Корабль уродов

– Привет, мальчики, – она поставила вино на столик возле нас, и я, конечно, остался совершенно невозмутим, когда при наклоне сверкнуло откровенное декольте. – Якобс, рада тебя видеть.

– И я тебя, милая ведьмочка.

Я опять остался невозмутим, если не считать вскипающей бури.

Мекс отправилась к стеллажам за бокалами, а Якобс пихнул меня в бок и самодовольно ухмыльнулся:

– Ты проиграл. Кто несет ведро воды?

Я случайно испепелил его взглядом.

– С каких пор ты разучился достойно проигрывать?

Я отвернулся.

– Не прямо сейчас.

– Эй, а когда? Сейчас надо!

Мекс звякнула хрусталем о стол и села возле Артура на поручень дивана.

– Чего не поделили? – невинно поинтересовалась она.

– Да мы вот поспорили, – с готовностью начал объяснять Якобс, – о том, как ты на меня отреагируешь. И Джекки проиграл, а теперь не хочет платить.

– Ты всё споришь, Якобс, – она покачала головой.

– Ну разумеется. Жизнь не жизнь без спора! – он оглядел всех. – Ладно, видимо, за водой иду я. Кажется, где у вас тут ванная я еще не забыл.

Когда он вышел из комнаты, я громко вздохнул. Мекс полюбопытствовала насчет деталей спора – я рассказал.

– Хочешь, – предложила она, – я скажу ему, что моя реакция была более чем удивленной, просто я так выражаю эмоции?

Артур настороженно поглядывал на нас. Почему, интересно, он не срывается на Якобса, когда тот позволяет себе фамильярности по отношению к Мекс?

Я пожал плечами и отмахнулся:

– Ай, это нелепо.

– Любопытно, – заметил Артур, – связано ли это как-то, что все мы – кто мог – съехались сюда одновременно?

Мы согласились, что это любопытно.

– А еще любопытно, – улыбнулась Мекс, – как там Вренна. Ты не созванивался с нею?

Я покачал головой.

Вошел Якобс, без воды.

Осмотрев его, я скептически поинтересовался:

– Коромысла не нашел?

– А, я подумал, – он усмехнулся. – Прощаю тебе долг.

– Хо, с чего это такая щедрость? Непохоже на тебя.

Он пожал плечами, сел на свое покинутое место между мной и Артуром и объявил, поднимая бокал:

– За встречу?

–

Мы продержались вместе чуть больше недели, и за это время успели несколько раз передраться, точно мальчишки. Якобс вносил дуновение хаоса в любую компанию и при любых обстоятельствах. Что уж говорить о таких безумцах, как мы…

Около часа назад Мекс поспорила с ним, что из морского залива, омывающего юго-восток Дома, удастся сделать каток, и теперь ей нужно было пройтись по тонкому льду, сковавшему воду. Артур, разумеется, допустить такого не мог и поэтому вместе с Мекс возился у берега, устанавливая на замерзшей поверхности разные грузики. Если лед выдержит их, значит, Мекс победила, и рисковать здоровьем ей для этого не придется.

Кутаясь в куртки, мы с Якобсом наблюдали за ними с крыши.

– Не хочешь к ним присоединиться? – насмешливо поинтересовался он.

Я фыркнул.

– Ты ведь тоже не пустил бы ее на лед.

Внизу на секунду вскипело движение, Артур и Мекс отшатнулись от тяжелого нагромождения, созданного ими, но оно удержалось. Якобс усмехнулся.

– Надо таки придумывать желание. Вот ты бы что ей загадал?

Я смерил его косым взглядом.

– Чтоб остригла когти своей кошке.

– Пф! Гений. Вообще, не понимаю, как ты живешь с ними. Ты же сохнешь по ней с первого дня как увидел. Ладно, уступил девушку другу – это еще можно понять. Но жить с ними под одной крышей? Что за… – и он привел затейливый термин из сексологии.

– Я здесь не так давно, как ты думаешь.

Я мельком вспомнил ту нежданную ночную встречу на этой самой крыше.

– Кстати. Почему это ты ни разу не удивился, что я жив? Вам всем ведь, вроде как, сообщили о моей смерти да еще и фотки какие-то показали, нет?

Якобс посмотрел сквозь меня.

– Возможно. Прости, я плохо фиксирую то, что не связано с моими пари.

Я потерялся на пару секунд, искренне задетый. Потом проглотил это.

– Бывает.

Лед под нестройной конструкцией дал трещину и с хрустом и воплями разломился. Мы резко обернулись, но Мекс и Артур стояли на берегу целые и невредимые, разве что обрызганные.

– Всё, – объявил Якобс и подмигнул мне. – Так и быть, загадаю твое желание.

– И всё-таки, Джек, – обратился ко мне Якобс вечером того дня, после небольшой потасовки, устроенной мною и Артуром. – Я не понимаю, как ты тут живешь.

Я фыркнул, разглядывая разбитые костяшки пальцев – результат моего промаха и встречи кулака с дверным косяком.

– Я собираюсь закончить свой спор с сестрой. Не хочешь со мной поехать?

Его голос показался мне необычно напряженным, будто он действительно пекся о том, каково мне здесь – каждый день видеть Мекс…

Я пожал плечами.

– Когда, куда?

– Э, ну… Я планировал тронуться послезавтра…

– «Тронуться»? – я насмешливо оборвал его, и Якобс нервно засмеялся. Я недоуменно вскинул брови: – Ты врешь что ли? Чего ведешь себя так неестественно?

– Пф! Да, конечно, на самом деле я пытаюсь выпроводить тебя, чтобы потом избавиться от Артура и замутить с твоей рыжей пассией, – он криво усмехнулся. – Чего неестественного-то? Что, по-твоему, естественно?

– Для тебя? Естественно только спорить, – я откинулся на спинку дивана. Под действием легкого наркотика, витавшего сейчас в комнате, мысли не задерживались подолгу на чём-то одном, и, отвлекшись от разговора, я снова думал о книге, которую пытаюсь писать.

– Только? – возмутился Якобс. – А есть, спать, трахаться – неестественно?

Я с трудом уловил, о чём он, и улыбнулся:

– Разве что на спор. Да успокойся ты уже, хватит к словам придираться.

У моего летчика наклевывалась романтическая сюжетная линия, которая совсем не вписывалась в изначальную идею. Нужно как-то невзначай упомянуть ее и… Но это же не может не повлиять на него. Хотя, с другой стороны, развитие персонажа…

– Ну так что ты думаешь, Джек?

– А?

– Поедешь со мной?

– Разделываться с твоей сестрой? Слушай, да простил бы ты ее уже.

Якобс слегка помрачнел.

– Там и разберемся. Едем?

– Да что ты?.. – возмутился я. – Завтра я тебе скажу. Лучше дай ноутбук.

–

Уезжать мне не хотелось. Мне давно не было так уютно и спокойно, как в этом Доме. Единственное, что не давало мне покоя – неизвестность по поводу Вренны, и я даже звонил ей несколько раз, но она сбрасывала или отделывалась односложными ответами.

Я бы наверняка остался (тем более что и ноутбук в дороге будет почти не зарядить), если бы к настойчивым уговорам Якобса не присоединился Артур. Тогда в мой мозг забралось правдоподобное подозрение: это Артуру чертовски некомфортно жить шведской семьей. Но самому прогонять меня как-то неудобно – друзья же всё-таки. Вот он и попросил Якобса увезти меня под каким-нибудь предлогом. Поэтому Якобс и мялся так нелепо…

И я быстро согласился с неуверенными аргументами Артура.

Мы выезжали в десять утра, в субботу, прорывая носом автомобиля мокрый чистый снег вокруг Дома. На прощанье я стребовал с Мекс локон волос, вызвав тем самым очередную вспышку гнева ее благоверного, и в притворной панике спрятался от этого гнева на пассажирском сиденье.

Я перебирал красные шелковистые волоски, а Якобс слева от меня вальяжно рулил.

– Фетишист, – шепнул он, пихнув меня локтем.

– Не, лучше говори чернокнижник, – усмехнулся я, не отрываясь от локона. – Мало ли, что я ними сделаю.

– И что же?

– Не знаю пока. Но прядь чужих волос – это же всегда полезно?

– Кажется, ты слегка заразился их безумием. Красный маг, Огненная ведьма – а ты кто будешь?

– Каннибал-людоед. И волосы в качестве приправы, – я запнулся о собственные слова и скривился. – Будем считать, что я этого не говорил.

Когда мы подъезжали к Штаман-Рейну, и за рулем уже несколько часов был я, заснеженный силуэт города заставил меня думать о Вренне. Нашла ли она своего принца? Как он встретил ее? И что выйдет из всего это?..

Ох и проклинала она меня наверное… – я усмехнулся. – Но не я придумал этот фокус, я лишь сгримасничал, если можно так выразиться. Когда пять лет назад у моих родственников наконец кончилось терпение, и они решили укротить моё свободолюбие и отвадить меня от праздных прогулок и общения – они поручили это Алите, так как она была и есть мой непосредственный «надзиратель».

Но я знал небольшую тайну Алиту – вернее, две тайны: небольшую, по имени Вадим, и большую, по имени Алексей – и она не могла угрожать мне. С другой стороны, оставить всё как есть она также не могла, потому что ее непосредственный «надзиратель» – Мморок, и он бы определенно заметил, что его приказ не выполняется. Пострадали бы все.

Мы с нею трезво поразмыслили, и она предложила такой выход – я действительно обрываю контакты со своей дружной компанией, а она сообщает Ммороку, что они мертвы. Объясниться с дружной компанией я не успел, и она, как и подобает друзьям, обеспокоилась моим внезапным исчезновением и предприняла всяческие поиски. Это не могло не привлекать внимания, и в какой-то момент Мморок бы явно обнаружил, что они живы-здоровы. Поэтому Алита – со свойственной ее юности кровожадностью (Вренна и не представляет) – взяла старую видеозапись убийства, сделала серию фотоснимков изуродованного трупа, добавила несколько моих фотографий и отправила в конверте в Дом с издевательским замечанием о бессмысленности дальнейших поисков.

Мне же, когда я осел у Вренны и периодически посещал светские ужины у кузенов и тетушек, не уставали напоминать о гибели моих приятелей, так что я и сам засомневался и иногда с трудом подавлял желание отомстить сестрице.

В итоге такая возможность представилась – правда, отыгрался я на Вренне. А она в ответ едва не свела меня в могилу. Такие вот мелкие семейные дрязги.

Я широко зевнул и с усилием сосредоточился на дороге, на которую начинал слетаться мокрый снег.

– Знаешь тут хорошие гостиницы? – неожиданно громко прозвучал вопрос Якобса.

– А разве мы не к твоим?.. Ну да, есть тут парочка.

Я снова зевнул и обогнал тащащуюся впереди фуру.

Первая из хороших гостиниц, где я останавливался прежде и в которую мы заглянули сейчас, оказалась запертой и словно обесточенной. Как и большинство домов вокруг. Мы поехали в центр, но и там многие отели были безжизненны. Наконец одна из гостиниц руками швейцара открыла перед нами свои двери, а девушка за стойкой регистрации, подозрительно осмотрев нас, ввела в компьютер данные из качественно подделанных паспортов.

Мы отправились в пустынный ресторан, заказали ужин, и я озадаченно осмотрелся.

– Где это все? Неужели конец света так близок?

Якобс фыркнул:

– Конец света?

– Ну, падение Договора, бесконтрольные кораблисты крушат всё вокруг, – я невинно пожал плечами.

– А ты, значит, антихрист?

Теперь фыркнул я.

Нам принесли пиво.

– Спать хочется, – констатировал я, отхлебывая пенистый напиток. – Какая у нас программа на завтра?

Якобс нахмурился.

– Ну, я позвоню, договорюсь о встрече с одним человеком… Спорим на подзатыльник, я первым опустошу кружку?

–

Всё следующее утро я пытался выяснить у Якобса, куда же мы направляемся и каковы наши планы, но он отвечал крайне туманно и уклончиво, а то и вовсе вместо ответа предлагал новый нелепый спор. Когда мне осточертела гостиничная койка, я заявил, что отправляюсь в город – бродить по памятным местам юности – и Якобс практически запаниковал.

– Что-то ты мутишь воду, – подозрительно буркнул я, но он быстро отмахнулся:

– Дурак, тебя же теперь каждый второй в лицо знает – по ящику же крутили. Да и в интернете. Лучше лишний раз не высовываться.

– Н-да, не лучший я компаньон. Так с кем мы сегодня встречаемся?

– А, старый знакомый моей сестры. Он подъедет сюда… где-то через час. Спорим, по пятому каналу боевик?

– Я-то откуда знаю? Достали твои бессмысленные споры.

Я подключил ноутбук к розетке, поймал гостиничный вай-фай и решил наконец посмотреть, что же за информация обо мне гуляет по бескрайней сети.

Фотографии как фотографии. Кстати почти везде одни и те же. Море чудно́го бреда – от моей смерти в разные годы по разным причинам до гомосексуальности. Что за вздор?

Здесь же Вренна… Вроде выглядит точно как сегодня, а может и нет – за последние годы она совсем не изменилась. Даты публикаций в основном новые – ну правильно, пошла же мода. Только в каком-то интернет-журнале «Фогг» статья четырехлетней давности. С фотографиями. Теми самыми.

Забавно, выходит, что мы с нею светимся в интернете уже не первый год, но миллионы увидели нас всего пару месяцев назад. Ну вот, уже не зря расстреливал кораблистов – стал звездой. Я мысленно фыркнул.

Посмотрим, что тут про нас пишут?..

В номер ворвался Якобс.

– Нужно!.. Пойдем, нам перенесли место встречи.

– Да? – я с неохотой закрыл ноутбук.

– Ага, собирайся, идем. Э… можешь взять ноут.

– Зачем? Мы что, сюда не вернемся? – я осмотрел разбросанные по комнате вещи и прикинул, сколько их собирать.

– Э… Возможно. Можешь взять всё.

– А ты?

– Э… и я могу… – он еще раз смущенно пробежал взглядом по комнате и неуверенно вышел.

Вместе с чемоданами мы вышли из отеля, загрузились в машину и поехали черт знает куда. Неадекватно напряженное и неловкое состояние Якобса забавляло меня, и я сидел, вальяжно раскинувшись на пассажирском месте. Неудивительно, – думал я, – он же собирается прикончить родную сестру. Мстительный придурок.

– Это что, место встречи? – изумился я, когда мы остановились у богемного клуб-бара «Фламинго», покинутого, как и добрая половина города.

– Идем.

Якобс открыл багажник.

– Зачем нам с собой чемоданы?

– Э… Ну да. Ни к чему, – закрыл багажник, включил сигнализацию. – Идем.

Дверь оказалась незапертой, и мы медленно вошли в едва теплый полумрак «Фламинго».

– Здесь… где-то должен быть путь в подвал, – хрипловато и боязненно сообщил Якобс.

Мы прошли мимо пыльных столиков и высоких кресел с вычурными спинками, заглянули за несколько тяжелых бархатных драпировок, обнаруживая там будуары, взломали служебную дверь и по затхлому коридору добрались до крутой узкой лестницы без перил.

– Такое несоответствие, да? – громко прошептал я, но Якобс молчал. – Ну, я про навороченный зал и такие старые ступени и всё тут…

Открывшийся нам вид подвала только подтверждал мои слова. Череда тускло освещенных комнат (Якобс включил мерцающий свет), заваленных допотопной утварью и инструментами, вьющиеся по стенам провода и трубы, чьи-то тонкие лысые хвосты, мелькающие по углам.

– Отличное место для убийства, – невольно заметил я и прикусил язык, отхваченный внезапно проснувшимися опасениями.

Я слышал дыхание и шаги Якобса справа и чуть сзади от себя и с трудом заставлял себя не оборачиваться. Наконец он обогнал меня, и мы свернули налево. Прошли по кромешно-черному коридору, снова вынырнули в свет, опять свернули… И я совершенно ясно увидел, как Якобс резко обернулся ко мне, как блеснул его мокрый лоб под веером ярких волос, и ко мне полетела рука с пистолетом.

По голове разнеслась звонкая боль от удара. Я потерял связь с телом на долю секунды, но упасть не успел, и, покачиваясь, отступил на пару шагов.

Несколько секунд мы в напряженном изумлении пялились друг другу в глаза. Потом он сообразил, что я вот-вот приду в себя, быстро свалил меня на пол, подтащил куда-то, и я услышал, как сзади, на моих руках, щелкнули наручники.

Еще некоторое время – может, полминуты – я блуждал взглядом по темноте, потом закрыл глаза, ударяясь всеми чувствами о нежданное предательство. Пытаясь отделаться от чувства нереальности. Пытаясь пересмотреть свое положение на новом координатном поле.

Не получалось.

– И что это значит? – спросил я, скривившись от головной боли, вспыхнувшей с новой силой при звуках моего голоса.

– Уж прости. Такой был спор.

Вот как. Мозаика начала складываться.

– И… ты проспорил? Или спор о том… сможешь ли поймать меня? – с долгими паузами продолжил я.

– Проспорил. Долг для меня святое, ты знаешь.

Я не видел его. Ни лица, ничего. Судя по голосу, он стоял где-то за мной, а теперь, судя по звукам, сел.

– И, – главный вопрос, – кому ты… проиграл?

Якобс молчал. Паршиво.

– Ну, там долгая цепочка… В общем, можно сказать, что твоим…

Меня накрыло тошнотворной волной, и когда она схлынула – запульсировала голова, по телу пробежала спазматическая боль, осталась в сердце. Несколько его ударов отдались по всему телу, затем оно просто ныло. Иногда чувствую себя дряхлым стариком.

Я молчал, мысленно прокручивая короткий диалог. Что ж, я должен был ожидать подобного… Игрок вроде Якова ни перед чем не остановится. Глупо обвинять его в чём-то: он никогда не скрывал своей сути.

– Джеккимор?

Я заставил себя откликнуться: «Что?»

Послышалось шебуршание – он встал – шаги, и вот он высится надо мной. Сел на корточки, так что наши лица оказались на одном уровне.

Черт подери, на его физиономии был самый обыкновенный для него задор, и больше ничего! Я мысленно взвыл, но продолжил невозмутимо, насколько мог, смотреть на него.

– Предлагаю спор.

Я не выдержал этого и отвел глаза. От ударов сердца снова расползались круги боли, как от капель.

– Спорим на твою свободу, что ты отгадаешь слово, которое я загадал?

Я проклял вселенную и пожелал провалиться куда подальше, прежде чем понял, в чём суть.

– То есть, – сипло уточнил я, – я ставлю на то, что не угадаю?

– Точно, – его глаза по-кошачьи светились. – Я загадал, можешь называть своё.

Я успел мысленно перебрать варианта четыре, а затем понял, что, в общем-то, от слова тут ничего не зависит.

– Тарелка, – сказал я.

Якобс вздрогнул и захохотал, так что я едва не лишился сознания – от громогласности его смеха, бьющего по моей раненой голове, и от вьющегося внутри страха, что он просто издевается надо мной.

– Охренеть как близко, – отсмеявшись, пораженно заявил Якобс. – Я загадал рюмку, – он выжидательно посмотрел на меня, но мне было не до смеха. – Просто понимаешь, о тарелке я тоже думал, но в итоге остановился на рюмке, – всё равно не до смеха. – Ладно.

Он поднялся, быстро обошел меня и стал возиться с наручниками.

– Ты выиграл, – скорее сам для себя констатировал он. – Теперь у меня два противоречащих долга, которые нейтрализуют друг друга, так что я могу…

Наручники один за другим наконец щелкнули, и я смог посмотреть на свои драгоценные руки.

Якобс помог мне подняться, я подозрительно покосился на него, и мы пошли обратно по мрачному лабиринту.

– Поразительно, – сказал я, медленно отходя от шока. – Пистолет, наручники – ты всё это время носил их с собой?

– И впрямь поразительно, – ответили мне из темноты, но не Якобс – он замер у меня за спиной, и я, похолодев, тоже остановился.

В освещенную часть коридора выступили пятеро мужчин – с интеллигентными лицами, в джинсах, расстегнутых куртках, шарфах… но их взгляды явно давали понять, что внешность обманчива.

– Впрочем, нас предупреждали, что возможно такое развитие событий, – продолжил говоривший, непринужденным движением руки доставая из рюкзака за спиной укороченный автомат. – Господин Яков Гельман, оружие на землю, пожалуйста.

Дорога к сердцу | 11

Часы напролет я рассказывала Лени обо всём, что происходило со мной после нашего с ним расставания, всё время сбивалась, скакала по времени. В какой-то момент мы коснулись совсем недавних событий – моего пребывания в гостях у друзей Джека, и в том числе моего дня рождения.

– Что? Постой! – опешил Лени. – Тебе восемнадцать?

– Ну да.

– Но… то есть… Тогда тебе было?.. – он смотрел на меня с необъяснимым ужасом, и мне стало не по себе.

Я развела руками.

– Четырнадцать? – наконец выдавил он.

– Ну да, – я нахмурилась в недоумении. – А когда впервые увиделись – тринадцать. Я же тогда как раз ко дню рождения готовилась, помнишь?

У меня душа ушла в пятки от того, как исказилось его лицо при этих словах.

– Да что не так? – прошептала я, беря его за руку – рука дернулась в бессознательной попытке отстраниться от меня, но он сдержал этот порыв и через силу улыбнулся мне – отчего мне стало еще более неуютно.

– Просто, – он облизнул губы, глядя на меня широко распахнутыми немигающими глазами. – Это означает, что… ты была совсем ребенком. Я думал, тебе никак не меньше шестнадцати, – он запнулся, словно ему перехватило дыхание, и опустил взгляд. – Выходит, я совратил тебя.

– Совратил? – я будто попробовала слово на вкус – и оно оказалось из ряда вон. – Да у нас же ничего не было.

Он сверкнул глазами:

– Я бы не назвал те поцелуи «ничем».

– Я бы тоже, Лени! Я!.. Они очень много для меня значили, правда, ты не представляешь, сколько я их вспоминала, – я закрыла глаза, чувствуя, как заливаюсь краской. – Но… «совратил»? «Была ребенком»? Нет, Лени. Иначе бы ты не воспринимал меня как девушку, не так ли?

Он оставался мрачен и в чём-то винил себя.

– Слушай, да что значат эти цифры? Я уже в одиннадцать лет неплохо так целовалась с Джеком и…

– Что?

Что-то во мне оборвалось – и в нём, кажется, тоже.

Мы с ужасом смотрели друг на друга. Его взгляд постепенно чернел и пустел, наливаясь ревностью – а я чувствовала, как к глазам подступают слезы. Потом – через эти слезы – я разозлилась и фыркнула:

– И что ты притворяешься, что не видел нас и не знал? Ты вообще женат!

Еще две или три секунды он пронзал меня страдальческим взглядом, но затем мои слова подействовали, и он отвел глаза.

Но на меня уже нашел кураж, и я не спешила останавливаться:

– Ты же и любишь ее, небось – раз женился! Спишь с ней каждую ночь, да, как подобает порядочному мужу? Сейчас со мной, а через полчаса с ней, да?!

– Если тебя это успокоит, – пробормотал он, не глядя на меня, – я женился по залету.

Я внутренне побушевала еще немного, да и затихла – мне было слишком страшно потерять его еще раз.

Мы долго молчали, каждый думая о чём-то своем. Слышался шум ноябрьского ветра за окном, телевизор в соседнем номере… Мой взгляд блуждал по его красивым рукам с квадратными ногтями, по мягкому полосатому свитеру, по светлым волосам…

– А сколько ему лет? – тихо спросил Лени. Я подняла голову. – Джеку, – пояснил он.

Я задумалась на секунду.

– Двадцать пять.

Он взял мою руку и начал перебирать пальцы.

– А как ты думаешь, сколько мне?

Я внимательно посмотрела на его лицо. Он выглядел старше Джека. Вообще, он ужасно постарел за эти четыре года. По лбу пролегли две тонкие вертикальные морщинки, у правого виска вилась одинокая седая прядь, и все грани лица казались тверже, взрослей.

– Тридцать? – осторожно предположила я.

Он печально кивнул:

– Двадцать семь. Все дают больше.

Мы снова замолчали.

Я вспоминала те безумные, накаленные минуты, когда Лени видел нас с Джеком, когда…

О, как много они, видимо, значили для моего будущего – для того, кто я! Страшно подумать, ведь если бы хоть что-то пошло тогда не так – Лени не пришел бы, или не попался кораблистам, или я не заметила бы его, или мне не удалось бы обмануть Джека – и я была бы сейчас совершенно другим человеком. Мало того! Если Джек говорит правду, и его «теракт» – своеобразное извинение передо мной, то это могло бы повлиять на судьбу всего мира!

Но эта мысль мелькнула во мне вспыхнувшим астероидом и угасла, и я нырнула с головой в свое прошлое – в центральный зал Гвоздя.

Эта была наша вторая встреча, и я просто умирала от стыда, представляя, что он должен был чувствовать тогда, и как всё это выглядело с его точки зрения.

За две недели до этого, когда я развешивала по этому самому залу воздушные шарики, я обернулась, чтобы взять скотч – и увидела его. Лени.

Я уже говорила, что это невозможно передать словами. Я даже не буду пытаться подбирать эпитеты или определения.

Просто – бесконечные годы до этой встречи единственным свободным (не связанным, не окровавленным, не орущим, не умирающим) человеком в моей жизни был Джек. И хоть он и был моим женихом, хоть и вел себя со мной весьма развязно, явно собираясь в скором будущем стать мне мужем не только по бумажке – никаких романтических чувств я к нему не испытывала. А романтики мне хотелось, вероятно, как любой девочке в тринадцать лет. К тому же Джек, режиссируя мое развитие, не скупился на любовно-эротические романы.

И вот, посреди этой тьмы, этого затворничества, нарушая все мои представления о том, как должно быть, появляется красивый молодой мужчина, будто не знающий, что здесь он – жертва. Он улыбается, шутит, заигрывает со мной и, в общем, чувствует себя абсолютно в своей тарелке.

Мы провели вместе несколько часов, украшая зал, и это было настолько немыслимо и незабываемо, что я даже сомневалась в реальности происходящего.

Когда он сказал, что пора уходить, я вызвалась провести его до самой границы, а там мы остановились и еще долго не могли разойтись.

– Может, пойдешь со мной, принцесса? – улыбнулся он, поведя рукой в сторону города.

– Мне нельзя…

– Тогда, может, позовешь меня на свой день рождения?

Я засмеялась смущенно и, кажется, ужасно покраснела.

– Я была бы… счастлива снова увидеть тебя…

Он просиял.

– Вренна… – меня, разумеется, прошибло электричеством, когда он назвал меня по имени. – Ты даже не представляешь, какая ты… настоящая! Не знаю, как такое возможно, но в тебе больше души, чем в большинстве девушек, которых я знал.

Возвращаясь домой, я не шла, а плыла, не замечая ничего вокруг, а потом весь вечер порхала по замку, окрыленная… Но уже на утро я пришла в отчаянье, осознав, что мы не можем быть вместе и что вряд ли даже увидимся еще хоть раз. Тогда я долго плакала, но приехал Джек, заранее подарил мне электронную арфу с мощной акустической системой, и сердечные переживания отошли на второй план.

Теперь пара слов о любом празднике в традиции Вентеделей. Разумеется, он не обходится без жертвоприношений. Есть несколько классических методов убийства, и самым пафосным из них является извлечение сердца. Сердца у людей довольно надежно защищены ребрами, и вырезать их простым ножом не слишком удобно. Поэтому мы используем старинные аналоги аппаратуры, которая сейчас применяется при пересадке сердца. Две металлические пластины загоняются между ребер, пробивая хрящи, закрепляются там и с помощью специального механизма медленно вручную раздвигаются. Для человека со средней шириной грудной клетки расстояние между ребрами должно получиться сантиметров двенадцать. При грамотной и аккуратной работе на этой стадии жертва еще вполне жива, в сознании и даже крови потеряла немного. Затем, когда дорога к сердцу открыта, оно выдирается клещами или – в идеале – голой рукой. Я так никогда не делала, но Джек пару раз при мне пачкал руки.

И последний этап этого ритуала, который в наши дни не выполняет, кажется, никто – съесть это сердце сырым. Безумие: его же ни прожевать, ни переварить! Поэтому традиционно полагается отдавать эти свежие сердца кораблистам на какую-нибудь быструю готовку и затем съедать. Но для меня Джек придумал другой подход. Если жертвоприношения приурочены к праздникам, а праздники должны радовать, то пусть завершением ритуала будет мороженное или тарелка мандаринов, которых в обычные дни мне не получить.

Итак, мне исполнялось четырнадцать. Центральный зал был заново украшен кораблистами (мои шарики за две недели почти все поникли и сдулись), между колоннами сверкали хрустальные шестиугольники маленьких столиков, ломящихся от сладостей и фруктов. Ближе к середине огромной комнаты стоял длинный обеденный стол с официальными мясными блюдами. Изысканного вида кораблисты играли джаз на импровизированной сцене в углу. А в самом центре зала раскинул лепестки величественный Каменный Лотос.

Тонны крови, разлитые за века на этом рукотворном цветке, не испортили изящество резьбы, а миллионы сердец, наколотых на шип, торчащий из сердцевины наподобие пестика, не убавили его остроты. К каждому из восьми лепестков кожаными ремнями был пристегнут человек (верхняя часть туловища у всех обнажена). Так как шум и крики мы с Джеком не любим, мы приказали обеззвучить их, в результате чего некоторым залепили рот изолентой, а некоторым, не церемонясь, вырвали язык. Какими соображениями руководствовались кораблисты, применяя тот или этот способ обеззвучивания, я не представляю.

То, что Лени был одним из тех несчастных, я узнала лишь через час (а то и больше) после начала «торжества». А вплоть до этого мы с Джеком чудно проводили время. Я соскучилась по нему за месяцы, что он был в отъезде, и хоть его взрослые поцелуи и не приносили мне удовольствия, праздник они нисколько не омрачали.

Господи, мне страшно подумать, как всё это выглядело для Лени! Сначала он узнает, что приглашен на день рождения не в качестве гостя, а в качестве обеда. Потом девушка, к которой он явно очень неравнодушен (иначе б не пришел!) на его глазах лижется с каким-то ублюдком. И, наконец, они на пару в течение четверти часа методично и безжалостно извлекают сердце женщины через лепесток от него!

После всего, что он пережил в моем Замке, неудивительно, что у него поседела прядь и что он выглядит старше своих лет.

Когда я наконец заметила его – это было словно удар электричеством. Я запаниковала. Даже то, отпустить его или нет, не было однозначным: потому что – ну как, ведь я должна убить всех восьмерых. Но он пришел якобы по моему приглашению… Разве я способна на такую подлость?

Но это было не единственной проблемой.

Джек. Он ни за что не поймет и не разрешит мне его отпустить.

Я испугалась пришедшей мне в голову идеи, попыталась отогнать ее, но идея была настырной. И с каждой секундой казалась всё более и более разумной.

Джек отошел к хрустальным столам, взял что-то в руку и обернулся ко мне:

– Иди сюда. Или хочешь отделаться от них и спокойно праздновать? – рука с гроздью винограда опустилась обратно к блюдам.

– Я… – я неловко шагнула к нему. – Джек, мне… Я теперь на год старше – взрослей, и… мы… могли бы…

Я рискнула взглянуть на него, и он медленно расплылся в улыбке. Окончательно отпустил виноград, приблизился ко мне, коснулся:

– Продолжай.

Я сглотнула, внутренне приходя в ужас, и кивнула на лестницу в конце зала:

– Может… пойдем наверх?

Пока мы поднимались, я мысленно приказала кораблистам следовать за нами, и, когда мы оказались у входа в мою спальню, толкнула Джека внутрь и оставила их держать дверь.

Времени у меня не было: Джеку не составит труда перебить мой приказ, поэтому я кинулась обратно в зал, судорожно распорола ремни на лепестке Лени, сказала ему бежать и мысленно запретила всем кораблистам Замка причинять ему вред.

Джек, когда он спустился в зал, был, разумеется, в гневе, ничего не понимал и, так как я ничего не объясняла, насупленно прячась по углам, вскоре уехал.

Удивительно, но Лени хватило безрассудства вернуться через несколько дней. А затем еще раз и еще…

Мы смотрели фильмы, разговаривали, описывали друг другу наши разные миры. Я объяснила ему, что Джек мой жених и одновременно дядя – он ужаснулся – я не поняла этой реакции. Он рассказал мне об аморальности и генетических последствиях кровосмешения, а я ему – о его необходимости для сохранения нашей власти над кораблистами.