Пирс

– Эх, дружочек, ты все верно гутаришь. У нас ведь какая история приключилась, – она оглянулась на окно и стала продолжать почти шепотом, – был тут один паренек, так и полюбились они с Настенькой друг другу. Он все мимо ходил, а она во двор все время рвалась да под разными предлогами. И вот как-то они сговорились и вечером ушли к полю, там лесок небольшой, да заворковались, поздно она вернулась. Ух, ей отец устроил, после выяснил, с кем это все она гулять ходит, нашел того парня да избил его бедного и пригрозил, коли не уберется отсюда – убьет. Парень и пропал, сбежал куда-то, – могильный холод пробежал по спине Ивана, – так с тех пор Настька-то все дома сидит да молчит. Обиду на отца страшную затаила. Не ест почти ничего, да молчит все. Хоть бы слово произнесла. А отец то тем временем жениха ей нашел. Ой, батюшки. Да кому ж такого пожелаешь… – она осеклась, стук топора на дворе стих.

«Зашел на ночлег, – подумал Иван. – Я спать пойду, поздно уже». И он постарался убраться из дома, как можно скорее. За домом он нашел стог сена, на который и лег спать. Но не успел сладкий сон завладеть им, как до его плеча прикоснулась рука, парень вскочил. Прям около него сидела Настя. Иван резко отполз от нее. Девушка приложила палец к губам:

– Послушай, – зашептала она ласковым голосом, – я парня ищу одного, его Игорем звали. Может, он к вам пришел в вашу деревню? Скажи мне.

– Если твой отец сейчас увидит, мне придет конец, – разозлился Иван на необдуманный поступок Насти.

– Они крепко спят, не переживай, я каждую половичку дома слышу. Скажи, есть у вас Игорь?

– Нет, тебе лучше идти в дом и не говорить со мной, – парень немного отодвинулся от девушки, испуганно озираясь. Настя схватила его за руку и прильнула очень близко, чтобы можно было говорить еще тише, Иван покраснел, губы девушки касались его уха:

– Я слышала, что у тебя беда, что невесту твою сватают. Так значит тебе и мое горе понятно, есть или нет у вас в деревне парень по имени Игорь, он невысокого роста, нос у него острый с горбинкой, темненький такой, – девушка все крепче и крепче сжимала руку Ивана.

– Нет. Нет. Я не знаю.

– Нет или ты не знаешь?

– Не знаю, – Иван очень коротко поведал ей свою историю. Девушка отстранилась и села рядом на сеновал спиной к Ивану. Воцарилась тишина. Парень не находил себе места, ему все казалось, что вот-вот из-за угла появится Матвей Ефимович.

– Ступай к себе, – умоляюще прошептал Иван. Девушка резко обернулась на него, глаза ее загорелись, она снова подползла близко к казаку, Иван чувствовал ее дыхание на своей щеке.

– Забери меня! Забери с собой! Давай прямо сейчас сбежим? Коли твоя невеста уже жена чья-то, так я стану твоей женой, а если успеешь ее забрать, так я и останусь в другой деревне или, как ты, к барину пойду.

– Что ты такое говоришь?

– Я больше не могу тут, понимаешь, отец бьет, меня бьет, мать бьет, я уверена, что Игоря он убил!

– Что ты такое говоришь, – снова повторил испуганный Иван, озираясь.

– А мать все милую из себя строит, а как отца дома нет, так я вижу, как она плачет, как судьбу свою проклинает, как меня жалеет.

– Куда же я тебя заберу.

– К себе в деревню, – девушка заглянула парню в глаза. «Какая же она красивая!» – подумал Иван.

– Не могу, ведь отец твой знает эту деревню, он нас там найдет.

– А мы в другую уедем, – тут произошло что-то совсем не понятное для Ивана. Настя обвила руками его шею и поцеловала.

– Я буду тебе послушной женой, – Иван глядел в темноте на девушку и не мог пошевелиться, не мог сказать слова. В темноте он заметил, как лицо ее меняется, и горькие слезы по текли по ее щекам. Она упала на руки к Ивану и горько, хоть и беззвучно, заплакала. Казак аккуратно дотронулся до ее плеча, не переставая смотреть по сторонам.

– Будет тебе, будет, – неуклюже успокаивал он девушку.

– Ничего не будет, – вспылила она во весь голос, – помру я одна, несчастная, – на этих словах она вскочила и убежала в дом. Иван замер, как бы ее крик не разбудил отца. Еще долго он сидел на сеновале, прислушиваясь, но везде стояла звенящая тишина. Немного успокоившись, он прилег, но заснуть не мог. Он вспоминал свой первый взгляд, брошенный на Настю, ее черные брови, толстую черную косу, и эти невероятно белые нежные пальчики, которыми она так цепко хваталась за него. «Черт попутал, – думал Иван, – а если и вправду Соньку сватали. И уже жена она. Так, может, мне и вправду нужно было согласиться. Жить одному с отцом не хочется. Уж тем более снова идти на войну, – привкус крови и ужаса, который неотступно следовал за Иваном, ярко появился перед ним, – может, и стоило сбежать от этого всего. Как теперь уж тут распутать, как верно и куда идти». Казак сам испугался, как легко он предал Соньку в своих мыслях, и снова за себя стало противно. Хотелось стряхнуть всю эту историю с плеч, но не получалось. «Как складно все в книгах и как глупа и несовершенна жизнь», – подумал Иван и задремал.

Проснулся он еще до рассвета, от кошмарного, тревожного сна, на душе было паршиво. Он вспомнил лицо этой Насти, и образ Соньки тут же всплыл в его голове. Содеянное им на войне тяжелым камнем лежало на плечах. Он тряхнул головой и, не став будить хозяев, пошел искать свою лошадь. Иван быстро оседлал своего коня и помчался прочь. К своей родной деревне он подошел, когда солнце только встало над горизонтом. Он издалека увидел одинокую фигуру Соньки около пирса и тут же, бросив коня, помчался к ней. Невероятная радость и торжество переполняло его душу. Девушка стояла, окутанная предрассветной дымкой, ее распущенные светлые волосы лежали сверху на цветастом платке, белая сорочка едва прикрывала босые ноги. Как же медленно таяло расстояние между ними для Ивана, он бежал, стиснув зубы – кричать было нельзя, его могли услышать нежеланные гости. Сонька вздрогнула, и тут же открылась объятиям Ивана, и лишь издала тихий стон, упав к нему на руки. Он ухватил девушку за плечи, заглянул в глаза. Взор свой она упрямо прятала, он только видел ее влажные ресницы. На безвольно висящей руке блестело колечко. Иван хотел было отпрянуть, но вцепился в плечи девушке с еще большой силой. Так они и стояли какое-то время, каждый не знал, что сказать. Он подхватил Соньку на руки, девушка вжалась в его шею. Он тихо шел по сырой от росы траве. Цветастая шаль медленно соскользнула с плеч девушки и осталась лежать незамеченная удаляющимися влюбленными.

Глава 14

Голова болела ужасно, дико хотелось пить. Тяжелая рука упала на лицо, раздался звериный стон.

– Принеси… – ссохшимися губами бормотал Тарас, не снимая руки с глаз – принеси… этой… слышь! – он мотнул рукой в бок, но невесты рядом с собой не обнаружил. Пауза. Покосился на комнату – никого.

Глыба плеч купца поднялась, он с трудом сел на край печи. В комнате не было не души.

– Дрянная девка, ейному мужу худо, а она, значит, шляется где-то…

Бурча и ругаясь забористыми выражениями, он слез с печи и поковылял к чарке с водой. Осушив ее и немного придя в себя, Тарас ударил кулаком по окну, то распахнулось, он поморщился от яркого света. Но жены на улице не было. Натянув рубаху и подпоясавшись, он вышел из дома. На крыльце сидела взмыленная Авдотья.

Когда стало светать, тетка хотела проверить молодых. Тихонько пробралась в комнату. Да только она увидела Тараса одного, Соньки нигде не было – этого она и боялась. Обегав все дворы и углы дома, она выбежала на главную улицу. Но девки нигде не было. Она сходила к ее излюбленному пирсу, обошла весь ближний берег, но и там никого не было. В ужасе с замиранием сердца она ждала, что же будет утром. И вот со скрипом отворилась дверь и на залитое светом крыльцо вышел Тарас. Авдотья с трудом сглотнула комок в горле, и растянулась в широчайшей улыбке.

– Как спалось, кум?

Тарас метнул на нее свой еще сильно хмельной взгляд.

– Где она?

– Кто? – пытаясь изобразить удивление, пролепетала Авдотья.

– Жена моя… – крепко ругнувшись, бросил Тарас.

Решать нужно было быстро, либо притвориться, что и вовсе не знает ничего, или прикрыть, сказать, мол, да по воду пошла, или с подругами.

– Так она кум, к подругам пошла, себя в порядок привести. Отпраздновать. Обычай такой у нас в семье есть. Наутро… праздновать, – она запнулась, поняв, какую чушь ей пришлось выдать.

Ничего не ответил грузный купец, пошел только прочь, калиткой так хлопнув, что едва и забор не повалил.

Шел он абсолютно злой, ярость накипала с большой силой.

– Гости – свиньи, выжрали все, – думал он, напрягая кулаки, – хоть бы капельку оставили. И эта баба еще, стоило жениться!? Стоило! – подумал он, вспомнив о приданном и, конечно же, наследстве.

Голову хотелось засунуть под подушку, но солнце, как назло, всячески заглядывало в глаза. Так он добрел до берега. Вот чего сейчас хорошо – он зашел на пирс, стянул с себя рубаху, портки и нырнул в прохладную воду. Вот оно – где душа оживает. Окунувшись с головой несколько раз, он поднялся обратно на руках на пирс. «Хорошо, даже очень хорошо». Он вытирал рубахой раскрасневшееся лицо и бороду, растирал шею, как увидел, что на берегу лежит шашка.

«Это интересно, кто-то, видать, забыл», – пока он добирался до нее, в уме уже прикинул, за сколько и кому ее можно продать: «Какой же я счастливчик. Только я так могу, – разгоряченно размышлял он, – только я, приехать в деревню на ночлег и нате вам, Тарас, пожалуйте: наследство, приданое, званый гость! Искупались-с? Пожалуйте еще подарочек! – он ухватился за шпагу и потянул на себя. Кусты зашевелились, и на голого Тараса уставился не менее раздетый Иван, из-за него выглянула такая же Сонька и взвизгнула. Тарас швырнул свой найденный подарок в воду и тут же смекнул, что поступок этот был крайне глупый. Он абсолютно забыл, в чем он стоял перед ними, его лицо побагровело пуще прежнего, на висках вздулись вены, кулаки налились свинцом. Сонька прикрылась своей белой сорочкой и безмолвно вжалась в траву.

Иван побледнел, он глядел на Тараса. Тот в несколько раз больше него самого.

– Убью! – прогремел Тарас.

– Давай убежим, он нас не догонит, – в страхе шепнула Сонька Ивану.

С пирса до влюбленных было не дотянуться, Тарас рванул с пирса на берег, гремя оскорблениями и угрозами, он лез через кусты. В это время молодые нырнули в воду, и сколько было духу поплыли к другому берегу. Когда Тарас добрался до их укромного уголка, они уже были почти на середине реки. Он махал кулаком, орал им проклятья и топтал ногами оставленные вещи.

– Убью! Сука! Найду и убью! На тебе, на тебе, пес! – красный и обезумевший от ярости, он в пыль втаптывал оставленные вещи. Белая сорочка Соньки была разорвала и скомкана в береговой пыли. А Иванин мундир был изорван до неузнаваемости.

Немного остыв, Тарас плюхнулся на разорванные вещи и, дико выпучив глаза, глядел, как две маленькие фигуры на другом берегу бегут и скрываются из виду.

– Черт с вами. Бегите. От меня еще никто не убегал.

Он оперся на руку, чтобы встать, и наткнулся на какую-то бумагу. Из любопытства он развернул истерзанный им листок. Уж что-что, а с бумагами дел он имел много и потому быстро ознакомился с содержимым. Сомнений не было. В его руках была отпускная Ивана, где говорилось, что со службы он отпущен домой сроком ровно на четырнадцать дней.

– И все-таки везет тебе, Тарас, сукин сын!

Тарас победоносно выбрался из кустов, надел раскиданные свои вещи и запихнул найденный листок в сапог. Вот тебе и свадебка, вот тебе и погуляли. Никто еще не отбирал мои деньги, а это девка и есть мои деньги, – бормотал он сам с собой, твердо направившись обратно к деревне.

Глава 15

Опомнившись от страха, Иван и Сонька завалились в траву и хохотали как безумные.

– Ты видал его лицо? Гусь! – смеялась от души девушка.

Иван лежал рядом на траве и тоже смеялся почти до слез. Он и впрямь испугался этого здорового мужика.

– Нам нужно что-то придумать с одеждой.

– А давай проберемся на двор кому-нибудь и стащим то, что там сушится? – хитро улыбнулась Сонька.

– Раньше яблоки воровали, а теперь одежду, растем! –они снова залились хохотом.

Прикрываясь листами лопуха и перебегая от кустов и деревьев, они чувствовали себя малыми детьми.

Реальная опасность грозила, что могли их увидеть. Сонька, как дикая лань, резво перепрыгнула через невысокий забор и юрко и быстро стащила с растянутой веревки одежду, без разбора. Залаяла собака, Иван помог ей перебраться обратно, и они пустились бежать обратно. Хозяин дома кричал им вдогонку.

– Воры! Лови!

Сонька не поспевала за Иваном, теряла вещи и спотыкалась. Им как будто было снова по семь лет, и они своровали соседские груши и сливы. Глаза их горели, они смеялись и кричали наперебой;

– Скорее! Скорее!

– Сонька растяпа! – засмеялся Иван, когда у девушки в очередной раз выпадали вещи.

Переведя дух у берега, они разобрали ткани, одежда была им не по размеру. Соньки досталось платье очень крупной и, видимо, низкой женщины, Иван долго смеялся, пока сам не примерил рубаху с чужого плеча. В какой-то момент веселье кончилось. Оба они погрузились в тяжелые думы, веселье прошло и надо думать, что делать дальше.

– Давай отправимся к моему отцу! Он выручит нас. Я уверен, – после долгого молчания предложил Иван.

– Но он ж был против.

– Он не против тебя, душа моя, он за войну, а я ему пообещаю, что войну не брошу, что стану настоящим казаком, он точно поможет. Он же казак, атаман!

– А если нет?

– Сбежим…

– И как же жить будем ?

– Главное жить! Как-нибудь да будем, – ему вспомнились страшные кадры войны. «Тот молодой турецкий парень уже не сможет никогда обнять любимую», – подумал с горечью и болью Иван и прижал Соньку к себе.

– А если Тарас придет?

– А мы этого гуся в шею, – Иван изобразил надутое бордовое лицо купца, и девушка засмеялась. «Лучше ей вовсе не знать, что было», – подумал Иван. Он поглядел на девушку своими голубыми глазами с хитрым прищуром.

Глава 16

Никола проснулся позже всех. Он еле сполз с лавки в сенях, потирая бока.

– Вот так свадьба. Дай же бог каждому, – покачиваясь, он пошел к выходу. В дверях сидела Таисия. Никола вздрогнул.

«Неужели та самая? – он, как кот, вытянул шею и заглянул за дверь. – Да, та самая».

– Ох и черт меня дернул, – ругнулся он и в спешке стал натягивать одежду. – Сидит ведь, не уходит. Ух, баба!

«Надо бы через окно», – смекнул он и полез, но его увидел Тарас.

– Ты что? Не протрезвел еще?

Никола зашикал, активно жестикулируя руками, показывая то на дверь, то на голову. Тарас заглянул за угол и рассмеялся своим звучным басом.

– Ты чего тут сидишь?

– Ох! Тарас! Утречко!

– И тебе не хворать.

С ведрами к дому подходила Авдотья.

– Да… я так тут просто… Соньку жду.

– Соньку? Так что она не с подругами, что ли?! – нарочито громко спросил Тарас, видя приближение Авдотьи.

– Так все спят еще, с какими подругами-то, – отозвалась взволнованная Таисия, боясь, что раскроется, что ждет-то она совсем другого человека.

Услыхав ответ, «Таисия – дура!» – ругнулась про себя Авдотья, развернувшись кругом, пошла обратно, быстро покачивая бедрами.

– Так ты не жди, красавица, – говорил Тарас, с прищуром глядя на удаляющуюся тетку, – дома-то никого нету.

– А куда же все делись?

– Так кто куда. Авдотья по воду пошла. Никола – вон шляется по дворам.

– А Сонька? – в ужасе спросила Таисия, Никола в окно показывал, что Тарас дурак.

– А Сонька пошла мои портки стирать.

Таисия быстро удалилась прочь, чтобы скрыть красноту своих щек и навернувшиеся слезы.

– Спасибо, удружил! – заулыбался Никола, когда Тарас вошел в дом. Но широкая улыбка купца тут же исчезла, как только он увидел лицо своего друга. – У, чую, беда. Что за напасть, а? Али с похмелу?

– Щенок…

– Шо?! – приготовился к драке Никола.

– Да не ты, – Тарас грузно хлопнулся на лавку, – сучий потрох.

– Ты объяснишь наконец?

– Жинка-то моя, девка грязная. Еще и дня не прошло, а она уже снюхалась с кобелем здешнем. На берегу. Каково тебе? Убью!

– Бог с тобой, девка молодая…

– Да нее, с нее я еще денег своих обещанных не получил. Этого казака. Придушу , как муху!

– Я все понимаю, – почесал лоб Никола, – да зачем тебе руки марать? Сделай вид, что ничего и не было.

– Это ты, Никола, горазд виды делать.

Купец тут же вспыхнул, но быстро остыл:

– И шо? На кой она тебе? Возьмем да и уедем, оставишь ее тут одну. И пущай вертится, как знает.

– Нет уж, дружок. Кто на мой каравай рот разевает, тому худо, – он уперся взглядом в Николу, отчего тому стало не по себе. – Я-то руки о грязь марать не стану, да и ждать, пока он мой кусок пирога жрет, тоже не буду, – Тарас промолчал о том, что был настолько пьян, что с женой ложе не разделил. Еле до кровати добрался, да и все. Его задетое самолюбие порождало в нем страшную бурю, – Убью. – закончил он.

Никола надел картуз, сбил его набок. В зубы взял самокрутку.

– Делай, как считаешь должным, но меня сюда не вплетай. Я тебе так скажу; пахнет это дело паленым. Не оберешься. Плюнул бы. Не стоит она того. Тем паче что денег-то у них совсем нет, – кинул он своему другу, идя к двери. Тарас быстро остановил купца:

– Почем знаешь!?

– Да на свадьбе за столом услыхал, мол, у Авдотьи Филипповны ни гроша за душой нет, – Тарас тупо глядел на Николу. – Нет, понимаешь, без денег они.

– Чего же ты сразу не сказал?

– Не могу, занят был, – заулыбался Никола вспоминая род своего занятия на вчерашней свадьбе.

– Нет, дружок! Ты просто нос мне утереть хошь!

– Да ты что, белены объелся?

– Тебе просто завидно! И к тому же я видел, как ты на Соньку смотрел! А!? На мое место хочешь?!

– Тарас! Сдурел! Ты шо мне такое говоришь?!

– Щенок! – рассвирепел Тарас и с размаху врезал кулаком в веснушечное лицо Николы. Тот пошатнулся. На губе появилась капелька крови. Никола сплюнул.

– Ты так-то забыл, видать… – тихо промолвил он, – что это я тебя сватал. Собака ты, Тарас, – Никола сплюнул на пол и хотел было ударить в ответ, но, как всегда, лишь замахнулся, поправил сбившийся картуз и вышел вон из дома.

– Никола! – раздался женский крик.

К нему бежала счастливая Таисия. Она крепко обняла Николу.

– Вот где ты солнце мое, я знала, что этот твой дружок меня обманывает, что спишь ты крепким сном и будить он тебя не хочет!

– Не сейчас, Тамара…

– Таисия, – обиженно сказала девушка, отпустив из объятий Николу.

Купец хотел было идти. Он не переносил любовных сцен.

– Никола! – догоняла его девушка еле поспевая. – Что с тобой? Батюшки! Да у тебя губа разбита! Это из-за меня, да?

– Что, мир вокруг тебя ходит?

– Я ждала тебя, – продолжала девушка, не обращая внимания на холодность своего возлюбленного.

– Это лишнее, я тебе вовсе не подхожу, найди другого.

– Другого, – в ужасе повторила Таисия, – почему не подходишь, Никола?

– Я ужасный человек.

– Почему ужасный?

– Да что ты пристала, в самом деле?

– Я с отцом говорила, – отчаянно залепетала Таисия, – он у меня понимающий, я все рассказала.

– Все? – ужаснулся Никола.

– Нет, – смутилась девушка, – то, что ты любишь меня, что ты ждал меня всю свою жизнь. Вот все, что ты мне говорил, то и рассказала. И что хочешь сватов послать.

– Кто? Я?

– Да, ты. Все, как ты мне говорил, все отцу сказала, а он сказал, чтобы ты пришел! Он теперь тебя ждет! Сказал, поглядим, что за купец! – Таисия в оба глаза глядела на Николу, она ловила каждый его взгляд, движение, малейшую перемену настроения. Она все предугадывала и, как только могла, подстраивалась под купца.

– Что ты, что ты, голубчик. В самом деле. Что тебя так расстроило. Ай, дура я, что сама к отцу пошла. Прости меня, прости. Что ж я наделала.

– Вот именно, – отрезал Никола, – ты меня обидела.

– Что ты, голубчик, ведь я только как лучше хотела сделать. Я о тебе одном думала, чтобы тебе удобнее было. Чтобы не пришлось самому знакомиться да что-то объяснять.

– Могла бы меня спросить, надо оно или нет.

– Ты прав, прости – прости меня. – Никола молчал и смотрел куда-то в сторону.

– Я тебе платочек вышила, – протянула Таисия свой подарок с детской улыбкой. – Только не злись на меня, прошу тебя, только не злись.

– Хочешь, не пойдешь сегодня к моему отцу, хочешь?

– Хочу. – Таисия испугалась такого ответа.

Остановились они у лошади. Никола запрыгнул, Таисия смотрела на него детскими глазами.

– Далеко ты едешь? Когда вернешься?

Никола развернул лошадь, оставив Тарасу лишь одну телегу:

– Тамара.

– Таисия.

– Да, Таисия, ты прости, – он взял ее руку, нагнулся с лошади и поцеловал, девушка расплылась в улыбке. – Ты достойна лучшего. Я нищий купец, что с меня взять. А ты вон какая ягода.

– Что ты такое, Никола, говоришь! Ты лучше всех, да я только с тобой быть хочу!

– А ты знаешь, – Никола усмехнулся, – что Сонька твоя гулящая девка.

– Знаю, знаю, и что же?

– А то, что она твоя подруга.

– И что? Что с того, Николушка?

– С того, что, значит, и ты такая же.

– Я? Бог с тобой!

– Да я вижу, глаза у тебя какие, нет тебе доверия. – Таисия смотрела на Николу и не верила своим ушам. – К тому же я у тебя не первый.

– Что ты такое говоришь, – шептала Таисия, и из груди вырывались рыдания. – Ты первый, Никола, ты сам все видел.

– Нет, не видел, твоя подруга лгунья, и ты такая же. Видеть тебя больше не хочу, – и купец, пришпорив коня, помчался прочь. Девушка упала на колени и рыдала сотрясаясь всем телом, руками выдирая траву .

– Никола! Никола! – кричала она в землю, заливаясь горючими слезами. – Это же ты на что обрек меня… за что же ты так…

– Бабы… – вздохнул Никола, потрогав припухшую губу. – Но! Поехала… – И Никола покинул деревню. Про Таисию он забыл быстро, и часу не прошло. Только на друга он затаил злость, но и то было позабыто, когда он вернулся в свой отчий дом, где правили его дядя и бабушка. Его приняли радушно. Он объявил, что больше не купец, и проводил свои дни с наслаждением. Хоть семья была и небогата, бабушка его обхаживала, кормила поила и от всякой работы отговаривала.

Глава 17

Если бы знали люди, где их ждет беда, другой бы дорогой шли. Трифон, разжалованный атаман, из дома стал выходить редко. Он мучился ужасным стыдом. Немощности своей он боялся больше самой страшной смерти. Часто рубил дрова, домом наконец-то занялся. Когда по двери ударил кулак, он стругал из дерева ложку, та никак не получалась. Дверь была последней каплей, и он отбросил это позорящее на его взгляд занятие. Отворил дверь.

– Трифон Михайлович?

– Он самый! – выпрямился старик, в нем проснулась жизнь, кто-то в нем еще нуждался.

– Разрешите?

Трифон жестом пригласил гостя. Они сели на лавку за стол друг на против друга.

– Война идет.

– Идет, – нахмурился Трифон.

– В селе почти никого нет из военных. Меня отправили к вам как к старшему, так сказать.

– Слушаю.

– Скажите, Трифон Михайлович, есть ли устав военный у казаков?

– А то как же! Без него никуда!

– Тогда скажите, когда человек вот родину свою предает, что ему полагается?

– Полагается. Смотря что, конечно, совершил… Мог например..

– Бросить своих друзей на поле боя и уехать на печи валяться. – «Да жен чужих отбивать», – продолжил он мысленно.

Трифон нахмурился еще пуще:

– Это страшный грех. Это крупнейшее преступление. Дезертирство! За такое полагается казнь.

– Казнь? – наигранно ужаснулся Тарас.

– Да, на площади у колокольни стоит позорный столб, к нему привязывают проклятого, и забивают киями.

– Киями?

– То ж палки, дубовые бичи.

– И что, дезертирство, правда, так страшно?

– Этого нельзя простить!

– Тогда, – гость встал, – разрешите доложить, как бы мне ни было тоскливо, но у нас, у купцов, свои законы есть, порядки, и мы их блюдем, и значит, блюсти чужие порядки тоже надо.

Трифон также встал по военной привычке.

– В деревню Недельскую прибыл дезертир с поля сражения. Бросив своих товарищей по бою. Отдыхает и развлекается. Это предательство государства, как вы сами сказали, страшный грех. Я тоже так считаю. Нужно соблюдать… – но старик уже не слушал, он засиял. Ну конечно, конечно. Вот оно. Он сможет снова проявить себя, как атаман. Он снова возвращается к своей деятельности. Он быстро накинул на себя китель.

– Я как кошевой атаман в этой деревне. Накажу окаянного! А бумагу вы у него спрашивали? Может, он на побывку?

– Нет бумаги, – в наигранном изумлении развел руки Тарас.

Он свистнул несколько соседских ребят, которые по разным причинам остались дома. И во главе гостя они отправились искать дезертира.

Старик по дороге сильно возмущался.

– Что за людей воспитывают? Что за время такое поганое? На моем веку такого не было, каждый нес свой крест достойно.

– Таких веником гнать надо, – поддакивал Тарас.

– Веником! – возмутился Трифон, – таким полагается смерть!

Сонька и Иван шли, крепко держась за руки, в этой одежде они походили на ряженых. Люди, попадавшиеся им на пути, показывали на них пальцем, смеялись. Но пару это только забавило.

– Теперь, Сонька, все иначе будет. Вот обещаю тебе! Заживем с тобой. Буду я казаком отменным, а ты будешь меня ждать.

– А вот и не буду. Вишь, чего удумал! Кто тебя отпустит? – Сонька улыбалась лучезарною улыбкою.

– Гляди, голуба моя, а вон и отец мой!

– Это Боженька нам его послал, – почувствовав безопасность, залепетала Сонька.

– Бежим! – и молодые припустились навстречу своему спасению, но чем ближе они подбегали к отцу, тем медленнее становился их бег.

– Боже мой, – прошептала Сонька, потерявшая дар речи, увидев рядом с Трифоном Михайловичем ненавистного Тараса. Иван не мог понять, что за люди рядом с его отцом, реакция девушки его насторожила.

– Вот он, голубчик ваш! Дезертир! – пробасил незваный гость.

Трифон встал как вкопанный:

– Вы точно ничего не путаете? – стараясь скрыть дрожь в голосе, проговорил старик.

– Нет, Трифон Михайлович, это он!

– Пес! – посыпалась брань, и парни рванули в сторону Ивана, быстро схватив его, заломив руки.

Кто бы из молодых казаков знал, что это был сын уважаемого ими Трифона Михайловича. Конечно, все слышали историю про потерянного сына, но то, что это он, никому и в голову не пришло, Иван внешне был очень похож на мать, и не было у него никакого сходства с отцом. Сам Трифон молчал, ему было сложно произнести хоть слово. Огромный позор упал на его голову. Он поглядел снизу вверх на довольную улыбку его гостя, которая так и блистала за его нечесаными усами.

– Беда… – только и проговорил несчастный старик.

Сонька в ужасе думала, что Тарас все рассказал атаману, что тот решил наказать своего сына.

– Пустите! Пустите его! Черти! Я виновата! Меня бейте.

Но никто не обращал внимания на жалкие попытки девушки освободить Ивана из цепких рук казаков. Она плакала, вцеплялась в рукава, кусала руки, но все было бесполезно. Тарас с высоко поднятой головой глядел, как при всех унижается его жена.

– Да отпустите вы меня, – вырывался Иван.

Бросив всякую попытку уговорить злополучных парней, Сонька бросилась к Тарасу, она упала перед ним на колени:

– Прости меня, дуру! Я во всем виновата! Меня бей, его оставь! – этот поступок Соньки еще больше разозлил Тараса. Трифон и не заметил, что происходило подле него, все его мысли были заняты только одним: «Сынку мой. Да не может того быть. Дезертир, щенок, да не может. Господи боже, что за наказание. Позор какой. Грех страшный. Предатель».

Тарас грубо поднял Соньку за руки и змеиным страшным шепотом цедил слова, щекоча своими усами ухо:

– Встань, грязь подсапожная. Встань, не позорься на людях-то. Никто о вас не знает. Потому, что муж у тебя такой. Хороший муж, – на этих словах по телу девушки пробежали мурашки. – Добрый муж. Это он сбежал с войны. За то его и накажут.

Сознание у Соньки помутилось.

– Но у него же отпускная грамота есть.

Тарас с такой силой сжал ее запястье, что девушка лишь тихонько простонала.

– Не было грамоты. Не было.

– Почему тебе знать… я видела!

– Еще слово, и вся деревня узнает о твоем позоре, и дом тетки я к чертям спалю и Ивана твоего потоплю собственными руками.

Девушка от беспомощности залилась слезами. Парня подтащили к Трифону:

– Отец, скажи им! Что за черт, – Иван был уверен, что отец обознался и сейчас все само собой разрешится. Купец с удивлением поглядел на Трифона, он никак не ожидал, что старик приходится батей этому щенку.

– Я тебе не отец, – процедил старик после долгой паузы и со всего маху ударил юношу по щеке. Тот пошатнулся, Сонька взвизгнула, Тарас прижал ее к себе силой.

– Почему ты так странно одет? Где твой мундир?!

– Я купался, отец.

– Почему на тебе одежда с чужого плеча?! – Иван не знал, что ответить.

– Бумагу! – приказал Трифон.

– Какую бумагу?

– Под дурака закосить решил, тварь такая?

– Я, правда, не понимаю!

– А так понимаешь? – и Трифон снова ударил Ивана по лицу, – где бумага о том, что тебя отпустили с войны? Где?

– Отец, она на берегу.

– На каком берегу?

Сонька с испугом посмотрела на Ивана.

– Я купался, один там, как вернулся.

Тарас ухмыльнулся: «Один, как же».

– Веди к месту! – приказал старик. И тут Иван с ужасом вспомнил, что рядом с его вещами лежат вещи Соньки, он перевел взгляд на девушку. Та стояла очень бледная и глядела с испугом на Ивана.

– Не помню, отец.

– Как так, ты купался, а где не помнишь?!

– Именно, отец.

Стал бы Иван прикрывать честь своей возлюбленной, если бы знал, какую участь готовит судьба для дезертиров, но на этот вопрос никогда не будет ответа. Иван не знал, он верил, что все обойдется, и свято защищал честь своей невесты. Ярость вздымалась и роста в Трифоне. Всю жизнь он хранил верность своей родине, она ему заменила и жену, и сына. И не было любви в его душе другой, кроме как к земле своей. Но поменять родину на сына он не мог никак, к тому же, может, и сына он в своей душе давно похоронил. У Ивана дрожали ноги.

– Не смей меня так называть, щенок, – отрезал Трифон, – ты совершил ужасный поступок, которому нет прощения.

– Что же я такого сделал? – Иван был уверен, что речь шла о его любви к замужней Соньке, иначе он не мог объяснить злость отца и грузную фигуру Тараса здесь.

– Ты предал родину!

– Как моя любовь могла предать родину!?

– Ты сбежал с войны, – отрезал Трифон.

– Нет, отец, ты что, мне дали отпуск на пятнадцать дней!

– Бумага! – Иван осекся.

– Отец, дай срок, я принесу ее тебе.

– А чего место показать не можешь? – сверкнул глазами Тарас. Иван кинул на него полный ненависти взгляд.

Сонька беспомощно ревела на груди купца, который держал ее так крепко, что реветь в другом месте у девушки просто не представлялось возможности. Несколько местных ребятишек, уже побежали в деревню рассказывать и пересказывать историю о Ваньке – дезертире.

Самого Ивана повели в сарай, где обычно запирали до решения общего суда. Трифон зашел в дом, не узнавая комнат. Стал стругать, но тут же бросил это дело. Зачерпнул воды, но не сделал и глотка, поставил чарку на место.