В редкие моменты просветления он ощущал, как его голова мерно покачивается в такт ходьбе незнакомцев. Слышал, как они о чём-то говорят, но не мог разобрать ни слова. А между тем жизнь постепенно вытекала из него с каждой сочащейся из раны каплей, которую жадно впитывала набухшая от дождя земля. И на протяжении всего пути он задавал себе один-единственный вопрос: зачем? Лишь позже, гораздо позже он понял, что должен был стать знаком любви, символизировать пламя дружбы, угасая сам.
А потом его бросили. Грубо, небрежно. Как будто думали, что он совершенно неживой и ничего не может чувствовать. Как будто он был засохшей веткой, среди которых теперь так одиноко валялся. Если бы он мог заплакать или даже завыть, то в этом крике отразилась бы вся тоска разочарования, вся горечь от боли предательства и потери. Но вместо слёз были лишь прохладные капельки дождя, нежно гладившие его по лицу, забирая с собой страдания и – жизнь. А вместо воя – шум ветра, заглушавший справедливый вопрос непонимания.