Валенки в форточке

Стирка

Вода никак не хочет светлеть. Это пятый таз. Каждый раз, когда я опускаю в чистую воду простиранные вещи, чтобы прополоскать, вода приобретает бурый цвет. А значит, вещи ещё грязные. И я опять меняю воду.

Грязную воду надо выносить во двор. Я могу нести лишь полведра. Мне шесть лет, и это моя первая стирка.

Час назад бабушка ушла в магазин и ещё не вернулась. Скорее всего, встретилась там с подругами. Магазин в селе – главное место общения.

Не знаю, почему мне пришла в голову мысль затеять стирку. Я достала из ящика за печкой грязное бельё. Из чугунка, стоящего на печке, налила в таз горячей воды. Холодную добавила из зелёного эмалированного бака. Каждую вещь тщательно намыливала хозяйственным мылом и тёрла на ребристой жестяной доске.

Но на этапе полоскания вода никак не хочет светлеть. А потом вода в баке заканчивается. Взяв ведра, отправляюсь к колодцу.

Опускаю черпак – в наших деревнях его называют черпушкой – в тёмную глубину деревянного сруба. С усилием вталкиваю в воду. Чувствую, как черпак наполняется водой. Тяну вверх. Но поднять не могу – тяжело. Отпустить тоже страшно. А вдруг утонет?

Стою и держу в руках черпушку. Пока в воде, она не кажется тяжёлой, но стоит потянуть вверх, как меня тут же тянет вниз, в колодец.

Вскоре мне надоедает торчать с черпушкой в руках и я кричу:

– Помогите! Помогите кто-нибудь!

Но на улице ни души. Снова кричу. Слышу, сзади кто-то бежит. Бабушка! Она бросает сумку с продуктами возле забора, выхватывает у меня черпак, вытаскивает его, переливает воду в ведро. Неспешно наполняет оба ведра, берёт их и идёт к дому. Я плетусь за ней с тяжёлой сумкой, из которой торчат баранки и хвостик копчёной колбасы.

Бабушка меня не ругает за беспорядок, который я устроила на кухне. Сама всё убирает, развешивает бельё. А потом мы с ней сидим и пьём смородиновый чай с черничным вареньем и теми самыми баранками из магазина.

Побег

Главный вопрос не в том, как я сбежала из больницы. Это оказалось несложно, к тому же у меня были сообщники. Главный вопрос в том, почему я оттуда сбежала. Ведь мама очень хотела, чтобы мне вылечили ноги. С недавних пор под вечер они стали опухать в области лодыжек. Мама увидела в этом симптом страшной болезни, и меня отправили в больницу. Итак, почему же я оттуда сбежала?

За четырнадцать лет жизни у меня ни разу не брали на анализ кровь из вены. В детском отделении районной больницы, куда меня определили на лечение, педиатр Гертруда Павловна предупредила, что назавтра мне назначили именно эту медицинскую процедуру. Я ужаснулась про себя. Взятие крови из вены представлялось мне частью средневековой пытки. И я потеряла покой.

Так же беспокойно вела себя рыжеволосая мамочка с грудным ребёнком, с которой я делила одну палату. Правда, женщина переживала не по поводу «вампирского» вторжения в организм, а потому, что ей не нравилось и как лечат, и кто лечит, и как кормят. По всей видимости, она хотела домашнего уюта, заботы и внимания родных, а не вежливого, но холодного общения с медперсоналом.

И вот ходит она по палате с малышом на руках, жалуется мне, незнакомой девочке, на судьбу и замышляет побег. Я же думаю о завтрашнем дне, представляя в деталях, как железный штырь проткнёт мою нежную кожу и вопьётся в голубую вену на локтевом сгибе.

К одиннадцати вечера у соседки созрел план побега. Каким образом я вписалась в него, уже не помню. Но женщина не отговаривала меня от того, чтобы я бежала с ней. Напротив, по замыслу, я должна была помочь ей вынести вещи – всё-таки у неё на руках младенец.

Ранним утром в палату зашла санитарка. Она протерла шваброй пол, забрала из урны мусор и вышла. Пора.

Мы прокрались в коридор. Никого. Все ещё спят. Санитарка делает влажную уборку в соседней палате. Дошли до комнаты, где хранится верхняя одежда. И, о чудо, она открыта! Навесной замок с ключом болтается на ручке двери. Войдя в помещение и похватав свои вещи, мы бросились к лестнице. Спустились со второго этажа и незамеченными вышли на улицу.

Какое-то время шли вместе, а на развилке в сторону улицы Кооперативной расстались. Я направилась к двоюродной бабушке на улицу Оплеснина.

Бабушка Анна ни о чём не расспрашивала, встретила радушно, покормила. У неё я провела день, читая рассказы Лескова. А вечером села на рейсовый автобус и поехала домой в соседнее село.

Я не знала о том, что, обнаружив моё исчезновение, медики обратились в милицию. Стражи порядка искали меня в райцентре, где находилась больница, в школе и дома. Весь день они шерстили район, о чём я даже и не подозревала.

Когда я зашла домой, меня встретила заплаканная мама. В тот момент мне стало жаль её до глубины души. Шприц с острой иглой показался таким пустяком по сравнению с её слезами. Чтобы успокоить маму, я пообещала, что завтра же вернусь в больницу. Но мама решила отвезти меня сама. Помню, как накануне поездки я собирала в матерчатую сумку книги, которые собиралась читать в больнице.

Но Гертруда Павловна обратно в стационар не приняла. Она с укоризной смотрела на меня:

– Сбегаете, не хотите лечиться, потом опять приезжаете. Лечитесь сами!

Педиатр определила мне курс амбулаторного лечения. Полмесяца я бегала в медпункт, где фельдшер Анна Ивановна ставила такие болезненные уколы, что после них я с трудом поднималась с кушетки.