И не сразу сообразил, что это не на улице похолодало, а его самого морозит и чуть потряхивает.
Сдавило грудь, сердце заколотилось часто и глухо. Замутило, в уши будто бы вложили какие-то пищащие приборчики и плотно законопатили поверх ватой. Плохо дело…
Илья остановился на обочине и заглушил двигатель. Сорвал с головы шлем, который вдруг стал казаться ужасно тесным и тяжёлым. Уронил мотоцикл в траву. И бросился на подгибающихся ногах прочь от дороги, глубже в лес.
Перед глазами всё плыло и качалось. Илья несколько раз спотыкался о кочки и коряги, вероломно прячущиеся в кудрявых зарослях папоротника, и только чудом не растянулся или не выколол глаза о сучки. Как далеко отбежать? Шагов на триста надо бы, не меньше. Но пробежит ли он столько, не свалится? И тогда…
Задыхаясь, Илья опустился – а точнее, рухнул – на колени перед старой берёзой. Обхватил ствол, прижался щекой к гладкой коре.
«Помоги…»
Прохладная гладкость бересты под щекой и ладонями успокаивала, будто возвращая к реальности из затянувшегося дурного сна.
«Деревья кронами выше нас, а корнями – ниже нас, – говорил Петров курсантам. – По большому счёту им всё равно, что творится с людьми на их территории. Лес нам не враг, но и не друг. Он – так, наблюдатель. Не слишком заинтересованный. Но если дела ваши плохи, не стесняйтесь попросить у дерева помощи. Особенно у старого, много повидавшего. Вы будете смеяться, ребятки, но меня в бытность мою патрульным деревья пару раз натурально спасали. Особенно когда вытаскиваешь кого-то и много сил тратишь. Не забудьте об этом, особенно если словите интоксикацию».
Вот её-то Илья и схватил, судя по всему. А ведь даже и не подумал о такой возможности. Вот что значит – мало полевого опыта. «Необстрелянный воробей»…
Когда Страх отпускает несостоявшуюся жертву, он может заразить того, кто находится в этот момент неподалёку. И вызывает это заражение как раз такие симптомы. В учебном центре рассказывали о паре случаев, когда страхоборцы после спасения охваченных Страхом людей умирали от сердечного приступа. Илья, по счастью, на сердце в жизни не жаловался. Неприятно, конечно: то озноб бьёт, то в жар бросает, мутит, голова тяжёлая, шум в ушах… Ладони будто обожжены, боль пульсирует в них, отдает до самых локтей. Но это скоро пройдёт, да и берёза впитает Страх и отведёт своими корнями на такую глубину, что он пару дней будет выбираться к поверхности.
«Интересно, а деревья чего-нибудь боятся? Да должны, наверное. Вот, например, подходит к берёзе кто-то с топором…»
Сердцебиение успокаивалось, давящая «вата» в ушах рассасывалась, пропуская всё больше знакомых, успокаивающих звуков леса: шелест листьев, жужжание насекомых, беззаботное щебетание птиц… Илья ровно дышал и слегка шевелил пальцами, проверяя: ослабевает ли жжение?
Минут через пять состояние уже можно было с натяжкой назвать нормальным. Илья выпустил берёзу из объятий, шепнув напоследок: «Спасибо». Тяжело сел на землю, потёр ладони друг о друга. Скинул рюкзак, полез за термосом с чаем.
Ну дела.
Вот так боевое крещение…
Сама ситуация казалась пустяковой. Болото ни капельки не опасно для тех, кто с ним знаком. Концентрация Страха была… Ну-у, положим, выше средней, но и не первый уровень, и даже не второй. Четыре с минусом, пожалуй. Учитывая, что самым низким уровнем, требующим вмешательства страхоборца, считается седьмой – это ровнехонько середина. И с чего вдруг такой мощный «откат»?
Допив чай, Илья снова прислушался к своим ощущениям. Вроде бы отпустило. А то ведь и за руль страшно садиться – а ну как снова скрутит, голова закружится? Сегодня надо быть максимально осторожным и внимательным. И вечером обязательно позвонить Винскому, рассказать о происшествии. Да и вообще – поговорить с шефом обо всех странностях, случившихся в последнее время. Должен же всё-таки кто-то осмотреть контору Варакинской администрации. Если командир сам приехать не может, пусть Илье поручит. Даже слабый страхоборец лучше, чем никакого. А пока – пора трогаться дальше. Еще два круга патрулирования впереди.
Илья поднялся на ноги и зашагал к дороге, на прощание ещё раз с благодарностью оглянувшись на старую берёзу.
Оставшееся до вечера время прошло без приключений. Патрулирование – без малейших признаков концентрации Страха; внезапно и на основной работе в кои-то веки пришлось поработать: доставить посылку в одну из деревень.
Из последнего по маршруту села Илья позвонил Винскому. Тот выслушал рассказ о происшествии с напряжённым вниманием – это было понятно по тому, что в трубке не слышалось типичного звукового фона разговоров с шефом – пощёлкивания клавиатуры компьютера.
– Молодец, – весомо и серьёзно сказал командир, когда Илья замолчал, переводя дух. – Всё сделал правильно. Премию тебе выпишем. Купи себе… Дизельный генератор, что ли.
– Ну нет. – Илья улыбнулся. – Дизель-генератор мне там не нужен. Он тарахтит. И воняет. Лучше я ещё один «пауэрбанк» куплю. Помощнее. К нему можно лампочку подключать.
– Ну, это уж дело твоё. – Голос сурового командира потеплел. – Но премию ты определённо заслужил. Ну ладно, езжай отдыхать… Герой, понимаешь ли. – В интонациях Винского слышалась улыбка, и Илья невольно заулыбался и сам. – До связи. – И командир отключился.
Илья спрятал телефон и натянул шлем. Передёрнул плечами: ощущался ещё лёгкий озноб, не совсем отпустило.
«Эх, в баню бы сейчас… Кстати, а это мысль. Надо баньку соорудить. Хотя бы со шкаф размером. Чтобы только было где развернуться и таз с водой поставить. Вот на что я премию потрачу. Ещё дерева прикупить придётся…»
Прикидывая, сколько и чего может потребоваться для постройки бани, Илья не заметил, как добрался до дома. А при виде родной избушки вдруг навалилась страшная усталость. Сил едва хватило на то, чтобы вскипятить на плитке чай, который Илья выпил торопливо, обжигаясь и ничем не заедая, выплеснул остатки в траву у крыльца и буквально уполз в дом на лежанку.
…Проснулся в кромешной темноте с колотящимся сердцем. Не сразу сообразил, где находится, испугался даже – не ослеп ли, почему так темно? Грудь сдавило ощущением близкой опасности. Что за чертовщина?
Илья выпростал руки из-под одеяла. Ну конечно… Кисти слабо светились в темноте, как гнилушки.
Вот оно что. Страх пришёл взять своё. Ну что ж, этого следовало ожидать.
Илья поднялся с лежанки и, пошатываясь от муторной слабости, вышел из дома. Уселся на нижнюю ступеньку крыльца, положил ладони на землю. Сосредоточился.
Слушать… Говорить.
«Уходи. Здесь тебе нечего ловить».
В ладони толкнуло жаром – раз, другой, третий. И всё стихло. Отпустило сердце, ушло неприятное покалывание в висках. Тишина и темнота вокруг перестали казаться враждебными.
Илья ещё немного посидел на крыльце, вслушиваясь в живое, дышащее безмолвие ночного леса. Потом поднялся, отметив, что и сил сразу прибавилось, и самочувствие заметно улучшилось, и вернулся в избушку – досыпать.
Впрочем, спокойно поспать в эту ночь ему так и не удалось. Кошмары отпустили, но сны, пришедшие им на смену, тоже не способствовали полноценному отдыху. Какой тут покой, если главным «действующим лицом» в этих снах была… Одна «кувшинка болотная».
Перед рассветом Илья проснулся удивлённым и изрядно смущённым. И не выспавшимся, само собой.
4. Дураки и ЧП
Самочувствие еще несколько дней оставалось неважнецким: сердце частило и стучало где-то в горле, иногда кружилась голова, морозило. Илья теперь водил мотоцикл особенно осторожно, из-за чего на объезд всей территории требовалось больше времени.
«Вот это приложило меня. А почему так?»
Он постоянно возвращался мыслями к происшествию, снова и снова прикидывал интенсивность Страха, но никаких объяснений не находил. В учебном центре приходилось иметь дело и со специально созданными сгустками первого уровня – и потом, конечно, было тяжело, но не настолько. Даже близко не напоминало!
Так в чём же тут-то дело?
На простуду, отравление или еще какую-то обычную болячку это недомогание не походило, так что Илья понятия не имел, как себя подлечить. И просто ездил осторожно, чаще отдыхал – и надеялся, что странная слабость рано или поздно пройдёт сама.
Винский передал через председателя обещанную премию, и Илья собрался заказать себе ещё пиломатериалов для постройки бани. К премии прилагалась просьба (точнее, распоряжение) позвонить при первой же возможности.
Выйдя на крыльцо «сельсовета», Илья набрал номер командира.
– Привет, герой. – Винский, как обычно, колотил по клавишам. Эти звуки странным образом успокаивали, давая понять, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. – Хотел тебе сказать – я к концу месяца думаю всё-таки в Варакино съездить. Так что увидимся. Если что надо привезти – скажи.
– Да ничего не надо, спасибо. – Илья смутился. – У нас тут всё купить можно… А чего нельзя – то я по почте заказываю.
– Ладно, понял я тебя, – засмеялся Винский. – Стесняешься просить. Ну ладно, не настаиваю. Как самочувствие?
– Нормально. – Илья надеялся, что удалось сказать это максимально честным голосом.
– Ну, если что, звони. Я как билет куплю, сообщу тебе. В Варакино встретимся. Поучу тебя следы считывать заодно. Ну ладно, бывай.
– До свидания, – сказал Илья, прежде чем шеф отключился.
И почему он не сказал командиру, что до сих пор чувствует себя неважно? А вот чёрт его знает…
Через два дня привезли доски и брус. Илья так умотался, разгружая машину и складывая пиломатериалы в штабеля, что вечером с трудом заставил себя вскипятить воду даже на плитке. Заварил травяного чая и уселся за стол. Сил не было даже, чтобы, как обычно, выйти с кружкой на крыльцо.
На лбу выступила испарина – то ли от горячего питья, то ли… Руки мелко тряслись и плохо слушались. Пришлось придерживать кружку второй рукой, и всё равно Илья расплескал немного чая и обжёгся.
Да сколько ж можно?..
«Надо сказать командиру. Или всё-таки к врачу? А вдруг меня клещ укусил, а я не заметил?»
«Да пройдёт, ерунда это всё…»
«Илюха, какой же ты фантастический дурак…»
Один в лесу. Без связи. Ближайший населённый пункт – в полутора десятках километров. Если завтра не явится на работу – его, конечно, поедут искать. Но пока спохватятся… Пока найдут машину, пока доберутся сюда – если с ним что-то серьёзное, могут ведь уже и не успеть помочь. Ладно если приедут на машине – погрузят в неё и увезут в больницу. А если кто-то на мотоцикле приедет? Только ехать назад за машиной. Ну очень оптимистичный сценарий вырисовывается.
Илья осторожно поставил кружку на стол. Руки светились в темноте – слабо, но отчётливо.
«Отстань, пакость».
Ровно дышать. На счёт «четыре». Вдох, пауза, выдох.
«Уходи. Я не твой».
Медленно-медленно гасло синеватое свечение. Медленно успокаивался подскочивший пульс.
Илья отодвинул кружку в сторону, положил на столешницу сцепленные руки и уронил на них голову.
«Да кто ж тебе сказал, дурень, что ты справишься один?»
«А с чем справляться-то? Просто устал. Три куба древесины разгрузил как-никак…»
«Да, да, конечно. А по ночам? А сны?»
Сны… Что уж там говорить, сны сильно беспокоили. И не те, что можно было назвать кошмарами; это-то вполне понятно, об этом Петров предупреждал. Интоксикация Страхом аукается до трёх недель – именно в такой форме это совершенно нормально.
А вот другие сны, не страшные – просто странные…
Аня.
Снова и снова – Аня.
Причём не в таких снах, о которых вспоминаешь наутро с порозовевшими ушами. Это было бы как раз вполне объяснимо и нормально: он – парень молодой, одинокий, а она девушка симпатичная… В общем, понятно, о чём речь. Тут же было нечто совсем другое.
Сны были сумбурными, ни одного Илья не мог вспомнить достаточно чётко, но впечатление каждый раз было такое: Аня или в серьёзной опасности, или… Это от неё исходит опасность. Вот только для кого она опасна?
Обрывки видений, вихри цветов, звуков и даже запахов… Ничего конкретного, только просыпался Илья с ощущением, будто снова не успел сделать что-то важное или помешать чему-то очень плохому, и скоро случится беда.
И всегда это ощущение было связано с Аней.
Каждый раз, подъезжая к Ремезово, Илья боролся с желанием проехать по единственной улице, посмотреть по сторонам: вдруг увидит её? Всегда можно было сослаться на то, что приехал потребовать назад свою рубашку. Но почему-то в последний момент руки сами выкручивали руль на неприметную колею, идущую в обход села недалеко от опушки леса – на обычный маршрут патрулирования.
И почему, как сделал бы любой здравомыслящий человек, просто не заехать в село, не расспросить, где живёт такая-то, сославшись на то, что хотел бы забрать рубашку? И убедиться, что с Аней всё в порядке, и успокоиться наконец! Нет, мы будем терзаться непонятными предчувствиями, плохо спать по ночам, но просто вступить в обычную человеческую коммуникацию – да вы что, как же можно, это не для нас… Так ругал себя Илья каждый день, уезжая от Ремезово, и вечерами, когда сумерки сгущались, напоминая о том, что скоро придёт время снов.
«А толку? Сыч ты нелюдимый, и есть сыч. Ломом тебя не поправишь».
«Продолжай дёргаться… Если тебе так проще».
Аня, Аня… Кругом Аня. Это начинало уже откровенно бесить. Илья прекрасно отдавал себе отчёт в том, что его интерес к этой девушке начинает принимать опасные и крайне нежелательные формы. А может, он изначально таким и был, и Илья просто для себя маскировал его под беспокойство спасателя о дальнейшей судьбе спасённого человека?
Бархатно-серые с рыжиной глаза. Круглое лицо, чуть вздёрнутый носик, тонкие губы. Короткие светлые волосы смешно топорщатся – слегка вьются, наверное…
«Илю-ха-а… Какой же ты дурень…»
Это он-то, который не замечал, когда мама меняла причёску и цвет волос, пока папа вслух громогласно не выразит своё мнение по этому поводу; который через пару месяцев совместного проживания не мог бы сказать, какого цвета волосы и тем более глаза у соседей по палате. А тут – пожалуйста: полминуты смотрел на человека – и, кажется, расположение всех едва заметных веснушек на курносом носике смог бы припомнить…
«Та-ак! Илюха! А ну прекратить!»
«Веснушки ему… Носик. Глазки. Совсем уже, что ли?!»
Илья тяжело вздохнул. Ну что ж, пора признаться себе… Совсем. Окончательно.
Да, ему двадцать пять. Да, у него до сих пор не было девушки. Даже в школе с девочками не дружил. Хоть и поглядывали на него с интересом, когда мотогонщиком стал. А вот он – не поглядывал. Откровенно шарахался от малейших попыток пойти на сближение.
Почему? Опять же: «А чёрт тебя знает, Илюха, с чего ты такой дурень…»
Ну и вот, попался, как говорится. Попался на крючок всего-то одного восхищённого взгляда. Ну ладно, не только взгляда…
Иногда, засыпая, Илья как наяву чувствовал почти невесомые прикосновения к бокам – когда Аня сидела у него за спиной на мотоцикле и осторожно, стесняясь, но всё же держалась за его талию, и тепло узких ладошек грело сквозь ткань майки…
Дурень. Дурень, одним словом.
Эти легчайшие касания вдруг стали одним из самых дорогих воспоминаний в жизни. И ощущение прикосновения его собственных ладоней к её худенькой спине, к выпирающим косточкам лопаток, когда Аня плакала навзрыд на его груди, а он осторожно обнимал её и бормотал какую-то успокоительную ерунду, изо всех сил стараясь унять бешено подскочивший пульс…
Она, конечно, не заметила. Ей было совершенно не до того.
Ведь не заметила же?..
Бесит.
Просто бесит.
Илья решительно поднялся из-за стола, мысленно послав ко всем чертям дрожь в руках и головокружение, и вышел из дома. Сам не зная зачем. На него тут же набросились «соскучившиеся» комары, и, не придумав повода зажигать очередную спираль, Илья снова укрылся в домике. Переловил при свете фонарика залетевших кровопийц и опять же решительно улёгся на топчан с твёрдым намерением немедленно заснуть.
Размечтался…
Мысли жужжали в голове не хуже, чем комары на улице. И тревожные, и просто грустные. Надо выбросить Аню из головы. Это совершеннейшая глупость. Говорят, что «с глаз долой – из сердца вон». Ну вот и правильно, значит – не надо ездить через Ремезово. Чтобы было точное, стопроцентное «с глаз долой». Элементарная техника безопасности. А там… Пройдёт две-три недели… Ну, может, месяц. Или два. И всё выветрится. Не может не выветриться.
«А сейчас – спи, идиот. Не можешь уснуть – почитай книгу. Ах, не можешь читать?.. Ничего в голову не лезет? Ну тогда… Тогда… Иди корми комаров. Если ни на что больше не способен. Дуралей».
Непроглядная темнота пела комариным звоном и стрекотанием цикад. Илья сидел на крыльце, с силой прижавшись затылком к дверному косяку, отмахивался от комаров стиснутыми кулаками и пытался дышать медленно и размеренно. Получалось плохо.
«А что если это хуже Страха? Со Страхом меня бороться научили. А с этим – нет. И никто, никто и ничем ведь не поможет. Как же это, оказывается, больно… Когда ты всю жизнь был один и мечтал всегда оставаться один – и вдруг осознал, что в твоём одиночестве не хватает… Кого-то ещё».
***
Физическое самочувствие пришло в норму, а вот с нервами по-прежнему был явный непорядок. Ко всей прочей сумятице в мыслях добавилось ещё и неприятное ощущение взгляда в затылок, будто кто-то преследовал Илью с недобрыми намерениями. Причём это никак не было связано с фоном Страха. Вот ещё не хватало… Неужели придётся признать, что он не справляется с жизнью в уединении, что нервы сдают, и надо возвращаться в деревню, поближе к людям?
Илья теперь старался возвращаться домой пораньше: принялся за строительство бани. До этого он несколько дней задерживался после работы в почтовом отделении и рылся в интернете, ища инструкции по устройству маленькой и бюджетной баньки и составляя проект. Конечно, логичнее всего было бы обратиться к председателю: тот наверняка не только дал бы множество дельных советов – сам на все руки мастер, но и организовал бы помощь. Но…
«Я сам справлюсь».
Как, впрочем, и всегда.
Ну а что? Так, в конце концов, интереснее. Сделать всё самому, ни на кого не рассчитывая, чтобы потом смотреть на дело своих рук и гордиться собой.
«Будем считать, что дело в этом».
«Илюха, ты дурак…»
Столбчатый фундамент был сложен и оставлен просыхать и «усаживаться». Илья пилил брусья под размер и вырезал в них пазы для угловых соединений. Смешно, конечно, выглядит в лесу постройка из бруса, но… А что прикажете делать? С круглым бревном он вряд ли управился бы. Работать с металлом в своё время приходилось нередко, а вот с деревом – считай, первый раз в жизни.
Восхитительный запах свежего хвойного дерева казался вкусным и даже сытным, как ванильное печенье. Илья проверил геометрию очередной вырубки и довольно улыбнулся: получается всё лучше и лучше, значит, есть надежда на то, что удастся сделать всё самому, без помощников. Примерился ухватить следующий брус… И медленно-медленно выпрямился, незаметно подобрав с земли топор и крепко сжав рукоять.
Взгляд. В спину. Просто буравит. Волосы дыбом на загривке.
Илья медленно обернулся – голый по пояс, в закатанных до середины икр вылинявших джинсах, в строительных перчатках и с топором в руке.
– Выходи, – максимально угрожающе произнес он. – Выходи добровольно. А то подойду и выволоку за ухо.
– Какое фантастическое гостеприимство, – жалобно пискнула Аня, выходя из-за ствола старой берёзы. – Спасибо, что хоть сразу топор не швырнул…
– Какого чёрта ты тут делаешь? – выдохнул Илья, с размаху втыкая топор в обрезок бруса. – Что, болота мало показалось, решила ещё и в лесу заблудиться?
Как он догадался, что это она? Как почувствовал, чей взгляд – не враждебный, а любопытный – щекочет спину?
«Аня, Аня… Да что ж такое-то! Зачем ты тут? Сейчас…»
Пульс подскочил и застучал в горле, бросило в жар. Илья вдруг отчаянно застеснялся своего голого торса и заозирался, ища заброшенную куда-то рубаху.
Аня, осторожно перешагивая через разложенные по полянке пиломатериалы, неумолимо приближалась. Илья с трудом подавил желание начать пятиться назад.
– Стой! – не выдержал он.
Аня испуганно вскинула на него непонимающий взгляд.
– Осторожнее, ноги поломаешь, – пробормотал Илья, отворачиваясь, чтобы скрыть вспыхнувшее от смущения лицо. И наконец увидел свою рубашку, бросился на неё, как коршун на добычу, схватил и натянул, путаясь в рукавах.
– Я пришла тебе рубашку вернуть, – упавшим голосом пробормотала незваная гостья. Ясно было, что не на такой приём она рассчитывала.
Илье стало её жалко.
Но всё же… Какого чёрта?!
– Пришла? Отсюда до Ремезово двадцать пять километров! Да ещё и не по дороге! А ну признавайся, как ты меня нашла? – Надетая рубашка странным образом придала Илье уверенности, будто он облачился в доспех.
– Ну… – Аня смутилась, затеребила у горла завязки кофточки. – Я за тобой следила. Выяснила, когда ты проезжаешь, и за несколько дней выследила путь до этого места.
– И это всё – чтобы рубашку отдать. – Илья ехидно прищурился. – А просто перехватить меня у околицы никак нельзя было? Раз уж потрудилась выяснить, когда я проезжаю…
– Я поняла. – Аня хмуро кивнула. – Зря притащилась. Ну что ж, вот твоё имущество. – Она сняла с плеча цветастый рюкзачок, сердито раздёрнула «молнию», вытащила аккуратно свёрнутую рубашку и положила её на брус. – А я поеду обратно. Двадцать пять километров – не шутки…
– Погоди! – спохватился Илья. – Ты… ты совсем чокнутая, да? Скоро ведь уже стемнеет…
– И что? – холодно отозвалась Аня, сердито застёгивая «молнию» и резким движением закидывая рюкзак на щуплое плечо. – На дороге есть фонари.
– И не боишься?
– А чего мне бояться-то? – Девушка презрительно вздёрнула подбородок.
Илья обомлел. «Чего мне бояться-то?» – самая «пахучая», самая сладкая приманка для Страха. И пусть Аня одна, а Страх предпочитает людей, которые ходят по двое…
Но это же Аня! На ней уже есть метка Страха!
– Я тебя провожу, – решительно сказал Илья, наклонился и принялся раскатывать штанины. – Но, – он выпрямился и снова уставился на девушку, изо всех сил пытаясь придать себе максимально грозный вид. – Сначала всё-таки скажи – зачем ты вообще устроила эту… слежку! Ты совсем головой не думаешь? Мне что, пойти к твоим родственникам и пожаловаться? Чтобы они тебя дома заперли!
Он не знал, сколько Ане лет. Даже предположить не мог. На вид ей можно было дать не больше шестнадцати, но что-то во взгляде заставляло думать, что, возможно, оценка ошибочна. И всё равно… Она такая хрупкая, такая маленькая. Ребёнок… И Илья, который до сих пор не считал себя окончательно повзрослевшим, несмотря на все странности и завихрения жизни в последние годы, вдруг ощутил себя рядом с ней едва ли не пожилым. Вот к этому всему ещё бы мудрости…
Вот и смотрел бы на неё сейчас как рассерженный взрослый на непутёвое, непослушное дитя. Отругать, напугать… Защитить несмышлёныша от неё же самой.
Но…
В груди вдруг шевельнулось, начало расти, распирая лёгкие, заставляя дышать часто и поверхностно, какое-то совсем иное чувство.
Защитить. Обнять, укрыть в кольце рук. Утащить в дом, под защиту толстенных стен из столетних древесных стволов. И никуда больше от себя не отпускать…
Беречь.
«Да чёрт бы всё побрал!..»
Аня нерешительно глянула на него – в потемневших глазах дрожали слёзы – и опустила голову, уставившись на золотистые щепки под ногами.
– Ну, дура я… – прошептала она. – Хотела сюрприз сделать. Привезла тебе кое-что. В благодарность. Ты же меня спас… Прости. Не подумала. – Она отвернулась и едва слышно шмыгнула носом.
Илья закусил губу. «Держись…»
Какой там Страх, ерунда весь этот Страх… Как вот с этим чувством справиться?
Как потом жить? Какого «отката» ждать?
Когда в двух шагах стоит… И смотрит на тебя вот так, и чуть не плачет… Настоящее счастье твоё, возможно. А ты только и можешь, что хмуриться и глядеть сурово, исподлобья. И говорить какие-то ехидные и жестокие слова.
Потому что – как бы ни хотелось… как бы ни хотелось, возможно, вам обоим – вам нельзя находиться рядом.
Ты – страхоборец. За тобой по пятам ходит опасность. И ты не сможешь защищать девушку всегда, везде, каждую секунду. Нельзя. Не делай таких фатальных глупостей. Ты взрослый. Ты сильный. Ты… Ты за неё в ответе.
«Но нельзя же так! Нельзя вот так её прогнать, она же ничего не понимает! Не понимает, за что ты на неё таким зверем смотришь – вон, смотри, заплачет сейчас! Илюха, не будь ты сволочью!»
«А что я могу? Что я могу сделать-то?»
«Дурень ты, дурень и есть. Объясни хотя бы. Сведения о страхоборцах не засекречены ведь? Вот и объясни. И надейся, что она поймёт. Или наоборот… Что не поймёт, не поверит и посчитает тебя наглым вруном. И разозлится, и забудет раз и навсегда».
«Забудет?..»
«А тебе чего надо – чтобы не забывала?!»
– Ань, – выдохнул Илья, сдаваясь. – Ты это… Ну, прости меня. Я просто напугался, когда тебя тут увидел. Согласись, ну ведь правда – странно это. Такое внимание к моей персоне. – Он смущенно улыбнулся – и в груди потеплело, когда Аня обернулась и улыбнулась в ответ.
– Я же говорю – повела себя как дурочка. – Девушка снова начала пробираться между раскиданными обрезками бруса ближе к Илье. – Не знаю прямо, что это на меня нашло…
– Ну, раз приехала, давай я хоть и с опозданием, но проявлю гостеприимство, – хмыкнул Илья. – Пойдём, чаю попьём. У меня варенье есть.
– А я тебе печенья привезла. – Аня снова сдёрнула с плеча рюкзак. – Сама испекла! – Она смешно сморщила нос. – Я, конечно, понимаю, что печенье в благодарность за спасение жизни – это такая себе ценность. Но я очень старалась!
– Сейчас оценим. – Илья улыбнулся. – В доме неуютно, давай здесь, на крыльце посидим. Сейчас принесу противокомариную установку. – Он нырнул в низкую дверь и вернулся с газовой плиткой и спиралью на проволочной подставке.
Аня осторожно села на ступеньку и оглянулась на монументальные брёвна, из которых был сложен дом.
– Настоящая изба лешего, – сказала она. – Всё-таки не зря я сюда забралась. Где ещё такие увидишь?
Илья поставил на газ ковшик с водой и тоже сел на ступеньку – на самый краешек.
– Я тебе сейчас расскажу кое-что, – начал он сбивчиво. – Ты, скорее всего, не поверишь… Ну или сочтёшь меня чокнутым. Кстати, я ведь и есть чокнутый… Да! – Он обернулся к ней. – Вот ты на ночь глядя потащилась ко мне в глушь. Сюрприз сделать… А о том ты не подумала, что я могу оказаться маньяком? И домой ты можешь уже не вернуться?
– Ну какой ты маньяк, если ты почтальон. – Аня хихикнула. – Не похож ты на маньяка. Уж извини. Даже с топором.
– Если бы все маньяки были похожи на маньяков… – назидательно начал Илья, но Аня перебила его:
– Да поняла я, что ты хочешь сказать! Ну да, почему-то я совсем тебя не боялась… Не боюсь. И я сказала тёте Люде, куда я поехала.
– И она тебя отпустила? – изумился Илья.
– А как бы она меня не отпустила, интересно? – Аня передёрнула плечами. – Я ей не дочь – раз. Я не ребёнок – два. Мне и мама уже ничего запретить не может, так-то. Мне двадцать один год как-никак, уже по всем меркам совершеннолетняя.
– Двадцать один? Да ладно…
– Не веришь? – возмутилась Аня. – В следующий раз с паспортом приеду! – И осеклась, сообразив, что только что сказала.
– Вот-вот. – Илья заметил эту заминку. – Никаких «следующих разов» не будет. Сейчас чаю выпьем, я провожу тебя до села… И чтоб ноги твоей больше не было в этих краях! Взрослая она, ишь ты. Двадцать один год аж целый! Да не верю! Поведение как у двенадцатилетней… В лучшем случае.
– Не ори ты на меня, – попросила Аня. Совсем тихо сказала. Будто бабочка крылышками прошелестела.
– Прости. – Илья смутился, да так, что снова порозовели щёки. – Орать больше не буду. Слушай теперь… Мою неправдоподобную историю.
Вода закипела, чай настоялся, остыл и был выпит с «сюрпризным» печеньем, которое оказалось потрясающе вкусным. Аня слушала внимательно, молча, глядя куда-то в пространство и едва заметно покачивая головой.
– Вот как, значит, – проговорила она, когда Илья замолчал. – Страх… Я слышала об этом. В детстве мне часто рассказывали всякие страшилки. У меня же бабушка здесь жила. Мама и тётя Люда – её дочери. Мама уехала, а тётя осталась. Но всё это я, конечно, знаю… И теперь понятно, почему ты живёшь тут один. Погоди! – Она встрепенулась. – А как же ты до этого жил в деревне? В этом Мохово?
– У меня дом там на самой окраине, – пояснил Илья. – А в самой деревне живёт одна из Храбрых. Ольга Серафимовна. Рядом с Храбрыми мы можем селиться. А в Варакинском районе ни одного Храброго нет.
– Вот беда, – вздохнула Аня. По-взрослому так вздохнула. Почти как та же Ольга Серафимовна. – И пока ты один на два района, ты вынужден жить… Вот так. – Она обвела взглядом лужайку перед домом с раскиданными обрезками бруса.
– А мне нравится. – Илья улыбнулся. – Мне вообще среди людей тяжело. Как говорят – экстремальный интроверт.
– Понятно… Значит, зря я нарушила твоё уединение. Ну что ж, ты доходчиво объяснил. Больше я тебя не побеспокою. – Анин голос стал сухим и отрывистым. – Пойдём, что ли. Мне с моей скоростью ехать часа два.
– Да, действительно, надо выдвигаться. – Илья поднялся. – И… Спасибо за печенье.
– Не за что. – Голос Ани дрогнул. Она отвернулась и завозилась с рюкзачком. Сгорбилась, на спине выступили косточки лопаток.
В сердце толкнуло горьким теплом.
Так отчаянно захотелось протянуть руку, погладить эти «сложенные крылышки»…
«Аня, Аня… Ну вот зачем… Зачем ты приехала? Как же теперь моё «с глаз долой», а?..»
Следующие два часа оказались самым длинными в жизни Ильи – теперь-то он понял, что означает это фигуральное выражение: два часа тянулись как все шесть. Он медленно тащился позади велосипедистки, мрачно прикидывая, хватит ли бензина; мотоцикл был недоволен такой черепашьей скоростью. А водитель мысленно ругал себя на чём свет стоит.
«Ты её вообще не знаешь. Может, она стерва. Может, она тупая как пень. Может, она тусовщица… Ну, это, конечно, вряд ли: сложно представить себе тусовщицу, которая спокойно выдерживает два месяца в такой глуши и в одиночестве гуляет пешком по пятнадцать километров. Но всё равно! Мало ли есть на свете качеств, за которые ты не любишь людей, и, в частности, девушек! Наверняка в ней таких полно… Ну, или хоть одно-два точно есть…»
Помогало, откровенно говоря, слабо. Никак не помогало.
Маячащий впереди силуэт в бледно-оранжевой кофточке очень сильно мешал сосредоточиться на каких-то плохих мыслях.
Илья уже мрачно «предвкушал» сегодняшний вечер. И попытки заснуть. И если заснёт – то как он будет спать.
Вот ведь угораздило. А может, это Страх мстит таким манером? Вот бы у Петрова спросить. Может, он с таким сталкивался…
«Совсем чокнулся? Вот так позвонишь командиру и скажешь: Станислав Аркадьевич, посоветуйте, как быть, я тут в спасённую девушку, кажется…»