– Доброе утро, мэм, – поприветствовал Джину военный. – Здесь ли проживает Сэм Миллер?
Джина сказала «да» и забеспокоилась.
– В таком случае, мэм, разрешите мне лично вручить ему повестку. Демократия в опасности. Стране нужны герои.
– Ах, вот оно что, – Джина была невозмутима, – у нас как раз то, что вы ищете. Сэм! – крикнула Джина. – К тебе можно?
– Какого чёрта принесло в такую рань? – Сэм любил поспать. – Ты погуляла с Джинджером? – в свою очередь спросил он у матери.
– Погуляла, – ответила Джина и пригласила человека в форме пройти в комнату Сэма.
Первым делом военный увидел беспрерывно вздыхающий и стонущий кокон. Из кокона торчала голова юноши с двух-трехдневной щетиной на щеках.
– Сынок, – сказал офицер, – будь любезен, встань.
– Не встану.
– В таком случае это уже не просьба, а приказ, – рявкнул военный.
– Все равно не встану, – рявкнул в ответ Сэм.
Человек в форме растерялся.
– Мне приказано передать тебе повестку. Завтра в 6.00 за тобой заедет автобус. Советую к этому времени оторвать свою задницу от…от…, -военный замешкался, не зная как назвать кокон…, – от трубы, – выдал наконец он, – привести себя в порядок и немного поесть, чтобы во время поездки не пришлось останавливаться ради твоей блевотни.
На шум голосов вышел Боб.
– Сэр, вы отец Сэма Миллера? – военный был наредкость прозорлив.
Боб кивнул.
– В таком случае, позаботьтесь, чтобы к завтрашнему дню парень был готов отправиться к месту службы. Я вижу, он любит поспать. Во Вьетнаме его отучат от этой скверной привычки.
Боб, Джина, Сэм весело рассмеялись. Сэм сквозь смех пообещал: – Во Вьетнаме я вообще не буду ложиться, – и семья снова громко расхохоталась.
Военный покраснел, швырнул повестку на стол и собрался уйти. Родители Сэма предложили ему прежде поговорить в столовой. Там офицер узнал, что Сэм, увы, не может ходить, не может дышать и жизнь его зависит от мотора и герметичной барокамеры.
– Да, но почему же вы сразу не сказали? Почему в канцелярии ничего не знают? Почему мне приказали вручить эту грёбаную повестку? – военный выглядел очень растерянным. – Прошу прощения за недоразумение. А я-то думал, вы просто издеваетесь надо мной, думал, может, парень в домашнем солярии лежит или он йог какой-нибудь особенный. Прошу прощения за беспокойство.
Человек в форме ушёл, а семья Миллеров еще долго вспоминала как Сэма чуть было не забрали в армию, да не просто в армию, а еще и во Вьетнам хотели отправить, будь он неладен, этот Вьетнам и эта никому не нужная война.
Глава 4
Сэм, как и все молодые люди в Америке хотел независимости и был уверен, что рано или поздно сможет сам оплачивать все свои счета. Дело оставалось за малым: получить высшее образование и вместе с ним профессию. Лучше всего у Сэма (по его мнению) получались три вещи: думать, запоминать, говорить. Да, он неплохо рисовал, но стать художником означало рисовать с утра до вечера, а такое времяпрепровождение Сэма нисколько не прельщало. К тому же художники должны писать с натуры, работать с моделями, искать виды, о, нет, в академию живописи Сэму путь был заказан. Далее. Сэм умел петь. Певцы-карлики встречались в истории музыки, певцы с парализованной диафрагмой – нет, нет, нет, такое на ум не придет даже фантасту. Литература? Вряд ли. Писатели – это кладези впечатлений, у них прекрасно развита фантазия, образное мышление, они дни и ночи проводят за печатной машинкой. Сэм писал стихи. Сэм написал сценарий – маловато для поступления в литературный институт, и еще вопрос, будут ли люди платить за его книги, кто знает, что там на уме у этих современных читателей. Нет, определенно, стать писателем не вариант.
Поразительно, сколько здравомыслия было у Сэма. Возможно, физические ограничения помогали ему не очаровываться самим собой и трезво смотреть на мир.
Точные науки? Сэм понимал кое-что в физике, математике, химии. Копать глубже ему не хотелось, не чувствовал он в себе такой тяги к этим предметам, не видел он себя физиком-теоретиком или Менделеевым, которому во сне сняться таблицы.
Иностранные языки? И что с ними делать? Переводить книги? Скучно, долго и опять нужна печатная машинка. «Боже, помоги, я требую, мне надо»,
– так молился в те дни Сэм. Бог внял его молитвам. Выглядело это так. По телевизору показывали сериал про адвоката Джона Уэйна. Сэм смотрел фильм вполглаза, но всё-таки смотрел. Джон Уэйн занимался уголовным правом и гражданским. Суть его работы сводилась к встречам с клиентами (клиенты сами приходили к нему), знакомству с документами (клиенты сами их приносили, некоторые он получал по почте), к выступлениям в суде (Сэм вполне мог выступать, если его привезти в зал) и к получению гонораров. Гонорары Джой Уэйн получал разные: иногда сотню, другую долларов, иногда десятки тысяч долларов, всё зависело от дела и от того, кого он защищал. Джон Уэйн блестяще говорил, блестящим речам предшествовал сложный мыслительный процесс, основой для которого была память. Проще говоря, адвокат, как и Сэм, запоминал, думал и говорил.
– Эврика! – закричал Сэм.
На крик прибежали родители.
– Эврика! – повторил он. – Я буду юристом. Это мое.
Боб и Джина переглянулись: они слабо представляли Сэма, отстаивающего чьи-либо права. Впрочем… почему нет?… всё возможно, если очень захотеть и приложить усилия. Оставалось только выбрать университет и добиться, чтобы Сэма туда приняли. Успех со школой окрылял, но школа есть школа, а высшее учебное заведение это совсем другое дело, туда пробиться очень сложно, если вообще возможно. Сэм был настроен на успех. Поступать решили в Южный методистский университет в Далласе, благо Даллас находился всего в 20 км от Фриско, то есть добраться до него не составляло проблем. Это с одной стороны, это если человек здоров. Если же человек сам не в состоянии передвигаться, ситуация кардинально меняется. Миллеры на семейном совете решили, что университет, как и школа, позволит им учиться дистанционно. Приемная комиссия доводы четы Миллеров не приняла и Сэму в приеме документов было категорически отказано. Семья не сдавалась. Два года она добивалась права учиться. Дело Сэма Миллера дошло аж до губернатора Штата Техас господина Дэниела Дей-Льюса. Господин Дэй-Льюис был относительно молодым (39 лет) и потому настроенным на перемены. Он знал, что Сэму отказали, сославшись на его инвалидность, но нигде в законах США и конкретно штата Техасс инвалидам не запрещалось получать высшее образование. Университет возразил: – Не запрещается, – было сказано в письме к губернатору, – но инвалиды бывают разными. К примеру, на человека без ноги или на человека, которому удалили опухоль, особых затрат на обучение не потребуется, а как быть с тем, кто не может самостоятельно перемещаться? Каким образом Сэм Миллер будет присутствовать на лекциях, как он будет проходить практику, наконец, как он будет передвигаться по кампусу, совершенно не приспособленному для перемещения лиц с ограниченными возможностями? Еще проблема – общежитие; разве Сэма можно поселить в нём на таких же условиях, как и здоровых студентов? Его машина для дыхания наверняка требует много электричества – университет не готов переплачивать за коммунальные услуги. И главное: университет поставляет стране и миру высококачественных специалистов, университет отвечает за их подготовленность и способность работать в дальнейшем, но что делать с человеком, у которого по сути есть только голова? Каким образом он будет заниматься адвокатской практикой, не имея возможности поставить подпись?
Губернатор хотел, чтобы в его штате слово демократия было не только словом, но и делом, поэтому вопросом Сэма он занялся лично, и все равно прошло несколько месяцев, прежде чем университет (к слову, он был частным, а не государственным) пошел на встречу Миллерам, выдвинув несколько категорических условий. Во-первых, Сэм Миллер обязан нанять помощника, который будет находится при нем неотлучно. Помощник должен иметь медицинское образование и опыт работы с такими тяжелыми пациентами как Сэм. Во-вторых, Сэм Миллер обязан вакцинироваться новой вакциной от полиомиелита. Здравый вопрос от Сэма и губернатора «зачем» остался без ответа, университет просто требовал и не желал давать какие-либо объяснения. В-третьих, платить семья Миллеров будет больше, чем обыкновенный студент, так как Сэму необходимо выделить целую комнату в общежитии, да еще потребуются услуги электрика, чтобы подключить кокон к электросети общежития и регулярно наблюдать за исправностью подключенного оборудования. В-четвертых, Сэм будет учиться на два года больше, чем другие студенты, так как едва ли он сможет с такой же скоростью осваивать учебный материал как все остальные. Далее, Миллерам следует уже сейчас приступить к решению вопроса о дальнейшем трудоустройстве, в противном случае университет даже после успешного сданных экзаменов выдаст не диплом, а справку о прохождении учебы. Губернатор Дэниел Дей-Льюс, надо отдать ему должное, очень дорожил своей репутацией честного и доброго человека, поэтому он лично заверил администрацию, что Сэм будет принят в коллегию адвокатов и получит лицензию на адвокатскую деятельность. Администрация заверила губернатора в расчет принимать отказалась, так как к моменту окончания Сэмом университета еще не известно, будет ли господин Дей-Льюс губернатором или нет. К тому же губернатор никак не может повлиять на адвокатскую палату, ведь именно там будут решать выдавать Сэму лицензию или не выдавать. Губернатор вынужден был согласиться с этими доводами, но помощь все равно оказал. А именно Сэму была назначена губернаторская стипендия, которая покрывала все расходы на обучение; люди Дэниела Дей-Дьюса помогли Сэму переехать в Даллас и установить кокон в общежитии; и нашелся человек, который стал помощником Сэма, точнее помощницей. Её звали Кэти Гейнс. По образованию она была медицинской сестрой и к моменту встречи с Сэмом уже отработала целых десять лет в центре, специализирующемся по реабилитации больных с той или иной формой паралича. Университет во главе с ректором сдался, и Сэм был зачислен на первый курс юридического факультета. По такому случаю семья Миллеров, включая конечно же Джинджера, устроила вечеринку в одном из кафе Далласа. Родители сердечно поздравляли Сэма с победой. Джина назвала его«рыцарем», Боб согласился, что сын действительно настоящий воин.
Джинджер целый вечер лизал ему лицо, чем тоже подтверждал свою любовь. Сэм хотел взять песика в общежитие. Родители отговорили его, ведь Джинджер по собачьим меркам был уже старичком и дома во Фриско ему будет жить куда привольнее, чем в Далласе. Сэм подумал, подумал и спорить не стал. Его теперь интересовала только учеба, которая точно займет все свободное время, а с собакой надо заниматься, «так что о᾽кей, – сказал Сэм, -я знаю, что вы позаботились о Джинджере, мне же лучше побольше заниматься, иначе я так и останусь, дорогие родители, на вашей шее, что для меня невыносимо». «О᾽кей, – ответили родители и вечеринка продолжилась.
Сэм, хоть и был лишен возможности двигаться, приспосабливался к новой обстановке на удивление легко. Ему понадобилась всего неделя, чтобы познакомиться со всем курсом, к общежитию он привык за день, с новой сиделкой Кэти Гейнс Сэм как будто век был знаком, так легко и быстро они сошлись. Кэти была на десять лет старше Сэма и сразу дала понять, что отношения у них будут только деловые, не о какой личной близости речи идти не может. Сэм – заказчик услуги, Кэти – ее исполнитель. Сэм мысленно усмехнулся. «Как бы не так, – подумал он, – через неделю ты будешь мне рассказывать местные новости, а через месяц я узнаю про всю твою жизнь, про всех твоих парней и бывших и нынешних, если они есть». Так и вышло. Кэти действительно подружилась с Сэмом. У них было довольно много времени на общение, особенно пока они гуляли по кампусу. Университетский городок впечатлял своими размерами. Там были огромные корпуса факультетов, лаборатории, научная библиотека, офисы, инженерный центр, два общежития – одно студенческое, второе для преподавателей, бассейн, стадион, теннисные корты, спортзал, концертный зал, несколько столовых, университетский музей и даже небольшой парк. В то время не было приспособлений для комфортного перемещения инвалидов, зато люди были отзывчивые. Студенты, рабочие, преподаватели помогали закатывать кресло с Сэмом в лифт и выкатывать обратно, переезжать высокие бордюры, высокие пороги, в столовой ради Сэма убрали заградительные столбики с лентами, отделявшие очередь на кассу от остального пространства. Библиотекари печатали для Сэма лекции, если не было готовых копий. В общежитии время от времени ребята устраивали дискотеки на этажах, и к их чести никогда не забывали про Сэма. Кэти в такие вечера могла отдохнуть, потому что Сэм был в центре внимания. Его угощали нехитрой студенческой едой – сэндвичи, жареная картошка, жареные сосиски, ему наливали ром-колу и пиво, его катали, изображая танец, девушки целовали его в щеки, парни жали его сухие тонкие ладошки в знак уважения и дружбы. Сэм блаженствовал – столько любви и внимание он не получал даже в родной семье. В школе его тоже не особо баловали вниманием, а вот студенты совсем другое дело, может, Сэм вдохновлял их своим мужеством, может сердца их были мягче, поэтому они принимали как родного. Впервые в жизни Сэм мог произнести слово «друг» и услышать чье-нибудь бодрое«привет», «как дела», «чем я могу помочь». Конечно, были и недоброжелатели. Так где их нет? Они повсюду. Вопрос в другом: слушают их или не слушают, придают их злоречию внимание или посылают подальше как только они разевают рты, чтобы выдать очередную порцию сплетней и гадостей. Всего несколько студентов обходили Сэма стороной, а при случайной встрече смотрели с презрением. Всего несколько преподавателей из сотни возмущались на ученых советах тем, что инвалидам не сидится дома и они лезут туда, где здоровым-то тяжело, а больным вообще не место. Вот и кто после этого более увечный – взрослый человек, полный сил и презирающий физическое бессилие другого или юноша, способный ученик и студент, не желающий умирать раньше смерти? Сэм так говорил на этот счет.
– Вот меня жалеют, а почему? Потому что я не мозолю богу глаза своей суетой. Обычный человек бегает, бегает и ничего не меняется в его жизни и в мире. Я не бегаю, но у меня каждый день что-нибудь новое. Кто живет по- настоящему – кто ходит без всякого смысла туда-сюда, кто гоняется за привидениями, ну, деньгами, собственностью, престижем, или кто непрерывно меняется? Большинство людей обречено на небытие уже при жизни, потому что они не имеют ясной духовной цели, потому что не преодолевают свою лень, обидчивость, злобность или любые другие проявления эгоизма. Особенно страшна жалость к самому себе, а мне себя не жалко, у меня все есть: мои легкие – машина, которая работает день и ночь, мои руки, ноги – ты, Кэти Гейнс, а мое сердце и мои мозги – это мое! сердце и мои! мозги. Их у меня никто не отнимет. Любовь не в руках-ногах, любовь не в теле, ведь так, правда, согласись? Меняют мир идеи, мысли. Техническое развитие – это не развитие, а вот изменение морали, нравственных устоев, изменения в сфере духовности действительно делают людей ближе друг к другу и к Высшей Силе. Я убежден, – Сэм, несмотря на молодость, имел крепкие убеждения, – мир может развиваться всего по двум направлениям – в сторону духовности и в сторону от духовности. Технический прогресс приводит в основном к совершенствованию орудий убийств. Чего стоит первая мировая, вторая мировая, Корея, Вьетнам? Нет, определенно, мне повезло. Я не могу активно творить зло и в этом мое счастье. Дай мне руки, ноги и может, я был бы новым Наполеоном или Гитлером. А так учусь себе потихоньку и все хорошо, все спокойно, все правильно.
Кэти вполне разделяла философию своего друга и пациента. Они часто философствовали за чашкой чая, и в такие моменты не было на земле людей счастливее, чем больной телом, но здоровый духом Сэм Миллер и его верный «оруженосец» добрая и сильная Кэти Гейнс.
Благодаря хорошим отношениям со студентами и преподавателями учеба Сэму давалась легко. Помимо учебы он активно (но в меру своих сил) участвовал в студенческом театре, участвовал в студенческой газете, где публиковали его стихи и рисунки. Вся комната Сэма была увешена портретами Бэтти, Джинджера, автопортретами. Сэм любил рисовать индейцев, особенно ему удавались чероки, апачи и команчи, о, да, Сэм хорошо знал историю родной страны, поэтому в его работах не было ошибок. Он точно изображал профили, цвет кожи, оперение, оружие. Особое место занимали изображения родителей и Кэти Гейнс. Кэти считала нескромным, что ее лицо украшает комнату. Сэм придерживался другой точки зрения. Он считал, что Кэти надо рисовать как можно больше, равно как и фотографировать. Полагаем, Сэм все-таки был влюблен в свою помощницу, впрочем, он никогда не говорил о своих чувствах, поэтому приходится ограничиваться только догадками.
Годы обучения пролетели незаметно – это легко говорить историку, в жизни, конечно, не все так просто, как на бумаге. Сэм после университета закончил аспирантуру по праву, сдал экзамены на адвоката и начал частную практику. Только два события омрачили его жизнь того периода. Умер Джинджер, хотя для собаки он прожил долгую жизнь – целых 19 лет, и Бэтти, на чье сердце Сэм все-таки рассчитывал вышла замуж (уже говорили об этом) и переехала в Канаду. Во всем остальном Сэм преуспел. Судьба, лишив его тела, одарила многим другим, в первую очередь добрым сердцем и, как следствие, здравомыслием. Сверстники Сэма, имея руки и ноги, часто увлекались алкоголем, марихуаной и другими наркотиками, отчего умирали, едва дотянув до тридцатилетнего рубежа. Многие погибли во Вьетнаме или вернулись оттуда искалеченными морально и физически.
Вот простой пример здравомыслия Сэма. Он уже был адвокатом с трехлетней практикой, когда ему позвонили из Методического Реабилитационного центра – крупнейшей больницы Далласа, и предложили встретиться с неким Дэвидом Бруксом. Дэвид занимался хирургией и восстановлением больных с частичным или полным параличом. Сэм сначала отказался от встречи, потом передумал и пришел в кафе «Магнолия», где его ждал доктор.
– Мистер Миллер, – Дэвид Брукс был врачом и настоящим янки, поэтому говорил мало и по существу, – под моим руководством был создан аппарат для помощи больным с параличом диафрагмы. Он гораздо тише и меньше вашего, вы, наконец, будете спать в постели и есть за столом. О, кей, я могу продолжать?
Сэм тоже был янки и профессионалом в своей области, поэтому на вопрос ответил еле заметным кивком.
– Единственное, что требуется для моего аппарата – это трахеостома, то есть дырка в шее. О᾽кей?
Сэм попросил Кэти отвезти его домой, продолжать разговор он не хотел, потому что прекрасно знал каково это жить с дыркой в шее. Дэвид Брукс не стал его уговаривать, оплатил кофе и передал Кэти свою визитку со словами: – Если передумаете – звоните, всегда к вашим услугам. Кстати, вам не пришлось бы платить ни цента, наоборот, вам бы выплатили десять тысяч.
Сэм не удержался: – Купите на эти деньги кроликов и тренируйтесь. Еще раз побеспокойте меня и встретимся в суде.
– О᾽кей, – Дэвид был еще и джентльменом, – вы неправильно меня поняли. Я не хотел ставить на вас эксперименты. Технология уже прекрасно отработана. Десять тысяч – мое подношение вам за мужество жить.
Сэм Миллер взорвался.
– Чёрт возьми, – заорал он, – я такой же человек как и вы, как и все здесь вокруг.
Посетители кафе стали поднимать головы из-за необычного шума.
– Да, меня возят, но я сам оплачиваю жилье, сам плачу помощнице, за свой кофе я тоже расплачиваюсь сам. У меня нет подружки, но это пока. Вы, разорви вас стая бешеных койотов, не имеете права меня жалеть. Я плевал на жалость. Это мне вас жалко – вы суете подачку и думаете, что вы благородный человек. Чушь! Благородно – заткнуться и молчать, если видите перед собой человека, который не может дать сдачи. Я плюю на жалость, на деньги, на сочувствие.
И Сэм несколько раз плюнул в разные стороны. О, да, он тоже был джентльменом, и его слова никогда не расходились с делом.
Дэвид Брукс улыбался, он был в восторге от Сэма Миллера. Он попросил у него визитку, и когда получил ее из рук Кэтти, задал вопрос: – О᾽кей, мистер Миллер. Вы же специализируетесь на гражданском праве?
– Какого чёрта вам еще надо? – Сэм успокаивался медленно.
– У меня бракоразводный процесс. Мне нужен хороший адвокат. Я могу обратиться к вам?
– Можете, – Сэм почти остыл, – заплатите 1000 долларов и завтра в девять ноль-ноль жду вас по тому адресу, который указан на визитке. Не опаздывайте, доктор, у меня очень много дел. И вы мой не единственный клиент.
Дэвид Брукс пообещал не опаздывать. На том их встреча с Сэмом закончилась.
Процесс по делу четы Бруксов длился год и по итогу Сэм Миллер выиграл дело, чем заслужил еще большее уважение врача и изобретателя.
Лиза Джеффри влюбилась в Сэма с первого взгляда. Её бывший муж, зная, что у нее появились проблемы с одним из банков, где Лиза взяла небольшой кредит на ремонт дома, предложил ей воспользоваться услугами необычного адвоката.
– И в чем же его необычность? – Лиза не могла не спросить этого. – Он урод или, наоборот, красавчик? Он цветной? У него две головы и четыре ноги? – Лиза не знала, что еще придумать.
– А-а, он не берет денег с клиентов? Он спит с клиентами, если выигрывает их процесс? Или его трахают, если он проиграл? Он бухает и курит травку? Лиза была настоящей хиппи и все у нее вращалось вокруг секса и наркотиков. Бывший ответил коротко: – Увидишь.
– О᾽кей. Давай его визитку. Хоть ты и поддонок, но у тебя отменный нюх на людей.
Бывший нисколько не обиделся на поддонка и передал Лизе визитную карточку Сэма Миллера.
Лиза влюбилась в него сразу. Она пришла в восторг от того, что за Сэма дышит кокон. Она крикнула «вау», когда узнала, что из всех органов у Сэма шевелится только голова и еще одна «штучка». Она сразу спросила об этом. Сэм в карман за словом не лез, у него всегда были наготове шутки по поводу своего тела.
– Я ненасытен, – сказал он, – моя «штучка» и мои мозги работают за десятерых, потому как руки и ноги, похоже, свое отработали в прошлой жизни. Кстати, – продолжил Сэм, – вы красотка, я сделаю вам скидку 5%, но только на ту часть, которая отвечает за дело. За все остальное, детка, вы заплатите сполна.
После таких слов Лиза пришла в еще больший восторг, она обняла Сэма (он был в кресле) и крепко-крепко поцеловала в губы. Кэти от такого фамильярного поведения клиентки громко фыркнула и всем своим видом выказала недовольство. Сэм фырканья и недовольства не заметил. Лиза действительно понравилась ему, оно и понятно, ведь не каждый день в его дом заходили красотки и сходу лезли обниматься и целоваться.
Роман их длился всего месяц. Они успели сходить в кафе, в кино, на концерт «The Yardbirds», несколько раз накурились до одури, несколько раз смертельно поругались и тут же помирились. Лиза часто и вроде как серьезно говорила, что хочет родить от Сэма, требовала уволить Кэти, предлагала пожить в Европе. К концу месяца она перестала платить, перестала отвечать на телефон, а потом и вовсе пропала, так же быстро, как и появилась. Сэм с горя напился – он залпом высадил несколько мартини, а потом весь вечер смотрел сериал из жизни вампиров. Кэти внутренне торжествовала. Нет, она не была влюблена в Сэма как женщина, но очень любила его как человека, и она видела Лизу Джеффри насквозь, она понимала, что Лиза – девушка сумасбродная, поэтому не доверяла ей и просила Сэма быть осторожней.
Окончательно забыть Лизу Сэму помогли коллеги-юристы. Так получилось, что они один за одним женились и по случаю женитьбы устраивали шумные мальчишники с посещением стриптиза, катанием на яхте, на воздушном шаре, на самолете. Потом Сэма звали на свадебные торжества, где было много алкоголя, где люди веселились по несколько дней. Сэм завидовал парням, он, признаться, очень хотел обзавестись семьей, все-таки быть на земле и не оставить потомства – неправильно. Друзья его поддерживали как могли, знакомили с подругами жен, а те по большей части шарахались, как лошади, от человека – головы, либо смотрели на Сэма как смотрят на карликов в цирке, то есть с жалостью, отвращением и любопытством, не воспринимая всерьез как человека. От предков – ковбоев Сэм унаследовал стойкий характер, однако обидно, чертовски обидно, когда женщины обходят тебя стороной, только потому, что ты не такой, как все.
– Кэти, – Сэм любил рассуждать при ней, – вот объясни мне, глупцу, что делает человека человеком – голова или тело? Согласись, – Кэти уже сто раз высказывалась по этому вопросу, поэтому Сэм не ждал от нее ответа и рассуждал дальше, – мозги определяют судьбу. Руки, ноги – всего лишь механизм, биомашина, на большее они не годны. Умом я принимаю решение, даже совершаю поступок, то есть ум во главе всего. Почему же для бабья (Кэти знала, что Сэм к «бабью» ее не относит) – я урод, инвалид, почему они платят мне как адвокату, но смотрят на меня свысока? Неужели они думают, что это физические возможности открывают для них мир, оберегают их, а не Высшая Сила? Бог также кормит меня как и их, только они свой кусок сами подносят ко рту, а мой кусок подносишь ты, но суть та же! Ты – такие же руки-ноги, ты – инструмент, данный мне для выживания. Само по себе тело не имеет ценности, тело, чёрт возьми, – инст-ру-мент! И я – инструмент в руках божьих. У него есть план на всех людей! Все люди – инструменты! Я как божий инструмент не менее совершенен, чем все остальные. Со мной больше возни, конечно, безусловно. Но кому возня, а кому и работа, кому и духовный рост – я имею в виду тебя. Ты растешь духовно, заботясь обо мне. Я расту духовно, заботясь о других людях. Я служу и ты служишь – мы совершенно не отличаемся друг от друга, отличается только способ служения. Человек – это воля, мысль, душевный порыв. Жизнь – это преодоление обстоятельств. О᾽кей, когда у тебя есть руки-ноги, когда ты дышишь сам, а не зависишь от машины, жить, наверное, удобнее. Такую жизнь называют независимой. А что плохого в том, чтобы зависеть от людей? Если волей или неволей ты просишь о помощи, гордость, будь она не ладна, сдувается как шарик. Просьбой о помощи убивается эгоизм. Чем больше я прошу, тем больше мне помогают, тем больше я даю другим возможностей проявить себя как людей, то есть посланцев Высшей Силы сюда, на Землю. Разорви меня акулы, если я не прав. Мы все даны друг другу, мы не имеем права отделяться друг от друга и замыкаться в себе. Человечество суть единый организм, а люди делят себя на белых и цветных, на друзей и врагов, воюют, убивают, грабят. Ну хапнул ты в одном месте и думаешь, что хапнутое теперь твоё. Как бы не так – от тебя тут же уходит такая же точно часть, которую ты приобрел воровством. Убивая – ты убиваешь себя, грабя – ты грабишь себя, насилуя – ты насилуешь свою бессмертную душу. Да, душа бессмертна – иначе жизнь не выкидывала бы таких фокусов как со мной. Я еще не предел. Сколько умирает от моей болезни, сколько умерло. Знаешь, у меня было два друга – Эндю и Фил, один лежал справа, другой слева, один был весельчак, другой мрачный зануда, так вот, оба они умерли. Веселый, Фил, умер через пять лет лежания в коконе, мрачный, Эндрю, через семь лет. А я выжил. Я даже научился дышать сам! Почему? Так захотела высшая Сила, наверное, я очень хотел жить, я очень люблю жизнь и я нисколько не обижаюсь на Создателя за то, что он превратил мое тело в живой труп. Да и не такой уж я и труп, ну, не могу ходить, не двигаются руки, зато сердце, желудок, кишки, мозги в полном порядке. Глаза мои видят, уши слышат, я прекрасно сплю и у меня отличный аппетит. У меня – заткни уши, Кэти, – такой стояк по утрам, что я боюсь разломать им кокон… Тупое бабьё, ничего не понимает в мужиках!
И Сэм в завершении своего монолога громко расхохотался.
Кэти радовалась от всей души за Сэма. «Слава богу, – думала она, – мой рыцарь ожил и больше не переживает из-за этой сучки Джеффри. Из-за гордячки Бэтти он тоже больше не страдает, хотя до сих пор посвящает ей стихи. Видно, она стала прекрасным образом, музой. Что ж, в роли музы она хороша, а вот какой бы она была женой никому не известно».
За все последующие годы отношений у Сэма больше не было, видно Бог не хотел его впутывать в семейные дела, от которых иной раз так трещит голова, что хочется удавиться.
Глава 5
Не было у Сэма больше отношений, зато в конце восьмидесятых у него появился компьютер, а чуть позже интернет. Интернет позволил Сэму осуществить свою давнюю мечту найти таких же как он, то есть парализованных от шеи до пяток, прикованных к кокону и одержимых желанием жить. Первую, с кем он познакомился, звали Линда Миллард. Она была младше Сэма на год, а заразилась полиомиелитом, когда ей только-только исполнилось пять лет. Линда в детстве мечтала стать балериной. Сэм хорошо запомнил несколько строчек из ее письма. «Я думаю теперь, – писала она, – о своей жизни как о балете. Я должна балансировать. Бог вдохнул в меня необыкновенную энергию, так почему бы ее не использовать? Почему я должна сдаться и выбрать смерть? Всякое дыхание да славит Господа» – так звучит последний стих богослужебной Псалтыри. Единственное, что я умею делать и что не зависит ни от каких обстоятельств – это благодарить. Я хочу, чтобы каждый мой вдох, будь он самостоятельный или с помощью машины, был гимном жизни». Вторую женщину, с которой Сэм начал переписку, звали Сара Рэндольф. Она заболела полиомиелитом, когда ей было 20 лет. Год она пролежала в коконе, после чего забыла о нем на полтора десятилетия. Болезнь нагрянула второй раз, когда Сара схватила воспаление легких. Антибиотики помогли, она осталась жива, но диафрагма перестала работать. Днем Сара пользовалась аппаратом для вентиляции легких с положительным давлением. Аппарат был похож на маску, он сам доставлял в легкие воздух и за счет разницы в давлении обеспечивал вдох и выдох. Ночь приходилось проводить в коконе, потому что долгое ношение маски могло привести к проблемам с бронхами или с чем-то другим в легочной системе. Сара толком не могла объяснить про осложнения, ведь она была филологом и в медицине не разбиралась. С Линдой и Сарой Сэм организовал нечто вроде содружества и несколько лет они боролись за доступную городскую среду для инвалидов и за персональные пенсии от государства. Чиновники отбивались как могли от потока исков и писем. К троице постепенно присоединились инвалиды из разных штатов, движение разрослось и принесло свои плоды.