– Ты чего? Похоже, спятил окончательно от нищеты. Знаешь, художник не обязан быть голодным, – Петр возвышался у входа в комнату, подпирая плечом косяк. Он попивал чай из кружки и смотрел на друга несколько обеспокоено, внимательно. – Ты задолжал бандюганам, и теперь тебя прессуют?
– Да бог с тобой! – Андрей оторвал глаза от сияющего дисплея. Его подмывало рассказать другу обо всем, но не было понимания как начать и как описать то, что поселилось в груди. Эту скребущую, лукавую кошку. Вдобавок, Петр и здесь был контрастен Андрею и не верил во всякую мистику и сглазы. По крайней мере, вслух над чем-то подобным он всегда потешался.
– Может, тебе денег одолжить или что? – Прагматизм этого соцреалистичного человека в такой момент вызвал у Андрея бурю негодования.
– Да все у меня в порядке с деньгами! Я… Сам не знаю, что это такое!
– Говорить не хочешь? – и Петр противно прихлебнул чай. На самом деле, сюрпанье было у него совершенно в порядке вещей, но сейчас вызвало у Андрея гримасу отвращения.
– Нет.
– Ну ладно. Собирайся тогда, романтик. Пойдем смотреть выставку, – потрясающе легко сдался Петр и пошел мыть посуду. Для него друг был каким-то недозрелым, вечным подростком, о котором надо заботиться. Андрей принимал эти условия игры, это внимание, и реагировал на них так, как ребенок реагирует на родителя. Но при этом оба они знали: когда придет время, они по-взрослому друг друга поддержат и выслушают.
Крякнул телефон, экран загорелся. Превью сообщало: «witch_anna написала сообщение:…» – и эти слова вызвали у Андрея душевный трепет. Нет, баста! Он смахнул облачко с экрана и пошел одеваться. Слишком уж этот разговор был чудным. Нужно проветрить голову и найти, наконец, в себе желание заблокировать эту «ведьму».
***
Мир переменился. Обычно здесь ожидается, что какие-то внешние факторы его изменили: война, революция, новое правительство, хотя бы локальный переезд на новое место. Но нет, внешне все было по-старому: те же шторы, тот же паркет, тот же узкий коридор с дверями в две комнаты, на кухню и в ванную. По-прежнему над входом висела старая, советская еще подкова, оставшаяся от отца. К слову, родные были живы-здоровы и регулярно звонили, спрашивали – как сын/внук/брат поживает в столице. Однако мир все-таки изменился. И началось все с уточнения от одной Ведьмы, что философский роман – это не фантастика.
Андрей запутался. Он убеждал себя, что сможет заблокировать странную собеседницу в любой момент, едва только он поймет, что нездоровое перевесило здравое в их общении. Спустя какое-то время он осознавал, что занимается самообманом: изначально их коммуникация была больной, как ОРВИ – внезапной и прилипчивой. После же мужчина говорил себе: «Нет, она просто хотела обратить на себя мое внимание, так-то она нормальная, начитанная девушка!», – а потом задумывался, а девушка ли? Читающая Манна, Стейнбека и Шоу, рассуждающая о разных направлениях философии и признающаяся, что не любит любовные романы. Вдруг по ту сторону сидит парень, какой-нибудь странный маньяк, которому нравится именоваться Анной и сводить с ума художников? А кто сказал, что он сходит с ума?..
Академические формы тел стали отвратительны. Правильные конечности, руки-ноги-торсы, реалистичные в своей передаче картины и эскизы – все это доводило теперь Андрея до тошноты. В правильности, в реализме и, тем более, гиперреализме он видел мертвенность, чуть ли не ощущал смрад навеки застывших форм. В них не было чувственного, казалось ему, но буквально тут же его взгляд художника натыкался на альбомы, в которых таились репродукции картин Эль Греко и Тициана. Тогда Андрей себя одергивал: конечно, нет! Это современное искусство потеряло душу, саму ее эссенцию, которая должна придавать живописи дыхание, внутреннее свечение, наполненность. Недостаточно запечатлеть тело, изобразить его достоверно точно – необходимо заставить сиять самые глаза, заставить краски жить так, как живет действительность. Даже еще реальнее!
А потом Андрей словно бы просыпался, и все такие размышления, которые он записывал и изливал своей Ведьме, начинали казаться ему сентиментальным бредом. Да и с каких пор она стала его Ведьмой? Но даже в самом трезвом состоянии рассудка он не мог усомниться в том, что она принадлежит ему, что он ею владеет, как владеет каждой из своих картин. В сущности, эта собеседница превратилась для него в некий образ, который преследовал его наяву и во снах, к которому Андрей обращался, когда чувствовал внутреннюю потребность в обсуждении какого-то явления. В минуты ясности он понимал, что любит, что его чувство очень странно и изуродовано, направлено не на реального человека, а на профиль в социальной сети, на черные ниточки электронных слов.
Не сотвори себе кумира – гласила одна из заповедей, но именно кумиром стала для Андрея черная кошка на аватарке. Раньше он не обращал внимание на бездомных животных в своем дворе, теперь же вдруг заметил, что целый выводок черных котов живет в подвале его дома. И каждого теперь он приветствовал, каждому при встрече улыбался словно идолу, вспоминая о Ведьме.
Андрей уже не сомневался, что тут была замешана какая-то магия: иной раз они угадывали сны друг друга, мысли, ощущения. По крайней мере, собеседница угадывала о нем. Так, однажды он снова проснулся среди ночи, вдохновленный причудливым образом звездной фигуры. Мужчина сразу же постарался его зарисовать, потратил на это не менее десяти листов и двух часов. А поутру получил сообщение: «Попробуйте поиграть со взглядом. Взгляд у вас выходит как-то мертво», – и это было поистине фантастично! Андрей даже проверил свой профиль, где делился работами и, порой, жизнью: вдруг он ночью, в забытьи, сделал публикацию с эскизами? Нет, последний пост – две недели назад, когда еще ум его был здрав и не знал странного волнительного волшебства.