Я походил по кабинету, еще немного борьбы с мигренью. Снова посидел в кресле и снова посмотрел на время, нашел в кармане пиджака леденцы. От них становилось лучше. Он опаздывает, Ник не похож на человека, который позволяет себе это. Я позвонил вниз, узнать не заходил ли кто в здание из посторонних, уточнил, что жду встречи. И к моему удивлению, услышал положительный ответ. Дежурный спокойно докладывал:
– Приходил такой, сказал, что назначена с вами встреча, представился. Это было в 17:55. Секретарь предупреждала. Он прошел до лифта, я видел по камерам, через минут 15 ушел.
Я не верил своим ушам.
– Как он выглядел? Точно он? Он с кем-то говорил?! Вы что там все сидите?!
– Я видел его паспорт. Иностранный гражданин. Высокий, но для его роста небольшие руки, темные короткие волосы, яркие черты лица, спокойный голос. В пальто, был один.
Попросив отправить мне записи с камер, я выкинул телефон. Он грохнулся на пол. Что это значит? Передумал перед дверью? Он согласился, подтвердил встречу, пришел, и просто развернулся? Что он говорил в тот раз, когда мы виделись с ним…Неужели, сделал вид, что не знал о несчастном случае с Максом, поэтому ушел? Но не профессионально это, если бы хотел напустить вид, то нес какую-нибудь чушь здесь, у него в кабинете, передо мной. Тем более, учитывая, что я легко поддаюсь гипнозу (он мне напомнил тогда, тут я ему верю), Ник мог мне и не такой лапши на уши навесить. Значит, дело не в этом.
Я набрал на рабочем телефоне охрану. Выключили свет. Телефон свой я не нашел, надо будет попросить кого-нибудь и с этим помочь.
Щетки на лобовом окне съезжали со крипом туда-сюда, убирая редкие снежинки. Я куда-то двигался, будто мне некуда пойти, словно я забыл даже, где живу.Сейчас бы я хотел поговорить с другом, спросить, как так вышло, что он пострадал? Что заставило его приехать раньше, подняться на десятый этаж? И что там произошло? Так я оказался у больницы. И что же делать? Я припарковал машину и теперь смотрел на желтеющие окна многоэтажного здания больницы. Что за ними – жизнь или попытки превратить то, что осталось, в некое состояние, подобие жизни? Существование, есть такое слово.
Поздним вечером у входа в клиническую больницу никого не было. Я вышел из машины и понял, что снова оказался в беспомощном состоянии: у меня не было телефона позвонить врачу или еще кому-либо, попросить выключить свет, а сама неспособность переносить свет не давала мне возможность даже подойти близко ко входу. Может мне повезет как пару лет назад? Надо было взять водителя, но уже поздно, к тому же я попросил узнать, не нужна ли снова помощь той девушке. Я еще какое-то время бродил вокруг, приложил снег к голове, так хотя бы отпускало на пару минут. Подъехала машина скорой помощи, припарковалась слева от здания, так и решилась моя проблема. Пару крупных купюр и мужчина выпустил руль, лично пошел найти для меня врача. Главное, чтобы была его смена, повторял я, накручивая себя вокруг входа.
Алексей Андреевич появился с озабоченным видом, лишь накинув куртку на белый халат. Даже заметил, что я обрадовался ему.
– Эдуард, – он подошел ко мне, разглядывая мое лицо, – вы что здесь делаете? Почему не позвонили?
– Алексей Андреевич, – я отряхнул руки от остатков снега и капель. – Мы можете провести меня в палату?
– Вы хотите увидеться с Максимом или у вас головная боль?
– Я хочу увидеться с другом, – ответил я, хватаясь за голову. – Как у него дела?
Врач выглядел задумчивым. Потом жестом указал мне пройти вперед. Мы оказались у другого входа. Я подождал, пока он сходил, разобрался с освещением, после чего я смог зайти в больницу. Алексей Андреевич снова вел меня по темным лестницам, коридорам. Один раз я наткнулся на каталку у стены.
– Мы перевели его в палату, – на ходу объяснял мне врач, – в себя он так и не приходил, но пока это к лучшему.
– К лучшему?
Он не обратил внимания на мои слова. Возникла медсестра и подала мне халат.
– Я постоянно интересуюсь у его лечащего врача как дела у Максима. Понимаете, Эдуард, человек с медицинскими знаниями очень тяжело переносит болезни, а тем более такое…Он все понимает и представляет это в самом трагическом варианте. Максиму будет нелегко… – он вздохнул. Я тоже. Он вдруг обратился ко мне: – А вы чем кормите свою головную боль?
– Разнообразным рационом, – уже устало ответил я.
– Вот это и плохо. Мы пришли.
На стене над кроватью нависала и ярко горела огромная прямоугольная лампа, обдавая лицо Макса ярким светом. Прежде чем закрыться руками, я заметил на нем сетчатую повязку: она закрывала его правую часть лица, в том числе глаз и часть шеи.
Я так и осел по стенке.
– Вы в порядке?
Когда я поднял голову, передо мной был Алексей Андреевич. Свет немного приглушен.
– Поднимайтесь! – он помог мне встать и вывел в коридор. – Очень интересно, – он несколько раз повторил это и предложил посидеть некоторое время в соседней палате, она была пустая, – присаживайтесь.
– Он сам дышит? – Я сел в подсвеченное им кресло с высокой спинкой, рядом с пустой кроватью.
– Да, кислорода ему достаточно, – рядом со мной послышался голос врача.
– А где Лариса?
– Это та женщина, что сидит с ним? Она бывает днем. Вы не думали все же прибегнуть к искусственному сну?
– Вот когда вы сказали, я понял, что всегда боялся этого. К тому же это вредно для здоровья.
Он снова повторил своё интересно.
– Но у вас ужасные боли!
– А вы хотите вскрыть мне голову и убедиться? – спросил я в темноту.
– Интересно. Эдуард, помните, я говорил, что у меня пара способов помочь вам? Если вы не против, хотел бы попробовать. Можем вскрыть вам голову, но не буквально!
Глава 10
– Что-нибудь получилось? – я продолжал лежать на кровати, он все же уговорил меня лечь на нее.
Я прислушался к себе. Головная боль настолько одолевала меня, что ее отсутствие я не сразу заметил.
– Что вы сделали?!
Врач рассмеялся.
– Молодой человек, это большей частью вы. Однажды я столкнулся с одним пациентом, я как раз только изучал гипноз и его применение. Он приходил каждый месяц в больницу и жаловался на головные боли. Казалось бы, у него и правда она болела, но врачи в таких случаях осторожны. Он приходил одного и того же числа каждый месяц и лекарства не помогали. Нет, не как у вас, на остальное он реагировал. Позже мы выяснили, что полгода, как умерла его дочь, за день до дня рождения, а он готовил ей подарок, и тогда от этого всего у него разболелась голова.
– Очень интересно, – теперь ко мне это прицепилось! – Причем тут я?
– Как я сказал, лекарства ему не помогали. Я посоветовался с коллегами и решил попробовать гипноз. Это уже было последним, чем мы могли помочь ему. В этом состоянии он закончил свой подарок для дочери, принял таблетку от головной боли, затем узнал, что она попала в аварию. Его головная боль прошла.
– Да мы изверги, я смотрю!
– Ну что вы, принять действительность бывает тяжело и это переходит в физическую боль, но так как основа ее иное, то обычная таблетка не помогает. В вашем же случае, Эдуард, можно было просто внушить вам, что боли нет, либо исправить волнующий вас вопрос.
– Доктор, вам лучше книжки писать, а не лечить людей! – я встал с кровати.
– Тому, кто использовал на вас гипноз, вы очень доверяли, – голос Алексея Андреевича вдруг стал серьёзным. – Иначе так глубоко этот человек не залез бы вам в голову.
Я вздохнул. Ничего не видно, поэтому я снова присел на кровать.
– Да, кажется, это моя мать…
– Вы были с ней очень близки.
– …и называла меня Эди. Это вряд ли.
– Ладно, пока достаточно. Предлагаю в следующий раз продолжить. Сейчас идите к Максиму.
– Да уж, поддержка из меня еще та.
Он снова подсветил фонариком, мы вышли из этой палаты.
– Но она ему нужна. Вы как никто можете понять его.
Макс спокойно лежал, неяркий свет освещал его лицо, оставляя полукруг на желтой стене. Рядом справа такое же кресло со спинкой. Я присел. Высокий, но небольшой столик на колесиках был придвинут к стене.
– Скорее всего, вы уйдете до прихода его врача. Позвоните, я помогу вам.
– Хорошо. А кто его врач?
– Не беспокойтесь, он опытный доктор, и к тому же пластический хирург по совместительству.
– Надеюсь. Так как вы убрали мою головную боль, не объясните?
Он улыбнулся.
– Вот при следующей встрече расскажу!
Он оставил меня с Максом наедине. Кажется, это впервые за последние несколько дней. Всего ничего, а изменилось так много. Он не просто мне друг и партнер, Макс действительно мне как старший брат, только я вел себя последнее время…даже слово не подобрать.
Его левая рука также покрыта марлевой повязкой, которая заканчивается чуть выше локтя, кисть полностью скрыта, а у меня мысли – хорошо, что левая, а не правая. Я не сразу понимаю, как это прозвучало бы, но мне хочется чему-нибудь радоваться, найти ту малость, в которой повезло моему другу. Правая нога пострадала немного, ходить сможет. На его лицо не могу смотреть. У него оно приятное доброжелательное, а каким теперь будет, даже мне страшно представить.
А что же сделал Алексей Андреевич? Нет, лучше не думать об этом. Я только закрыл глаза, снова почувствовал усталость, как услышал глухой стук каблуков. Я не обращал внимания, пока звук не достиг этой палаты, и замер. Подняв неохотно голову, я удивился: София в белом халате, застегнутом на все пуговицы, стояла у противоположной стены, нас разделял только Макс. С одной стороны, она заколола волосы, обнажив ухо с длинной серьгой. Я безмолвно проследил, как она прошла и села на стул рядом со мной, положила маленькую сумочку на колени и спрятала под ладонями, чуть нахмурила брови.
– Как ты себя чувствуешь?
– София…– я схватился за подлокотники.
– А как он?
– Как прежде уже не будет.
Я не выдержал снова ее появления и подошел к ней.
– София, зачем ты приходишь ко мне и задаёшь вопросы?! Зачем?!
Она встала, и мы оказались лицом к лицу. Волнение разбежалось мурашками от кончиков пальцев до макушки. Мне бы обнять ее, как тогда, когда в тишине мы лежали рядом, чувствуя тепло друг друга. Мы были намного ближе, все было иначе и казалось, единственная проблема – это количество часов в сутках. Сейчас она всем видом отталкивала меня, она осторожна как при первой встрече, будто мы совсем не знакомы. Но если бы знала, как часто я думаю о ней, только благодаря этому еще держусь и все так же хватаюсь за нее как за спасательный круг, но она приходит, всем своим видом напоминает, что оттолкнула меня и продолжает отдаляться. Но для меня она не чужая, неужели она не чувствует этого?!
– Ты говоришь со мной, когда захочешь, чтобы я сошел с ума?!
– Я беспокоилась, – тихо произнесла она, накидывая на плечо ремешок сумочки.
– Беспокоилась?!
Мне вдруг захотелось выгнать ее из палаты, чтобы не видеть, как она сама разворачивается и уходит.
– С твоим другом такое случилось. Здесь он в безопасности?
– Если ты не уйдешь сейчас, я не отпущу тебя…
Он развернулась передо мной и покинула молча палату. Как я жалел о своих словах! Опомнившись, я выглянул в коридор.
Оставшиеся часы я пытался уснуть, чтобы не думать, но такое умение я еще не приобрёл, поэтому рано утром покинул больницу, съездил домой и уже ожидал Татьяну в кабинете Макса, попытался сам найти телефон. Безуспешно, видимо он разрядился, в темноте просто так не найти. Хорошо, что секретарь пришла раньше обычного и смогла помочь мне. Ей всего лишь пришлось включить свет, пока я вышел из кабинета, и осмотреться. Так, действительно, проще найти вещь. Дальше скучное собрание, где я объяснил в каком состоянии гендиректор, распределил обязанности, понимая, что далеко не во всем силён, мы обговорили кто займется ремонтом двух верхних этажей. Я мог заниматься управленческой частью, программированием, но не медицинской стороной и лабораториями.
В течение дня еще четыре встречи, на еще одну я пойти не смог, предлагалось пообщаться в ресторане. Для этого у нас есть директоры. Так прошло несколько дней. Секретарь не щадила теперь мое расписание. Раньше всех я приезжал на работу, вечером возвращался домой, уже рано темнело, что помогало мне жить в ритме обычных людей. Только дома я не мог найти себе места, пересматривал видеозаписи: пятница, утром как обычно, толпа сотрудников, среди них София в светлом пальто, оно очень ей идет, она медленно со всеми идет к лифту. Днем появляется Макс, едет сразу на 10 этаж. Следующая запись: такое же утро, вечером большинство сотрудников покидают здание, чуть позже появляется Ник, это действительно он. Проходит к лифту, разговаривает по телефону несколько минут, пропадает из поля зрения камеры, расхаживая по коридору, возвращается обратно, уходит. Через минут десять выходит София, значит, она все же приходила ко мне, это был не сон?
Я снова и снова пересматривал.
На одном из совещаний Татьяна как обычно сидела слева от меня, работая за ноутбуком. Небольшие внутренние совещания я проводил в кабинете партнера, для этого она приобрела небольшие светильники и свечу в маленький домик, по моей просьбе. Мне сообщили, что в нашей лаборатории провели тест с ошибкой. Клиенты обратились в две лаборатории и результаты оказались разными. Провели повторно. Наш оказался ложным.
– У нас впервые такой случай?
– Лаборатория на девятом этаже специализировалась на коммерческих заказах, а научная лаборатория не способна так быстро работать. Мы перенесли часть оборудования, подключили новое, но там нет места развернуться этой процессии! Отсюда сбитые сроки и ошибки! Как вам объяснить…
– Я спросил, это первый случай в нашей лаборатории? – нависшее раздражение я пытался сдержать над головой директора по развитию как мыльный пузырь, если бы он только знал! – Что вы порекомендуете сделать?
– Из-за этого случая нам, скорее всего, даже придется судиться, хоть это понимаете? Предлагаю пока прекратить принимать коммерческие запросы.
– Сколько мы потеряем при этом?
Никто мне не ответил.
– Кто заказчик? Физическое лицо? И кто из наших специалистов проводил тест?
– Да, это семейная пара, – директор начал копаться в бумагах. В итоге нужных записей у него не оказалось. Так передо мной через несколько минут сидел начальник лаборатории, как мне не хотелось ассоциировать его с Софией!
Я открыл документы, что он принес. Несколько листов: заключение, какие-то данные в таблице в виде процентов, напротив слова на латинском. Я растерялся. Начальник подошел к столу и, сомневаясь в своих действиях, начал негромко объяснять мне, будто- бы никто не понимал, что я далеко не Максим Витальевич и совсем не разбираюсь в этом.
– Эдуард Александрович, можно? Это генетический тест о наследственных заболеваниях, в нашей лаборатории мы можем выявить предрасположенность к 130 генетическим заболеваниям!
Мне радоваться тому, что он доволен этим?!
– Так вот, …
Тут вмешалась секретарь, ткнув в лист бумаги пальцем:
– Посмотрите на подпись и все. Вот, – я отстранился назад, так как она наклонилась посмотреть ближе, – заключение подписано Ардовой С.Ю. Пригласите ее.
Секретарь быстро закончила, начальник уже достал телефон, а я чувствовал, как что-то проносится мимо меня. Это секунда времени, что я упустил.
– София сейчас подойдет, – начальник сел на свое место. Я чуть не поперхнулся воздухом этой комнаты. Он собирался в призрачном окошке глиняного домика на столе и сгорал под пламенем свечи. – Но знаете, она отличный сотрудник, никогда ошибок не делала! – он вдруг начал возбужденным голосом оправдывать ее. —Конечно, София меньше года работает с нами, но она оказалась очень полезна, у нее есть опыт и в научных лабораториях, и в медицинских, и в микробиологической! Да я ручаюсь за нее!
– Это еще ни о чем не говорит. Вы сами сказали- она недавно работает, а до этого мы не делали ошибок, – добавил директор.
Я бросил взгляд на бумаги.
– Хватит! – я хлопнул по столу, домик рухнул, потушив свечу. Татьяна вздрогнула.
– С какой лабораторией мы конкурируем?
– Максим Витальевич считал “Аргомедик” в соседней области.
Мне ответила секретарь, хотя услышать это я хотел от директоров.
– Если у нас остались образцы, отправьте в эту лабораторию, пусть проверят! Назначьте мне личную встречу с клиентами, как можно скорее. И все вон отсюда! – я встал.
Секунду они не шевелились, будто мой крик не дошел до их пустых голов, не задержался там, его ветром унесло. Наконец, начальник лаборатории встал, за ним все остальные. Я мельком увидел, как в дверях появилась София, но начальник вышел с ней. Я отвернулся.
– Все же свечи – это небезопасно, – послышался голос Татьяны. – Вы собираетесь общаться с клиентами? Что вы придумали?
– Иногда, Татьяна, с людьми нужно говорить, а не тыкать бумажками!
– Максим Витальевич так бы и поступил, – с улыбкой в голосе обнадежила меня его секретарь.
– А иногда достаточно выслушать, – размышляя вслух, добавил я. – Посмотрите на дату, – я обратил ее внимание на цифры рядом с подписью Софии. Короткая подпись, сделана ли она ее рукой?
– Так. Это что-то значит? – она взяла бумаги в руки, пытаясь разглядеть какой-то подвох.
– Вы когда-нибудь засыпали восемнадцатого числа, а просыпались пятнадцатого?
– Слышала о таком.
– Так вот, – я забрал у нее документы. – В этот день она была со мной. Я хотел бы, чтобы ты поговорила с ней. Может она подписала это заранее…
– Хорошо. – Татьяна немного удивилась. – Еще, Эдуард Александрович, водитель просил передать, что девушка, к которой он ездил, хочет поговорить с вами. Вы занимаетесь благотворительностью?
– Обычная помощь теперь так называется? Иди лучше, найди Софию.
– Сейчас с ней поговорить?!
– Нет, ждать понедельника!
Откуда появляется тупость? Она бывает внезапная, либо врожденная. С последней ничего не сделать, оставалось надеяться, что у Татьяны это редко бывает.
Через несколько дней мне пришлось срочно поехать в больницу, я еле-еле дождался, пока стемнеет, чтобы сделать это. На парковке меня окликнул молодой парень в халате и такой же шапочке, даже в бахилах, для утепления на нем была всего лишь объемная жилетка, видимо, заменяющая ему куртку. Уже в коридоре больницы он попросил у меня пальто, принес халат. Вдруг он вспомнил о моей слабости:
– А…это правда, что у вас аллергия на свет?
Что? Я так и потянулся поправить очки. Мы быстро шагали, но он не унимался, сбивая дыхание:
– Вы всегда должны находиться в темноте?
– Ты пишешь диссертацию?
– Нет…еще нет. Но…
– Заметно! – я с раздражением оборвал его. Дошли мы в тишине.
Я с волнением вошел в палату, посреди нее стоял врач, окунув руки в карманы. В верхнем кармашке торчала клипса от шариковой ручки. Хм, доктор выглядит молодо, но старше меня, скорее всего ровесник Макса, надеюсь, они не учились вместе. Мне с домашним обучением не светит встретить одноклассников. Из-под нетканой шапочки виднелись коротко стриженые виски, сам он худенький, с большими глазами на тонком лице, веки у него словно кольца вокруг, как у какой-то планеты, Сатурна или Юпитера, тут я всегда путаю.
– Вы его друг? – говорил он быстро, я не сразу вник в его речь. Рассматривал при этом, будто это я пациент. Он даже пытался заглянуть мне в лицо, а может и под очки. – Замечательно. Я его лечащий врач. Тимур.
– Эд, – я пожал ему руку с мыслями, для кого это важно и необходимо?
Я не мог не смотреть на Макса. Ему часто меняли повязки: теперь его левый глаз закрыт квадратом марли и держится с двумя липучками похожими на пластырь по краям. На щеке непонятная ткань телесного цвета, из-под которой виднелась красная неровная кожа. Такие же ткани на ноге и руке, но кисть все так же закрыта.
– Я просил позвать вас, надеюсь, появление в подобном месте не сильно сказывается на вас? Есть два важных вопроса, которые надо обсудить. Во-первых, он сегодня пришел в себя. Это очень хорошо. Хотелось бы, чтобы тут вы помогли. Во-вторых, нужно решить что с его кистью – она очень пострадала.
– Можно покороче и помедленнее?
– Боюсь, что кисть придется ампутировать, – произнес он спокойнее.
– Чью кисть? – я с недоумением пошел на него. – Мне сказали, вы лучший врач! Это ваше решение? С ума сошли?! Лишь бы резать?!
– Стоп! – он выставил вперед свои ладони с длинными пальцами и стал кидаться в меня объяснениями про спасение либо руки, либо жизни.
– Вы же тоже врач! Себе руку отрубите!
– Ваш друг не практикует…
Тут я схватил его за халат, что так отсвечивал пятном в этой комнате! Он подался назад, но за спиной только стена. Сил сдержаться ни физически, ни словесно у меня не хватило.
– Прекратите! – почему-то это прозвучало командным тоном.
– Да я не знаю, что с тобой сделаю…вывернись наизнанку, но руку сохрани!
Его бесстрашный взгляд вдруг привел меня в чувство. Он не сопротивлялся, а лишь поднял руки, спокойно слушал меня, ожидая, когда я успокоюсь. Это подействовало. Я разжал кулаки, выпустил халат. В моей голове, помимо всего ужаса, промелькнула мысль о Софии.
– Я понимаю, – тихо произнес врач и поправил халат.
Я предпочел сесть в кресло и схватился за голову, пряча дрожь. Это я сошел с ума. Это я сошел с ума?
– Мы попробуем еще кое-что. Бактерии!
Иногда людям нужна взбучка, чтобы они начали думать!
Речь доктора сложно было понять, он начал объяснять об очищении кисти Макса от мёртвых тканей с помощью бактерий.
– Вы говорили, что он просыпался? Он что-нибудь сказал? – я поднял голову.
– Да, Эд, тут может быть всякое, – врач присел рядом со мной на стул. – Он смеялся, пытался смеяться. Но это нормальная реакция из-за лекарств, все же он может неадекватно себя вести, тут вы должны говорить с ним прямо. Но это временно, мы перешли на другие препараты, они могут вызывать лишь сонливость. И не забывайте про боль,
– Забудешь тут! Разве нельзя…
– Нет. Сильнейшие препараты мы используем во время и сразу после операции, они влияют на кровообращение, а с его травмами это важно, сейчас мы можем лишь уменьшить болевые ощущения. Нет такой таблетки, чтобы избежать чувств.
Кому он рассказывает?
– Значит, вы спасете ему руку?
Он замялся.
– Вы не видели, что осталось от его пальцев, – в его голосе чувствовалось переживание. Тимур осторожно поднялся, снова поправил халат.
Впервые мне захотелось перед кем-то извиниться, но я промолчал. Софии бы это не понравилось. Но ее нет рядом со мной. Ах, почему же так произошло?
– Вы слышите?
– Что? – я посмотрел на врача.
– Я попробую, ничего не обещаю.
– Если что-то нужно, вы только скажите.
– Конечно.
Глава 11
– Господи, я так и думала! Даже в больнице переплюнул всех!
Голос Ларисы тяжело ворвался в мою голову, значит, уже утро. Я притворился, что сплю. Еще один плюс черных очков.
– Я прихожу, а мне медсестра говорит, что в палате нельзя включать свет! Соизволил прийти, надо же!
Пройдя мимо меня к столику, она начала шуршать пакетом.
– Целый день теперь просидит здесь, вот счастье-то! Не думает ни о ком другом!
Если бы люди умели закрывать еще иуши!
Она поправила одеяло у Макса, зачем-то коснулась его лба тыльной стороной ладони и с глубоким вздохом села на край кровати. Да, теперь она смотрела прямо на меня.
– Вы хоть узнали, кто это сделал?
Я поднял голову.
– С чего вы взяли, что это не случайность?
– Разве он похож на человека, который сунет руку в огонь? Я знаю, что на том этаже обычно вы сидите, эта спичка предназначалась вам! К тому же приходила девушка, спрашивала, нашли ли вы поджигателя.
Передо мной сидела женщина, не очень приятная для меня, последние пять лет она готовила для меня завтраки, обеды и ужины в моем доме, но так и осталась тягостной за свой длинный и острый язык. Но почему сейчас я хотел бы выслушать, все что она говорила?
– Вы со всеми так? Даже ее успели обидеть?
– София? – я даже поддался вперед.
– Каждый день приходит, – Лариса не дала мне вставить слово. – Я же все вижу, она с тоской спрашивала приходите ли вы к другу! Появляется здесь, будто хочет застать, но только днем. Я советовала ей, найти мужика попроще. Вот, скоро обход.
Кто-то закрыл дверь в палату, тут же снизу пробежала тонкая желтая полоса. Из коридора слышались шаги и голоса. Давно стало шумно.
– Правильный совет.
Казалось, она удивилась моему спокойному тону.
Когда пришел врач с медсестрой, я пытался не смотреть на то, как они обнажают раны Макса. Палата слишком маленькая. Лариса как специально, ушла куда-то. Я же не могу. Тут Тимур еще подлил масла в огонь:
– Эд, сядьте уже, наконец! Вы мешаете. Он может проснуться, нужна будет ваша помощь.
Я сел снова в кресло и не заметил, как просил кого-то или что-то, чтобы мой друг не очнулся. Но видимо меня слушать не стали и сделали наоборот, Макс открыл глаз и вскинул руку!
– Что я говорил? Держите его!
Он был сильнее меня, но я с легкостью прижал к кровати его правое плечо, сменив врача. Макс тяжело дышал сквозь зубы и, выпучив глаз, с испугом смотрел во все стороны.
– Макс! Смотри на меня! Это я! Мы в больнице! – он не переставал дергаться.
– Говорите с ним! мы только вскрыли руку!
Я кинул взгляд на то мясо, что врач назвал рукой.
– Макс, дружище, успокойся! Ты же делаешь только хуже! Терпи, я знаю, тебе больно.
Он чаще задышал. Не надо поддаваться панике.
– Макс, помнишь ты не пошел на свидание с девушкой, потому что я устроил истерику и мне стало плохо? Как ее звали? – неожиданно для себя я почему-то вспомнил этот момент. – Я видел ее тогда в машине. Блондинка, да? Но ты не пошел с ней.
Надо улыбнуться.
– Тебе пришлось остаться со мной. Если бы не ты, как всегда.
Он перестал сопротивляться и теперь смотрел на меня, продолжая раздувать ноздрями воздух.
– Надеюсь, ты не жалеешь об этом? Я вот помню, извини! – я и сам спокойнее заговорил, удивительно, что это сработало. – Я знаю, знаю! Макс, лучше расслабиться. Я отпущу тебя, хорошо?
Он нахмурился.
Медсестра накладывала на руку что-то похожее на мазь, отчего Макс сжал простыню.
– Максим, – доктор склонился над ним. – Я ваш врач. Помните меня? Вы понимаете, что случилось?
Он осторожно кивнул и закрыл глаза. Точнее, левый глаз и так закрывала повязка. Я и не знал, что так сложно найти слова для отвлечения от боли! Их не существует. Эта надежда живет только в том, кто произносит их. И мы как в сценарии, меняемся местами. Не слова заставляют отвлечься, а понимание того, что кто-то просит нас об этом. Больной делает одолжение, но не себе.
Он поднял руку и осторожно коснулся своего лба, глаз, но не стал опускаться до щеки, задержав руку, поморщился. Я с волнением наблюдал за этим, хорошо, что врач с медсестрой закончили с рукой. А может и нехорошо.
Врач пояснил какие части тела пострадали, сообщил, что чуть позже подойдет офтальмолог, но с глазом все в порядке. Это на всякий случай. Дело в коже в уголках внешнего века. Макс молча слушал, разглядывая обстановку как мог. Я понял, что свет слепил его, но если приподнять кровать, то освещения будет недостаточно для процедур, его и сейчас не хватает. Лампа на стене практически над его головой и чуть приглушена. Не знаю, как медсестра справляется и качественно ли она выполняет свою работу? Либо мне выйти отсюда, либо включить основной свет. Но ни то, ни другое невозможно, к тому же я здесь как друг. Я пытался приободрить Макса, рассказывая о работе. От слов, что секретарь меня загоняла, он выдал что-то похожее на улыбку. Вошла Лариса, думаю, она ожидала другой картины, а не поврежденную ногу. Она бросилась к больному как близкая и родная, как тетя, которая внезапно обнаружилась. Даже Тимур, осматривая рану, поднял на нее голову. Она причитала, что он молодой, теперь лежит в больнице, а я загублю всю его работу, и все в этом духе. Я пропускал все мимо ушей, с облегчением понимая, что она не несёт ничего лишнего. Значит, только со мной можно говорить все, что вздумается. Не совсем дура.
Меня беспокоило, что Макс молчал, а врач переходил к лицу. Как хотелось выйти отсюда! Лариса вдруг, под предлогом, что ей надо позаботиться о завтраке и для меня, сделала это.
Я стал рассказывать про случай с ошибкой. Не торопясь, подробно, даже заметил, что врач кивнул, значит, все правильно делаю. Рассказал, что нам не дают начать ремонт лаборатории и десятого этажа, и ничего не известно по срокам.
– Как думаешь, о чем говорить с той семейной парой? – я надеялся вовлечь его если не в разговор, то в размышления, а сам наблюдая как он задерживает дыхание, когда снимают лоскуты с его шеи. Он не кричал, иногда зажмуривался, затем выдыхал. Мне стало не по себе от тишины, в которой слышно только меня, шелест от врача с медсестрой. В тот момент я был рад, что он не может заметить куда устремлен мой взгляд, как я смотрю на левую часть его лица. С шеи и щеки будто оторвали верхний слой кожи, именно оторвали, не вырезали. Неровными кусками оголены слои свежего мяса.
– Максим, не шевелитесь.
Ожог в уголках губ слева и выжжены волосы на висках. Он снова зажал простыню в кулаке.
Тимур закончил, наложив какую-то влажную повязку. Затем Макса осмотрел офтальмолог, отоларинголог, сняли повязку с глаза. Но мой друг все так же молчал. Когда все ушли, а домработница еще не появилась, я показал Максу телефон и вложил в правую руку. Он не хочет или не может говорить? Но он поднес его и что-то написал в черновике сообщения и показал мне. "София?" Я удивился.
– Она в порядке. Причем здесь София?
Он мне не ответил, отвернул голову, а после закрыл глаза.
Я не ожидал, что буду рад возвращению Ларисы.
– Поговорите с ним.
Я уступил ей место в кресле.
– Долго вы здесь будете? – ядовито поинтересовалась Лариса.
– Это мое дело, вам не кажется?
– Глупый, а притворяется умным. Мне же надо знать, подготовить ли что-нибудь на обед, вы же не опустите крылья, чтобы посетить ближайшее кафе, ой, ресторан?
Я хотел ей ответить, что могу обойтись без нее и сожалел, что это не так.
Нет, мне это в конец надоело!
– Вы здесь, Лариса, чтобы ухаживать за ним! – я указал на кровать, в которой спал Макс. – Вам это ясно или нет?! Не обо мне! Это понятно? Не обо мне!
– Зачем же …
– И лучше не открывайте рот рядом со мной!
– …так кричать.
Я отошел в другой конец комнаты, во мне кипела злость. Невозможно выносить эту женщину и смотреть на нее! Хотелось выть от беспомощности. Какая маленькая палата!
Вспомнив об Алексее Андреевиче, я позвонил ему с просьбой спасти. Еще пятнадцать минут терпения и он вывел меня в соседнюю комнату.
– Я не могу находиться в одном помещении с этой женщиной! – я на ощупь нашел кровать и сел.
– Почему же? – послышался голос в темноте.
Она неприятно выражается, дерзит, язвит. А ее тон? Да со мной никто так не разговаривает!
– Эд? Почему же?
– Она слишком часто говорит мне правду в глаза…
Я лег, снял очки и разглядывал глубину темноты.
– А почему вас злит это?