Встречались они с тех пор нередко. Папа Луизы – одноклассник его матери, имеют много общих родственников.
И вот в свадебном зале старик искал свою единственную, но возможно прошедшую любовь, знал, что она точно приедет из Москвы, где живет со своим ужасным мужем-профессором и с детьми от этого профессора.
Володя с внучатым племянником стояли в проходе, не заходя в зал, где продолжала танцевать невеста. И вдруг они оба посмотрели вниз, по ступеньками бегали дети вверх, дверь в холл открылась, и опять эта ножка, все такая же изящная. Она, не посмотрев по сторонам, сразу поднимает взгляд и сразу на Володю. У старика затряслись коленки, которые ныли в последнее время. Она знала, что он будет здесь, знала, что тот знает о ее манере приходить к середине праздника, вот и стоит у входа, караулит.
Варфоломею стало жалко деда, он понял, что сделал правильный выбор женившись. Если бы Володя после встречи с Луизой женился хоть на ком-то, были шансы, что мог бы пережить тот ужасный солнечный день их первой встречи.
Из туалета наконец вышел Радик. Заметив это, Варфоломей пулей побежал облегчить мочевой пузырь.
Никто в свадебном зале не заметил отсутствие жениха, как всегда бывает, невеста занимает все внимание публики. Ее одежда, манера поведения, танец, внимание к гостям. Как стремительно меняется время. На эту тему думают все возрастные замужние дамы, у кого была свадьба. И мама невесты, и жениха, и Луиза, и все, все остальные поражались возможностям и раскрепощенности невесты. В их время такая роскошь, как танцевать со всеми наравне, поднимать глаза на свекра и свекровь, была не позволительна. Что уж говорить о том, что невеста не проронила слезинки, когда выходила из отчего дома. В их времена если не хотелось плакать, то близкие невесты больно щипали за мягкие ткани, чтобы вызвать слезу. Что касается слез родителей невесты, то раньше это всегда было само собой, щипать не было необходимости.
Когда забирали Клеопатру из ее родовой деревни в Джавахке, она немного всплакнула, уж никто не знает от всего сердца или выдавила, но вот ее мать и отец не проронили слезинки. Тогда тетя Клеопатры на ухо родителям шепнула:
– Почему не плачете? Заплачьте!
Невозмутимый отец невесты ответил:
– А нам что плакать, пусть они плачут, что гестапо забирают у нас.
Когда средняя сестра Варфоломея выходила замуж, Клеопатра изрядно рыдала в момент, когда Риту выводили из отчего дома. Причин на то было две: первое счастье, что она наконец в свои 25 вышла замуж. Вторая причина была в том, что тот, за кого девочка выходила замуж, совсем не годился ей в мужья. Одним словом, две противные друг другу причины.
«Бедная Рита» именно так следовало бы назвать книгу, если бы кто-то о ней написал. Родилась она под несчастливой звездой, как говорили вокруг ее тети. Во всем была виновата ее безупречная старшая сестра, которая в 21, как и положено, сразу же после получения диплома о высшем образовании вышла замуж, потом сразу родила одного, потом второго ребенка. Муж у нее как на зло был тоже безупречным. Родители ожидали от Риты того же. И со дня восемнадцатилетия говорили: «Выйдешь замуж, сделай то, выйдешь замуж будь вот такой. С мужем веди себя так и не иначе, выбери себе мужа, вот такого, а не иного». Эта девочка так и не получила толкового совета, как выбрать мужа, и не успела подумать «оно мне надо или нет».
На четвертом курсе, когда Рита стала готовиться к дипломной работе, мать начала покупать ей приданое, как в древние времена, когда так делали. Она ходила по гостям и рассказывала всем, что планирует дать дочери в качестве приданого. Помимо безвкусицы из домашней утвари, она еще обещала машину. Все это она делала ради привлечение завидных кандидатур в мужья. Клеопатра, как уже можно догадаться, осталась в средневековье, все прогрессивное отвергает, за все старомодное держится, не отпускает.
Рита, когда узнала о поступке матери, назло той поклялась уйти в монастырь и никогда не выходить замуж, если та не прекратит. Клеопатра прекратила, но через боль и усилие.
– Э-э-э, я же не для себя это делаю, тебя рекламирую, чтобы хоть кто-то клюнул и женился на тебя. Мне-то что, не хочешь – не выходи замуж, оставайся дома, будешь за нами, стариками, смотреть. И вообще тебе надо выходить замуж, Варфоломей подрастает, мы не можем его женить, пока дома старшая сестра.
Рита не понимала манипуляций мамы и тяжело носила этот груз в сердце. После окончания ВУЗа она еще два с половиной года отчаянно искала себе парня везде, во всех соцсетях, сайтах знакомств, считала дни на календаре в ожидании, что в конце этого года, точно выйдет замуж. Но нет.
В конце концов, после попыток отправить в гости Риту то к одной, то к другой родственнице, молодая, в расцвете сил, красивая, ростам чуть выше среднего, жгучая брюнетка с густыми волосами всем на зависть, на вокзале Ростова-на-Дону встречает сорокалетнего Акопа. Пару комплиментов про ее красивые глаза, и Рита растаяла, придумала имена детям и назначила дату свадьбы.
– А ты откуда вообще? Армянка, да? По глазам сразу заметил.
Его манера речи полупьяного шансонье показалась Рите очень мужественной. Хотя по правде Рите и осел в папахе показался бы мужественным.
– Да, я из Адлера, – не без гордости ответила Рита.
У Акопа загорелись глаза, это же центр вселенной для него. После хитрых допросов он узнает, что Рита из неплохой семьи, черт возьми, у ее отца гостевой дом и недвижимость в аренде.
Через месяц Акоп с матерью и с крестным ехали на поезде Москва—Сухум до Адлера. Рита предупредила мать, отца, брата, зятя и сестру. Зять попробовал навести справки, узнать, кто он и откуда. Оказался коренной ростовчанин в третьем поколении, имеет банкротство по кредитам. Больше его связи ничего не дали. Сережа сказал:
– Пусть приедет, посмотрю на него и сразу пойму, кто он.
И вот, жених, одет в костюм и галстук, туфли блестят. Крестный – разговорчивый шутник, анекдоты через слово. Мать пухлая, маленькая, с окрашенными в недопустимый блонд, вызывала сомнения в ее репутации. Но вела себя скромно.
Приехали гости не с пустыми руками, коробки с золотом и бриллиантами. Общих знакомых не нашлось, Клеопатра заподозрила неладное, армяне и нет общих знакомых.
В общем Рита одобрения отца не спросила, мать немного покумекала ради вида, но тоже не высказала своего мнения. Она очень хотела замужества дочери, но Акоп не внушал доверия. Однако сияющая Рита летела на крыльях счастья и не водила разговоры, мнения не спрашивала, все-таки 21 век, и девушки сами решают, что делать.
Развод был громкий. Рита ушла с годовалым сыном от Акопа со скандалом. Он не хотел отдавать ей золото, которое дали Сережа и Клеопатра. Там было украшений на полмиллиона. Именно тогда Рита проболталась родителям, что подаренное женихом золото было куплено в кредит на соседа и сразу после свадьбы сдано в ломбард, чтобы покрыть часть кредита.
Многое Рита не рассказала никому, даже сестре и подругам. Когда разговор заходил о ее сыне, желая, не желая, она вспоминала вялотекущие постельные сцены. Она вполне может считать, что произошло непорочное зачатие. Акоп со своим наркоманским прошлым, а может даже и настоящим, обвинял Риту во всех грехах, к доктору отказывался идти, а после рождения сына обвинил ее в измене.
Как многое надо пройти женщине, чтобы понять, важнее собственного мнения о себе нет ничего. Пока они гонятся за признанием и похвалой от окружающих, жизнь, как песок, пробегает сквозь пальцы. К счастью, сын Риты похож на дядю Варфоломея, гены сыграли хорошую шутку. Подсохший с впалыми голодными глазами выпендрёжник Акоп совсем не узнавал себя в родном сыне.
Сегодня Андраник танцевал с мамой за ручки и даже не понимал, что он родился от наркомана, игромана, по уши в долгах человека. Рита тоже ничего не понимала, она не сделала никаких выводов и считала, что судьба у нее тяжелая, чему быть, тому быть, никаких целей и представлений о будущем муже у нее все еще нет.
Красивая Рита совсем не имела ничего общего с одноглазой Марям. Последняя точно знала, кто ей нужен. Сидела Марям лицом к свадебному столу и пилила своим активным глазом жениха с невестой. Одноглазая она, потому что ее левый глаз ленивый и не сразу реагировал на происходящее вокруг. Правый глаз от нагрузки начинал слепнуть, но Марям отказывалась носить очки и по вечерам даже ходила на ощупь. Особенно этому препятствовала мама, предостерегая, назовут ее очкариком или слепой. Ей казалось, риск для жизни лучше, чем репутация зрения дочери. Мама Марям полностью себя считала правой принимать такие решения, ведь они с мужем обеспечивали дочь, наряжая ее в лучшие наряды и держа дома в клетке. Марям нельзя общаться с одноклассницами, так как в школьные годы те смеялись над ней, а вдруг обидят. Она не ходила ни на какие встречи, вдруг не то скажут за ее танец. Марьям в основном общалась с подругами своей мамы, ей разрешали только ходить на свадьбы вместе с родителями. Свой двадцать восьмой день рождения она отметила на первом этаже «Мечты» в кругу коллег своей матери и друзей отца. Из молодых были только Варфоломей с Сирануш, которые зашли на полчаса, подарили конверт и ушли.
Все попытки Марям устроиться на работу хоть куда-нибудь немедленно пресекались матерью. Ее красный диплом РУДНа лежал на видном месте в большом цыганском серванте, а рядом фотография 20 на 15 девушки в мантии с родителями.
– Зачем тебе работать на других, делай дела по дому, мы тебе будем платить, – настаивала мать, а на деле не платила, а давала подаяние.
В их гостевом доме на «Изумруде» все 16 комнат для отдыхающих мыла и убирала Марям, и когда она в одно из лет решила хотя бы устроиться реализатором на сувениры, родители чуть не умерли от повышения давления:
– Что люди скажут, с красным дипломом сувениры на улице продаешь, – в унисон пели супруги. Для них работать продавцом за деньги было хуже, чем уборщиком бесплатно. Слава Богу не все комнаты «люкс», половина простые, без удобств в номере.
Конечно, объяснять не нужно, что единственная дочь, по их мнению, была под защитой и опекой. Порой родители думают, что они бессмертные, и их чаду не придется встречаться с жизненными сложностями лицом к лицу. И в один из траурных дней, когда такой тепличный ребенок остается один, тогда и жизнь оказывается для него открытием.
Марям настолько опекала мать, что даже ее редкие визиты к соседям сопровождались постоянными звонками от матери:
– Ну что, когда вернешься?
В день свадьбы Варфоломея семья вызвала домой парикмахера и визажиста с раннего утра. Мать захотела, чтобы они с дочерью были похожи, и приказала сделать одинаковый макияж, прическу, брови и ресницы.
– У вас короткая стрижка, а у Марям длинные волосы, как я вам сделаю похожую укладку?
– А ты вот так ей убери волосы, – начала учить парикмахера мать Марям, – и вот челку сложи по всей голове.
Парикмахер покрутила глазами, настояла на невозможности такое сделать, заручилась незначительной поддержкой Марям и сделала, как сама считает нужным. И пока она укладывала красивые волосы молодой девушки, мать стояла над головой, путалась под руку парикмахеру, подсказывала, как ей работать, как лучше сделать. Парикмахер, окончив работу, забрала деньги и пулей вылетела из дома, оставив визажиста в беде одной.
– Приклей Марям тоже ресницы, как мне.
Визажист на автомате посмотрела на ленивый глаз клиентки, потом на активный глаз, потом на мать. На опыте парикмахера спорить не стала. Приклеила на ленивый глаз ресницы, поставив на кон свою репутацию. Посмотрев на готовый результат, мать все-таки приказала обратно расклеить, потому что веко ленивого глаза под тяжестью искусственных ресниц еще сильнее опустилось.
Внешность у излюбленной дочери была средняя, характер у нее средний, интеллект средний, семья средняя, доход средний, образование средней паршивости, как и у большинства в Адлере. Все это несравнимо были с ее ожиданиями. Жениха она в свои небольшие 28 лет ждала высокого роста, с хорошей репутацией, с высоким IQ, с высоким доходом, с высоким положением в обществе. Ну и в чем же она не права?
Как считает Марям, она чуть не вышла замуж за Варфоломея, в мыслях даже успела сократить имя будущего мужа на ласковое «Ламя». Дело было на свадьбе ее старшего брата, когда она поймала букет невесты, ну как поймала, невеста развернулась и отдала своей золовке, и понятно почему. А к Варфоломею бутоньерка прилетела в тарелку, когда тот ел последний остывший люля-кебаб. В глазах гостей эти двое составили бы идеальный тандем. Но Варфоломей даже не знал, кто поймал букет невесты, когда Клеопатра краем ухом услышала разговор в шутку, что надо Варфоломея на одноглазой Марям женить, надулась как морской еж, сыну сказала, что колет в груди, потребовала увезти ее, и уехали из этого торжества благополучно. По дороге поглядывая на сына, пытаясь прочесть его мысли о Марям.