И всюду, если честно, то же самое. Не следует ли нам с вами найти язык взаимопонимания не только в области вашего неподражаемого творчества? Вы можете подать заявку в Администрацию, чтобы вам выделили штатного помощника для ваших весьма запутанных хозяйственно-административных дел. Тогда я буду уже законно помогать вам в наведении должного порядка, с чем у вас, милая госпожа Нэя, не всё гладко. И напрасно вы думаете, что Элиан только и делает, что занимается вашими проблемами вместе с Цульфом. Вместе-то они вместе, но отнюдь не вашим процветанием они озабочены… Один с жадностью хватается за всякую возможность почувствовать себя молодым, другая с не меньшей жадностью занята обогащением, пользуясь его умственным помрачением. Мне же дорого не только моё время, но и здоровье. Я не металлический прицеп к общественной машине, чтобы тащить на себе непомерную тяжесть, пусть и полезной службы. А многие именно так и думают, взвалив на меня всё, что только можно. Сами же не вылезают из домов яств или из постелей с вашими вертлявыми танцовщицами, замаскированными под ваших служащих. Вы сделали из них подлинный соблазн, обрядив их ничтожные тела в роскошные текстильные фантазии. Ваш талант несомненен, а их, увы! тоже. Только талантом я это не считаю, конечно. Зачем устраивать театральные представления там, где надо только шить и продавать? Обширных, во всю стену, витрин у вас достаточно. Не игрушками их надо украшать, тут же не игровая зона для детей, а вашими изделиями.

Нэя сжалась от невольного страха. Представить себе такое, чтобы женственная по виду и железная, по сути, машина подавления каждый день утюжила бы её «Мечту», было невозможно!

– Вы, видимо, слишком заняты, потому и не рассмотрели, что у меня полно витрин с выставленной одеждой. Показы моды – праздник для наших девушек и женщин. Иначе они бы не ходили ко мне. И из сострадания к вашей нечеловеческой загруженности я никогда не дам согласия на то, чтобы вы стали должностным лицом и у меня. Работайте, где вам и предназначено, а свободное время тратьте на поиски возлюбленного. Ведь время для любви, и правда, бежит галопом. От женщин оно особенно быстро удирает.

Лата тяжело задышала, маскируя гнев тою же нарисованной улыбкой. – Я и не ждала другого ответа. Но я не теряю надежды на перемену вашего решения. А решение ваше очень значимо, поскольку у вас уж очень значимые покровители. От того у вас и свобода. Или вы думаете, что я вас так чту, что советуюсь чисто из дружеских побуждений?

– Нет, – засмеялась Нэя искренне, – Я так не думаю. Я никогда и не считала вас своей подругой.

– Напрасно. Знали бы вы, как услаждает мой слух ваш хрустальный голос, радует ваш смех. К чему вам витрины, когда вы сама одушевлённая витрина как природной, так и рукотворной красоты…

– Вы тяжело дышите, у вас проблемы с сердцем?

– У кого есть сердце, у того всегда будут и проблемы. К счастью, я здорова пока. В отличие от вас я уже набегалась по служебным делам. Мне никто не даёт возможности спать сколько хочется. Мне и себя и дочь кормить надо, и о будущем её думать, раз отца нет. А я, видите ли, – она опять тяжело вздохнула, – вхожу в обладание наследством своего мужа. Он не был бедняком. Его родителей, как понимаете, давно нет, родных нет. Да ведь сколько жадных пастей разинуто вокруг всякого чужого добра! В каждую такую пасть хоть что-то, а засунь, иначе найдут повод всё отнять. Я вся в хлопотах. Как только вступлю в наследство, покину сей прекрасный уголок, какой он для вас, а для меня унылая крепость, хотя и раскрашенная. Стану богатой и куплю новёхонького мужа не только своей дочери, но и себе. Вы же не считаете, что я вдова без надежды скинуть с себя этот почётный, а такой тягостный ярлык?

– Как же я могу так считать? – промямлила Нэя.

– А вы? Уже сбросили его с себя?

– Что?

– Да ярлык вдовы! Наверное, это сладостное чувство опять ощутить себя живой и горячей женщиной? Вдвойне сладостнее, чем чувство невесты. Поскольку юные девушки ничего не ценят. Чем бы им и ценить дары любви? Только у женщин все необходимые для того органы чувств и развиты. Для полного впитывания в себя мужской страсти. А ведь и её надо уметь возбудить и поддерживать. Скажите, а он страстен? Ваш прекрасный друг… Вам с ним хорошо?

Нэю обдала плотная волна стыда за чужое бесстыдство. Шляпка скрывала лицо Нэи наполовину, и Лата, хотя ничего не заметила, отлично всё считывала. Прощупывала её реакцию, зачем-то ей важную, – Хотя о чём я и спрашиваю? Всё написано у вас на лице.

Но лицо-то как раз и было скрыто полями шляпы.

– А то знаете, бывают такие обманки. Внутри ничего нет из того, что обещает оболочка. Пустые люди. Статисты в спектакле жизни. Но я всегда таковых чую. Я обладаю нюхом на талант чужой души.

– Вы говорите как Ифиса.

– Ифиса? Ифиса – Лан?

– Вы с ней знакомы?

– Нет, конечно. Откуда бы? Бывала по молодости в театрах. Помню. У вас столько необыкновенных знакомых и друзей. Вас любят самые необыкновенные мужчины. А я? Не хотелось бы, знаете, быть бездарной статисткой в чьём-то чужом спектакле. Вдруг и мне дадут свыше, пусть и не главную, а только второстепенную, но всё же запоминающуюся роль? – Лата бесцеремонно сняла с головы Нэи красивую шляпу из твёрдого кружева, пропитанного особым составом. Поля украшали ягоды и цветы. – Чудная вещица! Я беру её немедленно. Деньги принесу, как зайду в следующий раз. Я ваш самый преданный и щедрый клиент-покупатель, – Лата примерила шляпку, глядя в зеркальную фасадную стену здания. Она едва не плясала от удовольствия при виде своего несколько размытого отражения. Отнять шляпку сразу Нэя не посмела из-за её искреннего восторга, но расстаться с этой вещицей она тоже не могла.

– Вы всё равно гуляете по лесу, а там тень и прохлада, – утешила её Лата. «Легко таким людям жить», – опешила Нэя. – «Они берут всё сами, не считаясь ни с кем». Рудольф любил эту шляпку. Когда они гуляли вместе, он, играя, хватал губами кристаллические ягодки. После чего говорил, что теперь ему нужны ягоды живые, и начинал целовать её в губы…

Нэя вздохнула. Лата заметила, – Я что-то сделала не так?

– Видите ли, госпожа Хонг, ягоды сделаны из натурального самоцвета. Они принадлежали моей маме. Были сохранены и отданы мне бабушкой. Я и прикрепила их на шляпу. Очень дорогая мне вещь не только потому, что цена её действительно немалая.

– Сколько же? – неприятно помрачнела влиятельная дама.

– Я не знаю. Я не покупаю аристократических драгоценностей ручной эксклюзивной работы. Недёшево, я думаю. Вы же знаете, что люди, живущие вверху, не носят штампованных изделий. Да и камни дорогие в силу своей величины и чистоты.

– И вы носите дорогущие драгоценности, бродя по лесу? Я думала, что это стекло. Безделица. А вы не обманываете меня?

– Чтобы нажиться на вас? Разве я предлагала вам свою шляпку? Я могу после того, как сниму украшение, заменив его точно таким же, но стеклянным, подарить вам шляпку.

– Да не нужна она мне! Безвкусица, если честно. Я же не вечно-юная девочка, как вы, чтобы ходить с ягодками на шляпках. – Лата с сожалением отдала шляпу назад. – Хотя будем уж откровенны. Не будем обольщаться туманным отражением себя, – и она кивнула в сторону стены, куда только что смотрелась. – Юность-то только в душе, а возраст даёт о себе знать любой красотке, как она ни играет в своей «Мечте». Только в мечте, – довольная своим каламбуром, Лата щурилась на ярком свету. Заметные морщинки под слоем тонкого и дорогущего грима проявились у её, свирепо сверкнувших, глаз.

– Вы о себе? – не растерялась Нэя, – тут вы правы.

– Вы, может быть, считаете меня своей соперницей? – огорошила Лата своим очередным вопросом. – Если оскорбляете меня столь глупо и беспомощно?

– Я? Вас?!

– Я только что была у господина Руда Ольфа. Мы обсуждали с ним дела чисто-хозяйственного толка. Я затеяла украсить фонтан возле Администрации натуральным камнем. Он обещал дать консультацию по поводу всех его характеристик, прочности и тому подобное. Вот жду его. Он обещал меня подбросить в столицу, куда и направляется сам. Я, в отличие от вас, не сладкая ягодная ловушка для скучающих мужчин. Я очень занятый человек. Именно человек, а не глупая женщина. Если вы ждёте его, то лучше не стоит. Он сильно раздражён на данный момент, поскольку только что у них с коллегами произошёл бурный спор по поводу чего-то, мне неведомого. Я в чужие профессиональные секреты носа не сую. Нос у меня небольшой, хотя сама я человек немаленький в здешнем социуме. Я думаю, вы не порадуете его своим появлением так некстати.

– Вы не боитесь попасть под раздачу? Как же поедете вместе с таким раздражённым человеком?

– Я сяду на заднее сидение. Я умею молчать в нужную минуту, как и говорить тогда, когда моего общения желают. Так что советую вам, не ждите.

– Да не жду я никого! – на самом деле Нэя только что вышла из спальни Рудольфа в его жилом отсеке «Зеркального Лабиринта», о чём вдова и не подозревала. Он встал очень рано, а она спала долго. Нэя просто гуляла и мечтала, наполненная недавним счастьем, не спеша возвращаться к работе. Следующего свидания может и не быть в ближайшие дни. Поэтому она и растягивала свои любовные переживания, не желая погружать их так быстро в заповедную зону души. Вначале надо посидеть на террасе, выпить чашечку бодрящего напитка, собраться с мыслями, а уж потом и приступить к рабочей суете, полностью освободившись от той сладкой тяжести, чем и была она переполнена. – Как мило вы обозвали меня сладкой ловушкой, – засмеялась Нэя, натягивая шляпку на свои распущенные волосы. – Только я не обиделась Какая женщина о том не мечтает? Так вы придёте за шляпкой? Я потороплюсь с её изготовлением.

– Только если вы сделаете для меня новую шляпку. И чуть просторнее, пожалуйста. У меня голова больше вашей, – Лате трудно было отказаться от понравившейся шляпки.

– Действительно, у вас большая голова.

–Так у меня в большой голове и ума больше вашего, – она повернулась к Нэе спиной, тренированной от вечной беготни, и жилистым крупом.

– Как размер любви связан с размером ума? – спросила Нэя вслед.

Лата притормозила и, развернувшись, какое-то время раздумывала, не поспешить ли ей в «Зеркальный Лабиринт»? чтобы уж наверняка перехватить Рудольфа, но вернулась к Нэе, – Малый ум, малые и печали. А любовь, моя милая госпожа Нэя, очень часто самая большая печаль на свете для женского сердца. У мужчин же любви всегда отведён очень короткий период времени. Нет для них ничего важнее ума. Своего собственного, конечно. Поскольку женщинам они вообще отказывают в его наличии. Убедитесь сами. Хочу пожелать вам, как можно дольше не обзаводиться таким вот невесёлым практическим опытом. Оставайтесь такой же беспечно-юной не только по видимости. Вам невероятно идёт ваша умилительная детская шляпка.

– Надо ли понимать, что вы отказываетесь от приобретения себе точно такой же?

– Нет, – она опять застыла в некотором раздумье. Видимо, боялась упустить Рудольфа как средство быстрой доставки себя в столицу. – Поиграть в молодость отрадно любой женщине. Да разве я старая?

– Ничуть, – порадовала её Нэя.

– Я вам не верю. Я никому не верю, милая госпожа Нэя. Я слишком перегружена своим отрицательным опытом. А ведь вам и в голову не приходит, что мы с вами в некотором роде женщины с одной веточки, как вот эти драгоценные ягодки на вашей шляпке. Безупречные по своему виду и роду деятельности, из хороших семей, а на самом деле весьма сомнительные, если по высшему счёту…

Нэя, как ни порывалась убежать и сама, после таких слов осталась стоять на месте.

– А ведь и я жила некогда во дворце одного из влиятельнейших людей Паралеи… в каких великолепных парках я гуляла, в какой роскоши и обожании… А откуда же, по-вашему, моё пристрастие вдруг проклюнулось к той изысканности, которую вы для меня и создаёте? Старые привычки всколыхнулись вдруг. Как я выгляжу на ваш взгляд? В смысле возраста?

– Молодо, – не погрешила против правды Нэя.

– Я всем говорю, что приближаюсь к тридцати пяти своим природным циклам, а сама уже к тридцати семи придвинулась. Ибо два природных цикла я умышленно вычеркнула из своей жизни. И вам ли меня не понять, когда вы тоже жили где-то в неописуемом великолепии и среди сказочных ландшафтов, не утруждая своих рук ради насущной необходимости выжить. Вы о тех годах сожалеете?