Звезда Давида

Фёдор прокричал команду, хотя и без него воины опытом не обделены и сами всё понимали. Лучники укрылись за лодками. А первые татарские конники уже выскочили из перелеска и нахлёстывали коней, обнажив сабли и наставив пики.

Лучники тут же стали пускать стрелы. Сотня всадников уже вынеслась к веренице лодок не дальше полусотни шагов. И первые стрелы стали поражать коней и татар. Хлыновцы успели сдвинуть лодки, и теперь кони боялись их перескакивать и заплясали совсем рядом. Тут лучники и копейщики и положили почти полусотню, пока татары не отступили подальше назад. Конники тут же изготовили свои луки и начали обстреливать ушкуйников.

– Не высовываться! – орал атаман. – Пусть постреляют, а мы их потом встретим. Ванька, обойди их слева конным отрядом! Ударь сбоку!

Иван махнул рукой, и два десятка воинов отбежали к группе деревьев, где за кустами стояли кони. Вскоре ватага хлыновцев выскочила на простор, татары засуетились. Этим воспользовался Ванька и врезался в нестройные ряды татар.

Сшибка получилась яростной, сумбурной, но хлыновцы сумели проскочить насквозь весь отряд татар, рубя на обе стороны. Татары в нерешительности стали отходить к лесу, где к ним уже подходила подмога.

Ушкуйники в это время собирали у лодок стрелы и коней, протискивались через проходы, а другие лучники продолжали стрелять без особого успеха. И всё же татары потеряли убитыми и ранеными не меньше половины отряда. Хлыновцы притащили двух убитых товарищей и с десяток раненых. Татары же не спешили вновь организовать набег и толпились на опушке рощи.

Атаман Фёдор высмотрел главного среди татар и крикнул лучникам:

– Видите ихнего мурзу? Он на вороном коне! Всем стрелять только в него! Надо убить поганца! Давай, ребята!

Человек пятьдесят лучников выпустили рой стрел. Мурза свалился с коня, который уже не встал, дрыгая ногами.

– Молодцы, ребята!

Атаман был доволен. Без начальника любое войско теряет половину силы, если не больше. Так и произошло. Татары вопили, призывали гнев Аллаха на головы разбойников, но напасть больше не решались.

– Атаман, у них нет настоящих джигитов! – прокричал Ванька и даже не стал прятаться от редких стрел, летящих от татар. – Одни крестьяне. А что с них взять? Надо бы и нам сделать нападение!

– Можно! – согласился Фёдор. – Лучники, выйдите вперёд и обстреляйте басурман!

Эта вылазка имела успех, человек пять татар свалились с коней, остальные скрылись в лесу, наспех подобрав павших.

– Можно передохнуть, ребята! – прокричал Фёдор. – Потом Ваня посмотрит, куда те направились, а мы всё же двинем наш караван дальше. Осталось совсем малость!

Лодки медленно двинулись дальше. Шестёрка коней помогала тащить самую большую ладью атамана, и та, с трудом скребя днищем по траве, поползла к вершине пологой возвышенности, за которой должна начаться речка Казанка.

В этот день татары лишь сопровождали караван, но напасть не осмеливались.

– Хоть передохнуть дали, собаки аллаховы! – ругался Егор, но зорко оглядывал прибрежный лес, мрачно шелестевший рядом.

– И ты знатно рубился, – заметил Иван как начальник. – Под Ярославлем я с тобой не встретился.

– Меня оглушили по голове, так что пришлось отлёживаться дня три или больше. Тогда так болела голова, что многое позабыл.

– Зато мы с тобой целые вышли из нашей первой сшибки. И то слава Богу! – Ванька перекрестился и что-то прошептал про себя.

Лишь к вечеру следующего дня ушкуйники достигли ручья шириной не больше сажени. Это была Казанка.

– Ребята, лодки установить кругом, – распорядился атаман Фёдор. – Всю ночь нести сторожевую службу. Татары могут напасть в любой момент. Ванька, поручаю это тебе. Можешь взять себе и Егорку. Прошлый раз он отменно поработал.

– Так и было, атаман, – согласился Иван. – Парень он надёжный в деле.

Ночью татары подступили к лагерю. Их заметили и подняли тревогу. Лучники обстреляли далёкие тени, но толку не было. Егорке дали шестерых конников, и они сумели проскакать вблизи татар, стоящих в отдалении у леска. Одного хлыновца подстрелили, но слегка. Зато татары узнали, что русские начеку, и до рассвета не стали нападать. А Ванька доложил, что татар собралось около тысячи.

– Откуда столько набралось?! – возмущался атаман Фёдор. – Этак их число более нашего. К тому же у нас раненые имеются.

– Дай мне всех конников, атаман. Мы с ними обойдём татар и ударим с тыла. До рассвета осталось мало времени, нам стоит поспешить.

– Да что конники! Сколько их наберётся и что ты сделаешь с такой силой?

– Внезапность и натиск многое могут, атаман. А конников можно набрать три десятка с лишним. Можно на коней посадить по два воина. Кого-то все одно обязательно потеряем. Ещё повезёт, так лишних коней добудем. Ну, атаман!

– Вот дьявол! Вечно ты, как и тот Егор, придумываете самые опасные дела! А как ничего не получится? Что тогда?

– Война, атаман. Как без убитых и раненых? Такого не бывает. Соглашайся.

– Уж очень риск большой, Ваня. Только на твою ответственность.

– Само собой, атаман! Зато можно надеяться, что отгоним басурман и успеем выйти в Каму, а там нас уже не достать.

– Чёрт с тобой, парень! Отбирай себе людишек и гони побыстрее. Если что, ты дай сигнал. Мы на помощь прибежим.

– Обязательно, атаман! Рог со мной, да и у Егора имеется. Протрубим уж.

Небо над лесом ещё не начало сереть, когда тридцать семь воинов на тридцати двух конях углубились в лес, осторожно пробираясь вдоль речки. Через две версты переправились на правый берег и погнали коней в лес, черневший впереди.

Стало светать. В лесу с каждой минутой становилось светлее. Да и лес оказался не таким густым. Где-то левее едва слышно доносился лай собак. Видимо, впереди находилась деревня. Иван переглянулся с Егором. Тот понимающе кивнул.

Неожиданно впереди зашуршали кусты, показался воин из передового охранения.

– Вань, – заговорил Егор негромко, – шагах в трёхстах татары на поляне. Готовятся идти на наших, так я понял. Прошка остался следить.

– Много их? – в волнении спросил Ивашка.

– Кто их посчитает, Ваня! Много, целая орда.

– Прямо так и орда! Ну хоть приблизительно.

– Да чёрт их знает! Много сотен, так мне показалось!

– Со страху, что ли? – зло усмехнулся Иван.

Обернулся к конникам и кивнул:

– За мной, ребята. Наделаем шуму – и назад. Или вперёд, как получится. Приготовить луки. Вперёд, но тихо!

Скорым шагом кони вынесли отряд к поляне. Никто их не засёк. В сумеречном свете начинающегося утра было видно массу конников. Иван поднял руку, останавливая отряд. Обернулся и тихо проговорил:

– По две стрелы в самую гущу – и намётом на них! Пройдём сквозь – и к своим. Пешим стрелять и искать себе коней. Найдёте – скачите назад. Одним вам не прорваться. Приготовились! Они собираются трогаться.

Отряд тихо вышел к самой кромке поляны и все разом пустили по две стрелы. Потом с воплями и руганью бросили коней в самую гущу татар. Те растерялись. Даже не стали вытаскивать сабли. Просто расступались, шарахались в стороны. А хлыновцы рубили татар на две стороны, не разбирая, орали и понукали коней.

Наконец татары очнулись, было слышно, как начальники выкрикивали приказ догнать и изрубить всех до одного. Но ушкуйники уже проскочили основную массу и теперь отмахивались от редких всадников, что нерешительно пытались напасть с саблями наголо. Хлыновцы теперь уже неслись назад, нещадно нахлёстывая коней, и не обращали внимания на отставших или убитых. И лишь задние видели, как поредели их ряды.

Погоня быстро отстала. Никому не хотелось подставлять свои шеи под удары русских сабель.

– Ванька, ты что? – спросил, оборачиваясь, Егорка. – Ранен?

– Есть такое, – едва слышно ответил Иван. – Скачи к нашим и доложи. Я не поспею за вами.

Егор придержал дрожащего коня, схватил повод Ваньки и заторопил своего коня. Следом трусили ещё три всадника, тоже раненые. Егор вслушивался в отдалённые голоса и крики татар. Озираясь, словно затравленный зверь, парень спешил за ускакавшими вперёд всадниками.

Лес окончательно посветлел, и ехать стало легче. Он направил коня вправо, пытаясь выбраться к речке. Вслушивался, не почует ли звука рожка со стороны своих. Но лес молчал. Он остановил коня, криком вернул ускакавших вперёд. Их оказалось девять всадников, ещё он с Ванькой и тремя отставшими. Всего четырнадцать воинов из тридцати семи.

Ванька лежал на шее взмыленного коня. Товарищи осмотрели рану. Ничего страшного, но потеря крови сильно ослабила Ивана.

– Перевяжем раны, ребята, и потащимся искать своих. Думаю, что надо идти в сторону речки. Осмотрим других ребят. Они нам ещё сгодятся.

Полчаса спустя все четырнадцать конников тронулись к речке. Но прошло не меньше часа, а речка не появлялась. Один из воинов заметил:

– А верно мы двигаемся? Надо бы хоть по солнцу глянуть. Стойте, а я выеду на поляну и посмотрю.

Все согласились и поспешили слезть на землю. Усталость и жажда томили, воины припали губами к флягам.

Пожилой воин вернулся довольно скоро.

– Мы шли вдоль речки, ребятки. Сворачиваем правее. Думаю, что к речке мы выйдем скоро. Поехали.

Глава 3

После мимолётного боя в лесу вернулись ещё четверо, и те раненые. Атаман Фёдор сделал строгий выговор Косому.

– И всё же, атаман, я не считаю, что мы зря устроили этот набег. – Иван говорил тихо, не торопился, и в его словах сквозила хоть неполная, но правда. – Татары после того два дня отходили и не решались напасть. А мы тем временем успели значительно продвинуться к Казани. Да и потеряли мы всего половину. Не так уж и много. Теряли и больше.

– Ладно, и так ясно. Лечись, пусть батюшка над тобой молитву читает почаще да травами отпаивает. А то один уже помер, как бы ещё кто не переселился в иной мир. Господи, охрани нас и помилуй! – перекрестился Фёдор.

– И так выдюжу, атаман, – мрачно изрёк Иван.

Следующие недели прошли в постоянных опасностях. Татары часто вступали в перестрелки с хлыновцами, но до серьёзных схваток дело не доходило.

Наконец стало ясно, что Казань уже рядом. Татары все чаще появлялись вблизи каравана. Лучники уже израсходовали все стрелы. Приходилось собирать татарские и даже мастерить свои из захваченного железа.

Всё же отряд, хоть и потерял свыше полусотни воинов, оказался под хилыми стенами Казани. Татары встретили ушкуйников со страхом. Даже выслали посольство во главе с муфтием и кади^[4] города, их сопровождали человек десять. Фёдор принял их, лишь выдержав в ожидании полдня.

Переговоры велись до самого вечера, но ни к чему не привели. Послы, видя малую дружину Хлынова, не соглашались откупаться многими дарами и намекнули на возможность сделать вылазку и побить всех русских.

Фёдор понимал, что большой караван провести тайно невозможно, и татары о нём знают. Потому тянул с переговорами, надеясь, что главные силы вот-вот подойдут, а тогда разговор будет совсем иным. А татары спешили, но просили сбавить цену откупа, на что атаман ни за что не соглашался.

Уже поздним вечером атаман просил совета у старых вояк. Решили послать вниз по реке дозор на лучших конях, что добыли у татар, и узнать о караване, где он, скоро ли подойдёт.

Сотник Антип Терёхин взялся выполнить поручение и ранним утром, ещё до рассвета, выехал с десятком воинов на полдень, идя вдоль берега, но скрываясь в прибрежных кустах и перелесках. На второй день к вечеру увидели караван. Он тяжело шёл против течения, и стало ясно, почему он так сильно опоздал. Терёхин дал знать Прокопию. Тот отрядил на берег лодку, чтобы вернуться с главным отряда.

– Значит, вы уже на месте, – заявил Прокопий, внимательно разглядывая Терёхина. Узнал. – С чем пожаловал?

– Атаман Федька хотел знать, как скоро вы будете с нами, атаман-посадник. Думаю, что дня через три вы доплывёте. Он уже разговаривал с татарами, но не договорился. Те требуют сильно скостить откуп. Федька стоит на своём.

– Правильно, – согласно кивнул Прокопий. – Как дошли?

– По-всякому, атаман. Потеряли примерно полсотни воинов. Жаль, но нас постоянно стерегли татары. Несколько сшибок было. Однако отстояли себя и лодки.

– Много потеряли, Антип. Да что ж поделаешь? Война! И раненые есть?

– А как же, атаман. Как без раненых? Выживают помаленьку. Так что ждём тебя, атаман-посадник. Поспеши, а то татарва вдруг на вылазку решится. Нам не устоять одним.

– И так ясно, Антип.

Они ещё долго разговаривали, выпытывая друг у друга самые важные и интересные данные о войске и татарах. Под конец Прокопий сказал:

– Гони назад, обнадёжь Фёдора. Понимаю, как он переживает и опасается татар. Через три дня должен быть на месте. Ждите и тяните время.

Терёхин, даже не отдохнув, поскакал с товарищами назад.

Фёдор-атаман скривился в неодобрительной усмешке, заметив;

– Татары вот-вот могут напасть на нас. Не дураки! Видят, что у нас сила малая. Неужели они до сих пор не знают, что к нам идёт Прокопий?

– Никак того нельзя понять, – ответил Исай, его помощник. – Такое они знают уже давно. Но чего ждут, непонятно. Стоит послать пару ребят пошустрее в город.

– Правильно молвишь, Исайка. Вот и пошли. Сам отбери посмышлёнее да похожих на татар. Мордву или черемисов.

Ночная темень позволила двум хлыновским воинам незаметно оказаться на стене. С помощью верёвки спустились в город. Стража не успела их заметить, как они уже спрятались среди хибар, жавшихся к стене.

Прошло два часа, как сторожившие их воины у стены услышали вопли и другие признаки погони. Хлыновцы приготовились отразить нападение со стены, но тут кто-то вскочил на парапет, схватился за верёвку и стремительно спустился вниз. Стрелы жутко просвистели рядом.

– Бежим! – задыхаясь и кряхтя, бросил беглец и пустился, ковыляя, прочь под косогор.

Воины помогли ему, и скоро все скрылись за кустарником. Черемис сел и с натугой сказал, вытирая лоб рукавом:

– Друга моего сцапали. Да и у меня в ноге стрела. Гляньте-ка, ребята.

Огня не было, и пришлось нащупать стрелу.

– Ничего страшного, приятель, – заметил один, выпрямляясь. – Неглубоко сидит.

– Дёрнуть или потерпишь ещё немного? Наши ведь почти рядом. Шагов двести осталось. Ну, что скажешь?

– Тащи! Всё одно надо. Лишь рану перетяните потуже, а то кровью изойду.

В наступившей тишине раненый вдруг взвыл. Истязатель со вздохом заметил:

– Всё уже. Не так и глубоко сидела. – Он перетягивал ногу тряпицей, а затем проговорил, обернувшись: – Пошли, ребята. Могут обстрелять из луков или кого спустят к нам. Тащите нашего героя.

Не успели пройти и пятидесяти шагов, как встретили человек пять, которые и понесли раненого в лагерь.

Фёдор-атаман после расспросов лазутчика отпустил его, а сам повернулся к Исайке.

– Знаешь, друг, к утру надо отойти подальше, а то вполне могут вылазку учинить. Стоит ли рисковать?

– И побыстрее, – с готовностью ответил Исай. – Прямо сейчас и стоит сниматься. Нечего чёрта дёргать за усы. Рогом боднёт.

Стараясь не шуметь, лагерь торопливо свернулся. Перед рассветом отошли на пару с лишним вёрст и стали сооружать частокол на пригорке. Другие лазутчики шныряли у крепостных стен и выискивали места, где легче подпалить стену.

Как и ожидалось, татары вышли из двух ворот и направились к лагерю. Басурман было тысячи две, большинство – простые жители из бедняков со слабым вооружением, но конные. У хлыновцев конных было десятка три, да и те на заморенных коньках.

Лучники заняли скрытые позиции и ждали команду стрелять. Рейд татар к лагерю был бесполезным, и те убрались обратно.

– Тащите к стенам хворост, ребята! – орал атаман, размахивая саблей. – Мы их подпалим маленько, и пусть тогда поспешают с дарами!

Не прошло и получаса, как со стены стали кричать, прося время для переговоров.

– Пусть выходят послы, – распорядился атаман толмачу.

Тот прокричал, и скоро ворота открылись, пропуская посольство из десяти человек.

Фёдор со своими атаманами встретил посольство с видом победителя. В молчании выслушал жалобу и желание договориться.

– Нам требуется провиант и десяток коней, – коротко заявил Фёдор.

– И вы уйдёте, уважаемые и доблестные воины Хлынова? – с поклоном спросил кади, заглянул в глаза атаману.

– А что нам тут делать тогда? Гоните в город и собирайте провиант. До вечера должны управиться. Если не начнёте утром грузить, то мы разнесём вашу крепость по брёвнышку. Или спалим дотла вместе с городом.

– Храбрейший из храбрых, господин наш, что вам прислать? Скажите, и мы всё выполним, атаман. Кровь проливать нам запрещает Аллах, атаман. Назови, что собрать и сколько.

– Муки по мешку на ушкуй, пять бочонков икры осетровой, мяса по два барана в ушкуй, риса вашего по мешку на два ушкуя, ну и капусты с репой. Масла коровьего пять бочонков и разной мелочи, что сами сочтёте необходимым для нас. И пять тыщ монет серебром. Это всё! Торопитесь, ждать будем до восхода.

Татары низко кланялись, молились на ходу и обещали всё выполнить. С тем ушли, в мыслях проклиная разбойников и посылая всем им на головы гнев Аллаха.

По этому поводу атаман распорядился:

– Вечером устроим небольшой пир. Завтра у нас будет много еды и деньги. Но стражу и караулы держать строго до самого утра. Татары – народ коварный, и вполне могут напасть. А мы пошумим малость для отвода глаз и посмотрим, как татары будут готовить нам дань.

Хлыновцы радостно встретили такую весть и принялись собирать дрова для массы костров, что должны запылать вечером.

Татары не стали искушать судьбу. Видно, заслали в стан ушкуйников своих соглядатаев и видели, что воины хоть и пируют, но оружие держат наготове, а охрана службу несёт исправно.

Утром, как только солнце показалось над зубчатым краем леса, ворота открылись. Телеги, нагруженные снедью, потянулись к причалам. Толпы татар бросились всё это укладывать в ушкуи. Воины внимательно наблюдали, покрикивали, ощупывая глазами каждого на предмет оружия. Но всё оказалось по-честному. Татары слишком боялись таких воинов и предпочли не рисковать.

– Ждать следующего утра не будем, – приказал Фёдор после полудня, когда ушкуи осели под тяжестью груза и провианта. – Рискованно всё же тут стоять без дела. Да и времени у нас не так много. Ещё вернуться надо будет.

Атаманы разошлись по своим тысячам, ладьи стали медленно вытягиваться на стрежень реки. Это тоже занимало много времени, и лишь под вечер караван исчез вдали за поворотом реки Волги.

Впереди их манила большая добыча, время для её захвата оказалось очень благоприятным. И хан, и Мамай были заняты другими делами и находились далеко на восходе, собирая войска для борьбы с Тохтамышем и южными ордами. Те постоянно стремились отдалиться от Сарая, но сил пока было мало.

Через неделю с небольшим прошли Жигули, и впереди открылась голая степь с редкими селениями кочевников или оседлых марийцев. Солнце палило вовсю.

* * *

Ночью, проходя посередине реки, все заметили сполохи в небе и лучи, пронизавшие черное небо вертикально вверх.

– Что за чертовщина? – с некоторым беспокойством спросил Прокопий попика с жиденькой бородкой клинышком. – Может, что значит, вроде знак кто-то нам подаёт?

– Проделки дьявола, атаман! – истово крестясь, ответил поп, отец Афанасий. – Молиться треба, атаман. Бога стали забывать.

– Так то твоё дело, святой отец, – как-то равнодушно ответил атаман. – Эй, сивобородый! – окликнул он старого воина, что правил ушкуем. – Ходи сюда.

– Чего изволишь, атаман-посадник? – недовольно бросил пожилой мужик.

– Сполохи узрел? – кивнул Прокопий на берег, где ещё светился столб света.

– Обычное дело тут, атаман. Раз восемь сюда ходил и часто такое зрел. Ничего, погаснет скоро. Говорят, что в энтих местах золота много зарыто. Так кто-то его стережёт, может.

– Золото? – удивился Прокопий, хотя знал байки про такое. – А что, многие ищут?

– Как без энтого, атаман. Ищут, да толку нет. Разве что кто-то монетку подберёт изредка. Стало быть, золотишко там имеется. Да заколдовано оно. Не даётся в руки. Заговорено оно ещё давно. Слышал, что какие-то древние люди, казары прозывались, запрятали множество кладов. Спасали, значит, от какого-то князя. Лет четыреста назад. Может, и больше. Кто считал-то?

– Отец Афанасий, слыхал про такой народ?

– Кажись был, атаман. Да когда то было. Вот и он такое же молвил. Бесовы огни, атаман, – перекрестился поп, и за ним последовали остальные. – Вон, погасли, проклятые! Слава Богу, пронесло! – Отец Афанасий истово крестился, шепча что-то себе под нос. Жиденькая бородёнка смешно подпрыгивала.

– Борода, а ещё будут те бесовы огни? – продолжал допытывать Прокопий кормщика.

– Коль повезёт, то узрим, атаман. Однако не всегда показываются сии столбы.

– Говорят, что ты хаживал до самого Сарая-Бату? Или брешут?

– Не, не брешут, атаман. Ходил, бывало. Да давно то было. Всё тут исхаживал.

– Федька-атаман мне про тебя сказывал, что сведущ ты на Волге. Так?

– А как же, атаман. Я много где побывал. Даже в Бухару захаживал. Большой и знатный город, скажу я. Богатый!

– Сарай тож не бедный. Как думаешь, сможем одолеть его?

– Как повезёт. Однако мне надо править, атаман.

– Скоро надо свернуть с реки в протоки Ахтубы, – заметил Прокопий. – Иначе у нас могут возникнуть трудности. Монголы обязательно заметят и донесут до Сарая.

Вошли в Ахтубу уже вечером на следующий день, караван растянулся на две версты и покинул Волгу лишь в густых сумерках. Паруса убрали и продвигались на вёслах, пока последние ушкуи не отошли от реки на пару вёрст.

У костра, что потрескивал и сыпал искрами от тонкого хвороста, Егор расспрашивал мужика, что был десятником.

– Всё же думаешь, что монголы нас не заметили?

– Обязательно заметят, парень. Как такое не заметить?

– А донесут в Сарай? Этак нас тут всех порубают на куски.

– Ты много тут видел конных монголов? То-то, – важно произнёс, увидев, что Егор отрицательно качнул головой. – Я лишь дважды видел по берегу отряд человек в десять. И те скакали на полночь. Другой отряд маячил вдали, да быстро исчез. Сейчас все монголы в походе на полдне. Да и мы похожи на купеческий караван, что спешит до холодов оказаться в Астрахани и даже перейти Хвалынское^[5] море до Дербента.

– И ты туда ходил? – встрепенулся Егор.

– Куда там! Лишь слышал байки ходоков туда. Говорят, что знатная земля там.

– Интересно тебя слушать, Богдан. Самому бы всё это глянуть хоть одним глазом.

– Ты ещё молодой отрок, Егорка. Ещё успеешь поглядеть мир.

– А убьют? Жалко тогда будет, что не успел.

– Тогда уже ничего для тебя не будет. Ни плохого, ни хорошего. Одна душа твоя блуждать станет по свету. Она-то всё и узрит.

– Кто такое знать может?

– Мудрые люди много чего знают, да не всё люду рассказывают. А мудрость завсегда средь людей была. То мы, дурни, ничего не знаем, а люди даже книжки пишут. А в тех книжках много мудрости имеется. А мы и читать-то не умеем, олухи.

– Да на беса всё это нам нужно? – удивился Егор и подбросил в огонь прутик, отскочивший от костерка.

– Значит, нужно, парень. Всегда находятся, кто хочет знать больше. А что мы?

– Попы читают, а нам ни к чему. И так проживём.

– Да вроде так оно и есть, Егорка. Да попов мало, а знать всё одно охота больше. Сам сказал, что охота глянуть на мир.

– Так то глянуть, а читать… Нудно уж слишком, думаю.

– Просто у тебя нет к такому занятию хотения.

– А сам ты, дядька Богдан?! Тож ведь читать не можешь.

– Не учен я такому занятию, Егорка. А мог бы, да дела все никак не переделаю.

– Вот награбим добра в Сарае, то будут у тебя рабы, и делать ничего не надо будет. Вот и поучишься, попа какого-нибудь попросишь.

– Поздно уже, вьюноша. Другим голова занята. Семья, дети, хозяйство.

– Вовсе не поздно, Богданка. Станешь житным человеком, много знать будешь. Уважать будут, не то что сейчас. Можно и в Новгород переехать.

– Ты молодой, тебе можно, а куда мне со всем семейством? Трудное то дело.

– Я ж не новгородец, – заметил Егор. – Правда, сам не знаю, где моя родина. Мальцом ещё подобрали меня и привезли в Хлынов. Когда то было, Богдан?

– Да больше десяти лет будет, парень. Помню тебя. А ты что помнишь из своей младенческой жизни?

– Ничего интересного. Бродяжничал, побирался, в монастыри захаживал. От мора по лесам прятался и голодал. Потом меня взяли сюда. Тут прижился. Помню, что жил где-то на полдне. Да никак не могу вспомнить. Лишь много тепла летом помню. И яблоки вкусные такие… Здесь ничего такого нет. Вот где мы сидим, чуть похоже, как в детстве. Хорошо б узнать свою родину.

– А я из Новгорода ушёл сюда искать добра и жизни вольной. Нашёл…

Разговор вскоре заглох. Усталое тело требовало покоя и сна. А завтра заново ворочать тяжёлые весла и тянуть, тянуть…

Знающие люди заметили через пару дней, что вблизи, за большим длинным островом, находится Сарай-Берке^[6]. Его тайно прошли ночью. Даже два раза слышали отдалённые голоса людей. Рыбаки, наверное. Рыбалка здесь оказалась знатная. А к обеду был дан приказ остановиться на отдых. Да и то, всю ночь гребли, а течение в Ахтубе слишком слабое, чтобы быстро спускаться вниз по реке. К тому же иногда одна-две лодки садились на мель, приходилось всем миром стаскивать их на глубину. И всё же осторожно, но продвигались вниз. Атаманы говорили, что цель похода близка. Конная разведка изредка доносила, что кругом довольно спокойно и угрозы пока нет.

Наконец по каравану оповестили, что завтра перед рассветом должны выйти к Сарай-Бату^[7], тихо, быстро снять охрану и ворваться в город. Для этого необходимо незаметно высадиться по протоке, в отдалении от города, и пешими нападать со всей отвагой и натиском.

Воины тут же стали готовить оружие, доспехи, запас тряпок на случай ранения. И Егор не отставал в этом. Но внутри нарастали беспокойство и тревога. Сердце не успокаивалось до самой ночи, а потом он никак не мог заснуть и лежал на грузе в окружении таких же ушкуйников, что не могли заснуть, волнуясь и переживая.

Ближе к полуночи все лодки тронулись на вёслах к Сарай-Бату. Шли тихо. Никто не смел разговаривать, слышалось лишь тяжёлое дыхание гребцов и тихий всплеск речной воды под вёслами.

Путь оказался дальним, некоторые сомневались, что поспеют к рассвету. А он уже засветился неясной полосой поверх зарослей левого берега Ахтубы.

Однако среди воинов находились знающие, бывалые люди. Расчёт был точным, и вскоре показались редкие огни города. По лодкам прошёл приказ. Несколько малых лодок-челноков прытко понеслись дальше. Тридцать воинов почти без шума сняли стражу, дремавшую у ворот. Раздался свист – сигнал, что путь открыт.

Ушкуи стремительно ринулись к городу. Передние уже высадили десант. С воем и грохотом барабанов ушкуйники ворвались в улочки города. Жители в ужасе разбегались, их секли саблями, рубили топорами и кололи пиками. Тут же большой отряд бросился к ханским строениям. И лишь успели заметить, как большая группа всадников умчалась к броду, стремясь поскорее вырваться за пределы городских стен и скрыться.

Рассвело окончательно, и солнце было готово выплыть и осветить бойню. Множество рабов высыпали на улицы, среди них большинство были русскими. С воплями невольники метались в поисках возможности покинуть ненавистный город, пытаясь переправиться на правый берег.

Мелькали фигуры Прокопия, Фёдора и остальных атаманов. Десяток Богдана тоже крушил всё вокруг и уже начал грабить. Редкие стрелы посвистывали в прозрачном утреннем воздухе, уже насыщенном дымом пожара и пылью.

Егор, проткнув татарина пикой, заметил, как сотник Ахромей с остервенением свалил ударом кулака какого-то богатея и рубанул саблей по шее. На него свалилась женщина в прозрачном халате, получившая удар сапогом. Сотник на миг застыл, обернулся и крикнул:

– Эта баба – моя добыча! Богдан, поставь охрану! – И умчался дальше.

Егор подскочил туда. Черноволосая женщина обернулось к нему: глаза широко открыты, в них метался ужас. Она сорвала с шеи украшение, протянула Егору, бледные губы еле слышно проговорили:

– На! Брать! Милость!

Она лежала у трупа татарина, опираясь рукой на окровавленную землю. Егору она показалась ведьмой, он оттолкнул протянутую руку и бросил, задыхаясь:

– Пошла ты! – И выругался.

Побежал дальше, вращая головой в поисках очередной жертвы или поживы. И то и другое было вокруг, но в это время чья-то наугад пущенная стрела вонзилась в его голень, пробив сапог. Он опять выматерился и, оглянувшись по сторонам, присел на ступеньку домика. Стрела повисла вниз, и было ясно, что ранка чепуховая. Но стрелу надо было удалить. Не бегать же с нею по переулкам пылающего города. Вобрав побольше воздуха в грудь, он вырвал стрелу и отбросил от себя. Стянул сапог и стал перетягивать тряпицей сочащуюся кровью рану. Отёр ногу от крови, пришлось отрезать голенище от сапога, иначе не натянуть. Потоптался, пробуя. Болело, но терпимо.

Вокруг тащили тюки, мешки и корзины. Рабы помогали и тоже старались ударить татарина палкой или подобранной саблей. На берегу росла куча добра, куда постоянно сносили всё новые и новые вещи. А город уже со всех сторон горел, дымом заполняя всё пространство. Несколько разрозненных групп татарских воинов ещё пытались отбиваться от хлыновцев, но их участь была решена.

Наконец послышался звук трубы, призывавший воинов на сбор у причалов. Пора было заканчивать грабёж. Хлыновцы с неохотой потянулись к реке, нагруженные награбленным добром. Тащил свой мешок и Егор, прихрамывая и обливаясь потом.

– Егорка, ты что кандыбаешь? – услышал он окрик приятеля.

– То ты, Стёпка? Да вот, проклятая стрела угодила в ногу. Теперь болит. Помог бы бедному раненому, – усмехнулся Егор и сбросил мешок в пыль.

– Своё с трудом тащу, Егорка! Дотащишь и ты. Поспеши, а то начальство по голове погладит кулаком! И не ответишь! Ха!

Прогнали табун коней. Егор успел схватить одного конька за свисавший повод.

– Эй, парень, не велено трогать! – бросил воин, охранявший табун.

– Да вот, приятель, нога у меня прострелена. Могу не добраться до своих, – взмолился Егор.

– Ладно уж! Бери! Вижу, что ранен.

Ему даже помогли взобраться на конька и подали мешок. Егор стегнул животное по крупу, и конь пошагал к реке. Кругом носились освобождённые рабы и вопили, чего-то добиваясь. Неразбериха была ужасная.

На берегу Егор увидел много лодок, полных людей, что спешили переправиться через реку. Даже тащили за собой коней, помогая им поводом не утонуть от слабости.

Ушкуи торопливо наполнялись добром, хлыновцы суетились, помогали раненым и несли убитых, надеясь похоронить их в тихом месте подальше от города. Егор оглянулся назад, увидел горящий ханский дворец, затянутый дымом, и злорадно усмехнулся.

Свой ушкуй нашёл уже ближе к полудню. Его отругали, но рана в ноге успокоила Богдана, у которого тоже имелась повязка на голове и была слегка обожжена рука.

– Богдан, наши все целы? – поинтересовался Егор.