Мальчишка устал. Ноги после долгого бега гудели, левая пятка ныла – он наступил на какой-то камушек. Петька сглотнул и подошел к своей тумбочке. Аккуратно он положил на нее кулек и развернул майку. Его нынешняя кепка была отцовской: большая, старая, любимая. Новая кепочка, бейсболка по-модному, была яркой, мальчишеской. На ней был нарисован то ли дракон, то ли какой-то монстрик. Английские буквы над отверстием на затылке гласили: «Pokemon». Петька снова вытер глаза кулаком и, бережно сняв поношенную кепку, примерил новую. Затем, покрутив ее на макушке, чуть затянул регулятор. Мать весной обещала ему купить такую бейсболку на лето, но забыла в погоне за очередной бутылкой.
Затем Петька аккуратно убрал буханку в пакет и пристроил внутри тумбы на картошке. Мыло сразу было развернуто и переложено в пластиковую мыльницу. Чистое белье и шоколадный батончик мальчишка сунул рядом с хлебом, а потом завернулся в плащ-палатку и, обтерев апельсин о шорты, сколупнул плотную кожицу у макушки.
Было так вкусно! Петька читал «Таинственный остров» и подолгу обсасывал каждую дольку, наслаждаясь вкусом и книгой. В углу комнаты была течь в крыше, и под ней потихоньку разрасталась лужа, подбираясь все ближе к спальному месту, но мальчишка с головой ушел в историю. Он с интересом исследовал незнакомую местность вместе с героями и представлял, что дождь барабанит не по крыше, а по широким листьям бананов, пальм и других тропических растений. Где-то там, левее, наверняка прячется в тени какой-нибудь опасный хищник! Может быть целый тигр! Грохнул гром, и Петька испуганно подпрыгнул: распаленное воображение нарисовало мрачную, ужасающую фигуру, стоящую в луже на границе видимого. Мальчишка резко обернулся, покрепче кутаясь в плащ-палатку. Разумеется, в комнате было пусто.
Когда стемнело, он включил ручной фонарик и еще долго читал, увлеченный чужими приключениями. Дождь постепенно затих, превратившись в редкую морось. Ближе к полуночи Петька заснул, забыв почистить зубы.
Два
Летом библиотека работала только по четвергам, так что, когда «Таинственный остров» закончился вечером вторника, Петька пришел в ужас. Солнце еще не село, а книга была уже дочитана. Мальчишка не знал, как теперь быть: истории помогали ему отвлечься, погрузиться в них с головой, представить целые миры и путешествия по незнакомым далеким дорогам… Ему нравилось воображать эти приключения, извивы тропинок в лесу, разъезженные сельские колеи, мощеные улицы городов – самые разные места, где он мог бы пройти или пробежать, догоняя книжных героев. Такие фантазии уводили прочь от реальности и невеселых мыслей о том, как там мать поживает. По правде сказать, мальчика очень ранило, что никто не говорил ему: «Мама тебя искала, ты не собираешься домой?». Конечно, он бы отвечал решительным: «Нет!», но было бы приятно знать, что она о нем помнит.
В среду, после размеренного, как и все предыдущие, дня, Петька лежал на лужайке перед строением, где был устроен его спальный угол, и рассматривал небо. Солнце садилось, и лазурь смешивалась с румяным боком абрикоса. Ветер доносил с набережной запах душистого табака и петуний: по соседству с турбазой был участок Клавдии Григорьевны, перед которым в старых тракторных шинах старушка разбила клумбы. Каждый вечер она вытягивала из калитки шланг и подолгу поливала цветы, из-за чего их аромат становился сильнее.
Высоко над головой пролетели со смехом чайки. Петька почесал живот, потянулся и продолжил наблюдать за изменением небесного цвета, хотя мысли его устремились следом за птицами. Интересно, каково им смотреть на землю? Каким кажется чумазый мальчишка, сбежавший из дома и валяющийся на жухлой из-за летнего зноя траве? А какова им жадная старушка, процветающая за счет спекуляции? Может мать сейчас вышла на улицу: сидит на крыльце и курит. Видно ли это чайкам?
Петька погрузился в сонные размышления. Его полет следом за птицами вскоре стал самостоятельным: мысли понеслись дальше, над тихим морем и горящими огоньками лодчонок, над готовящимся ко сну поселком, над асфальтовой дорогой до соседней станицы, над степью… легкий ветерок касался его лица теплыми поцелуями и поддерживал в этом полете. Выше, дальше! Вот и облака остались внизу, похожие на клочки белой морской пены. В такую превратилась Русалочка в сказке Андерсена. Что, если она на самом деле стала облаком? Из курса природоведения Петька знал, что вода испаряется и собирается в тучи, чтобы пролиться дождем. Интересно, чувствует ли Русалочка, ставшая частью круговорота воды, это изменение состояния? Что вообще чувствует дождь или пар?
Мальчишка не заметил, как задремал. Перед этим он начал представлять себе приключение в джунглях, где он пробирался с помощью мачете. Тропка фантазии превратилась в дорогу сна, и Петька с удивлением обнаружил себя в роли юного помощника Индианы Джонса. Они искали храм, затерянный в джунглях Амазонии. «Эй, Петя, подай-ка мне во-о-он ту палку», – попросил экстравагантный археолог, и Петька повиновался. Он завороженно наблюдал, как герой прощупывает землю под ногами и вдруг понял, что провалился по пояс в болотную трясину. Как так вышло? Мальчишка хотел было попросить о помощи, но земля разошлась, чтобы проглотить его целиком. Сон вышел из-под контроля: кругом сгустилась влажная прохлада могилы. «Все еще плутаешь? Ходишь по чужим дорожкам?» – блеснул золотой зуб, черные глаза внимательно наблюдали, неразличимые во мраке. Петька сжался, стал шарить кругом в поисках оружия. Закричали чайки. «Сбегай за беленькой!» – страшный человек с пляжа превратился в мать, та вскрикнула, как в день ухода из дома, а потом расхохоталась. У нее были круглые птичьи глаза и рот галкой, с высоко вздернутыми уголками губ.
Сумерки сгустились, завели свою песню сверчки. Один удобно устроился у Петьки на щеке, и его пронзительное стрекотание в первый момент показалось похожим на вой сирен, а не на успокаивающие сонные звуки. Мальчишка смахнул насекомое и резко сел. Чудовищно искаженное лицо матери все еще стояло перед глазами – казалось, она вот-вот выглянет из-за угла дома и будет за ним наблюдать со странным выражением. Хочет съесть? Обнять? Петька заозирался. Кругом не было ни души, но было сложно понять – успокаивало это или, наоборот, нервировало. Звезды и луна светили ярко, так что было нетрудно встать с остывшей земли и добраться до полупустой комнаты, где в углу лежала свернутая плащ-палатка. Мальчишка сел, завернувшись в нее, и попытался прекратить думать о страшном образе и человеке с пляжа. После встречи в воскресенье тот будто бы испарился. Петька ненароком спрашивал Галю и Григория, здешнего почтальона: не видели ли они незнакомца с гитарой в старой шляпе и выцветшей рубашке? Даже баб-Нюра, главная собирательница слухов, не могла припомнить, чтобы кроме Петьки кто-то говорил о таком человеке.
– А что, думаешь, вор? Как ты говоришь, на цыгана похож, а они все – ворье, – заинтересованно прищурилась она, словно надеясь поболтать с беспризорником еще. Оно и понятно: мальчуган живет сам по себе, весь отощал, похож на ободранного щенка! Есть о чем посудачить с соседками. Но мальчишка быстро попрощался и убежал прочь.
Остаток ночи пролетел без сновидений. Наутро Петька едва помнил страхи прошлого вечера – его с головой захватило предвкушение визита в библиотеку. Ради такого стоило привести себя в порядок! Мальчишка решил сходить к дальней колонке, которая располагалась на краю поселка возле двух заброшенных участков. Там можно будет целиком ополоснуться под прохладной водой и надеть чистый, подаренный Галей комплект белья. Заодно можно выстирать с мылом отцовскую майку, на потом.
Решено – сделано: уже через час Петька, одетый в чистые трусы, с усердием оттирал на камнях у колонки свою одежду. Солнце постепенно разогревало воздух – очередной жаркий денек. Мальчишка решил, что шорты постирает тоже и походит пару часов в мокрых: когда часам к одиннадцати воздух разогреется до тридцати градусов это будет только в плюс.
– Ой, Петя!
От неожиданного окрика он выронил шорты, которые пытался отжать, обратно в лужу. Петька выпрямился и обернулся – от перекрестка к нему торопливо шагала Маша, сменщица Гали.
– Здрастье, теть-Маш, – мальчишка грозно насупился и втянул голову в плечи. В последний раз, когда он на прошлой неделе заходил в магазин, их встреча закончилась нравоучениями. «Ты же маленький, куда тебе одному жить! На улице, как бездомыш! Вернись!», – Маша была из тех, кто строго придерживался поговорке: «Бог терпел – и нам велел».
– Ты что ж еще, к матери не вернулся? – Ну, точно. Петька злобно фыркнул и порывисто поднял шорты. Нужно было срочно линять.
– Я сам разберусь, – упрямо.
Маша будто бы оторопела. Она посмотрела на мальчугана и поджала губы. С полминуты женщина молча наблюдала, как Петька отжимает мокрую одежду и всем своим видом показывает, что собирается уходить.
– Тут на выходных объявился тот городской, все-таки купил старые конюшни! Представляешь?
– А мне-то что? – Он закинул мокрые шорты и майку на плечо и натянул пониже на лоб кепку.
– Ищет теперь работников. Ты, конечно, ребенок… – Маша поглубже вдохнула и закатила глаза. – И тебе лучше бы вернуться домой. В конце концов, кого из нас в детстве не били?..
Но Петька уже бежал прочь, словно за ним по пятам гналась стая гусей. Вообще, конечно, у них в поселке работы как таковой не было: все справлялись со своим хозяйством сами, и максимум, на какой мальчишка мог рассчитывать – это помочь собрать вишню или черешню в обмен на небольшую часть собранного. Но и кроме него было достаточно желающих. Еще можно было ловить бычков и продавать их по утрам на базаре, как он часто делал, но на этом много не заработаешь. Так что, кроме желания сбежать от Маши поскорее, Петьку гнала вперед надежда: может быть, удастся заработать достаточно, чтобы сбежать жить в Краснодар? Ему, конечно, всего двенадцать лет, но там, в большом городе, живет отец – надо будет только его найти. С другой стороны, через пару месяцев, в сентябре, он приедет на Петькин День Рождения. И мальчишка сможет показать себя совсем взрослым, способным жить и зарабатывать самостоятельно. Тогда-то отец наверняка заберет его с собой в Краснодар!
«Городской» был человеком среди местных известным. Это был столичный бизнесмен, у которого, по мнению Петькиного отца, или мозгов не было, или денег водилось сверх меры. Несколько лет назад этот человек купил большой участок на краю поселка и принялся за постройку большого особняка. Как ни крути, но это была чудесная пара лет для местных: почти для каждого нашлась посильная работа, за которую неплохо платили. Отец говорил, что этот бизнесмен подозрительно добрый.
– Помяни мое слово, Лена, это стройка ради стройки. Чудной он, этот Эдуард Викторович, – Петьке тогда было всего лет пять, но он помнил, как отец по вечерам, после тяжелого и полноценного рабочего дня сидел на кухне и ел щи или домашние котлеты с пюре.
– Зато смотри, как все оживились! Дай бог ему здоровья. Глядишь, мы так на квартиру в городе накопим.
– Так-то да, но странный. Бывает смотрит так… и прямо наизнанку выворачивает, – Петька видел, как отец на этих словах поежился и отложил ложку. – Так, насквозь прямо.
– Зато платит, – веско ответила мать и пошла на двор, чтобы отдать овощные очистки уткам. Тогда еще хозяйство у Лены и Феди было крепкое, как и брак.
Петька помнил, как в доме обновилась мебель, как мама начала носить новые, красивые платья, когда была стройка особняка. Да и вся деревня будто приободрилась: люди стали заниматься внешним обликом своих участков. Ходили слухи, что этот «городской» – первый из многих, будто скоро они потянутся в эти места вереницей и поселок превратится в элитный курорт. Так продолжалось два года, а потом особняк был закончен. Эдуард Викторович расплатился со всеми по счетам и уехал к себе, в столицу. С той поры прошло вот уже лет пять, и никто его не видел. Но все равно продолжали говорить, будто бы планы у него на их поселок грандиозные. Баб-Нюра это точно знала, практически из первых уст! Она достаточно быстро свела знакомство с экономкой, которая присматривала за особняком, и чуть ли не каждое воскресенье на большом базаре распускала во всей красе хвост из сплетен. То особняк был подарком жене, то – любовнице. То летней резиденцией, то – зимней. То «городской» собирался выкупить землю под лесополосой и построить элитный коттеджный поселок (в этом-то захолустье!), то оказывалось, что он вообще продает свой участок. Один период говорили, будто он договаривается с частными столичными школами, чтобы выкупить старую турбазу и вместо нее организовать детский оздоровительный лагерь. Словом, за эти годы какие кости только ни перемыли Эдуарду Викторовичу, однако и лесополоса была на месте, и турбаза, и особняк оставался его собственностью. За последний год о «городском» слегка подзабыли – и тут на тебе!..
Петька влетел на полной скорости в комнату, которая стала уже практически его собственной. Предвкушение переполняло его радостным нетерпением: хотелось сразу и в библиотеку, и на работу пробоваться, и вообще!.. Мальчишку распирало: казалось, будто все наконец складывается как надо. Он воображал себя маленьким работником, который будет помогать старшим и учиться у них. Когда-то, во времена Советского Союза, в их поселке были большие конюшни, в напоминание о которых остались мрачные бараки с широкими, вечно запертыми дверями. Еще были коровники, поля, было хозяйство… вот только возделывать землю в степи – это постоянно бороться с природой: почва песчаная, ветра, ее раздувающие, жаркое солнце. Коровы обязательно найдут или жесткие колючки, или горькие травы, вроде полыни, из-за чего молоко приобретает специфический привкус. Зимой же, наоборот, земля промерзает до самых своих костей, а влажный из-за близости моря воздух царапает горло.
И все же, вот – нашелся благодетель! Петькин отец именно так и называл Эдуарда Викторовича, хотя и говорил о его «неуютной странности». Теперь и сам Петька был готов назвать этого человека спасителем – пусть только возьмет на работу! Мальчишка привалился спиной к стене и заулыбался. Он уже мечтал о том, как получит первую настоящую зарплату и придет домой настоящим героем. «Вот, – скажет он матери, – теперь я смогу о тебе позаботиться!» – и уже новый-папа бежит прочь через его, Петькину, скрипучую калитку.
В комнате кто-то был. Мальчишка замер, уставившись на свой угол. Сердце ухнуло куда-то в пах, пропустив пару тактов, а потом заколотилось как бешеное. Он пытался осмыслить фигуру, нависшую в тени над плащ-палаткой, узнать ее, но черты, вроде бы человеческие, были нечеткими и волновались, меняясь. «Призрак?» – скользнуло прикосновение ужаса в мозгу. От страха рука расслабилась, и мокрая одежда смачно шлепнулась на пол. Тень всколыхнулась, вскидывая голову. Ее очертания стали плотнее, будто взгляд Петьки делал ее реальнее. Мальчишка почувствовал, как нечто забралось в его мысли и стало что-то откапывать. Или это он сам искал что-нибудь ужасное, что-то, что его пугало? Кто перебирал в его голове образ за образом: монстров, чудовищ, людей? В основании черепа просочился неприятный звук: словно шуршание песка или прихлебывание чая. Нечто среднее. Тень вздрогнула.
– За… беленькой?.. – бесцветный голос был таким слабым, что Петька подумал, будто это воображение. У тени были два карих птичьих глаза и рот галкой, с оттянутыми до ушей уголками. Это лицо странным образом напоминало голову горлицы. Стоило мальчишке подметить это сходство, как нижняя часть лица вытянулась вперед, нос сгладился – остались только ноздри, а рот теперь был куда как больше похож на клюв. – Петя!..
Вскрик матери, красный язык за окостеневшими губами. Угловатые плечи, неловкие руки с черными птичьими когтями. Мальчишка отскочил назад, в коридор – тень тянула к нему бледные узкие кисти, будто предлагая обнять. В ее глазах было какое-то невнятное желание среди тупой пустоты. Приголубить? Задушить? Съесть? Что она хотела от него!..
– У… убирайся! – Петька нашарил рукой какой-то обломок деревяшки и запустил в полет, целясь в высокий лоб. – Исчезни!
Кусок оконного косяка, кувыркаясь, пролетел в воздухе и ударился о голову мамы-птицы. Осознанием блеснули ее глаза, это существо шагнуло из угла… реальность моргнула, и тень исчезла, едва ступила в квадрат света, падавший из окна. Петька, мокрый от пота, ощущал, как онемели губы, лицо, пальцы – все тело. Он даже забыл, как дышать и натужно закашлялся.
Мальчишка пытался осознать произошедшее, уложить его в голове так, чтобы все звучало логично и правильно. Скорее всего, ему померещилось. Он много думает о матери, ему приснился страшный сон ночью, сейчас его сбила встреча с Машей… это просто видение, не более. Но сердце не унималось, взгляд не отрывался от пустого угла. И заставить себя подняться, подобрать одежду и продолжить запланированный день Петька не мог. Это значило – надо зайти в комнату, одеться и поесть, взять книгу и пойти в библиотеку. А если это нечто прячется сейчас за дверью? Если оно прижалось к стене, незримое с нынешней позиции мальчишки, и только и ждет. Вот он перешагнет порог, и черные когти вцепятся ему в плечи. А если это существо будет подстерегать его в библиотеке? Или в конюшнях?.. они были темные, мрачные – так казалось Петьке. Все-таки, это были высокие вечно закрытые бараки с небольшими оконцами под крышей.