Затмение в созвездии близнецов

Глава 4

Настя Старицына не скоро пришла в себя после увиденного. Она никак не могла взять в толк, что же произошло, кто убил Марата, почему в ее квартире, и, самое главное, причастен ли к этому Дмитрий?

Она толком не знала, что же ей теперь делать, звонить ли в милицию или в Скорую, а может лучше вывезти труп Марата из квартиры, чтобы не впутываться в это дело. Мысли лихорадочно, сменяя одна другую, бились в ее воспаленном мозгу и доводили до дрожи, но правильного решения не подсказывали.

– Так, надо что-то делать. Дмитрию этому звонить или не стоит? А вдруг это он?! – Настя разговаривала сама с собой и даже не замечала этого.

Ей было неимоверно страшно одной в квартире с мертвым Маратом, но она не могла никуда уйти, не приняв правильного решения.

– Будь, что будет, – решила она наконец, – позвоню Дмитрию, у меня все равно другого выхода нет.

Дмитрий ответил сразу и по Настиному голосу понял, что что-то произошло. Он пообещал приехать через полчаса, и Настя дожидалась его на лестничной площадке в домашнем халате и накинутом на плечи плаще.

Дмитрий легко бежал вверх по лестнице, и Настя успела заметить, что выглядит он отменно, выбрит, свеж и опрятен, не то, что она, неумытая, непричесанная, в стоптанных тапках и с безумным взглядом.

– Боже мой, что с тобой? Ты что, на лестнице ночевала? – спросил Дмитрий, поднявшись на ее этаж.

– Нет, под лестницей. А ты, я вижу, спал спокойно, и кошмары тебя не мучили.

– Ах вот оно в чем дело! Ночной кошмар. Ну что ж, это бывает. Не бойся, пошли в квартиру, примешь душ, выпьешь крепкий кофе и успокоишься.

Дмитрий говорил очень спокойно и рассудительно, а Настя вглядывалась в его лицо, глаза и пыталась угадать, его это рук дело, убийство Марата, или нет.

– Да что с тобой? Чего ты вцепилась в меня? А ну пошли в дом, – сказал он наконец и буквально потащил ее за руку в квартиру, которая казалась Насте настолько зловещей, что руки и ноги ее окончательно похолодели и перестали слушаться.

– Дима, у меня в ванной убитый человек. Я не знаю, откуда он взялся, и кто его убил. Я боюсь…

Дмитрий резко остановился, посмотрел на свою подругу изумленными глазами, прокашлялся и переспросил:

– Настя, ты в своем уме? Какой убитый человек, почему? Кто он?

– Марат, мой компаньон, с которым я вчера пришла, ну помнишь его?

– Марат?! Вот те на! Ну и что? Ты уверена, что он убит? – Дмитрий все еще как бы не верил ей, пытался понять, вменяема ли Настя.

А она тем временем дрожала, как осиновый лист, и цепко держала его за руку чуть повыше локтя.

– Иди и посмотри сам, только без меня. Мне этого зрелища больше не вынести.

Дмитрий направился в сторону ванной комнаты. Он тоже был потрясен увиденным. Быстро оглядев тело, не дотрагиваясь до него, он понял, что Марата скорее всего задушили тонкой веревкой или проволокой, так как на шее у него красовалась сине-багровая полоса, а глаза были неестественно выпучены.

– Так, одевайся и пошли отсюда. Сосредоточься, успокойся, возьми себя в руки. Марата уже не вернешь, разборки тебе не нужны.

Дмитрий быстро увел кое-как одевшуюся и все еще дрожащую всем телом Настю из ее квартиры. Они сели в такси и поехали к нему в гостиницу. Дмитрий отпоил девушку крепким кофе с коньяком, она немного пришла в себя, и они стали рассуждать. К сожалению, никакие догадки им на ум не приходили, вопросы «кто» и «за что» убил Марата так и оставались без ответов.

– Хорошо, скажи мне, какой, на твой взгляд, может быть мотив? Ты-то должна догадаться, он же твой компаньон… был, – спросил Дмитрий.

Настя думала не долго. Она посмотрела на Дмитрия в упор и сказала:

– Наркотики. Какой еще мотив? Он ничем другим в своей жизни не занимался. Это его бизнес, а теперь вот… – и она вдруг заплакала, как-то по-детски, почти зарыдала.

– Ну-ну-ну, прекрати немедленно! Нашла, о чем плакать. Кто занимается наркобизнесом, знает, на что идет. И ты, значит, туда же. Хороша, нечего сказать! Не реви, надо подумать, как выкрутиться из этого и уцелеть при этом.

– Надо его убрать из моей квартиры, Дима. Мне ведь пришьют это убийство, мне не отвертеться, я и понятия не имею, как оправдываться, что говорить. Меня посадят! Помоги мне! – говорила Настя быстро и умоляюще смотрела на Дмитрия, который все больше и больше жалел о том, что разыскал ее.

Но он не мог оставить Настю одну, чисто по-человечески он сочувствовал ей, хотя и видел, какая пропасть между ней и Милой.

* * *

После поездки в Сочи и разговора с гадалкой Дмитрий совершенно зациклился на идее разыскать Настю, сестру Милы. Сначала он отправился в город, где по сведениям жила Настя и пытался ее выследить. Но вскоре понял, что девушка здесь уже не живет, в чем позднее его убедили всезнающие соседи по дому, у которых он аккуратненько навел справки. Пришлось узнавать ее адрес через тетку, представившись ей по телефону давним Настиным знакомым, вернувшимся из армии. Дмитрий поразился, в каком захолустье проживает в настоящее время Анастасия Старицына, и все же он решил не отступать.

Приехав в Маржуйск, он приятно удивился, что городок не так уж и плох, чистенький, уютный, с красивым сквером и широкой прогулочной набережной. Он остановился в гостинице «Новая» (название говорило само за себя) и стал думать, как выйти на Настю. Ему хотелось, чтобы все выглядело естественно, как бы невзначай. И Дмитрий строил всевозможные планы, хотя отвергал их один за одним и наконец решил оставить все на волю случая.

Случай предоставился сам собой. Дежуря как-то у ее подъезда, Дмитрий случайно разговорился с мужчиной средних лет по имени Марат, тот попросил его присмотреть за машиной, темно-серой «девяткой».

– Я только на минутку наверх поднимусь, посмотри пожалуйста, чтобы пацаны около тачки не терлись, неохота мне зеркало и дворники снимать. Будь человеком!

– Нет проблем, присмотрю, – ответил Дмитрий и нутром почувствовал, что мужчина этот к Насте приехал.

Минут через десять он вышел из подъезда, а на балконе четвертого этажа показалась девушка.

– Настюха, пока! – крикнул он ей, и та приветливо помахала рукой.

– Жена? – спросил Дмитрий, который понял, что он не ошибся в своих предчувствиях.

– Да нет, так, приятельница. Работаем вместе. А ты-то чего тут? Ждешь кого? – вышел не разговор Марат, и Дмитрий его тут же поддержал.

– Ждал, человек один на встречу не пришел. Я приезжий, хочу дело кое-какое тут провернуть. А ты, судя по машине, нормально устроен. Бизнес или просто место доходное? Может, подскажешь чего, а то я в чужом городе никак не приткнусь.

– Так ведь смотря чего ты хочешь. Откуда сам-то? – Марат шел на разговор охотно, и это вполне устраивало Дмитрия.

– Из Москвы, там у меня все в порядке, но вот решил отпочковаться, в провинции тихонечко свое дело наладить, чтобы не делиться ни с кем из своих. А то ведь знаешь, как мозгами шевелить, так один только может по-хорошему, а как барыши делить, так семеро по лавкам сидят, клювами щелкают. Надоело.

– Это везде так. Но тут я тебе мог бы помочь, если деньги у тебя есть. У нас тут спокойно, никто никого не подсиживает. Познакомлю тебя кое с кем. Но только уговор, держаться вместе, я кидалова не люблю. Идет?

– Заметано, – ответил Дмитрий и понял, что он попал в десятку.

Марат действительно познакомил его с парой деляг, они посоветовали ему пока присмотреться к народу, втесаться в доверие, примелькаться, а уж потом и за дело, чтобы не сразу с места в карьер, как говорится. Деловой народ в Маржуйске хоть и спокойный, но пришлых не любит. Надо авторитет заработать.

Так Дмитрий почти три недели вращался среди местной братии, которая отнеслась к нему с должным уважением, почуяла своего. Сумел Дмитрий Лагутин убедить всех, что человек он деловой, надежный и с понятием. Но он ждал Настю, он ждал ее появления в этом кругу, и события не торопил.

И вот она пришла, пришла на тот самый вечер, где они впервые увидели друг друга. Дмитрий не догадался, что это Марат, убедившись наконец в надежности своего нового знакомого, подослал ее к нему. Наверное, Настя хорошо сыграла свою роль.

Дмитрий исподтишка внимательно разглядывал девушку. Он искал сходство с Милой и пытался понять, сможет ли Настя при благоприятном раскладе заменить ее в его душе, сможет ли внушить ему такую же любовь и страсть.

С первой встречи он этого не понял. Настя лицом и фигурой была конечно же похожа на Милу, и даже очень. Те же синие глаза, тот же тонкий изящный профиль, длинные ресницы, красиво очерченный рот. Волосы хоть и того же цвета, но короткие и взъерошенные. Фигура красивая, стройные ноги, высокая грудь.

Но Настя была тем не менее какой-то другой. Манеры другие, улыбка, походка. Все было в ней слегка грубоватым и даже вульгарным. Настя, несмотря на свою стройность и некоторую изящность, не выглядела хрупкой девушкой. Было хорошо заметно, как накачены мышцы у нее на руках, плечи и бедра тугие, сильные, упругие. Это отличало ее от утонченной, хрупкой Милы с ее наивным взглядом и застенчивой улыбкой. Одним словом, Мила была девушкой, а Настя девицей.

«Ну ничего, это все поправимо, лишь бы дурой не оказалась или стервой. Этого я не перенесу», – думал про себя Дмитрий и ждал удобного момента, как невзначай разговориться с Настей.

Но она подошла сама и заговорила первой, просто и банально попросив сигарету.

А вот теперь он втянут в эту историю. Очень ему было это нужно! Но чувство ответственности перед Настей упорно толкало его на то, чтобы помочь ей. Он и сам не понимал, почему. Скорее всего, Дмитрий отождествлял ее с Милой в глубине души, и уж конечно же никогда бы не бросил ту в беде. Но на месте Милы была сейчас Настя, и для запутавшегося почти совсем Дмитрия это было почти без разницы. А может быть во всем этом просто проявлялся его характер, характер порядочного человека, который не посмеет бросить женщину в беде.

* * *

Дмитрий и Настя обдумывали ситуацию, вернее сказать, обдумывал Дмитрий, его новая подружка смотрела на него огромными испуганными глазами, полными надежды и мольбы.

– У тебя есть ключ от его квартиры? – наконец спросил Дмитрий у Насти.

– Есть. А зачем тебе?

– Я думаю, самое лучшее – это перетащить труп Марата в его квартиру и оставить там. Сделать это можно глубокой ночью, чтобы не привлекать внимания соседей.

– А потом что? – спросила Настя.

– А потом сматываться надо отсюда. И чем быстрее, тем лучше.

Настя смотрела на Дмитрия непонимающе, взглядом-вопросом. Она не находила слов, чтобы высказать свое мнение по поводу услышанного. Собственно, ей и в голову не приходила такая простая идея, но ее пугало то, что она не знала, кто убийца. Ей казалось, что она тоже в опасности, и теперь ее очередь быть убитой. Ведь они же с Маратом в одной связке работали. Раз его убрали, значит и она, Настя, мешает кому-то, кто хочет вывести их из игры.

Но у нее не было другого выхода, кроме как довериться Дмитрию. Нужно выпутываться, а без его помощи она не справится.

– Хорошо, – сказала она наконец. – Я согласна с тобой. Но как мы его перевезем? Машины у нас нет. Не на такси же.

– Не на такси. Придется угонять машину, а потом возвращать. Все нужно провернуть за полчаса. Успеем?

– Дима, а ты что, бандит? Откуда у тебя такие замашки – угонять машину, прятать трупы. И вообще, я что-то не пойму, тебе-то это все для чего? Зачем ты лезешь в это дерьмо? Не из-за меня же в конце концов! – Настя спрашивала Дмитрия надрывным шепотом.

Он лишь искоса взглянул на нее и ответил:

– Ты мне позвонила, я приехал. Хочешь, уеду. Нет проблем. Сможешь сама выпутаться?

– Нет! Что ты! Я просто поражаюсь, ты такой интеллигентный, такой чистенький весь, ну я не знаю… а ввязываешься черте во что. Просто хочу тебя предостеречь. Нас не убьют?

– Настя, послушай, нас не убьют, если мы окажемся проворнее и умнее их. Я не знаю, почему убрали твоего дружка, и вообще, что он делал в твоей квартире? Это ты можешь объяснить?

– Нет. Я сама не знаю. Ключ у него был, как и у меня от его хаты, но что он там делал, я понятия не имею. Он никогда в мою квартиру без меня не наведывался. Вообще-то, это его квартира, она на него записана, я вообще ничего не имею. Мы ведь не знали, что такое случится.

– А в каких вы вообще отношениях с ним были? В близких или только партнерских?

Настя вдруг покраснела, что немало удивило Дмитрия. Она ответила не сразу. Но все же не оставила вопрос совсем без ответа.

– Знаешь, это тебя как бы не касается, но я хочу, чтобы между нами была полная ясность. Марат старше меня на двадцать лет. Я никогда не рассматривала его, как потенциального любовника. Мы спали с ним вместе всего один раз, по необходимости. Но он меня не тронул. Знаешь, что он мне сказал тогда?

– Конечно знаю, я же там присутствовал, – попытался пошутить Дмитрий.

– Не остри. Он мне сказал, что любовником моим он становиться не собирается, потому что не хочет привязываться ко мне. Сказал, что если я его обману, кину по-крупному или предам, то ему легко будет ликвидировать меня, как плохого партнера, а если он будет спать со мной, держать за любовницу, тогда у него рука на меня не поднимется. Страховался, короче.

– Боже мой, Настя! И ты это все терпела? Да тебя вообще кто-нибудь любил? Или ты кого-нибудь?

– Любил. Учитель по физкультуре. Он сделал меня женщиной, когда мне шестнадцать лет исполнилось. Я тогда в десятом классе училась. Он меня в секцию самообороны записал, он же нас тренировал, я в этой секции с четырнадцати лет занималась. А потом мы поехали на соревнования, ну и…

– Ладно, не продолжай. С этим школьным романом мне все понятно. Женат, небось, был твой учитель по физкультуре?

– Конечно женат, иначе я бы за него вышла, – Настя говорила так спокойно и уверенно, что Дмитрий диву давался.

Он не верил, что она не понимает таких простых вещей, как обман, грязная измена, нечистоплотные отношения. Сам он, конечно, тоже не ангел, но он же мужчина и в свои шестнадцать был вполне целомудренным юношей с незамутненным взглядом на жизнь. А Настя… Но ему не хотелось сейчас об этом много думать. Он уже понял, что Настя далеко не девушка его мечты. Разве она хоть чем-нибудь похожа на Милу?! Внешне – да, да и то с натяжкой. А вот уж всем остальным – извините.

– Ладно, давай пойдем в ресторан, пообедаем вкусно и плотно и продумаем план действий. Я тебя не брошу, тебя надо вытаскивать из этой трясины и увозить отсюда. Сделаю все, что смогу, а потом сама определяйся. Деньги у тебя есть?

– Вопрос хороший. У меня своих около пяти тысяч баксов. Это так себе. Но я знаю, где Марат прятал свои деньги. Мы сможем их отыскать, когда к нему попадем. Только чур, его деньги пополам. Обещаешь?

– Настя, ты дура. Ну хоть бы подумала пару минут, прежде чем такую информацию выдавать. Ну кто я такой? Ты меня знаешь? А что, если это моих рук дело? И тебя я не грохнул до сих пор только потому, что жду, когда ты мне про деньги все расскажешь. Как тебе такой вариант?

Настя неожиданно расхохоталась, да так искренне, что и Дмитрий не удержался от скупой усмешки.

– Чего ты хохочешь? Что тут смешного? Или это у тебя нервное?

– Димка, да ты посмотри на себя, ну какой ты убийца? Ты же Дон Кихот Ламанчский, рыцарь, благородный принц печального образа.

– А, ну тогда понятно, почему ты меня предупредила, что Маратовы деньги чур пополам. Наверное, благородство из меня прет слишком уж излишне.

– Если бы оно из тебя не перло, я бы про деньги вообще не заикнулась. Я не дура, как ты изволил заметить. Но я привыкла доверять людям. Знаешь, меня никто, никогда в жизни не обманывал.

– Ну да, особенно учитель по физкультуре. Честнейший, благороднейший…

– А я с ним деньги не делила и бизнесом не занималась. И он был хороший. У него жена была инвалид второй группы, он не мог ее бросить.

– Ладно, хватит. Все мы хороши, честные, благородные. И все по уши в дерьме. Давай выкарабкиваться. Трепом делу не поможешь.

– Давай, – сказал Настя просто и доверчиво, и Дмитрий снова немного смягчился под ее простодушным умоляющим взглядом.

Глава 5

Мила Лагутина скучала дома одна и не знала, чем себя занять. В институте делать было нечего, летняя сессия закончилась, все подруги разъехались по курортам, а она ждала Виталия. Он был на летних гастролях, и вернуться должен был только через месяц. Тогда они вместе с ее родителями поедут в Анталию. У них уже был выкуплен тур, но нужно было ждать.

Виталий Миле часто звонил, признавался в любви и говорил, что скучает. Ей это было приятно, но выслушивала она его признания без замирания сердца и ответных слов любви ему не говорила. Считала это излишним и слишком сентиментальным.

«Мужчин надо держать в строгости. Пусть лучше сомневается в моей любви и совершенствуется, чем уверует в нее и зазнается», – думала Мила и была уверена в своей правоте.

Она скучала больше по своему брату. Мила не знала толком, куда уехал Дима и зачем. К тому же в последнее время он все реже и реже стал звонить и не называл дату своего возвращения.

«Интересно, у него есть женщина?» – как-то подумала про себя Мила, и у нее непрятно засосало под ложечкой. Она поняла, что тоже ревнует брата. Глупо, конечно, но чувствам не прикажешь, они или есть, или их нет.

От нечего делать Мила решила занять себя чем-нибудь полезным. Да хоть вот, разобрать по-хорошему ящики стола в кабинете у отца. Он сам никогда их не разбирает. Все сваливает туда в одну кучу, а потом сроду ничего не найти. Собственно говоря, это был и Милин стол тоже. Ей был отведен отдельный ящик, большой и вместительный, но отец умудрялся и туда свои бумаги пихать.

Мила принялась за разборку. Занятие скучное, но другого ничего не было, поэтому она решила довести дело до конца, несмотря на скуку. Бумаг было много, какие-то черновики, вырезки из журналов, распечатки, письма, конверты. Все это Мила методично раскладывала по кучкам, а письма складывала в отдельный картонный ящичек, пусть отец сам потом их переберет, и какие не нужны, выбросит.

В основном это были деловые письма, с напечатанным на конверте адресом, но попалось одно странное письмо, с адресом, написанным от руки и адресованное не отцу, а «Лагутиным С. М. и В.А.», то есть Милиным родителям. Она машинально вытащила из конверта листок, исписанный крупным, неаккуратным почерком и стала читать.

Писала какая-то женщина, она рассказывала в письме о себе, о своих недугах и переживаниях, которые связаны были в основном с некой Настей, то ли ее дочерью, то ли племянницей, которая, якобы, совсем отбилась от рук, уехала из дома и теперь не известно, чем занимается. Женщина писала, что не смогла воспитать Настю, как подобает и стала расспрашивать почему-то про Людмилу.

Мила поняла, что речь идет о ней, но она бы не обратила особого внимания на это странное письмо, если бы не одно обстоятельство, как-то между строк женщина проронила:

«Надо вам было забрать обеих, вы бы из них нормальных людей вырастили, а так получилось несправедливо, одна, как сыр в масле, а другая, как сыр в мышеловке, того и гляди, пропадет».

Мила перечитала эти строки несколько раз, но так и не смогла понять, о чем идет речь. Она сложила письмо, засунула его обратно в конверт и убрала в свой ящик.

«Интересно, что это за Настя? Кто кого куда забрал?» – размышляла Мила, и тут ей на ум пришло странное обстоятельство, она вдруг вспомнила, что ее свидетельство о рождении датировано двумя годами позже, чем она родилась. Она спрашивала родителей, почему они не зарегистрировали акт ее рождения вовремя, но вразумительного ответа так и не получила. Мама, заикаясь, говорила о том, что они забыли, мол, сразу, что было совсем уж неправдоподобно, а отец сказал, что они потеряли, якобы, ее свидетельство, и им выписали новое двумя годами позже.

В общем, факт этот не был толком разъяснен, но Мила быстро потеряла к этому интерес, не все ли равно, что там произошло. А вот сейчас она опять вспомнила об этом и уловила здесь какую-то связь. Она понимала, что ее отец довольно важный и даже знаменитый человек, чтобы ему вот так запросто писал абы-кто. Значит, эта Антонина его хорошая знакомая, а возможно и родственница.

«Надо будет поговорить с родителями все-таки. Тут что-то не так. Кто они такие, эта Антонина, написавшая письмо, и Настя, о которой идет речь? Почему я о них ничего не знаю?» – думала Мила.

После этого письма у девушки сделалось как-то тревожно и неспокойно на душе. Она остро ощущала эту тревогу и не желала только одного: узнать что-нибудь страшное, удручающее или непристойное. Разговор с родителями Мила откладывала. Не начала она его, когда они вернулись домой, не начала и на следующий день. Прошла уже неделя, а Мила все молчала, то ли боялась чего-то, то ли просто ждала удобного случая.

Но он не представился. Мила со временем успокоилась и даже почти забыла об этом письме.

«Поговорю с ними, если эти Антонина и Настя опять как-нибудь проявятся. Мало ли что, может просто дальние родственники, какое мне, собственно, дело до них», – думала Мила, а вскоре и вовсе забыла и о письме, и об этих людях.

Приближался август. Вот-вот должен был вернуться Виталий, а там и поездка не за горами. Мила блаженствовала и упивалась своей свободой. Часто ездила на городской пляж, купалась, загорала. Ей хотелось приехать на курорт уже подзагоревшей. Она предчувствовала прекрасный отдых и подумывала о том, что Виталий скорее всего сделает ей там, в Анталии, предложение.

Она, конечно, не скажет ему «нет», но попросит подождать окончания института. Ей светила хорошая перспектива, ее уже приглашали на стажировку в научно-исследовательскую лабораторию, занимающуюся проблемами устройства и расстройства психики. Там знали об уникальных способностях Людмилы Лагутиной и однажды даже приглашали ее прочесть небольшую лекцию о сверхвозможных способностях человека, которыми, собственно, и обладала Мила. Все складывалось удачно, слишком хорошо в ее жизни, и Мила боялась перемен к худшему.

Виталий вернулся наконец в Москву и тут же позвонил своей невесте.

– Любимая моя, я ждать больше не могу, хочу видеть тебя. Ты в порядке? – вопрошал он по телефону, и Мила не могла сдержать улыбки.

Радостным тоном она ответила:

– Здравствуй! Наконец-то вернулся. У меня все в порядке, Виталик. Приезжай, я жду тебя.

Виталий появился у Милы примерно через час. Он уже успел привести себя в порядок с дороги, выглядел отменно. Но явился без цветов, что немало поразило привыкшую к повышенному вниманию Милу. Виталий крепко обнял девушку и нежно поцеловал. На Милу повеяло холодом. Она не сразу поняла, в чем дело, и ей стало неуютно рядом с ним и даже как-то не по себе.

– Что-то не так? Что с тобой, девочка моя? – спросил Милу Виталий, когда она немного вздрогнула и отстранилась от него.

– Да нет, просто я перенервничала, пока ждала тебя. Проходи, – сказала Мила и ушла в гостиную.

Разговор у них не клеился. Говорили ни о чем, хотя сначала Виталий пытался рассказывать о своих гастролях с упоением и гордостью, но Мила не проявляла, казалось, особого интереса к его рассказам.

И вдруг она прервала Виталия на полуслове:

– Знаешь, а ты ведь мне изменил.

Юноша потерял дар речи. Он смотрел на нее и молчал, хотел что-то ответить, но слов не находил. Наконец все же собрался с мыслями:

– М-и-и-ла, ты что? Я? Тебе изменил?! – говорил он, слегка заикаясь.

– Да! Ты заряжен чужой энергетикой. У тебя изменилась аура и вообще ты мне врешь! Первый раз в жизни!

Виталий густо покраснел, плечи его осунулись, а руки задрожали.

– Я очень устал за эту поездку. Я недосыпал, нас изнуряли репетициями, я играл трех любовников-негодяев в разных пьесах. Неужели ты думаешь, что все это не отразилось на мне? Мила, я не изменял тебе! Выбрось это из головы. Я люблю тебя и не позволю тебе подвергаться самообману.

Виталий говорил очень настойчиво и убедительно, но на Милу это не произвело никакого впечатления. Она в упор смотрела на своего возлюбленного и, казалось, не верила ни одному его слову. Он это чувствовал, но убеждать ее у него больше не хватало сил.

– Знаешь, Мила, я пойду, пожалуй, – сказал он наконец. – Ты подумай хорошо и, я уверен, ты изменишь свое мнение. У тебя нет никаких оснований подозревать меня, я тебя люблю, ты это прекрасно знаешь. А насчет ауры и энергетики – решай сама. Но я не хочу, чтобы неверные результаты твоих научных экспериментов поломали наши счастье. Будь благоразумной.

С этими словами Виталий ушел. Мила осталась одна и расплакалась. Ей было очень обидно, но пойти против своих чувств, которые ее еще никогда не обманывали, она не могла.

Виталий и Мила не встречались уже несколько дней. Вероника Аркадьевна, конечно же, заметила перемену в поведении дочери и решилась-таки спросить, что же произошло.

– Мамочка, Виталий вернулся из поездки, но не мой, понимаешь? Чужой какой-то. Я чувствую это. Он мне изменил, мамочка, – и Мила снова заплакала.

Вероника Аркадьевна обняла дочь.

– Возможно, ты ошибаешься, дорогая моя. У страха глаза велики. Будь поснисходительней. Знаешь, как говорят? Если я не видела этого собственными глазами, то значит он мне не изменял. Зачем ты терзаешься понапрасну?

– Так говорят обыватели, толстокожие и не обремененные интеллектом особы. Я не могу так, мама.

– Ну хорошо, а что же делать с нашим отдыхом? Ты намерена ехать без Виталия?

– Конечно! – сказала Мила. – Во всяком случае, если он не объяснится со мной и не докажет, что я неправа.

Дело принимало серьезный оборот. Вероника Аркадьевна прекрасно знала, что никому еще не удавалось убедить ее дочь в том, что она в чем-то неправа, особенно, когда это касалось ее чувств. Тут она стояла до конца на своем мнении, и переубедить ее было практически невозможно.

Она решила сама поговорить с Виталием и выяснить, в чем дело. Предварительно созвонившись с ним, Вероника Аркадьевна пришла на встречу со своим потенциальным зятем в сквер у Большого театра, где они пробеседовали около сорока минут.

– Я не знаю, что вам сказать, Вероника Аркадьевна. Для меня это все, как снег на голову. Я чист перед вашей дочерью. Она заблуждается, никаких любовных интриг у меня не было, я клянусь вам. Да у нас все актрисы замужем! Извините, но это бред какой-то!

– Виталик, я очень хорошо отношусь к тебе и хочу помочь. Милочка очень впечатлительная, но у нее ведь есть особенности, сверхпредчувствие и все такое, ты же знаешь. С этим нельзя не считаться. Если она обманывается, нужно попытаться ее переубедить. Давай вместе подумаем, как это лучше сделать?

– А надо ли, Вероника Аркадьевна? Получается, что я должен оправдываться в том, что я ничего плохого не совершал, то есть доказывать, что я не верблюд. Это же абсурд!

– Но ты ведь любишь ее. Нужно бороться за свою любовь. Не можете же вы порвать ваши отношения только из-за обоюдного упрямства. Я поговорю с Милой и попрошу ее встретиться с тобой. Объяснитесь еще раз. Все обойдется, я уверена.

Старания Вероники Аркадьевны не прошли впустую. Мила согласилась встретиться с Виталием и молча выслушала его доказательную речь о том, что он ей верен, честен перед ней и по-прежнему любит только ее одну.

– Ладно, – сказала Мила. – Я должна тебе поверить, но ты пойми, что это не каприз. Я вижу любого человека насквозь. Я забуду этот эпизод. Не знаю, что там у тебя произошло, пусть это останется на твоей совести, но я не сделаю этого второй раз. Пойми, Виталий, мне очень трудно строить свои отношения с человеком, мысли, чувства и поступки которого мне могут быть известны. Не обманывай меня.

Виталий облегченно вздохнул. Он взял девушку за руку и нежно поцеловал кончики ее пальцев. Милу он обожал, но честен с ней не был.

* * *

Утонченная красота, благородство манер, талант – все это не оставляло равнодушным женщин, которые вращались вокруг Виталия Петерсона. Все актриски и серьезные актрисы были влюблены в него и не раз предлагали провести с ними приятный вечер. Они настойчиво приглашали молодого красавца в гости, недвусмысленно намекая на интимное времяпрепровождение, а порой просто откровенно предлагали ему себя.

Выбор у Виталия был огромный. И он сдался. Не потому, что был уж очень сластолюбив, но он был мужчиной, зрелым и страстным. Он испытывал большие чувства к своей избраннице, Миле Лагутиной, но их отношения носили девственный характер. Мила даже целовать себя позволяла только в щеку, а если уж в губы, то только слегка притрагиваясь к ним, как к лепесткам розы, чтобы не повредить и не помять их, нежных и шелковистых.

Виталий ценил целомудренность своей невесты, но природа брала свое. Сбиться с истинного пути его соблазнила молодая партнерша, с которой они были заняты в «Ревизоре». Наташа Меркулова играла Марию Антоновну, хорошенькую дурочку, а Виталий – Хлестакова. Что в этой Наташе так задело сердце Виталия, он и сам не понимал. Но ночью после спектакля он не смог выгнать ее, когда она робко постучала к нему в дверь и впорхнула в его номер в легком облегающем трикотажном платье, под которым абсолютно ничего не было, и босая.

Она сразу же скинула платье и предстала перед ним во всей красе своих округлых, полноватых, но по-девичьи прелестных форм.

– Виталик, только не ломай комедию, – сказала она, – давай не будем играть в мальчика и девочку. Переспи со мной, доставь себе удовольствие.

Виталий, как голодный, набросился на девушку, ощутил почти физически ее горячую истому и почувствовал запах женского тела, от чего у него закружилась голова. Следующим его реальным ощущением было то, что он обладал этой юной горячей плотью, он был во власти своих низменных чувств, которые на тот момент отождествлял с неземным блаженством.

Но все внезапно кончилось, Виталий лежал рядом с Наташей на полу, почти бездыханный, утомленный и удовлетворенный, а она нежно целовала его и говорила:

– Ну вот я и выиграла пари. А все утверждали, что мне не удастся тебя соблазнить. Ну и глупый же ты, Петерсон. Хочешь женщину и изводишь себя, как монах.

Виталию стало неприятно от этих слов. Он отодвинулся от ее разгоряченного тела и тут подумал про Милу. Она представилась ему в виде маленького плюшевого медвежонка, тогда как лежащая рядом, бесстыдно обнаженная Наталья, все еще пытающаяся неприлично ласкать его, казалось ему чуть ли не акулой, хищной, коварной и опасной.

– Наташа, иди к себе, – сказал он ей, слегка поморщившись. – Все, что нужно, ты уже сделала. Я вполне доволен. Но с меня хватит.

– А ты уверен? Я ведь девушка ненасытная. Могу всю ночь с тобой покувыркаться, только свистни. Ну пока, – сказала она с усмешкой и ушла, кое-как натянув на себя свое розовое трикотажное платье.

Виталий долго переживал свой позор. Он прекрасно понимал, что все вокруг знают, что произошло между ним и Меркуловой, но самое ужасное то, что он так ни разу и не смог ей отказать. Она появлялась у него почти каждую ночь, и он предавался любовным утехам с ней, прекрасно понимая, что этого делать не должен. Виталий даже подозревал, что он не единственный ее любовник, так как Наташа открыто кокетничала и флиртовала со всеми. Но это ему было абсолютно безразлично. Он знал, что покончит с этой связью сразу же после окончания гастролей. Честно говоря, кроме брезгливости она никаких чувств у мужчины не вызывала, и он проклинал себя за слабость, слабоволие и неспособность сопротивляться собственным похотям.