Импориум 1. Следящие тени. Книга 1

– Хмм… – ещё раз хмыкнул.

В непосредственной близости к двери валяется верхняя одежда. Несколько плащей и курток скомканы и брошены. Под ними в следах грязи видны отпечатки ног. Все следы довольно маленькие. Одни ноги, по всей видимости, были обуты в кроссовки. Аккуратные и ровные. Другие же свою обувь не имели. Странные были эти босые ноги. Стопа маленькая, а пальцы наоборот длинные. Оно словно ходило не на ногах, а на руках. Ну на человека не похоже, на собаку не похоже также. Не похоже на кошку… Неизвестный то был зверь. А тут сильно натоптано.

Мальчик прошёлся по забытым одеяниям, присел на корточки, легонько постучал в самый уголок двери. Может это и не дверь вовсе, а часть стены. Вдруг его затуманенная голова привела не туда, куда послали.

– Гретель, ты здесь? – просипел его тихий вопрос.

Он ещё раз стучит, на удары отзывается лёгкая дрожь. Тем временем из глубин здания к нему снова идут необъяснимые звуки. Дом стал таким живым, незнакомым. Как будто заселился выбравшимися из поселения призраками. И они, должно быть, плохие сущности, озлобленные на весь мир за свою кару. Вот и пытаются напугать живых скрежетом когтей. Хотят покоя и абсолютную тишину.

– Том? Это ты? – задрожал очень слабый напуганный голос из подсобки. По нему несложно понять, его обладательница плачет. Слова трудно разобрать. Каждую фразу сопровождают сопли и слёзы. Очень похоже, что она сидит рядом с дверью, иначе её мокрую речь невозможно было бы услышать.

– Да… – растерялся мальчик, подползает к двери и прикладывает ухо. – Где ты? Ты в стене? Как ты туда забралась?

– Как ты выбрался? – спросила она вместо ответа на его вопросы.

– Ну, сложно объяснить… Это клоун помог. Он принёс шкатулку, потом я её взял, потом в него врезалась машина, потом я…

– Том, – перебила его сестра, ей очень сложно выговаривать слова, из-за слёз она постоянно срывается, – ничего больше не спрашивай и не говори, слушай и сделай всё, как я скажу. У меня есть важное задание для тебя… Неподалёку дверь во двор, ты сможешь увидеть её прямо с места, где сидишь. Сразу беги туда и… беги не мешкая. Ворота должно быть заперты, не трать на них время, а вот забор… в заборе есть выбитые доски, ты сможешь пролезть. Беги со всех ног через дорогу к дому тёти Гретти, скажи ей… скажи ей, что у нас в доме чужие…

Последнюю фразу она сказала очень быстро.

– Гретель? – протянул мальчик.

– Это всё, теперь беги! – закричала. Несколько секунд она ещё будет бороться с потоком чувств. Будет выть и стонать. Однако же после недолгого сражения эмоции все равно возьмут вверх, тогда девчонка громко и горько зарыдает.

Прервать её, переспросить? У мальчика не шевелятся губы, пересохло во рту, ему жалко, хочется успокоить сестру, но стоит попробовать, и она обязательно закричит. Точно знает. И без того становится страшно. Можно, конечно, сделать всё, как ему сказали, это легче всего действовать по инструкции. Вот только бы понять, что происходит. Знать, зачем бежать к той старухи. А вот чужие… Что имеется в виду?

Юнец всё-таки надолго задержался у двери, слушая как рыдает его сестра, она порой говорит что-то очень неразборчивое, просит, умоляет, часто упоминает маму и папу. Некоторой болью в сердце отзывается каждое из её страданий. Она плачет потому что застряла в стене? Среди всех её скользких звуков можно уловить, даже как капают слёзы. Наконец, в них мальчик нашёл решение и для себя, в надежде не издать шума, осторожно поднялся, а после замаршировал к выходу. Он так и скажет старухе, что сестра застряла в стене и теперь плачет.

Однако же далеко идти, погода ужасно портится. С сестрой ведь ничего не случится, если он переждёт некоторое время, пока на улице ураган? И вообще не лучше ли найти родителей для этого дела? Мама, папа к ним не надо идти через дорогу. Не придётся что-то придумывать, волноваться, заикаться. Та старуха, она ведь так похожа на ведьму. Старая, морщинистая с недобрым взглядом. В такой тёмный день она наверняка перевоплотится во что-то злое. Попытается затащить на кухню на свой зловещий обед.

Ветер усиливается, по своим тайным лазейкам проникает в дом, не пропускает ничего на своём пути. С комода падает, разбивается неустойчивая высокая ваза. Осколки катятся по полу. Все шторы в коридоре высоко поднимаются, носятся по сторонам, мешают идти. Самое скверное в них, впрочем, не это. Теперь оглядываться и смотреть по сторонам стало гораздо сложнее. Всюду только эти кремовые тона и вышитые красной ниткой рисунки. Хаотичное движение штор подогревает ощущение присутствия посторонних. Они словно уже совсем рядом, стоят слева и справа, пробегают перед глазами и прямо за спиной.

Мальчик идёт в направлении входной двери, его шаг стал заметно быстрее и увереннее. Крепко сжаты кулаки, он точно знает, что ему делать. Через несколько шагов проходит мимо выхода на улицу. Не остановился и не посмотрел в сторону сомнений. Он всё-таки решил ослушаться, поступить по своему усмотрению, направляется к комнате родителей, ведь это совсем недалеко. Нужно преодолеть всего лишь один коридор. Сейчас, когда на улице такой сильный ветер, даже опасно выходить из дому. Может упасть столб, может сдуть. Во время урагана нужно находиться за каменными стенами, прятаться под кроватью. Ищет себе верных оправданий мальчик.

Юнец движется по тёмному коридору, наступает на длинный простеленный от порога до порога ковёр. Впереди ему видна дверь комнаты родителей. Сейчас она закрыта, никак мама и папа тоже прячутся от урагана. А ведь слева за стеной тоже расположен коридор. Они два идут параллельно друг другу. Точные близнецы, что равны по длине и ширине. Единственное, берут начало в разных частях дома. И сейчас в том зеркальном коридоре гремит и звенит железо, скрипит и трещит паркет и слышится постоянно повторяющийся звук, как будто шлёпают по сырости мокрые босые ноги. Поток шума перемещается навстречу мальчику. Если юнец идёт вглубь дома, то, что за стенкой, ползёт из недр здания.

Дитя Андерсум смотрит на стену, отделяющую его от происходящего в другом коридоре и видит, как дрожат висящие на стене картины и украшения. Его босые ноги не хуже стен ощущают вибрацию. У измученного болезнью мальчика плохо получается думать. Понять происходящего вокруг он никак не может. Но кто там шлёпает ногами? Почему их так много? Откуда пришли? Кто их звал? Кто разрешил? Кто все они? И куда идут?

Но вот он наконец и добрался до спальни родителей, заваливается внутрь, не закрывая за собой дверь. За стенами никто не готовил вечер встреч. Ох, почему сегодня всё такое страшное и незнакомое. Комната родителей преобразилась в темноте, она перестала одаривать посетителей красотой и уютом. Недавний ремонт и обновлённая мебель потеряли свою прилежность с уходом света. Белый потолок стал серым, обои обесцветились, пол растворился в тени. Теперь вещи еле различимы, смешались в одну массу, из которой сложно что-либо вычленить. Последним ориентиром остаётся стоящая по центру кровать. Пучок блёклого сумеречного света касается подушек. Одеяло сползло до самого пола.

А что с запахом. Пахнет сыростью. Но только слово сырость не совсем подходящее. В действительности запах гораздо хуже. Мальчик проходит вглубь комнаты и ощущает босыми стопами, что постеленный на полу ковёр мокрый. Пропитанный. Водичка выдавливается из ткани.

Стопы мальчика, он поднимает и смотрит сперва на левую, затем и на правую, окрасились в какой-то цвет. Из-за темноты непонятно какой конкретно оттенок. И не ковёр один стал жертвой и свидетелем экспериментом. Пол, покрытый длинными разводами, стал скользкий и гадкий. Жидкость, что разлилась, холодная, и скопилась она в маленькие лужицы, местами начала загустевать и высыхать. Много пролилось сока, ответственный за потоп изнывал от жажды. Забрызгал мебель и стены.

– Мама… папа… – позвал мальчик нерешительно.

Но их ведь не может быть здесь. Они же не попрятались по шкафам? Ему никто не отвечает, его никто не слышит. Никто не ждёт. Никто не звал…

Мальчик все равно в опустевшей комнате ищет родителей, начинает осматриваться. Шкаф, откуда вывалилась одежда. Комод с открытыми ящиками. Видимо, искали уже тут кого-то. Где же вы спрятались? Оглянулся. Справа у двери у самой стены стоят три его внимательных свидетеля. Вешалки, две из них неприлично голые, не под стать мероприятию поставлены они здесь без одежд. Про последнюю того уже не скажешь, она наряжена как королева. Разве только королева не будет накидывать на себя столько грязных курток.

Здесь в чёрной окровавленной комнате гораздо больше действующих лиц, чем может показаться на первый взгляд. Они просто скромны и застенчивы. Мальчик в умирающем свете завешенных окон замечает, что под кроватью кто-то лежит. Трусишка решивший остаться незамеченным под одеялом. Эта внимательность вызывает первую дрожь. С ним всё время в комнате действительно кто-то есть. Мальчик ведь чувствовал чужой взгляд упирающийся в спину. Как оказывается этот взгляд поднимался снизу-вверх. Неизвестный не отвечает на зов и в целом предпочитает не высовываться из-под кровати. Ему не хочется разговоров. Он спит в луже крови или хочет выглядеть спящим.

Но это человек. Впрочем, подобное знание не дают мальчику достаточной уверенности для того, чтобы к незнакомцу подойти. Руку пожать. Чьи-то пальцы торчат из-под лежащего на полу одеяла. Ухоженные с красивым розовым маникюром женские пальчики зовут под кровать. Почему-то только они белые как свежо стиранная простынь. Безразличные, плавают в луже, им все равно на внимание юнца.

– Мама? – мальчику торчащая часть руки показалась знакомой. Той, что часто расчёсывала ему волосы, что гладила его по щекам, и что он крепко сжимал перед сном. С ничьими другими не спутаешь.

Дитя Андерсум медленно подходит, наклоняясь к кровати. Она же не напугает его резким выпадом? Она ведь не хочет его напугать? Она же любит его!.. В один момент стук из коридора заставляют оглянуться, мальчик ненадолго отведёт взгляд от пальцев на открытую дверь. Шум гуляет по дому. Как бы он не заглянул сюда через распахнутую дверь. Выбравшийся из коридора, звон металла ищет себе препятствие на пути. Взволнованный красотой руки, мальчик вновь ползёт к ней на четвереньках. Уже в непосредственной близости к её владениям встаёт на колени. Жидкость, в которой он искупал стопы, оближет новые участки кожи, будь то бёдра, лодыжки и колени.

– Мамочка, ты что спряталась? – пропищал, сперва просто коснулся руки. А она холодная как лёд. И не реагирует она на его тёплые пальчики, настолько остыла, что и всего тепла юнца не хватит, чтобы напитать её жизнью.

Начал пальцами упираться в ледяную кожу и легонько толкать, как будто пытаясь разбудить. Она так безразлично. Она крепко спит, её не разбудить.

– Мам… мам… – зовёт. – Вылезай ну же.

Никак ей все равно, а мальчик берётся поднимать чужую руку. Когда та отказывается следовать за ним и показывает ему свои синяки и ссадины, юнец, больше не раздумывая, задирает мешающееся одеяло.

Взволнованное лицо мальчика встретило другое… полное первобытного ужаса. Оно чужое, несмотря на то что на себе собрало все знакомые черты. Нос, уши, волосы – они его встречают ласковыми воспоминаниями. Глаза же и губы плюются кровью, вырванными зубами и отрезанным языком. Её милое лицо стало разделочной доской для кухонного ножа. Мерзкий мясник срезал с неё даже веки, вместо глаз оставил кровавое желе для холодца.

Бросив руку измученного мертвеца, мальчик вскочил на ноги, закричал. Отпрыгнул. Не устояв на подкосившихся ногах, отшатнулся назад. Он и не заметил, как уткнулся в стену, начал метаться то вправо, то влево. Пытается выбраться, но выход не находится. Никак стены сомкнулись, двери закрылись. Он то громко рыдает, то кричит. Пальцами рук впился в кожу лица, оттягивает щёки. Из краснеющих глаз забрызгали слёзы.

Одеяло вновь сползает на пол.

Запах смерти распространяется по дому. И вот тут совсем рядом ожила вешалка, зашевелилась куча белья на ней, начали дёргаться крючки, стукаться друг о друга молнии и пуговицы. Гладкие плащи и кожаные куртки в недостатке света преобразились в подобие содранных шкур. Полетели в разные стороны рукава, врезаются в светильники, сбивают мелочь с комодов, стегают по стенам, сдирая обои. А самые удачливые достают до лица мальчика, лупят по щекам, оставляя красные полосы на коже. Один удар молнией куртки по глазам, и потоком побежали слёзы. Следом за вихрем одежды показались крупные руки с мощными мышцами. Ладони у него размером с голову, пальцы толстые как трубы. Руки вслепую пытаются кого-нибудь кричащего схватить.

Вместе с этим из глубины вешалки слышится продолжительный утомлённый стон, перетекающий в рёв.

Одежда сыпется вниз, оно стряхивает с себя мешающий груз, всё заслоняет. Мальчик прикусил язык, начал хныкать. Спускается на корточки, забивается в самый угол, защищает себя руками от летящей одежды. Увы, относительное затишье уже не успокаивает вешалку, она носится по спальне. Дитя Андерсум ничего не успевает различать среди тряпок, только сильнее вжимается в стену. Наблюдает за происходящим через свои пальцы, закрывающие лицо.

В момент, когда нечто с одеждой отскочило в другую часть комнаты, мальчик заметил входную дверь. Выход оказывается к нему совсем близко, гораздо ближе, чем тварь. Юнцу было сложно оторваться от угла, его шокировало. Но он ведь хочет убежать от кошмара. Мальчик рванулся к выходу с отчаянным криком.

На этот страшный зов отреагировало нечто ужасное, в сей момент ожившая вешалка стояла упёршись в стену. Тут… одежда раздвигается, поднимаются шляпы и шапки, кепки и фуражки, и в образовавшейся дыре показывается маленькая серая голова и чёрные глаза. Они не без интереса смотрят.

По полу скользит, рвётся наружу маленький человечек, он, словно один из грызунов, что забирается в карманы, только покрупнее, бежит, падает и ползёт на всех четырёх конечностях.

Кажется, тряпки голодны. Вешалка наклонилась, крепкие руки, цепляясь за пол, начали перебираться к выходу вслед за юнцом. Быстро и, невзирая на всю свою массу, проворно. Каждое движение порождает до предела громкое трение разорванной верхней одежды. Куртки и несутся следом как слезшая омертвевшая кожа.

Мальчик поскользнулся, упал на колено, в сей же миг подвернулась стопа, уколола резкая боль. Влиянием одного только ужаса продолжает отталкиваться и тянуться вперёд. К нему со страшным гулом приближается огромная масса, она в одном шаге, к счастью и ей больше не удаётся двигаться устойчиво, разъезжаются на сыром полу мокрые лапы твари. Юнец, вновь и вновь проскальзывая, кое-как заскочил в дверной проём. Серая конечность из крепких мышц прямо за спиной, тварь сделала стремительный рывок. Связки резко вытянулись, ладони, готовые к новым пленительным объятьям, распахнулись. И пальцы томительно дрожат.

Не успела. Спотыкаясь и падая крохотный мальчик ринулся дальше по коридору. Вешалка налетела на проём, упёрлась в слишком узкую для неё щель. Много навешала. Тварь старается хвататься за стены, пытается отталкиваться, куртки под её напором рвутся и тянутся. Швы расходятся, ткани лопаются, но все равно не пропускают, лишь летят во все стороны оторванные пуговицы.

Юнец бежит изо всех сил, сбившееся дыхание хрипит. Вслед прилетела чёрная фуражка, слегка коснулась головы, и, не удержавшись, соскочила вниз. Невзирая ни на что, испуганный беглец несётся дальше. Мало чего осознаёт. Рванулся к единственному оставшемуся у него пути спасения. Нет никакого другого варианта, как покинуть дом, который стал обителью ужаса.

Сестра? Страх заставляет думать только о сохранении собственной жизни, ради семьи ему нужно вырваться из ловушки, избежать мучительных истязаний. Он не сможет помочь сестре сам. Нужно искать помощь. Он слишком слаб и напуган. Она же взаперти за толстой железной дверью, куда не пробраться. Оставшимся в доме грозит трагическая судьба. Её будут ждать муки и страдания, но он не сможет этому помешать. И должен принять её жертву и боль. Она ведь старшая… Когти чудовища последуют за ним, мальчик должен быстро бежать и не останавливаться.

В доме уже не у кого искать защиты. Изуродованное лицо матери навечно отпечатается в его сознание и голове, ему больше никогда не вспомнить её красоты. В каждом воспоминании она будет являться к нему с отрезанными губами и лопнувшими глазами.

Юнец распахнул дверь, выскочил на улицу. Его встречает плотное облако пыли. Частицы песка и грязи ударяются о тело. Осыпают с ног до головы, забираются за ворот пижамы. Набравший силу ветер трепет одежду и волосы. Мальчик больше не сможет бежать, большим везением будет просто идти. Ничего перед собой не видит. Передвигает ноги исключительно по запомнившейся тропинке. Жадная до крови стихия желает загнать обратно в дом. Она и сама голодная гадюка, которая готова удушить своими плотными объятьями.

Перед лицом показались ворота, мальчик что есть силы берётся дёргать за прутья. Однако же замок и крепкие цепи не дадут воротам открыться. И ребёнку явно не под силу разорвать их стальную хватку.

Упорство же сбивает дыхание. Пыль попадает в глаза и раскрытый рот, мальчик тяжело дышит, в моменты, что приходят к нему всё чаще, хрипло кашляет. Задирает голову в надежде найти место, где можно перелезть. Но и там похоже выхода нет. Прутья ворот заканчиваются заострёнными наконечниками, похожими на стрелы. Кузнец перестарался, сделал их слишком острыми. Мальчик разрежет себе ноги, если попытается забраться.

Тогда юнец пошёл вдоль забора. Изгородь станет его новым ориентиром в пыльной мгле. Стоит шагнуть в сторону, и он навсегда потеряется в стихии. Уже тогда про него будут рассказывать, как про мальчика, которого забрал ураган. Ничего на расстоянии пары шагов неразличимо. Есть ли тут кто-то кроме него самого? Пойдёт ли за ним в бурю тварь? Найдёт ли она его здесь? Остаются ли в следах пыли отпечатки ног? Хочется остановиться, упасть и прижаться к земле, растворившись в песке. Страх иссушает все силы, ветер с песком ему верные союзники. За оградой досок собираются довольно большие кучи песка, вот ещё приходится ногами разгребать себе путь.

На следующем же шаге мальчику кажется, что его коснулся свет из конца туннеля. Справа в заборе показалась значительная дыра. Вырваны две или три доски. Через пробитый проход частично просматривается дорога, ведущая от дома. А ещё дальше виден свет в окнах. Это может быть только дом тёти Гретти. Самого здания не видно, оно в пасти бури. Проход довольно большой, юнец без труда пройдёт через эти ворота. Они словно ждут его. Уже открыты.

Путь кажется коротким, цель на ладони. Ещё один и такой незначительный рывок. Мальчик прыгнул в проход. Но выход оказался лишь чьей-то коварной ловушкой. Юнец зацепился за некую сеть, едва не рассёк лицо и ещё бы чуть-чуть и вырезал себе глаза. Пленник падает на землю. Какие-то тонкие незаметные нити обволакивает всё вокруг, не дают подняться.

Мальчик не понимает, что мешает ему двигаться. Тонкие струны совершенно не видны в облаке пыли. Их можно только ощущать своей кожей. Пытается подняться, но снова падает. Лески натягиваются. Они же очень крепки и очень остры. В попытках порвать их мальчик режет ладони, попробовал даже перекусить, и теперь кровь заполняет рот, стекает по губам и подбородку. Острая боль вновь и вновь колет тело. После каждой попытки вырваться мальчик орошает землю всё новой порцией крови. Порез на языке, к нему же добавляются раны рук, секущие царапины на ногах. Одежда рвётся. Прорезая ткань, леска снова достигает кожи.

В голове помутнение, мальчик продолжает рваться вперёд, но лишь сильнее запутывается. Муха, пойманная пауком. Но выход совсем рядом, он ведь уже выбрался из дома, вылез через забор. Не может же с ним такое случится, он обязательно должен спастись. Но кажется выйти юнец сможет только небольшими частями.

Нити заплелись вокруг ноги, больно впилась в кожу, мальчик собрался вскрикнуть, из-за наполненного кровью рта получилось только бульканье. Глубоко ранил пальцы, и все равно через раздирающие муки ползёт вперёд, ведь иначе они найдут его и заберут.

…

Тем временем в доме гостей стало гораздо больше, чем на самом громком празднике. Вот только все они незваные и несут отнюдь не подарки, собираются подать к столу кровь на пальцах, смерть в когтях. Повылезали из всех тёмных углов, своих укромных мест, подвалов и чердаков. Теперь толпятся в коридоре напротив окон.

Тусклый бордовый свет освещает их уродливые лица, нисколько не тяготит. У всех человеческое начало, а у многих и облик, но слово человек никогда не будет относиться к этой мерзости. Ублюдки… выродки… бесстрашные и безжалостные. Они никогда не побрезгают кровью, всегда пренебрежительны к чужой жизни. Их облик уродлив, но сущность ещё уродливее. Изнеможённая нечисть, поганое отребье, белые силуэты… Бледные Лица.

Теперь тварь, до сих пор скрывающаяся под вешалкой, открывает одну дверцу кладовки, другая мерзость из толпы с длинной как шланг шеей вторую дверцу. Приглашают на выход то, что лезет из темноты. Явись… Она пробирается мимо стеллажей с одеждой, мимо полок с предметами досуга, коснулась двух теннисных ракеток, зацепила пару оставленных красных туфель.

К ужасу всего живого, вышло из кладовки порождение. Венец богомерзкой культуры. Багровый цвет озарил ужасное лицо ведьмы. У неё серая грубая облезшая кожа, какая не отражает свет. Плоть, покрытая десятками так и не затянувшихся шрамов, порезов и швов. Хищные узкие глаза расположены по обе стороны головы. Губы чёрные узкие поджатые. Щёки впалые. Нет ушных раковин. Творец издевался над ней, одарил её неправильными пропорциями тела. За спиной крупный горб. Руки опускаются ниже колен, длинные ноги постоянно подогнуты. Заострённые когти значительно больше самих пальцев. И с них всё течёт кровь. Перед выбравшейся ведьмой вся остальная мерзость отступает, разбредается в стороны. Она же, окрещённая сотней имён, озирается.

С улицы донёсся беспомощный крик. Ведьма резко дёрнула головой в сторону, в жестоких глазах всё затмевает вечная злоба, не прочитать в них никакой другой эмоции, кроме как ненависть. Но определённо у неё ещё есть интерес к звукам и голосам живых. Ведьма поползла к ближайшему окну, перед ней трясутся и разлетаются по сторонам шторы, сами распахиваются ставни. А там среди вихрей пыли кричит от боли и воет человек. Столько под забором крови. Смешалась с грязью. Узкие ноздри чуют её тревожащий запах. Пыль не спрячет ничего.

Стеклянные глаза ведьмы, что обречены не моргать, смотрят в бурю и, кажется, видят они среди плотного ковра хаотично движущихся частиц значительно больше, чем способен увидеть человек. Без сомнений, даже самая крохотная капля её внимания будет стоить горьких кровавых слёз. Миг и, зазывая остальных, ведьма бросилась к входной двери, толпа мерзости одним потоком потянулась за ней. Сперва растекаются перед её поступью, затем обратно сбиваются в кучи за её спиной.

– Том? – протянул хриплый голос из подсобки. И как только он оказался громче их стонов и топота? Как только посмел звучать?

Ведьма остановилась на самом пороге, и орда прокажённых вместе с ней. Наталкиваются друг на друга, бьются в спины впереди стоящих, пихаются, этим тестом сложно управлять. Оно очень инертное. Настежь раскрытая уличная дверь дрожит, рука нечисти не позволяет ей закрыться. Ведьма же оглянулась на чужой зов. Сестра зовёт брата, точно не её. Отсутствие ушных раковин не сказывается на слух ведьмы, она слышит всё, даже как там за толстым железом бьётся сердце, дрожит дыхание, рука касается кофты, волосы задевают стену. Слышит и то, как слеза скользит и трётся об щёку.

– Том? – звук оттуда же. Всхлип.

Мерзость начала расступаться, создавая проход до подсобки. Десятки тонких ног единовременно поднимаются и опускаются, переступая с места на место. Деревянный пол не рассчитан на эту вонючую массу. Гору костей, тонны килограммов плоти. Под весом их потрохов доски прогибаются и скрипят.

Ведьма ринулась в образовавшийся коридор. Пронеслась мимо кривых уродливых лиц. Однако же очередные отчаянные крики с улицы вновь остановили в шаге от цели. Мальчишка продолжает резать себя, щедро угощая землю кровью. Длинные чёрные ногти застучали по двери подсобки, бестия принялась крутить головой, её башка неестественно выворачивается, шея закручивается почти на целый круг. Скалится. Губы приподнимаются, вылезают клыки. В остывающем воздухе повисли звуки шумного дыхания, заполнили пространство измученные стоны.

На время оставила, ведьма поползла назад. Твари вокруг недовольно завыли и завизжали. Их грозные конечности судорожно дёргаются, нетерпеливо мотаются из стороны в сторону. Взмахи острых когтей, стук окаменевших кулаков. Лезвия, гвозди, цепи, шипы, пилы. Эта неторопливость отвратительна для них. На лицах страшная усталость. Измучены ожиданием. Ведьма подобралась к центру комнаты, переводит взгляд из стороны в сторону.

– Кто?.. Кто здесь? – голос из закрытой комнаты.

– А… ам… – следом обезумевшие от боли вопли с улицы.

Ведьма вытянула вперёд окровавленный указательный палец, предъявила его полуслепым взорам остальных. Длинный чёрный коготь. Начала водить пальцем из стороны в сторону, указывая то на подсобку, то на окно. И, кажется, считает какую-то считалочку, порой ускоряет, порой замедляет темп. Вся остальная рать ждёт окончания счёта.

Аты-баты, шли солдаты…

Аты-баты, на базар…       

Аты-баты, что купили?

Аты-баты, самовар.

Аты-баты, сколько стоит?

Вряд ли эти слова звучали в чёрном уме, так или иначе счёт окончен, ни букв, ни цифр не осталось, палец остановился… указал на дверь подсобки. Безмолвный сигнал, но в другом они не нуждаются.

Потянулись своими кривыми руками, обхватили петли, схватились за стены. Послышался скрежет. Дверь крепка и прочна, два бронированных листа, сорок два сварные швы, сто один болт, тридцать три штыря. Планки… рёбра… Но ей не устоять перед их чёрными сердцами. Дверь начала дрожать и уже понемногу сдавать. Оно куда сильнее. И вся толщина железа не остановит их жажду. Дверь мнётся, отлетает краска. Со стен и потолка на лысые головы падают куски старого цемента. Выскакивают кирпичи. В месте, где были замки, растёт сквозная щель. Толпу нечисти прячет опустившееся вместе с ломающейся кровлей облако пыли. Дальше рвутся со страшным треском запирающие механизмы, за ними лопаются пружины. Замки не настолько прочны, им не выиграть это противостояние. Летят искры от ломающихся штырей. Слышно, как расползается на части обшивка.

Окровавленный палец резко указал в противоположную сторону, ведьма ринулась на улицу, вся мерзость с небольшим отставанием последовала за ней.

…

Гретель крепко обхватила себя. Шепчет: "Не бойся. Не бойся. Не бойся. Тише". Слёзы не перестают течь из глаз, и как-то так получается, что бежит сперва одна капля слева, затем вторая справа. Лицо, по крайней мере, уже не такое бледное, оно красное, особенно щёки, те и того горят. Ноги сложены друг под другом ужасно затекли и зудят. Девчонка легонько раскачивается из стороны в сторону. Слышит её голос и скрежет когтей! Она всё ближе, шепчет что-то через дверь.

Остальные покинули дом, и ведьма, и выбравшаяся из подвала мерзость. Здание освободилось от их присутствия. Осталась только та, что пряталась в мастерской, её кривое лицо один раз увидишь и никогда больше не забудешь. Сейчас гадина периодически заглядывает в образовавшийся проём между дверью и стенкой, демонстрирует какой-то Г-образный ключ. Гретель не отвечает тем же, не смотрит на ужасное лицо. Зелёные глаза девчонки приковывает пробивающийся через трещину в потолке бутон алой розы. Столько усилий стоило семечку прорваться через камень. Красивый цветок, рядом с ним зелёный росток, лепесток. Сильный цветок.

Душераздирающий вопль донёсся с улицы. Он будет кричать и кричать вновь. До него добрались. Никогда ему ещё не было так больно. А это только начало…

«Не бойся».

…