Главное, чтобы помнили
Что за май нынче выдался, подумал Николай, сворачивая на обочину, жарит, как в середине лета! Июль, не иначе! Кондрашов уже, поди, Девичьи Горки прошёл, а может, и ночевать там остановился. Дальнобой, вообще, дело неблагодарное – сегодня ты на коне, а завтра под ним. Так и утром сегодня случилось, когда два ската на «выстрел»! Егорка Кондрашов помочь, было вызвался – напарник как-никак, но Николай отговорил: езжай, мол, до самих Горок, там и встретимся, а здесь с колёсами этими сам разберусь, зря что ли две запаски вожу!
– Ну, смотри, Николай Иваныч, вдвоём бы сподручнее!
Егорка упылил, а он часа четыре провозился, не меньше, да ещё жара эта чёртова! Терпи Вавилов, говорил сам себе. Пока чайку попил, пока советы шоферские на стоянке послушал, тут уже и время далеко за полдень перевалило. Надеялся Егорку догнать, так ещё и шланг топливный лопнул в пути!
Николай съехал с обочины в прилесок и заглушил мотор. Минут пятнадцать передохнуть надо, дал он себе установку, воздухом подышать. Тем более, судя по навигатору, до Девичьих Горок тридцать километров осталось!
Берёзова роща была хороша! Шумели верхушки деревьев, а по зелёной, ещё свежей и незапылённой траве, сновали муравьи. Вот работяги, усмехнулся Николай, нам бы, людям, ваши заботы! По крайней мере, муравьям пробитые колёса не надо перекидывать! Ему понравилась эта мысль, и он с блаженством вздохнул полной грудью.
Отойдя подальше от муравейника, прилёг на траву, закинув руки за голову. Всего десять минут, успокоил он себя, а Кондрашов подождёт, всё-равно, наверно, ночевать собирается, меня ожидаючи!
Выбил его из забытья страшный взрыв. На лицо упали комки перегнившего дёрна, вырванного вместе с корнями травы, и Николай испуганно вскочил на ноги. Что это?
Откуда-то из кустов выскочил человек, одетый в военную форму, с наганом в руке:
– Почему без оружия? – зло прокричал он Николаю, наставляя пистолет прямо ему в лицо, – Куда дел винтовку, спрашиваю?!
Ничего не понимающий Вавилов, ошарашено посмотрел по сторонам. Беспорядочно бежали солдаты. Кто-то передёргивал затвор и, оборачиваясь, не целясь, стрелял в ещё не видимого противника, кто-то просто отступал, пятясь назад, и тоже стрелял. Выстрелы, крики, мат…. Вдалеке ухнул новый взрыв, и Николай непроизвольно втянул голову в плечи: что за чертовщина? Учения, фильм снимают?
– Командир, – обратился к офицеру Вавилов, но тот, подняв вверх наган, уже ринулся к отступающим солдатам:
– Назад, мать вашу! Всех под трибунал отправлю!
Чушь какая-то, подумал Николай, как бы издалека наблюдая за происходящими событиями, война что ли? Да и форма у всех, как в сорок первом году!
Совсем рядом раздался взрыв, и Вавилова снова осыпало дёрном. Да ещё что-то просвистело рядом. После этого по-настоящему стало страшно.
Офицеру удалось остановить своё воинство.
– В атаку! – зычно гремел командирский голос. Солдаты останавливались, подчиняясь приказу, и нерешительно топтались на месте, виновато опуская глаза.
– Вперёд, неоперуши! – снова крикнул офицер, а из-за покореженных взрывами берёз выползала серая людская масса с автоматами наперерез. И выстрелы…. Немцы, ужаснулся Вавилов, как же так!
Он побежал. Побежал прочь от этого грохота, от этого воздуха, перемешанного с кровью и порохом. Побежал от своего страха.
Взрыв прервал его бег, бросив на землю взрывной волной, и оглушил нескончаемым звоном в ушах. Конец, подумалось, как о постороннем.
…. Солнце клонилось к закату. Сколько ж я проспал, ужаснулся Николай и посмотрел на часы: восемь часов вечера! Да Егорка его со свету сживёт и пристыдит ещё! А потом вспомнил про свой сон. Эко разморило, надо ж так!
Всю ночь в придорожной гостинице Девичьих Горок он ворочался на кровати и никак не мог уснуть. Егорка, просыпаясь от скрипа его кровати, всё вздыхал и, укутываясь в одеяло, сразу засыпал, умилённо улыбаясь, видимо, приятным сновидениям.
Тебя бы под взрывы, посмотрел бы я, пришла внезапная мысль. Дурак, о чём думаю? Какие взрывы?
Но утром всё-таки уговорил напарника пройтись по центру.
– Нагоним, первый раз что ли? – сказал он Кондрашову, на что тот, к удивлению, согласился.
А Вавилову хотелось найти памятник павшим героям. Не может быть, чтобы не было такого памятника! Нашли. Показала женщина, гуляющая с ребёнком. Здесь, на табличке этого монумента, Николай нашёл то, что хотел увидеть: имена бойцов и год гибели. 1941.
– Все полегли как один! – послышалось позади. Вавилов обернулся и увидел седоволосого старика с орденскими планками.
– Страшные бои были? – спросил он.
– Ещё какие…. – старик подошёл к монументу, – тридцать два человека. Новобранцы, петушки ещё…. Винтовки только-только в руки взяли. И старший лейтенант Некрасов, командир их. Говорят, ни один не отступил, до последнего солдата немцев держали. Так вот….
– А Вы здесь же воевали?
– Нет, сынок, я под Сталинградом…, – старик поклонился, посмотрел на Вавилова и Егорку, который внимательно слушал их разговор, и добавил, – Главное, чтобы помнили!
Дыхание тундры
ПРЕДИСЛОВИЕ
Рядовой Синюков не сразу понял, что это за пятно показалось на светло-зеленом фоне тянувшейся к самому горизонту тундры.
До смены поста оставалось полчаса, и Синюков уже предвкушал, как вытянет в караулке уставшие ноги, как хлебнёт из железной кружки свежезаваренный чай, а потом уляжется на топчан и на целых два часа провалится в такой желанный сон.
Пятно становилось всё больше. Оно поднималось из слежавшегося ягеля, и уже можно было различить силуэт.
Три часа ночи, а солнце и не думало заходить за горизонт. Полярный день продолжал своё шествие по арктическим широтам. Самое время для сна, поэтому Синюкову даже показалось, что он заснул.
Склады, расположенные в трёх километрах от воинской части прямо в тундре, предназначались для обеспечения всего гарнизона. Расположенный здесь пост пользовался особой любовью солдатской братии, поскольку проверяющие сюда почти не заглядывали, и можно было поспать часок, не боясь быть застигнутым врасплох. Главное, периодически делать обход, чтобы потом доложить разводящему о целостности пломб и отсутствии происшествий на вверенном объекте.
Пятно приближалось. Синюков уже видел, что это не просто пятно. Это девушка. Только какая-то странная девушка. По мере её приближения, всё яснее проступали сильно раскосые глаза, узкие губы, сложенные в неприятную и устрашающую гримасу.
«Брежу что ли?!»– подумал Синюков и, на крайний случай, передёрнул затвор.
– Эй, мадам! – пытаясь сохранить хладнокровие, крикнул часовой, – Стоять!
Не услышав ответа, Синюков направил автомат в воздух:
– Стоять, стрелять буду!
Странная девушка остановилась. Только это была уже другая девушка: с красивыми, ярко выраженным прищуром, глазами. От милой улыбки тёплой волной накрывало сердце. Синюков, опуская оружие, даже разозлился на себя: « Я с ума сошёл?!».
ЧАСТЬ 1.
В дверь Черкашина постучали.
– Да! – недовольно крикнул начальник особого отдела части, с раздражением складывая в стопку разбросанные по столу бумаги. Вчера не до этого было что ли?!
– Товарищ майор, ЧП!
В дверях стоял дневальный из штаба.
– Ну, что там ещё? – спросил Черкашин.
– Вас в штаб, срочно! ЧП!
В штабе командир полка показал на бумаги, лежавшие на столе:
– Николай Иванович, всё это, думаю, по Вашей части!
Подполковник Дорчиев остановился около окна.
– Мне нужно на этот пост, товарищ подполковник! – Черкашин оторвал взгляд от документов и неспеша поправил портупею.
– Да, конечно! Приступайте немедленно!
Солдат лежал, прислонившись спиной к складу. Открытые глаза немигая смотрели на окруживших его людей, как бы спрашивая: а зачем вы здесь?
– Его нашли в этом положении? – спросил майор Черкашин у начальника караула.
– Так точно! – старший лейтенант старался не смотреть на бездыханное тело солдата. – Разводящий сразу обнаружил труп, доложил мне!
– Ничего не трогали?
– Никак нет, товарищ майор!
Черкашин присел на корточки. Солдатик, солдатик, что же с тобой случилось? Внешних повреждений нет. Только вот почему улыбка на твоём лице, да так сильно покусаны губы?
– Как думаешь, старлей, зачем он себе губы покусал?– Черкашин посмотрел на начальника караула.
– Не знаю, товарищ майор! Может от боли?
– Тогда улыбается почему?
Старший лейтенант удивлённо пожал плечами.
– Ладно, оставь мне одного солдата и часового, остальных уводи. И этого… погибшего… уносите.
Черкашин ещё долго осматривал близлежащую территорию, зачем-то нюхал ягель, ощупывал пальцами едва различимые следы. Солдат, оставленный ему в помощь, с усмешкой отворачивался в сторону, стараясь не проронить ни слова.
А на утро на складах нашли второго часового. Та же поза, та же улыбка, те же искусанные губы…
Черкашин рвал и метал. Требовал полного отчёта по посту, почти поминутного передвижения часовых, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку.
Он снова отправился на пост и снова ползал на коленях, снова пытался обнаружить что-нибудь постороннее, ранее не замеченное им.
И всё-таки обнаружил. В руке второго погибшего часового. Небольшой катышек бисера.
– Ничего не трогали? – и в этот раз обратился майор к начальнику караула.
– Никак нет, товарищ майор!
– Ты хоть понимаешь, старлей, что в течение четырёх часов у тебя два трупа на объекте?!
– Да! – старлей испуганно дёрнулся и на лице появился нервный румянец.
Майор чертыхнулся и махнул рукой: иди, мол!
Думай, майор, думай! Черкашин отошёл в сторону и посмотрел в сторону горизонта. Откуда же ты приходишь, смерть? Дыхание тундры.… Почему-то эти слова мелькнули в воспалённой голове. А что, если действительно оттуда?
У майора даже прошёл мелкий озноб. Ерунда какая-то! А что, если?
Он достал из кармана найденный катышек. Голубоватый, гладко обработанный. Такими обшивают одежду местные аборигены. Стоп! Оленеводы!
Километрах в пятидесяти находилось стойбище оленеводов. Они изредка приезжали в воинскую часть, снабжая скудный солдатский рацион рыбой и олениной. Командир смотрел на это сквозь пальцы, хотя, прекрасно понимал всю ответственность, которая ляжет на его плечи в случае внезапной проверки.
Черкашин отправился в стойбище.
– Э, нет! – старик-якут отрицательно мотал головой,– Мои люди оленей пасут, рыбу ловят! Мои люди не убивают солдат!
– Да, не о том я, старик! – Черкашин старался произвести впечатление и сидел рядом, неудобно скрестив ноги.
– Мои – хороший люди! – продолжал твердить старик, посасывая потухшую трубку.
Поняв, что ничего нового не узнает, майор поднялся на ноги, но услышал недалеко от себя женский шёпот:
– Товарищ военный!
Черкашин увидел молодую женщину. Она стояла возле чума и махала майору рукой.
– Ну, что?– спросил Черкашин.
– Понимаете, я студентка из Якутска. А это мой дед, и он ничего Вам не скажет!
– А что он должен мне сказать? И как студентка оказалось среди оленей в середине учебного года?
Девушка, оглядываясь, отвела майора чуть в сторону.
– Понимаете,– она вздохнула,– у меня тяжело заболела бабушка… . А вчера утром она исчезла. Никто не видел, как она ушла в тундру.
– Да ты что!– Черкашин заинтересованно посмотрел в лицо девушке.– И как тебя зовут?
– Варвара. Варя. А студентка я бывшая. Влюбилась, бросила учёбу. Судьба, наверное!
– А муж?
– В тундру ушли, ещё неделю назад оленей погнали. Мы вслед собираемся. Да вот бабушка пропала!
Черкашин достал катышек:
– Знакомо?
Девушка испуганно отпрянула.
–Варька! – донёсся старческий голос.
Варвара направилась к деду, но остановившись, чуть слышно проговорила:
– Бабушки это…
– А сколько твоей бабушке?– успел спросить майор.
– Семьдесят!– донеслось уже из-за чума.
Дежурный вездеход увозил Черкашина назад в часть, а в голове по-прежнему не было ни ясных решений, ни полного осмысления только что услышанного.
Сутки прошли спокойно, без происшествий. Но Черкашин добровольно заступил на пост в роли часового. Лишь только стихли шаги разводящего, майор быстро зашёл за склады и долго, внимательно вглядывался в поросшую ягелем безбрежную равнину. Три часа ночи… Солнце беспечно движется над горизонтом. И вдруг Черкашин замечает, как метрах в пятидесяти, из земли начинает подниматься какое-то расплывчатое пятно. Пятно густеет, и вот майор уже видит девушку. Она очень похожа на Варвару, ту студентку, что видел на стойбище. Но чем ближе приближается пятно, тем больше становится ясно, что это и не девушка вовсе, а старуха с исполосованным морщинами лицом да подёрнутыми серым бельмом глазами.
– Стоять! – в исступлении пытается крикнуть Черкашин, но не слышит собственного голоса.
А старуха всё ближе. Уже чувствует майор, как в ноздри проникает затхлый запах гниющего ягеля, как лёгкие наполняются ядовитым воздухом.
– Стоять!– всё-таки вырывается изнутри, да только внезапно онемевшие руки не держат оружие, и автомат почти неслышно падает возле ослабевших ног.
И снова видит майор девушку. Высокую, красивую! Она тянет к нему свои ароматные губы, и Черкашин всем телом тянется к этому прекрасному созданию…
– Товарищ майор!
Возле Черкашина толпятся какие-то люди, а он просто показывает на горизонт и пытается что-то сказать.
– Что, товарищ, майор, что?
Добродушная и счастливая улыбка вдруг застывает на лице начальника особого отдела, и уже откуда-то издалека доносится слабеющий голос:
– Дыхание тундры…
ЧАСТЬ 2
В госпитале Черкашин провалялся целую неделю. Ничего не болело, но постоянно шумело в голове, и откуда-то издалека, из-под корочки, выползало лицо безобразной старухи с бельмом на глазу. Майор пытался думать о другом, но видение это всё возвращалось и возвращалось, превращая ночной сон в бесконечную пытку.
Он пытался вспомнить последние мгновения перед потерей сознания. Вот он замечает пятно в тундре, вот пятно приближается. Старуха! Да, старуха, которую он никогда не видел, о которой знает только со слов её внучки. Откуда тогда белое бельмо на глазу, если даже фотографии этой старухи нет? Значит, была эта старая ведьма на самом деле, раз такая деталь запомнилась? Дальше…. Внучка. Откуда взялась эта бывшая студентка вместо своей бабки? Ведь Черкашин и её видел! Он вспомнил даже то, как обессиленный, под воздействием неведомых чар, уронил под ноги автомат. Так, дальше…. А дальше тьма, да аромат мягких губ, пахнущих морошкой.
Что это, гипноз? Ему ли, боевому офицеру, прошедшему крещение афганским огнём, начальнику особого отдела части, верить в подобные чудеса? Может, всё-таки диверсия?
В дверь заглянул лейтенант.
– Дежурный по штабу, товарищ майор! – доложил он.
– Что у Вас, лейтенант? – Черкашин присел на кровать.
– Понимаете, товарищ майор… – дежурный замялся, – В общем, солдат из караульной роты пропал. Вчера днём. Разводящий караул менять пришёл, а его нет….
– Оружие где? – первым делом поинтересовался майор.
– В том-то и дело, что автомат оставлен на посту, а часового нет.
– Хорошо, лейтенант, идите. Доложите подробно у меня в кабинете. Я скоро!
Начальник госпиталя настаивал ещё на паре дней отдыха, мол, нервная система ещё полностью не восстановлена, но Черкашин не был бы Черкашиным, если бы согласился!
– Ищи, майор! – бушевал подполковник Дорчиев, – Двое погибших за месяц, один вообще куда-то пропал, как это, а?! Нет ведь войны, в Москве олимпиада прошла, а у нас небоевые потери в части! Что я матерям этих солдат писать буду?!
– Разберусь, товарищ подполковник! – попытался успокоить командира Черкашин, – Анзор Тимофеевич, я обязательно разберусь!
В своём кабинете майор задёрнул окна. Полярный день, что поделаешь! Одиннадцать вечера, а солнце на самой макушке светит! Вспомнил, как долго привыкал к такой аномалии.
Открыл дело, которое завёл сразу после гибели первого солдата.
Так, с утра первым делом ещё раз сослуживцев опросить надо. Может, письмо какое получил и в бега подался, может, мучило его что-то. Дедовщины в части не наблюдается, иначе он бы точно об этом знал – в каждой роте свои люди. Может, и не красиво, но зато спокойней. Вот и солдатик этот что пропал, Мантуров…. Черкашин вспомнил его: красивый мальчишка, чернявый, с кудряшками. На таких девчонки первыми бросаются! А здесь, в тундре, кому бросаться? Майор даже качнул головой. Кроме той студентки на стойбище, вроде, как и некому! Студентка…. Надо ещё раз на стойбище наведаться, пораспрашивать. У неё ведь и муж, кажется, есть, про старуху уточнить. Больно уж запутанное дело вырисовывается!
Черкашин даже не заметил, как уснул за столом. Утром услышал шаги за дверью и проснулся. В коридоре шелестел шваброй дневальный, дежурный отвечал кому-то по телефону. Одёрнув штору, майор зажмурился. Солнце продолжало свой бег по кругу, а где-то в тундре скрывалась от Черкашина ещё непонятная и неразгаданная им до сегодняшнего дня тайна. На болотистой бесконечной равнине шла своя жизнь. Изредка вдалеке мелькали оленьи нарты, донося до слуха гортанные крики седоков, и запах вечности плыл над ягельными коврами.
ЧАСТЬ 3
В караульной роте Черкашин долго беседовал с солдатами, интересовался, замечал ли кто какие-нибудь странности в поведении исчезнувшего Мантурова в последние дни. Все поголовно пожимали плечами, только сержант Чернов, после того, когда бойцы разошлись, рассказал майору, что два дня назад застал в ленкомнате Мантурова в полном одиночестве. Тот сидел, откинувшись к стене, и улыбался, мечтательно закатив к потолку глаза.
– Письмо что ли получил? – спросил тогда сержант.
– Да, нет, – чуть помедлив, ответил Мантуров, – здесь всё гораздо романтичнее.
Большего Чернов от него не добился. Ушёл удивлённый, слегка прикрыв дверь в комнату.
– Больше ничего подозрительного, товарищ майор!
– Понятно.
Прибежал посыльный: Черкашина вызывал командир части.
– Проходи, Николай Иванович! – Дорчиев показал на стул за столом, – Читай факс! Только что получено из штаба округа, – он протянул бумагу майору и отошёл к окну.
Черкашину надлежало провести самое тщательное расследование случаев ЧП, произошедших в части за последний месяц. В целях концентрации усилий именно на этих случаях, все остальные дела передать своему заместителю, а именно капитану Светлову.
– Один справишься? – не оборачиваясь, спросил Дорчиев.
– Попробую, Анзор Тимофеевич! Здесь ведь как: чем меньше народу знает, тем больше шансов быстрее добраться до результата! Хотя…. Сержанта Чернова возьму в помощь?
– Бери. Только, дорогой Николай Иванович, ты уж постарайся, пожалуйста! – Дорчиев подошёл к майору и тронул его за плечо, – Сам понимаешь, как нам всем сейчас этот результат нужен!
Отдав честь, Черкашин пошёл к двери. Его окликнул командир:
– Вездеход в полном твоём распоряжении! Да и вообще, любую технику бери!
– Есть, товарищ подполковник!
Чернов оказался как никогда кстати: будучи родом из деревни, он неплохо водил вездеход, да и вообще, был расторопным малым! Пока Черкашин собирался к отъезду на стойбище, сержант с солдатами забросил под брезент пару бочек бензина. Уже подходя к КП, майор услышал ровное урчание Газ-71.
– Ну, ты молодец! – похвалил Чернова Черкашин.
Тот довольный захлопнул дверцу кабины. Ещё раз вынул из сапога карту, что-то промурлыкал про себя, видимо сверяя расстояние:
– Вперёд, товарищ майор?
– Давай!
Лихо развернувшись на месте, вездеход рванул в тундру, разбрасывая по пути ошметки влажной земли. Где-то там вдалеке, за двумя лысыми сопками, маячившими на горизонте, приютилось стойбище старика Ёнко. Черкашин чувствовал, что именно с этим местом связано появление на посту воинской части духа в образе то ли старухи, то ли миловидной северянки.
Его ждало разочарование. На месте бывшего стойбища нашли примятый ягель, обложенный по окружности комьями земли да чёрную золу на месте кострища.
– Откочевали! – с обидой вскрикнул майор и взмахнул рукой.
От безнадёги стеснило грудь. Где теперь искать ниточку?!
– Товарищ майор! – услышал он. К нему бежал Чернов, показывая на дальнюю сопку, – Товарищ майор! Там следы от нарт! Туда они направились!
Снова вернулась надежда, а это самое главное в любом поиске!
Черкашин заметил чуть в стороне от кочевья небольшой короб. Из него торчала палка для погона оленей. Майор направился туда. Ящик как ящик, вот только для чего? Пнув его ногой, понял, что внутри что-то есть. С трудом оторвав верхнюю дощечку, он заглянул внутрь и отпрянул назад, интуитивно прикрывая лицо руками.
На недоумённый взгляд Чернова просто выдохнул:
– Старик!
Они долго сидели в кабине вездехода и просто молчали.
– Понимаешь, я когда-то читал, что именно так оленеводы хоронят своих умерших! – наконец выдохнул Черкашин.
– Почему в ящике-то, товарищ майор? – не понимал сержант.
– А это потому, что земля мёрзлая, и могилы копать здесь нет никакой возможности, соображаешь? Вот и делают им такие погосты из подсобного материала.
– Значит, нет больше старого Ёнко…. – мысли не давали покоя, – Но есть у нас студентка Варвара, внучка старика, есть её муж, к которому тоже есть вопросы, есть старуха, ушедшая в тундру много-много дней назад! Так что, давай, Чернов, заводи свой аппарат и двигай по следу. Авось, куда-нибудь он нас и выведет! Не хотел тебе говорить, но раз уж мы с тобой в одной упряжке…. Здесь, километрах в двадцати лагерь геологов. Чую, именно туда следы ведут. Заводи!
Они мчались по тундре, продавливая ягель металлическими гусеницами, и Черкашин чувствовал, что расследование его только начинается. О возвращении в часть он пока не думал, потому как решил, что вернётся туда, только имея на руках полную картину всех происшествий.
ЧАСТЬ 4
– Начальник отряда Левитин! – представился пожилой мужчина с большими, явно ухоженными, усами, – Леонид Николаевич!
Черкашин показал своё удостоверение и протянул геологу руку.
Они прошли к длинному, сколоченному из досок столу, и Левитин показал майору на лавку:
– Что привело сюда, товарищ майор?
– Да как сказать, Леонид Николаевич…. Следы нарт сюда привели. Аж от самой стоянки старика Ёнко. Слышали про такого?
Геолог задумался:
– Это у которого старуха в тундру ушла?
– Вот-вот, ещё и эта старуха на мою голову! – чертыхнулся Черкашин.
– О чём Вы? – не понял Левитин.
– Так, к слову пришлось. Так как с нартами?
Геологи расположили свой лагерь прямо посреди небольшого лесочка, чудом оказавшимся на этих равнинных просторах. В диаметре километра полтора, лагерь был похож на живительный оазис, только вокруг простиралась не бесконечная пустыня, а безжизненные кочкарники тундры. Вот только была ли тундра безжизненной, Черкашин уже сомневался.
– У нас буровая километрах в пяти, – заметив, что майор осматривает окрестности, уточнил начальник отряда, – а здесь базовый лагерь! Два сезона по крупинке материал сюда доставляли: по досточке, по брёвнышку…. А сейчас и банька есть, и пара балков небольших. В лесу дрова. Сами понимаете, на буровой работа грязная, иногда баня желанней всякого ужина бывает!
Чернов возился возле вездехода. Вот чертяка, подумалось Черкашину, а ведь всю округу осмотреть успел! Ишь, как глазищами вокруг вертит!
– Так что с нартами? – повернулся он к Левитину.
Тот почему-то смутился, растерянно заморгал глазами. Потом подсел поближе и опустил на стол жилистые, с потрескавшейся на пальцах кожей, руки:
– Раз уж Вы из такого армейского ведомства, расскажу одну странную историю. И ещё…. Видите вот тот сарайчик сколоченный?
– Ну? – заинтересовался майор.
– Так вот… – геолог замялся, – Там лежит труп!
– Что?! – вскочил Черкашин.
Левитин испуганно оглянулся и потянул майора за рукав:
– Да Вы присядьте, я сейчас всё объясню!
– Вобщем, мои орлы вчера немного закуролесили: где-то бражку, подлецы, хранили! Я здесь был, а первая смена после пересменки подпили немного, ну, и решили по тундре погонять. Вахтовый вездеход всегда под рукой, гаишников никаких! Понимаете? А в тундре на труп наткнулись. Я понял потом, что это и есть та старуха, что от старика Ёнко ушла!
– Сохранилась? – поинтересовался майор.
– Как живая, только высохшая уж очень! Ни кровинки на лице, как будто всю кровь выпили!
– Давайте-ка в сарай, Леонид Николаевич!
Старуху эту Черкашин при жизни не видел, но понял, что нащупал первую ниточку своего запутанного дела. Осмотрев тело, он понял, что и старуха, и пропавший Мантуров, и погибшие солдаты, и даже призрак, пришедший к нему на посту в образе Варвары – всё это связывалось в какой-то единый, ещё не ведомый ему узелок, развязав который, раскроет череду преступлений, так внезапно начавшихся несколько недель назад.
– Отвезёшь тело в гарнизонный госпиталь. Доложишь подполковнику Дорчиеву обо всём, что видел здесь. Пусть вызывают опергруппу из Якутска, потому что здесь кроме армейских дел, чувствую, и гражданских немало. Передашь капитану Светлову, что в столе у меня папка лежит по всем делам. Надо пробить Варвару Ламдо. Это внучка старика, что мы с тобой нашли. Кто такая, круг знакомых, родственников. Она говорит, муж у неё есть. Про него тоже пусть всё узнает. Ну, ты меня понял. Доберёшься до части? – отдав приказания, спросил Черкашин.
– А Вы, товарищ майор?
– Я пока остаюсь, сержант. Найдёшь дорогу? – ещё раз спросил он.
– Конечно. Я присмотрелся здесь, – наклонился к уху Черкашина Чернов, – В лагере пять человек, да ещё девица какая-то возле бани крутилась. Увидела Вас и в лес ушла. Неспроста?
– Я разберусь, сыщик! – довольный наблюдательностью сержанта, хлопнул его по плечу майор, – Ты задание выполняй!
С помощью рабочих положили труп старухи в кузов. Вездеход, выбросив в атмосферу клуб едкого дыма, помчался к горизонту, постепенно превращаясь в точку, а потом и вовсе исчез среди колыхающегося над тундрой марева болотного газа.
– Лихой у Вас помощник! – услышал за спиной Черкашин голос начальника отряда.
– Да, уж… – согласился майор, – Кстати, Леонид Николаевич, я, не спросив разрешения, на постой у вас остановился. Вы не против?
– Скажете тоже! – развёл руками Левитин.
– Вот и славно! Вы рассказ свой не закончили, да и у меня вопросов столько, что ответов Ваших, надеюсь, на всю ночь хватит!
Они направились в балок начальника отряда, и Черкашин, как будто о чём-то вспомнив, спросил:
– А Варвара, внучка умершего старика Ёнко, в вашем лагере живёт?
– И это заметили! – остановился Левитин и облегчённо вздохнул, – А я уж голову ломаю, как разговор начать, чтоб всё понятно было! У нас живёт! Как только старик умер, она сюда переехала. Муж ведь у неё на нашей буровой!
– Вот как?! – удивился Черкашин, – Ну, дела….
ЧАСТЬ 5
– Варвару я с прошлых сезонов ещё знаю! – Левитин плотнее закрыл дверь балка, – Так, видел её на стойбище Ёнко. На зиму-то он в южную тундру всегда уходил, а летом непременно в этих местах оседал. Здесь, говорил, олени лучше жирок нагуливают!
Начальник отряда достал сигарету, чиркал спичками, сбивая нервную дрожь. Затянувшись, откинулся на лавке к стене и долго смотрел в небольшое оконце.
Черкашин его не перебивал. Знал, что расскажет всё, даже для того, чтобы облегчить душу от смутных сомнений.
– А нынешний год что-то со старухой у них приключилось! – продолжил Левитин, – Молчаливой стала, только стонала по ночам да зыркала своим глазом по сторонам, чем очень пугала старика!
– Почему глазом? – всё-таки спросил майор, заранее зная ответ.
– Второй-то бельмом покрылся. Болячка, может, какая, да кто в тундре разберет, откуда зараза всякая цепляется! Разговаривал я с Ёнко как-то прошлой весной. Всё твердил, что вселился в его старуху посланец Нижнего мира. То есть Злой дух, по-нашему.
– Прямо, мистика! – вставил Черкашин.
– Вот и я о том же…. Так вот, – начальник отряда закурил ещё одну сигарету, – а внучка ихняя, Варвара, к тому времени уже и учёбу забросила, и замуж выскочить успела! Хотя, как замуж…. Так, познакомилась в Якутске с моим буровиком. Может, случайно, а, может, и нет! Я тут сопоставил кое-какие факты: как не крути, а вызывает подозрение это знакомство! И стойбище родовое здесь, и работы мы ведём в этом районе. А, значит, мужик всегда под рукой! Кстати, – спохватился Левитин, – его Андреем зовут, фамилия Полубояров!
– Ясно! – отметил для себя майор, – сейчас он где?
– На буровой, как раз его смена! Так о чём я…. Да, вот и прилетела Варвара с нашим же вертолётом сюда. В феврале, кажется…. Жила на стойбище, но у нас часто бывала, чуть ли не каждую неделю! Я отпускал, конечно, Андрея иногда на ночь к старикам. Варвара на оленях подскочит, вдвоём и уезжали. Понимаю ведь, что дело молодое, а здесь и радости-то никакой: одни птицы да песцы по тундре, как привидения!
– А в этом году старика Ёнко видели? – спросил Черкашин.
– В начале лета, кажется…. – задумался Левитин, – Я ему тогда лично два десятка пачек соли отвёз. Удивил он меня! За всё время, пока я там был, несколько слов всего вымолвил. Всё твердил: хась, хась!
На недоумённый взгляд майора добавил:
– Это «смерть» по-ихнему!
– Видел я его несколько недель назад – Черкашин вытянул занемевшие ноги, – Мне тоже он странным показался. Ну, да ладно, потом что?
– А что потом? Старуха эта из чума вышла. Как глянула на меня, аж, душа в пятки ушла! Вот ведьма, прости господи! Тогда и поверил я Ёнко – точно хась!
– Да… – задумался майор.
– У старика ведь ещё двое работников было. То ли родственники, то ли наёмные какие, не знаю! Как старик умер, так они и исчезли. Ушли, наверное – в тундре кочевий много!
Левитин опять закурил. Увидев укоризненный взгляд Черкашина, грустно усмехнулся:
– Зараза, конечно, сам понимаю! Ещё студентом пристрастился, вот до сих пор и маюсь!
– Как узнали, что старуха в тундру ушла, что Ёнко умер? – перешёл к делу майор.
– Варвара и сообщила! Сначала про старуху все уши прожужжала, а дней через десять про старика узнали. Она же и этот ихний обряд совершила. Парни мои, что старика в последний путь провожали, чудеса про Варвару рассказывали! Мол, деда только по старым обычаям хоронить, и никаких гвоздей! Муж её, Андрей, потом неделю ни с кем не разговаривал, всё думал о чём-то.
– А что там было-то? – поинтересовался Черкашин.
– Говорили, будто и не Варвара вовсе возле короба стояла. Чужая, надменная, всё шептала про себя непонятные слова. Парни до того напуганы были, что в сторону отошли. А вечером, перед сном уже, сознались, что, якобы, Варвара то в старуху превращалась, то опять в себя! Такие вот чудеса! Я им не верю до конца, конечно, но что-то ведь было, так?
– А Андрей что?
– Андрюха теперь всё больше на буровой пропадает. Дел у него, видите ли, невпроворот оказалось! А мне Варвару пришлось временно поваром здесь оформить, а куда её? До этого по очереди варили…. – Левитин поёжился, – Неспокойно что-то! Как только старуху с тундры привезли, Варвара к ней даже близко не подошла. Мы, было, решили, обидела та её чем-то, как думаете, товарищ майор? От Андрея ведь и слова не добьёшься!