Оказавшись на борту и сильно удивив караульного десятника своим появлением, Хольт приказал поднимать команду. Одним взглядом капитан дал понять Джереми Нортхэму, что необходимо занять инквизитора до тех пор, пока гавань не скроется за горизонтом. Первый помощник был достаточно давно знаком с Рэджинальдом, чтобы понять его без лишних слов.

— Отбери трех лучших стрелков из своих гвардейцев. Тех, кому можешь доверять. Выдай луки, пусть встанут на корму и отстреливают любую птицу, которая приблизится к кораблю со стороны континента. Почта нам не нужна, — прошептал капитан Джонатану Норрингтону, когда они отошли на достаточное расстояние, чтобы их никто не услышал.

Гвардеец в туже секунду отправился выполнять полученный приказ. По его лицу было видно, что он оценил предусмотрительность капитана.

— Подымай команду, пусть садятся на весла. Нам необходимо как можно быстрее набрать скорость, чтобы избежать погони, — настала очередь Огла получить свой приказ.

Капитан окинул взором бескрайнее море, что ждало их впереди, чтобы перевести дух. Спокойная водная гладь с едва заметными волнами заставляла его забыть обо всех переживаниях. Здесь он как никогда ощутил дух свободы.

— Мистер Колгрейн, мистер Кэрил, займитесь матросами на палубе, пусть поднимают паруса и якорь, слава Создателю, ветер на нашей стороне, — переключился он на лейтенантов.

Дальнейших приказов Кэр не слышал, так как немедля принялся исполнять адресованный ему. Руководя отданными в его распоряжение матросами, он краем глаза наблюдал, как два десятка зеленых плащей под руководством мистера Грея при помощи морских канатов поднимали с воды ботик и закрепляли его у одного из бортов. Точно такой же сейчас был подвешен и с другой стороны.

Паруса были подняты, весла опущены в воду, и корабль быстро начал набирать скорость. Итан стоял на корме и смотрел, как за горизонтом исчезает место, которое он называл своим домом.

— Ты еще не бывал на таком корабле, как «Отчаяние»? — Кэр не заметил, как за его спиной появился Иона Форингтон.

— Нет, — ответил лейтенант, осознав, что из почти трех сотен человек экипажа только он да мистер Кэмбел были здесь впервые.

— В таком случае я попрошу мистера Колгрейна все показать. На ближайшие годы он станет вашим соседом. Надеюсь, вы найдете общий язык, — сказал подошедший к ним мистер Нортхэм, хотя на его лице отображалось абсолютное безразличие в отношении того, сойдутся характерами молодые лейтенанты или нет.

Для первого помощника не существовало понятия удобства, когда речь шла о деле. Дожидаясь, когда к ним подойдет Пит, Кэр слушал, как подозвавший к себе Огла капитан попросил боцмана ненавязчиво оценить отношение команды к нахождению инквизитора на борту.

Пит проводил Кэра в их каюту, расположенную на ярус ниже. Она оказалась не самой большой, но вполне уютной. По обеим сторонам располагались кровати, а у дальней стены между ними стоял стол. Свет проникал лишь через небольшое круглое окно, вырезанное в борту. Им еще повезло. Матросы, расположившиеся на нижней палубе, были лишены такой роскоши, как дневной свет. Отверстия для весел располагались слишком низко и закрывались, когда морякам не требовалось грести.

У подножия лейтенантских кроватей стояли сундуки с их личными вещами. Кэру снова повезло, заботливый Альберт не стал затягивать доставку немногочисленного скарба своего господина до последнего момента. Итан ухмыльнулся, подумав, что у мистера Кэмбела в каюте стоит, должно быть, как минимум два подобных сундука, один из которых доверху забит табаком с острова Борус.

Когда с момента отплытия пробил четвертый кормовой колокол, капитан объявил общее построение на верхней палубе. Проходя через стройные ряды своей команды, капитан произнес воодушевляющую речь и представил команде нежданного гостя. По указанию капитана все время, с тех пор как были подняты паруса, Огл обрабатывал команду, внедряя в сознание моряков идею о том, что присутствие священнослужителя на корабле не так уж и плохо.

Подготовленные к этой новости матросы не высказали бурных протестов. Представ перед командой, Йон также держал слово, сообщив, что объявляет занимаемое им помещение в носовой части верхней палубы корабля храмом Создателя. Двери его покоев всегда открыты для желающих исповедаться в своих грехах. Ежедневные службы будут проводиться за два корабельных колокола до полудня.

По рядам моряков пронеслось перешептывание, но не возмущенное, а, скорее, просто удивленное. Им прежде еще не доводилось видеть представителя ордена святого Ролана так близко. Голос под маской звучал уверенно и безапелляционно. Кэр поймал себя на мысли, что ему чертовски интересно, как выглядит лицо человека, скрывающегося под изображением священного древа. Седые волосы создавали впечатление, что человек в сером плаще старик. Однако голос звучал так, будто принадлежит человеку, чей возраст еще не пересек отметки в тридцать.

Довольный реакцией своих подчиненных, капитан приказал экипажу возвращаться к исполнению своих обязанностей. Невооруженным глазом было видно, что он в хорошем расположении духа. Заняв место у штурвала и вдыхая свежий морской бриз, капитан на несколько секунд закрыл глаза, наконец-то успокоившись и принимая тот факт, что мечта его сбывается прямо сейчас.

Рэджинальд Хольт не имел ни малейшего представления о том, что ждет его и доверившихся ему людей во Внешнем море. Сейчас ему было достаточно просто наслаждаться видом бескрайнего моря со всех четырех сторон и вести свой корабль вслед за флагманом адмирала Хариса.

За следующие три недели плавания Кэр изучил каждый уголок своего нового дома. Ему было немного непривычно командовать матросами, многие из которых были значительно старше него и уж точно много опытнее. За время обучения в академии Итан не раз выходил в море, но никогда прежде не был на столь огромном судне. Экспедиции не повезло, и вот уже вторую неделю в ее паруса дул встречный ветер, замедляя и без того тяжелые корабли.

На главной палубе гордо возвышались три больших мачты, паруса которых наполнял жизнью легкий ветер. Ближе к корме находилась мачта поменьше с необычным парусом треугольной формы. Каюта капитана обосновалась на корме, прямо под площадкой рулевого. Такое расположение позволяло капитану всегда находиться в центре событий и первым из офицеров оказаться у штурвала.

Небольшое возвышение на носу корабля, словно создавая баланс сил на чаше весов, было превращено инквизитором в храм. Йон разделил отведенную ему каюту на две части. Та из них, что открывалась взгляду при входе, служила священнослужителю местом приема паствы. Значительно меньшая часть каюты была отделена тканевой шторой и выступала в качестве личных покоев инквизитора.

Если верить словам мистера Форингтона, имя Йон было ненастоящим. Представители ордена святого Ролана отказывались от всего мирского, включая собственную личность. Взамен они получали непонятные непосвященному в тайны ордена прозвища. Профессор рассказал, что будущих рыцарей ордена отбирают еще детьми, чтобы в их головы было легче заложить необходимые идеалы. Магистр ордена получил от Великого Совета право призыва и мог беспрепятственно набирать в свои ряды любого одаренного отрока, невзирая на его происхождение.

Нос корабля венчала вырезанная заботливыми руками мистера Кормака голова мифического ящера, по преданиям обитающего в глубинах Внутреннего моря. Таинственный доктор Рокуэл, вызывающий у Кэра не меньший интерес, чем человек в маске, в свободное от исполнения своих обязанностей время любил расположиться на палубе и переносить на холст быт окружающих его моряков. Очень быстро аскетично обставленные каюты офицеров обновились, украсившись изображениями морских пейзажей и занятых своими трудовыми обязанностями матросов.

Спускаясь вниз по деревянной лестнице, Кэр оказывался на второй палубе, практически полностью отданной в распоряжение офицеров. Коридор, ведущий в сторону кормы, был самым широким на корабле. Пройдя по нему и миновав двери офицерских кают, расположенных по обе стороны, можно было упереться в массивную решетчатую дверь с тяжелым засовом и увесистым замком. Вход в помещение арсенала всегда охраняли двое фиолетовых плащей.

Такое расположение арсенала было обусловлено тем, что в случае поднятия бунта на корабле офицеры первыми могли получить доступ к оружию. Поддавшись настойчивым просьбам лейтенантов, Джонатан Норрингтон однажды впустил юношей на небольшую экскурсию. В специально созданных для арсенала открытых стеллажах хранилось оружие. По левую руку человеком с явным чувством перфекционизма были разложены мечи и кинжалы. Прямо напротив входа вся стена была увешена щитами. Правую же сторону занимали луки и арбалеты.

Кузнецы герцогства корд превзошли самих себя, подготавливая амуницию для предстоящей экспедиции. Каждое оружие было отмечено особым знаком, обозначающим его принадлежность к конкретному кораблю. Навершия мечей были сделаны в форме лица с запечатленным на нем криком. Аналогичное изображение повторялось и на щитах. Мистер Норрингтон рассказал лейтенантам, что оружие на «Последнем шансе» было помечено клевером.

В запертом на отдельный замок шкафу хранились горшки с горючей смесью. Ключи от самого опасного на корабле оружия были только у капитана, его первого помощника и Джона Норрингтона. Ношение оружия на корабле запрещалось всем, кроме офицеров и гвардейцев, стоящих в карауле.

По правому борту носовой части корабля располагался камбуз, в котором царствовал мистер Грей. Кэр зря переживал по поводу его кулинарных способностей. Неизвестно как, но Родрику удавалось из скудного, дорожного провианта создавать шедевры кулинарного искусства.

Напротив царства интенданта вытянулся кабинет доктора Рокуэла, совмещенный с операционной. За прошедшие недели Кэр попал туда только один раз, по поручению мистера Нортхэма. Зеленоглазый, очевидно, наслаждался нервозностью представшего перед ним лейтенанта. Пока Итан ждал, когда Чарли Рокуэл подготовит необходимый отчет, взгляд его бегал по комнате. Внимание привлекло несколько тяжелых мешков, прислоненных к стене, содержимое которых оставалось загадкой.

— Это песок, — сказал доктор, подняв глаза на любопытного юношу.

— Для чего вам песок на корабле? — не постеснялся своего невежества Итан.

— Чтобы ноги не скользили, — коротко бросил зеленоглазый, вернувшись к изучению бумаг.

— Почему они должны скользить? Вода вряд ли доберется до нашей палубы, а если и доберется, то песок уже не поможет, — Кэр договаривал эту фразу на автомате, хотя уже догадался до истинного предназначения мешков.

— Кровь, мистер Кэрил, — доктор произнес это простое слово с пугающим профессиональным равнодушием.

Итан слегка побледнел. Оставшееся время он стоял молча, борясь с желанием выудить хоть крупицу информации о биографии зеленоглазого. Где он родился? Как оказался у дверей академии целителей имени святого Белариаса? Почему церковь, так ревностно следящая за каждым, упустила из виду этого, несомненно, неординарного человека? Кэр не сомневался, что когда-то узнает всю правду о докторе.

За стеной лазарета, в самом носу корабля, теснилась офицерская столовая, в которую помещался лишь овальный стол и двенадцать стульев. Инквизитор, лишенный возможности снимать свою маску на людях, принимал пищу в своих покоях. По вечерам офицерский состав собирался за этим столом и вел оживленные беседы. Правда, кто-то из них всегда отсутствовал, потому что вынужден был держать вахту на палубе. Таким образом, один из стульев, как правило, пустовал.

Насытившись, офицеры заставляли мистера Кэмбела порадовать их игрой на лютне. Будучи опытным придворным, он мастерски владел музыкальным инструментом и прежде восхищал своей игрой окружение герцога. Первые дни после открытия его таланта в ход шли лишь лирические баллады о героях и красавицах, но со временем общим решением в репертуар были добавлены трактирные песни, порой весьма похабного содержания. Последним, однако, охотнее подпевали за столом. Для того, чтобы исполнить шутливую песню о неверности жены капитана, слишком задержавшегося в плавании, красивым и чувственным голосом обладать было необязательно.

Мистер Кормак, как единственный из офицеров обладающий семьей, не очень любил эту песню. Зато иногда плотник разбавлял звуки лютни, доставая из недр своего плаща собственноручно изготовленную флейту.

Дункан Грин считал вечер пропавшим, если ему хотя бы раз за вечер не удавалось довести публику до истерического смеха. Басистый гогот Огла в такие моменты перекрывал все остальные. Капитан, как правило, оставался молчалив и не поддавался провокациям даже тогда, когда штурман рассказывал очередную байку о любовных похождениях мистера Хольта.

Традицией стало поднимать кубок за мистера Грея, чудотворца, день за днем доказывающего свой талант. Родрик в такие моменты обычно очень смущался, хотя было видно, что похвала ему приятна.

В плавании кашель Ионы усилился. Особенно сильно это замечалось именно во время вечернего застолья. Частота приступов возрастала с пугающей скоростью. Чарли Рокуэл пообещал профессору, что, если им повезет найти землю, на которой будет расти семилистник, доктор приготовит отвар, способный облегчить его страдания.

Огл как-то намекнул доктору, что команда была бы несказанно рада, если мистер Рокуэл воспользуется своим талантом художника и подарит морякам несколько своих картин с изображением образов представительниц лучшей половины человечества. Рассмеявшийся доктор обещал подумать, но пожелание в будущем так и не исполнил.

Мистер Нортхэм большую часть времени был молчалив и чаще других дежурил на палубе по вечерам. Изредка из него можно было выудить некоторые подробности плаваний, в которых ему удалось побывать под началом адмирала Хариса, но даже тогда он был немногословен.

Огл и мистер Норрингтон часто вступали друг с другом в длительный диалог по поводу превосходства той или иной техники боя и часто вспоминали наиболее прославившихся в ратном деле аурлийцев.

Иногда за столом поднимались вопросы политики и религии. Чем дальше на запад удалялись моряки от родных земель, тем более смелые разговоры они себе позволяли. Когда лезвие спора накалялось до предела, ситуацию брал под контроль мистер Кэмбел. Словно опытный кузнец, Артур придавал форму раскаляющемуся спору и затем умело его охлаждал.

Мистер Норрингтон и Артур частенько обменивались колкостями, не оставляющими сомнений в том, что эти двое действительно были знакомы прежде. Несмотря на их замаскированную грубость, открытую агрессию никто из джентльменов не проявлял. Однако, было видно, что и друзьями оба собеседника называться не могли.

Пит и Кэр, сперва чувствовавшие себя не вправе открывать рот за офицерским столом, постепенно стали подключаться к диалогу. Сейчас, к концу третьей недели, они уже ощущали себя частью новой семьи и принимали активное участие в словесных баталиях. Кэр был горд находиться среди лучших мореплавателей своего поколения.

Ложкой дегтя в чаше радости оставался только Пит. Он был на год младше Кэра, но, очевидно, был лучшим собеседником, а в познаниях морских наук оставил молодого барона далеко позади. Не помогало и то, что жили они в одной каюте, и лицо мистера Колгрейна было самым часто встречающимся ему на корабле. Здесь, на «Отчаянии», титулы переставали что-либо значить. Единственная приемлемая на корабле иерархия была вышита на зеленом плаще Кэра в виде штурвала. Согласно ей барон Кэрил и простолюдин Пит были равны. Годы опыта научили Итана не выдавать своих эмоций, сохраняя в тайне его отношение к первому лейтенанту.

Иногда, когда экспедицию окутывал полный штиль, адмирал совершал короткие визиты на корабль капитана Хольта. В эти дни Оливер Харис занимал двенадцатый стул за офицерским столом. Как правило, разговоры в такие вечера были куда более сдержанны, нежели обычно.

Спустившись на еще одну палубу ниже, Кэр оказывался в мире, где распоряжались матросы. Единственным из офицеров, чья каюта располагалась здесь, был Огл. Он самолично, еще на этапе проектирования корабля, попросил Кларка Кормака изменить его устройство так, чтобы быть ближе к команде. Рядом с каютой бородатого боцмана в кормовой части палубы расположился кубрик, в котором матросы и гвардейцы отсыпались в свободное от дежурств время.

Центральную часть палубы занимал большой просторный зал. В корпусе было вырезано множество бойниц для выхода галерных весел. У каждого борта стояло по двадцать скамей, каждая из которых была способна вместить до трех человек. Именно столько людей было необходимо, чтобы максимально эффективно использовать галерное весло. Когда нужды в них не было, весла затягивались внутрь и закреплялись специальными крюками. Мистер Кормак поразил всех, создав конструкцию, позволявшую накрывать затянутые весла специальными деревянными щитами, служащими матросам в качестве обеденных столов. Таким образом, данный отсек мог служить гребцам не только местом тяжелого труда, но и столовой.

В оставшейся носовой части находилась кают-компания. Здесь моряки могли померяться силами или одолжить книгу из небольшой корабельной библиотеки. По вечерам матросы и гвардейцы часто собирались здесь или на верхней палубе и горланили веселые морские песни. Среди хора голосов отчетливо выделялся один, чьи вокальные данные делали любую, даже самую похабную песню произведением искусства.

Самая нижняя палуба, представляющая из себя трюм, была доверху забита продовольствием, бочками с пресной водой, инструментами, запасной парусиной и досками. Ключ от складских помещений был только у капитана, Ионы и мистера Грея, а караул у двери всегда несли два вооруженных гвардейца. Не забыли конструкторы этой плавучей крепости предусмотреть место и для гальюна.

Экипаж «Отчаяния» должен был составлять двести матросов, пятьдесят гвардейцев и двенадцать офицеров. Неожиданно появившийся на корабле тринадцатый офицер оказался неожиданно популярен среди команды. Его ежедневные проповеди на верхней палубе не воспринимались агрессивно, а напротив, приветствовались моряками. Настолько, что капитан уже начал переживать за растущее влияние инквизитора на корабле. У походного храма выстраивалась очередь из желающих исповедаться в своих грехах матросов. Между тем пока проблем инквизитор не доставлял. По крайней мере, он точно не причинял те беспокойства, о которых рассказывал адмирал Харис, когда речь заходила об инквизиторе с его корабля.

Гвардейцы большую часть дня занимались тем, что стояли в карауле или оттачивали свои военные умения. Когда встречный ветер становился особенно сильным, сто двадцать матросов занимали свои места за веслами и принимались за синхронную работу в отработанном темпе. Часть матросов ежедневно поступала в распоряжение мистера Грея и трудилась на кухне. Две дюжины моряков следили за парусами. Самым невезучим доставалась обязанность по уборке корабля.

Жизнь на «Отчаянии» нравилась Кэру. К своему удивлению, он практически не скучал по оставленному позади дому. Однако, помимо тихой ненависти к Питу, Итан столкнулся с еще одной проблемой.

Десятник Уорт был моряком опытным, но человеком недостаточно зрелым в своих суждениях. Приказы молодого и еще зеленого лейтенанта, равно как и необходимость им подчиняться, выводили его из себя. Младший офицер с раненым самолюбием постоянно ставил под сомнение приказы мистера Кэрила и подтрунивал над ним, поддерживаемый гоготом своих товарищей.

Однажды Кэр вышел из себя и призвал Уорта к повиновению вышестоящему по званию офицеру. Ответ десятника оказался куда более дерзким, чем Итан мог позволить себе принять. Возникла ссора, в ходе которой в дело пошли кулаки. На лицах разнимающих их матросов был страх за судьбу товарища. Лейтенант и сам испугался. То, что произошло в тот день на палубе, могло настроить против него всю команду.

Капитан не мог оставить проступок Уорта безнаказанным. Двенадцать плетей он посчитал достаточной расплатой. Итан думал, что исполнение наказания возложат на него, но Хольт поручил это неприятное дело Оглу. Позднее капитан признался, что боцман сам попросил его об этом.

Во-первых, доверь капитан это дело Итану, авторитет лейтенанта был бы окончательно утерян. Уважение и сыновье отношение команды к своему боцману делали кандидатуру Огла наилучшей. Только ему они могли безропотно простить исполнение подобного наказания.

Во-вторых, Кэр никогда прежде не орудовал плетью и не мог соревноваться с Оглом в опыте. Умелая рука боцмана могла бы наносить удары, не причиняя при этом спине десятника Уорта невыносимую боль. Таким образом, Огл убивал двух зайцев, защищая сержанта и Итана одновременно.

В день наказания Уорта раздели по пояс и привязали к мачте. На палубе собрались практически все. Старый боцман тоже снял рубаху и сделал несколько ударов плетью по воздуху, проверяя ее. Капитан объявил причину наказания и начал отсчет.

— Раз! — плеть со свистящим звуком ужалила спину сержанта, оставив на ней красную полосу.

— Два! — и первый след от удара перекрыл второй, образуя крест.

— Три! — и сквозь сжатые зубы сержанта сорвался первый стон.

Голос капитана не дрогнул, когда он считал до двенадцати. Кэр отметил, что следы от ударов оставляли на спине сержанта полосы, но кожу не разрывали. Лейтенант должен был признать, что, если бы исполнение доверили ему, он бы, скорее всего, по своей неопытности не оставил живого места на спине наказуемого.

Наказание оказалось достаточно суровым, чтобы десятник Уорт усвоил урок, но недостаточно жестоким, чтобы превратить его во врага. Позднее капитан распорядился выдать лейтенанту и десятнику внеочередные порции эля, посадил их за один стол. Поговорив и признав свои ошибки, недавние противники пришли к мировому соглашению. Больше сложностей, связанных со своими командирскими обязанностями, Кэр не испытывал.

Позднее подобное наказание постигло только одного матроса. Как и предполагал Итан, интенданту было непросто заработать уважение команды. Моряки с трудом мирились с командованием желтого плаща. Один из них даже зашел так далеко, что, проходя мимо, толкнул офицера плечом. Заметивший это первый помощник Нортхэм не оставил проступок безнаказанным. Джереми был помешан на дисциплине и привлек обидчика мистера Грея к ответственности. Родрик лез вон из кожи, чтобы доказать свое право находиться на корабле, но команда принимала его с большим трудом, даже несмотря на то что интендант ежедневно радовал ее вкусными обедами.

После разрешения конфликта с Уортом Итан, в отличие от мистера Грея, смог поладить с матросами. Он многому учился у них, а они в свою очередь засыпали его вопросами, ответить на которые мог только тот, кто окончил академию. Кэру льстил тот энтузиазм, с которым его лекции выслушивала команда, и он охотно делился своими знаниями. Однако, в один вечер он получил выговор от капитана и сперва даже не понял смысла его претензии.

— Я заметил, что вы сильно сблизились с командой, мистер Кэрил, — сказал Хольт, когда офицеры собрались за столом.

— Да, сэр, нам есть чему поучиться друг у друга, — улыбаясь, ответил Итан, решивший сперва, что это похвала.

Ему хватило несколько секунд, чтобы пробежаться по лицам товарищей и понять, что хвалить его никто не собирается. Улыбка медленно поползла вниз.

— Вы не заметили, что каждый из присутствующих держит дистанцию при общении с матросами? Думаете, это просто так? — тон капитана не сулил ничего хорошего.

— Прошу извинить. Не думал, что теплые отношения с экипажем могут быть восприняты негативно, — встал в защитную позицию Кэр.

— Между офицерами и моряками не должно быть панибратства. Офицер должен являться кем угодно, командиром, отцом, но никак не другом. Как вы думаете, почему? Если вы затрудняетесь ответить, возможно, мистер Колгрейн нам поможет?

— Каждый офицер должен быть незаменим. Обладай команда полными знаниями о навигации и устройстве корабля, нужда в нас отпадет сама собой, — ответил Пит, явно испытывая неловкость из-за того, что его образованность ставит в неловкое положение второго лейтенанта.

— И что тогда? — настаивал на полном ответе Хольт.

— Значительно возрастает вероятность бунта на корабле, — лаконично закончил мистер Колгрейн.

— Верно. Должно быть, вы не очень внимательно слушали этот урок в академии, мистер Кэрил. Я бы попросил вас прекратить свое дружеское общение с командой, — ястребиный взор капитана просверливал Итана насквозь.

Кэру не оставалось ничего, кроме как признать свою неправоту. С этих пор он старался держать необходимую дистанцию при общении с командой. Случившееся не укрепило дружбу лейтенантов. Затаенная обида стала только сильнее. Пит хоть и невольно, но все же вновь публично унизил его, из-за чего атмосфера в их каюте стала еще более напряженной.

Как и обещал мистер Кэмбел, весь офицерский состав, кроме берегущего свое здоровье Пита, стал его постоянным клиентом по части борусского табака. Никто не бывал за дверью его каюты, но все подшучивали, что, должно быть, она от пола до потолка забита шелковыми мешочками с драгоценным сбором.

Итан любил выйти вечером на палубу, закурить трубку и под бодрые песенки матросов смотреть, как солнце тонет в волнах, а в отдалении покачивается «Последний шанс». По распоряжению адмирала Хариса экспедиция все время двигалась строго по направлению на запад. В один из подобных вечеров на полукруге утопающего солнца, в самой середине его основания, Кэру показалось, что он увидел силуэт. Он напряг все свое зрение. Догадка уже посетила его, но он боялся ошибиться и поэтому молчал.

— Земля-я-я! — прокричал он, когда сомнений уже не оставалось.

Корабль моментально ожил. Даже матрос, дремлющий, прислонившись спиной к борту, вскочил, услышав заветное для каждого мореплавателя слово. Весь экипаж высыпал на палубу. Кэру стало страшно, что он ошибся и увиденное им окажется лишь миражом. Но чем ближе они приближались к видению, тем сильнее в нем крепла уверенность. Моряки вглядывались в горизонт, рассматривая очертания неизвестного острова. Возбужденные открытием матросы даже обратились к Оглу с просьбой сообщить капитану, что они готовы сесть на весла, чтобы быстрее достигнуть новой земли.

Капитан, однако, не спешил принять участие в гонке с флагманом за право первым ступить на новую землю. Вместо этого он приказал спустить транспортный ботик на воду и отправился на «Последний шанс», чтобы переговорить с адмиралом Харисом. Из офицеров с собой он взял только Дункана Грина. В период отсутствия капитана на корабле командование принимал Джереми Нортхэм. Команда и оставшиеся на борту офицеры наблюдали, как ботик капитана мучительно медленно движется в сторону флагмана. Исполняющий обязанности капитана мистер Нортхэм подозвал Родрика и распорядился приготовить праздничный ужин.

Итану не было известно точных подробностей о биографии первого помощника, но при взгляде на этого человека сразу ощущалось его внутреннее благородство. Не было никаких сомнений, что он скорее умрет, чем нарушит данное обещание. Вокруг знатной семьи, из которой он имел честь происходить, ходило множество слухов. Будучи старшим сыном в семье графа Нортхэма, юноша мог стать кем угодно. Однако в высшем обществе поговаривали, что отец будущего первого помощника «Отчаяния» настаивал на церковной карьере для сына.

Взбунтовавшийся сын покинул отчий дом и приложил все усилия, чтобы поступить в морскую академию Корквила. Неизвестно, каким образом ему это удалось, несмотря на все влияние его отца. Граф Нортхэм был в ярости и публично объявил, что старший сын для него больше не существует, лишив того права на наследство. Закончив обучение в академии и став одним из лучших выпускников за всю историю, блудный сын попал под начало адмирала Хариса. Старый моряк оценил таланты молодого лейтенанта и быстро продвинул того по карьерной лестнице. Сейчас неслучившийся священник уверенно стоял на палубе, отдавая четкие приказы команде.

Родрик поспешил на камбуз, в голове уже прикидывая, чем бы он еще мог удивить своих товарищей за праздничным столом. Спускаясь на нижнюю палубу, мистер Грей, словно волна, ухватил семерых попавшихся под руку матросов и утащил их за собой.

Затем временный капитан подозвал Огла и попросил раздать морякам двойную порцию эля, чтобы та тоже могла немного успокоиться и отпраздновать. Боцман улыбнулся, довольный тем, что сможет порадовать команду.

— Думаете, это хорошая идея? Разве в случае высадки нам не нужно быть в ясном уме? — Пит задал вопрос, вертящийся на языке у Кэра.

— Бросьте, мистер Колгрейн, мы не успеем достигнуть острова до наступления темноты. Я очень сомневаюсь, что адмирал Харис примет решение высадиться на неизведанный остров ночью.

Остальные офицеры снисходительно улыбнулись неопытности молодых лейтенантов. Пит смутился, впервые пойманный на своем невежестве. Во всеобщей суматохе куда-то пропал мистер Рокуэл. В следующий раз Кэр заметил доктора сидящим на носу корабля, делающего зарисовки приближающегося острова в своей тетради.

Хриплый голос позади лейтенанта, принадлежащий Ионе, спорил с Кларком Кормаком относительно высоты пика, выделяющегося в силуэте острова. Параллельно оба аурлийца сравнивали его с размерами известных вершин шовбурских гор. Поддавшись всеобщему ликованию, из своего убежища вышел даже инквизитор. Йон стоял на палубе, пряча переполняющие его эмоции под маской. Каждый из собравшихся считал, что этот неизведанный остров изменит именно его судьбу.

Кэр смотрел на одиноко стоящего человека в сером плаще, и ему вдруг стало жалко инквизитора. Быть одиноким посреди всеобщего ликования особая пытка. Лейтенант знал об этом не понаслышке. Набравшись мужества, Итан подошел к серому. Правда, оказавшись перед ним, он понял, что совсем не знает, как к нему обратиться.

— Как думаете, что нас ждет? — вышел из ситуации Кэр.