Ⅴ
Едва различимый запах картофельного супа, приятный и лёгкий, уже полтора часа витал в воздухе. Сначала он был слышен только на кухне, где находился его источник, затем медленно захватил первую спальню, а затем и вторую. Наконец, ощутив его, Евгений очнулся, повёл носом и встал с постели. Посмотрев на циферблат старых настенных часов, и поняв, что сейчас всего восемь утра, мужчина удивлённо хмыкнул, встал и оделся. Он вышел на кухню и застал там хозяйку – полную женщину лет сорока – Марту Хильтер, склонившуюся над громадной кастрюлей, выкрашенной голубой эмалевой краской. В кастрюле что-то кипело, и Раапхорст догадался, что это суп.
– А, проснулись! Садитесь, пожалуйста, скоро будет готово, – радостно воскликнула Марта. Эовин едва заметно улыбнулся и сел за стол. Теперь за его спиной находилось небольшое окно, закрытое тонкой жёлтой занавеской. Обернувшись и отдёрнув её, Евгений посмотрел на улицу и не смог ничего разглядеть, из-за морозной утренней тьмы.
Зима была уже близко, тепло уходило стремительно, а потому в доме с самого утра топилась печь. Слегка поёжившись, мужчина вздохнул. Он вспомнил камин в доме Хауссвольф, вспомнил Елену, и пелена слабого сожаления застелила взор эовина. Правда, вскоре это прошло. Евгений взбодрился и приступил к завтраку. Хозяйка налила суп в глубокую жестяную чашку, осторожно, чтобы не расплескать содержимое, поставила перед Раапхорстом и дала тому ложку. Хлеб тоже вскоре появился на столе, и Евгений подумал, что его положение не так уж ужасно.
«Да, я скрываюсь. Да, меня, возможно, считают предателем и ищут, чтобы отдать под суд, но как бы там ни было, сейчас мне хорошо, пусть и неразумно радоваться сиюминутным вещам», – подумал мужчина и продолжил есть. Суп оказался сносным, хотя, подумал Раапхорст, он не идёт ни в какое сравнение с теми супами, что варила Арнет.
«Интересно, как она там… – мысленно промолвил Евгений. – А Максим? Ведь он и сам в опасности, а обо мне ему, наверное, не известно. Ладно, всему своё время. Его я ещё увижу, но сначала надо спастись».
К собственному удивлению Евгений не умер. Покинув дом, столицу, привычную гнетущую обстановку, эовин выздоровел, и вскоре забыл о том, что недавно искреннее верил в близкую кончину. Он жил в доме семейства Хильтер в пригороде Фалькенберга уже вторую неделю и каждый день ждал письма от Бройма, чтобы двинуться дальше. Конечно, мужчина мог искренне сказать, что ему хорошо здесь. Однако осознание того, что рано или поздно его ждёт дальнейший путь, не позволяло ему окончательно расслабиться и самозабвенно предаться радостям деревенской жизни. Кроме того, глава семейства – Иероним Хильтер принимал гостя не так радушно, как его жена. Он смотрел на него с настороженностью, словно чувствовал, что черноволосый мужчина не так прост, как кажется.
Действительно, Раапхорст хранил секрет и даже не один. Он не назвал своего настоящего имени, не сказал, что является эовином, и о своём бегстве тоже не упомянул. Николас строжайше запретил это делать, так как на данном этапе поиски Евгения были строго засекречены, и простым людям о них не было известно. Бройм сам писал письма чете Хильтер и, называя черноволосого мужчину своим доверенным лицом, Виктором, просил всячески содействовать ему. Он знал Марту и её мужа лично, сам однажды побывав здесь в командировке, и считал, что им можно доверять.
– Как вам у нас? Не надоело? – вдруг спросила Марта.
– О, что вы. Всё чудесно, – слегка раздражённый, оттого что его оторвали от размышлений, ответил Евгений.
– Не подумайте, что я хочу избавиться от вас, – добродушно рассмеялась женщина. – Просто, мне кажется, что вам у нас скучно. После города, конечно, ничего иного ожидать и не следует.
Марта сняла передник, отряхнула с колен воображаемые крошки и села за стол так, чтобы можно было видеть Раапхорста. Мужчина закончил есть, поблагодарил и, решив, что будет невежливо выйти из-за стола просто так, ответил:
– Мне не скучно. Спасибо, что беспокоитесь, но в моём положении скука – это роскошь.
– Конечно-конечно, – согласилась Марта, – вы же на государственной службе. Наверняка, как только покинете нас, у вас начнётся то ещё веселье…
– Д-да, – запнувшись, проговорил Раапхорст. – Это так.
Привыкнуть ко лжи было не просто. Для Бройма она являлась обычным инструментом достижения цели, он пользовался им так часто, что лишился всякой брезгливости, однако, Раапхорст воспринимал обман несколько иначе. Ему было стыдно и неприятно, хотя совсем недавно ему казалось, что смутить его не сможет уже ни что. Он потупился и просидел так ещё около минуты, дожидаясь момента, когда хозяйка сама что-то скажет. Но та молчала, и мужчина вскоре удалился в свою комнату, на прощание кивнув.
Оказавшись в соседнем помещении, он сел на заправленную кровать и закрыл глаза, словно пытаясь сосредоточиться или что-то вспомнить. Его кожа побледнела, губы плотно прижались друг к другу, и дыхание замедлилось настолько, что могло возникнуть ощущение, что Раапхорст спит. Однако, это было не так.
«Что же будет дальше? – подумал он, и горько усмехнулся. – Едва ли я смогу найти столь желанный покой в этом мире, раздираемом на части. Он не способен остановиться в своём стремлении к саморазрушению…»
Так эовин просидел около часа, перебирая в голове разные образы, заключения, оперируя понятиями и схемами, понятными лишь ему. Затем, решив, что сон лучший способ скоротать время, он уснул. К счастью, на улице до сих пор царил полумрак. Небо заволокло свинцовыми тучами, и мужчину ничто не тревожило. Лишь слабый ветер шелестел за окном. Очнулся Раапхорст в третьем часу, когда домой вернулся Иероним Хильтер. Приземистый, хорошо сложенный мужчина хлопнул входной дверью и закричал: «Жена! Есть!»
После этого раздались его бухающие шаги, и Евгений открыл глаза. Недовольно поморщившись, он прошептал: «Дождусь ли я этого письма… Оставаться здесь нет никакого желания. Хорошо, что у них хотя бы детей нет».
На кухне раздался звон тарелок, звуки открывающихся ящиков и женский говор – это Марта собирала на стол. Её муж тоже что-то рассказывал, и его голос напоминал закипавшую воду – булькающий, невнятный, но громкий. По-видимому, хозяин дома что-то говорил о своей работе, так как несколько раз Евгений смог различить слова: стадо, центнер мяса, хвосты и что-то ещё. Иероним работал на скотобойне.
– Выйти или остаться. Нет, не пойду. Выслушивать живописные истории этого мясника я вряд ли смогу дольше двух минут, – сам себе сказал Раапхорст и снова лёг в постель. Однако долго оставаться в комнате у него не получилось. К нему вошла Марта и пригласила за стол. На отказ Евгения она строго ответила:
– Нечего мне тут выдумывать! Немедленно, на кухню, иначе обижусь! Для кого я готовила?
– Но если я не хочу есть, – продолжал сопротивляться Раапхорст. – У меня голова болит, например.
– Ничего слышать не желаю! На кухню! После приёма пищи у вас всё пройдёт, помяните моё слово. Ну, живо!
Евгений покорился. Он недовольно посмотрел на улыбчивую Марту, кивнул и встал. Убедившись, что мужчина согласен, женщина двинулась на кухню, гордая оттого что уговорила Раапхорста. Конечно, она понимала, что её муж будет недоволен, но готова была это терпеть, а вот сидеть за столом, осознавая, что кто-то в доме не накормлен – нет.
– Здравствуйте, – посмотрев в лицо мясника, грубое и мрачное, приветствовал Раапхорст.
– Ну, здорово, – булькнул Иероним, не выпуская из руки утиную ножку. Жир сбегал по его толстым пальцам, капал на рукава клетчатой рубахи, и потому казалось, что кисти мясника блестят. Евгений вздохнул и сел напротив хозяина дома, уже возжелав как можно скорее убраться отсюда.
– Вам ножку или чего другого? – осведомилась Марта. Иероним злобно посмотрел на неё, но промолчал.
– Неважно, – эовин помотал головой. – Что дадите…
– Отлично, тогда ножку!
Марта с помощью ножа ловким движением отделила часть утки и подала Евгению на широком блюде. Тот опасливо покосился на угощение, однако, делать было нечего: мужчина отрезал оранжевый хорошо пропечённый, как и вся утка, кусочек и положил себе в рот. Вилка и нож оказались неудобными, но Раапхорст ни за что на свете не позволил бы себе есть руками, как то делал Хильтер. Мясник, казалось, ничего не стеснялся и чувствовал себя превосходно, даже вызывая отвращение у окружающих. Его не волновало ни мнение Евгения, ни мнение жены, которая тоже брезгливо поглядывала на Иеронима и временами морщилась, будто удерживая себя от замечания.
– Ну как вам? – спросила Марта, заметив, что Раапхорст ест всё увереннее. Он отрезал кусочек за кусочком и поглощал их с такой скоростью, будто был в восторге от блюда или же куда-то торопился.
– Неплохо, – сказал тот. – Вы отличная хозяйка.
Женщина благодарно улыбнулась. Её муж, прожевав очередной кусок, искоса посмотрел на Евгения и сказал всё тем же булькающим голосом:
– Повезло, так повезло! Кстати, парень, только что пришло письмо. Кажется, последнее – можешь радоваться.
– Что же вы молчали?! – вдруг с грохотом отбросив вилку, воскликнул Евгений. Женщина сочувствующе посмотрела на него.
– Да так, – неопределённо ответил мясник. – Я мельком посмотрел. Там всё больше инструкции и указания, как перебросить тебя через границу. Ну и задачку нам задал Бройм…
– Что ты такое говоришь? – хозяйка всплеснула руками. – О чём он просит? Я думала, Виктор лишь немного погостит у нас, и о помощи в переходе границы речи не велось. Разве нет?
– О, замолкни! – мясник ударил кулаком по столу, так что посуда жалобно звякнула. – Ясно же сказал, теперь надо подойти почти к самой границе! Не волнуйся, вознаграждение он сулит хорошее. Другое дело, что ждать его придётся долго.
– Не понимаю, – продолжала причитать Марта. – Ведь ты не обязан… Нам, конечно, нужны деньги, но вы должны понимать, что это крайне опасная затея.
– Покажите письмо, – устав от разыгравшейся сцены, попросил эовин. Он прочёл мысли господина Хильтера и увидел одно сплошное раздражение. Мясник был зол и готов в любую минуту устроить скандал, но скрипучий голос Евгения подействовал на него успокаивающе. Мужчина кивнул, вытер руки о лежавшее рядом полотенце и вышел в соседнюю комнату. Вернувшись на кухню, он передал Евгению небольшой белый конверт. Раапхорст открыл его и достал чуть смятый лист бумаги.
– Вслух! – потребовала Марта, и Евгению пришлось повиноваться. Он начал читать:
– Иероним, снова пишу к вам по делу о нашем общем друге, с которым, полагаю, вы вскоре распрощаетесь. Надеюсь, его присутствие не слишком обременило вас с госпожой Мартой, впрочем, вы получите достойную награду, в этом можете не сомневаться. Итак, я всё устроил. На границе с Арпсохором вас будут ждать люди, которым я доверяю. Вам надлежит отправиться к южному берегу Нирмы и остановиться в километре от границы, рядом с заброшенной мельницей. Мои агенты явятся примерно в час ночи и заберут Виктора.
Далее следовали иные пояснения, слова благодарности, обещания по поводу вознаграждения и прочие любезности, описывать которые нет смысла. Дочитав последнюю строку, Евгений закрыл глаза и мысленно произнёс: «Наконец-то».
– До границы ехать пару часов. Думаю, надо отдохнуть и начать собираться. Чем быстрее мы с этим покончим, тем спокойнее будет и наша, и твоя, парень, жизнь, – сказал Иероним. Он прикончил утиную ножку, отрезал ещё кусок запечённой птицы и снова стал есть. Раапхорст, по горло сытый новостями, и обществом мясника, поблагодарил Марту и вышел.
Собрать вещи не составило особого труда. Разобравшись с чемоданами, эовин сел на кровать и о чём-то задумался.
«Очередной рубеж почти пройден. Ах, как надоело бежать…»
***
Ночь выдалась холодной и светлой. Дребезжащая машина с громоздким кузовом и ржавыми крыльями, на которых кое-где до сих пор сохранилась зелёная краска, ехала по пыльным дорогам, то и дело, подлетая на кочках. В ней находились двое мужчин: один из них держал потёртый руль, второй – чемоданы. Ехали молча, будто заранее условившись, ни о чём не говорить. Казалось, каждого из них занимают какие-то сокровенные мысли, поверять которые кому-либо не имеет смысла.
Тот, что держал чемоданы, вздохнул и внимательно вгляделся в картину, открывшуюся перед ним. Жёлтая луна ярко горела в небе, звёзды серебряной паутиной оплетали невообразимые просторы, и голые ветви деревьев колыхались под действием слабого ветра. Машина приближалась к пустошам, и потому растительности становилось всё меньше, а ей на смену приходили песок, мелкая каменная крошка, мёртвые деревья и разрушенные постройки – сараи, дома, склады, небольшие промышленные здания, то тут, то там выпирающие из земли. Что и говорить, в этот момент Раапхорст созерцал противоречивый отчасти чарующий, отчасти пугающий пейзаж, но надеялся, что это лишь временное явление.
«Не может быть, чтобы весь Арпсохор был похож на этот приграничный участок», – думал мужчина, пока водитель, зачертыхавшись, поворачивал, чтобы повести машину по новому пути. Подскочив в кресле и едва не ударившись лбом о низкую крышу кабины, Евгений мысленно выругался и закрыл глаза. Он ещё крепче вцепился в чемоданы и в таком состоянии решил просидеть до конца неприятного путешествия.
Внезапно Иероним заговорил.
– Поглядывай, парень, – настороженно сказал он. – Заметишь, красные огоньки, сразу говори.
– Что это? – не понял Раапхорст.
– Вот дурень! – вскричал Хильтер. – Вроде дексардовец, прожил уже сколько, а про них не слышал!
– Да про кого? Про чудовищ? – Евгений усмехнулся. – Довольно сказки рассказывать. Везите меня, куда сказано и не мешайте мне.
Мясник злобно глянул на пассажира, но спорить не стал. Каменистая дорога внезапно пошла вниз, и водителю пришлось сконцентрировать внимание на спуске к берегу небольшой речи под названием Нирма. Вниз по течению должна была располагаться заброшенная мельница, о которой говорилось в письме Бройма, и потому Хильтер внимательно вглядывался в ночное пространство. Однако, как уже было сказано, ночь выдалась светлой, так что отыскать мельницу, пусть и разрушенную, не составляло особого труда.
Вскоре перед машиной возникла блестящая в лунных лучах поверхность реки. Каменистую дорогу сменил песчаный берег, окружённый высокими земляными насыпями, и автомобиль заметно сбавил ход, теперь увязая колёсами в мягком песке. Буксуя и кренясь с одной стороны на другую, грузовик ревел, но под крепкой рукой мясника продолжал рваться вперёд. К счастью, через несколько десятков метров, берег выстлала галька, и движение ускорилось. Не переставая ругаться, Хильтер крутил руль, Евгений же полусонный смотрел на мутноватое лобовое стекло и изредка думал о словах мясника.
«Суеверия», – про себя усмехнулся Раапхорст. Он снова послал взгляд в пространство перед собой, но не заметил ни красных огоньков, ни очертаний мельницы. Последнее несколько расстроило мужчину, ведь если огоньки он и не надеялся заметить, то найти взглядом мельничные крылья (в воображении Евгения мельница должна обязательно быть с гигантскими крыльями) – желал всей душой. Однако, сам того не заметив, Раапхорст уснул и очнулся только когда машина затормозила. Почувствовав, что движение прекратилось, эовин открыл глаза и заметил, что остался в кабине один. На мгновение ему стало жутко.
Хильтер появился внезапно. Подойдя к машине и стукнув по капоту, мужчина махнул Евгению рукой, и тому пришлось выйти.
– Мы на месте, – сказал мясник. – Смотри.
Раапхорст, поставив чемоданы на землю, выпрямился и протёр глаза. Он ожидал увидеть величественное здание, однако заметил лишь невысокую деревянную башню с повреждённым крестообразным сооружением на вершине. Рядом с ним располагалось ещё какое-то строение с провалившейся крышей, некогда бывшее, по всей видимости, либо домом, либо амбаром.
– Это мельница? – недоверчиво поинтересовался мужчина, взглянув на Хильтера. Тот усмехнулся и проговорил с издёвкой:
– А ты что, ожидал увидеть её целёхонькую и новёхонькую? Да ей лет больше чем мне. Её скоро черви дожрут, а тебе вид подавай!
Эовин разочарованно хмыкнул. Он немного походил, подышал прохладным воздухом, смешанным с земляной сыростью и, вновь подойдя к Хильтеру, пожал плечами, будто спрашивая, что делать дальше. Мясник своим привычным булькающим голосом ответил:
– Будем ждать.
Они явились через два часа, когда Евгений и Иероним меньше всего ожидали. Их было четверо: двое мужчин и две женщины; все одеты в чёрное. Взглянув на информационное поле, окружившее их, Раапхорст догадался, что кто-то из них является эовином.
– Кто из вас Раапхорст? – с сильным арпсохорским акцентом спросил седовласый мужчина, видимо, лидер четвёрки. Сейчас этот человек изучал людей, оказавшихся перед ним, и под строгим взглядом его карих глаз Иероним почувствовал себя неуютно. Евгению же, казалось, всё равно.
Услышав вопрос, Хильтер засуетился и подтолкнул Евгения, после чего тот нехотя ответил:
– Это я.
– Хорошо, – сказала женщина, чьи волосы были заплетены в две тяжёлые косы. – Идём. Нам предстоит неблизкий путь.
– Зачем было спрашивать? – проговорил Евгений. – Среди вас есть эовин, он мог запросто распознать меня.
– Это не в наших правилах. Ваши мысли неприкосновенны. Таков закон, и нарушать его нельзя, – снова сказал седовласый мужчина, и Раапхорста приятно поразил его голос: грудной и сильный. В первый раз эовин этого не заметил.
– Ясно, – холодно ответил он. – Ведите.
Четвёрка посланников пришла в движение, и Раапхорст вместе с ними. Он твёрдо вознамерился уйти, не попрощавшись, однако, отойдя от мельницы на пару десятков метров, Евгений остановился, обернулся и крикнул:
– Прошайте, Хильтер. Передавайте Марте привет!
Мясник нахмурился, нехотя кивнул и сел в машину, с грохотом захлопнув дверь.
– Нашёл посыльного, – проворчал он, наблюдая за тем, как Раапхорст в сопровождении людей в чёрных одеждах удаляется куда-то по направлению к границе. Евгений шёл, не переставая думать о том, что ещё немного, и он окажется в совершенно чужой стране, без денег и связей, лишь с зыбким покровительством Бройма и, возможно, Императрицы. От мыслей его оторвал странный звук. Это остов старой мельницы, оставшейся позади, вдруг заскрипел, и мужчине показалось, что так он провожает его в новую жизнь.
– Прощай, – мысленно произнёс эовин, и в тот же миг в его сознании возник образ Елены, столь желанной, столь родной и навеки потерянной. На секунду Евгений снова остановился и что-то пробормотал.
– С вами всё в порядке? – спросила женщина с косами. Она тоже остановилась и сочувствующе посмотрела на Раапхорста, её же спутники продолжали идти, словно ничего не заметив. Мужчина поднял глаза к звёздам, сделал глубокий вдох и кивнул.
Вскоре он зашагал рядом с остальными.
Ⅵ
В лаборатории ЦНИ становилось жарче с каждой секундой, будто вместо неё здесь решили устроить котельную. Нагревались жужжащие секвенц-проекторы, кирпичные стены, ржавые трубы, тянувшиеся вдоль стен и под полом, и, кроме того, казалось, что под гнётом энергии, вырывающейся из громадной металлической клетки, воздух нагревается сам собой.
Вальдольф Тод, резким движением руки смахнув с рабочего стола всё лишнее, вскричал:
– Долго я буду ждать этих тупиц?! Я специально вытребовал боевых эовинов, чтобы усмирить тварей, а они опаздывают! Ну, пусть только попробуют задержаться ещё хоть на минуту, я их…
Старик не успел договорить: двустворчатая дверь в конце лабораторного зала открылась, и внутрь вошли пятеро мужчин, судя по форме, служащих «Клингенрайс».
– Быстрее, лбы! Быстрее! – снова закричал Тод, и эовины ускорились. По требованию старика они окружили клетку, закрытую чёрной тканью, и застыли в ожидании. Вскоре их лица заблестели, покрывшись потом. Жара заметно усиливалась.
– Слушайте, – вдруг сказал Вальдольф. – Сейчас они спят, но это ненадолго. Их усыпили против воли, пара наших сотрудников пострадала. Теперь мы надеемся на вас, ведь когда эти твари очнутся, накопленный гнев перерастёт во вспышку, и лабораторию разнесёт на куски. Ваша задача удержать их, пока я стабилизирую ментальную связь. Нужно поторопиться: в соседнем помещении нас дожидаются сорок учёных. Это цвет нашей науки, и нельзя заставлять их ждать.
– Да, сэр, – один из воинов кивнул. – Но что делать, если у вас не получится? Вы уверены, что…
– Молчать! – взревел Тод, сам поразившись силе своего голоса. – Всё должно получиться, в противном случае мы с вами станем покойниками! То ещё наслаждение умереть под кирпичами громадного здания, не так ли? Хорошо, мы начинаем. Слушайте, они просыпаются.
Солдаты прислушались и тотчас уловили в информационном поле странные колебания, в общем схожие с человеческими, но звучащие слегка иначе. Человеческий след представлял собой ровный низкий гуд, приобретающий или теряющий частоты вторичного тела в зависимости от настроения, направленности мыслей и многих факторов, этот же звук, несмотря на богатство низкими частотами, был неровен, подвижен. С каждой секундой он усиливался, и воспринимать его становилось всё сложнее.
– Что это? – спросил один из солдат, светловолосый паренёк лет двадцати пяти. Тод грозно посмотрел на него, но промолчал. Вскоре он встал у секвенц-проектора и теперь силился что-то разглядеть на его маленьком светлом экране. Позже посмотрев в сторону чёрных проводов, выходивших из округлого блока обработки данных, старик прошёлся по ним взглядом и убедился, что они тянутся до самой клетки.
«Хорошо. Только бы получилось. Конечно, если подумать, они не так нужны, ведь их потомки слушаются, однако… Что если, в этих тварях, созданных непосредственно Раапхорстом, скрываются ещё секреты, сулящие невероятную мощь. Нет, как бы ни хотелось покончить со всем этим, рисковать нельзя», – подумал Вальдольф и вдруг ощутил, что звуки в информационном поле заметно усилились. Теперь они превратились в постоянную пульсирующую линию, лишились первичных низких частот, но зато приобрели странный высокочастотный оглушающий шелест. Старик поморщился и, будто дирижер, взмахнул рукой. Солдаты «Клингенрайс» приняли это за сигнал, их командир кивнул.
– Устанавливайте «кольцо».
Через секунду он обернулся к Тоду.
– Профессор, может быть, всё-таки расскажите, что это за твари и как с ними бороться? Мы, конечно, многое повидали, но…
Вальдольф, услышав это, сделал такое страшное лицо, что даже закалённый в боях офицер ощутил смутный страх. Старик медленно подошёл к мужчине и, борясь с желанием вырвать тому глаза, прохрипел:
– Ни в коем случае мысленно не вступайте в инфо-пространство! Там они сильнее любого эовина. Помните, вы должны лишь усмирить их, но не навредить! Их разумом займусь я!
– Если они прорвут «кольцо»…
– Да что же это такое! – сорвался Вальдольф. – Поймите, вас думать никто не заставляет! Делайте то, что я скажу и всё. О чём вы? Ах да… Если они прорвут вашу хиленькую блокаду, попытайтесь установить новую, старайтесь не слушать их вибрации. Они мешают. Понятно?
Последовало несколько неуверенных кивков.
– Так точно.
– Отлично, – сказал Вальдольф, вернувшись к жужжащему секвенц-проектору. – Прошу, делайте своё дело и побыстрее. Мне нужно синхронизироваться с ними, поэтому следующие полчаса не обращайтесь ко мне. Это сложно, я понимаю, но уверен, вы справитесь.
Вдруг пульсация стала громче, быстрее и эовины напряглись. Теперь в инфо-пространстве были слышны не только странные звуки, но и вибрации, исходящие от воинов «Клингенрайс».
В зависимости от характера, особенностей протекания биологических процессов и иных факторов, вторичное тело пси-вибраций приобретало разные очертания, и потому звук каждого из эовинов был уникален. Кто-то звучал тише, кто-то громче, кто-то захватывал лишь низкие частоты, кто-то – высокие, но только у единиц псионический образ совпадал со звучанием какого-либо инструмента. Данная аномалия встречалась редко, и, послушав своих помощников около минуты, Тод понял, что все они звучат однородно, не выделяясь и не усиливая друг друга.
– Посредственности, – прошептал Вальдольф. – Странно, как только из них команду сформировали. Ну да ладно. Итак, синхронизация…
Для того чтобы взаимодействовать с птицами Раапхорста без вреда для собственной жизни и чтобы иметь возможность управлять ими Тоду в первый день исследований пришлось наложить на них подобие ментального блока. Сначала это работало, птицы покорились, но, видимо, со временем приспособились и теперь намеревались воспротивиться. Их животный гнев внушал Вальдольфу нешуточный страх, впрочем, перебиваемый осознанием того, что основную работу старик уже выполнил. У данных воронов биологические процессы, за исключением старения, протекали крайне быстро, и буквально за месяц они снесли столько яиц, что Тод смог без всякого сомнения доложить вышестоящим, что совсем скоро у них будет достаточно боевых птиц. Потомство оказалось не только достаточно сильным и жизнеспособным, но и более послушным, чем их родители, что делало возможным управлять ими на расстоянии с помощью доверенных эовинов. Теперь профессору надлежало лишь усмирить первых воронов, чтобы в дальнейшем иметь возможность повторно изучить их.
«Я слышу их злость, – подумал старик. – Первая печать уже сломана, значит, надо установить новый блок. Если бы ещё понимать, что творится в их птичьих мозгах! О, будь проклят этот Раапхорст. Если бы не он, я мог бы продолжать свою работу, но нет. Теперь я до конца дней буду возиться с этими птицами!».
Он нажал пару кнопок на панели проектора, после чего последовало несколько пиликающих звуков, и старик всмотрелся в текст и цифры, высветившиеся на выпуклом экране. О чём-то подумав, Тод нахмурился и подошёл к клетке. Взявшись за чёрную занавесу, он с силой рванул её и отбросил в сторону. Солдаты невольно отвлеклись и с любопытством взглянули на то, что предстало перед ними. В стальной клетке оказалось три ворона, с присоединёнными к крыльям и головам чёрными прорезиненными проводами. Места, где они соприкасались с плотью, были скрыты окровавленными бинтами; дно клетки усеяно красными каплями и небольшими перьями.
– Омерзительно, – прошептал один из воинов, ощутив приступ тошноты, и Тод, услышав это, взревел страшным голосом:
– Пошёл вон! Я сказал, вон! Нечего здесь причитать! Вон!
Командир, увидев, что старик разошёлся не на шутку, вздохнул и приказал нерадивому солдату выйти. Дождавшись, когда тот удалится, старший офицер оторвал взгляд от клетки и сказал Вальдольфу как можно мягче:
– А не боитесь, что нас слишком мало для этого дела? Вы сами слышите их вибрации, они чудовищны. Разве не будет разумнее не выгонять людей, а попытаться понять. Мы все в шоке, это логично.
– Молчать! Не смейте даже звука издать, – снова закричал Тод. – Когда всё завершится, поговорим, а теперь полная концентрация. Приготовьтесь!
Наконец, птицы очнулись.
Солдаты «Клингенрайс» только что закончили установку блокады и из осторожности отступили на шаг. Вальдольф, поняв, что время уходит, начал синхронизацию, однако, закончить ему не удалось.
Открыв чёрные глаза-бусины, вороны, казалось, со злостью посмотрели на людей и после секунды тишины издали такой пронзительный псионический рёв, что лаборатория содрогнулась. С потолка посыпалась каменная крошка, и волна, произведённая птичьим криком, выбила оконные стёкла. Осколки со звоном рухнули в ночную тьму. Пол пошёл трещинами, и некоторые эовины, не выдержав напряжения, растянулись без сознания на каменных плитах. Из ушей и глазниц воинов потекли струйки крови, и блокада, недавно установленная, исчезла, будто её никогда и не было.
Вальдольф, едва устояв на ногах, что-то крикнул, но оказалось поздно. Клетка, в которой держали птиц, со страшным треском распалась на составляющие детали, и вороны, снова закричав, взмыли под потолок. Провода ненадолго задержали их, но вскоре вместе с фрагментами птичьей плоти рухнули на пол. Пульсация стала громче, и вдруг переросла в жуткий вой. Он пронзил пространство, и невидимая тетра-волна ударилась в стену, образовав в ней крупную пробоину. Бетонные сваи и перекрытия лаборатории загудели, затряслись, но всё-таки чудом остались стоять. Последнее, что Тод увидел перед тем, как потерять сознание, были птицы, стремительно несущиеся к появившемуся разлому.
«Они найдут его», – мелькнуло в сознании Вальдольфа, и его разум провалился во тьму.