Рыцарь Стальное Сердце

Слуга принес новые свечи взамен оплывших. Его появление хоть как-то развлекло отчаянно скучавших учеников.

– Наконец, – сэр Джон Таллис был неутомим, – следует сам король, окруженный принцами крови, герцогами, высшими сановниками, констеблем, мундшенком, мундкохом, почетным рыцарем, сокольничими и егермейстерами. Все придворные одеты в платье из золотой парчи и алого бархата с символами должности, которую они занимают. Головы и гривы придворных коней украшены страусовыми перьями, вокруг шеи у них кольца из серебряных колокольчиков. На короле белая туника, усеянная золотыми цветами. Едет он на белом коне, украшенным бархатным черпаком небесно-голубого цвета. Черпак так длинен, что волочится по земле. Около короля едет верховой оруженосец с вызолоченными и усеянными золотыми звездочками копьём, на копье штандарт, также усеянный золотыми звездочками.

За королем следует поезд королевы со свитой, а за ним – приставы, стрелки и гайдуки.

– Далее, любезные мои, – слушателей немного удивил столь ласковый тон, который взял рыцарь Джон Таллис, – я вам поведаю как проходит сам турнир…

Генри хотелось воскликнуть: «Я знаю, я все видел сам, я участвовал, но он, конечно же, не смел подать голос и оставался недвижим, как и все остальные пажи и оруженосцы.

– Лишь только король и королева, – казалось, что Джон Таллис не читает, а все произносит наизусть, – занимают свои места, как выходит герольдмейстер и, громко провозглашает: «Слушайте, слушайте, слушайте! Господа участники турнира! Господа судьи просят и предупреждают вас не нападать с тыла и не разить противника ниже пояса; никто не должен поразить другого по ненависти; никто не должен вступать в бой после того, как звук труб возвестит об отступлении». Затем судьи, подняв свои белые жезлы возвещают: – Рубите канаты, пустите рыцарей в бой!

Простые воины тотчас топорами рубят канаты. Раздаются звуки труб. Мчатся рыцари, осеняя себя крестным знамением. На арену выезжают сначала две кадрили рыцарей. Они сталкиваются в центре и мигом ломают все восемь копий. Далее рыцари мчатся за новым оружием. Вся арена усеяна обломками оружия, клочками оборванных шарфов. Из всех сражающихся на арене остается только двое бойцов. Борьба продолжается! Успех победителя провозглашается трубами и громогласными кликами. Так заканчивается первый день. На другой день характер битвы меняется. Происходит воображаемая атака бастиона, взятие приступом вала и защита моста через реку. Затем все рыцари представляют битву на поле сражения.

Но вот бой окончен; наступает время вручить награду победителю. Герольды и маршалы собирают голоса присутствующих, включая дам. Собрав голоса, герольды и маршалы отдают отчет королю. Судьи во всеуслышание провозглашают имя победителя, а герольды громко прославляют его. Король говорит… Генри представлял в этот момент, что король обращается именно к нему…

– Господин рыцарь! Вам присуждена данная награда по праву, с согласия всех славнейших рыцарей, а также с согласия благородных дам. Все видели ваше рвение! Награда и честь принадлежит вам по праву… …Генри благодарит короля, преклонив колено. Его голова увенчана лавровым венком. Снова раздаются восклицания и рукоплескания! Вот он –Великий День! Главный День! Славный День!

А Джон Таллис тем временем продолжал чтение бесконечной рукописи.

–…После турнира рыцарь снимает свое запыленное, а часто и сломанное вооружение и отправляется в баню. Вымывшись, он облачается в легкое полукафтанье яркого цвета и с прекрасной вышивкой.

К этому костюму надеваются узкие панталоны цветные короткие ботинки, белый шелковый пояс, обшитый золотой бахромой. Дополняет костюм красная мантия с богато вышитым воротником. На груди красуются ордена, на голове красуется бархатная шапочка с пером. Нарядившись таким образом, рыцари ожидают пажей, которые должны сопровождать своих патронов во дворец, где уже приготовлено пиршество для придворных дам и кавалеров, а также для всех участников турнира.

Когда все сели за стол и весело принялись за вкусные изысканные кушанья, то вдруг быстро отворяются одни из дверей громадной залы, и туда является громадный единорог. На нём сидит леопард, который держит в когтях знамя и маргаритку. Далее является карлица, одетая пастушкой. Эта карлица сидит на золотом льве, механический лев раскрывает свою огромную пасть и поёт рондо в честь прекрасной пастушки. За ними является в залу громадный кит, длиной шестьдесят футов, а далее шествуют два великана. Хвост и плавательные перья кита находятся в постоянном движении, а вместо глаз у него вставлено два больших зеркала. Кит раскрывает пасть, и оттуда выходят сирены, которые поют чудные песни, а потом 12 витязей. Витязи сначала танцуют, потом сражаются, пока великаны не прикажут им прекратить бой и снова войти в пасть…

Чтение наконец-то прекращается. Пажи и оруженосцы, кто спал, просыпаются. Те, кто не спал, радостно улыбаются, потому как урок закончен и предстоит добрый ужин. Джон Таллис делает знак, что учебную залу можно покинуть. Сам он никуда не спешит, потому что стар и большего значения для него, где сидеть, нет.

Генри Маршал понимал, что придет время и о нем, равно как и о его товарищах, придворный летописец составит повесть – такую же длинную и скучную, и такой же старик будет читать ее следующим поколениям учеников, и те, подобно предшественникам, будут спать на уроках или заниматься своими мыслями, терпеливо дожидаясь сигнала об окончании урока. «Sic transit Gloria mundi», – это выражение Генри хорошо знал и с самой юности частенько повторял его про себя и вслух, ощущая, что жизнь похожа на сон и пробуждение точно будет в другом мире, потому что в этом всё слишком запутанно, и люди с каждым прожитым годом все больше и больше вязнут в паутине бытия без надежды совершить когда-либо хотя бы один свободный шаг.

…………………………………………………………………………….........................................................

Генри Маршал праздновал свое тридцатилетие. Старые друзья пригласили менестрелей, и один из них, дабы потешить виновника торжества и его гостей, предложил их вниманию повесть о подвигах некоего Генри, бывшего новиком, а после оруженосцем при дворе славного короля Георга.

– Некто Генри, – начал свой рассказ менестрель под тихие аккорды кельтской арфы, – был новиком у короля Георга. Он отличался ловкостью, умом и мужеством. Когда молодой человек прошел все низшие должности и достиг звания оруженосца, то стал проситься у короля отпустить его к иностранным дворам. Генри хотел совершить блестящие подвиги и как можно скорее получить рыцарское звание… Далее несколько часов менестрель отвел на описания подвигов, предшествующих получению рыцарского звания. Тут была история как Генри три дня сражался с испанским рыцарем монсерьером Енгераидом, победил его и получил богатые дары от короля и королевы Арагонских. Далее следовала история про битву с польскими паладинами. Генри тоже их победил и тоже получил множество даров от польских вельмож и своего доброго короля.

Было еще и множество других историй. Венчал же повествование рассказ о том, как Генри сражался вместе с товарищами против французских рыцарей. Не один день длилась эта битва, но в результате французские рыцари были побеждены и с позором вернулись на свою родину. Их щиты победитель Генри поверг к стопам своего короля. На следующий день государь наградил своего верховного оруженосца: он был пожалован в рыцари при стечении многочисленного общества… Генри слушал повествование с отвращением. Нет, он действительно был в Испании, победил польских и французских рыцарей, но какими-то особыми милостями его никто не осыпал, и в рыцари он был произведен на войне, в отличие от своего товарища Уильяма Перси. Там же на войне ему дали прозвище «Стальное сердце». Да вот сердце-то и подкачало. Генри сожалел об убитых им воинах, сожалел о тех, кого изувечил в поединках, сожалел и мысленно просил прощения у тех, кого он смертельно ранил во время дуэлей или в случайных драках. Сердце как бы говорило: «Глупо все устроено: служба при дворе, турниры, войны, а ведь можно жить иначе, как, например, живут простолюдины или люди духовного звания. Бог, а он все-таки есть, вряд ли хочет, чтобы одни бряцали оружием и проливали кровь, а другие пахали землю и слагали духовные гимны Создателю. Как можно, чтобы одни убивали других во имя Христа? Разве может быть убийство во имя Бога? Не запрещает ли Бог в заповедях убийство? Разве не сказано им«не убий»? Не убий словом, взглядом, мыслью, тем более, не убий поступком. Неужели перед Богом не все равны, и не все одинаково имеют право на жизнь? Взять, к примеру, турнир. Что на нём происходит? Одни взрослые люди всерьёз, по-настоящему бьются с другими такими же взрослыми людьми, а третьи на них смотрят и всеми силами жаждут кровопролития. Не так ли было в Риме? Чем мы, просвещенные христианством люди, отличаемся от прежних, от язычников не знавших истинного Бога и покланявшихся богам, очень похожим на людей? «Почему я, – говорило сердце, – прозвано Стальным. Потому что в глазах людей способность смело убивать, не боясь Бога и собственной смерти, есть добродетель. Стоит мне сейчас произнести вслух то, что я думаю, и меня объявят трусом, и меня разжалуют из рыцарей, и меня проклянут те, кто теперь поклоняется. Неужели старик Таллис ни разу не задумался о том, что в действительности означает быть рыцарем? Он прожил долгую жизнь, много видел и ничего в нем не изменилось за прошедшие годы. Говорят, к концу жизни человек мудреет. Как бы не так – большинство стариков, которых я встречал, злы, раздражительны, плаксивы, постоянно недовольны, постоянно требуют к себе внимания и очень любят вспоминать прошлое, убеждая всех и каждого, что когда-то давно жизнь была куда лучше, чем сейчас. Тот же Джон Таллис любит рассказывать про Ричарда, отца короля Георга и про Генриха, отца Ричарда, какие то были славные времена, какие тогда были рыцари, какие тогда были женщины. Можно подумать, что сейчас все рыцари превратились в трусливых слюнтяев и все женщины разом подурнели и приобрели скверный характер.

– Не понимаю я, – продолжал грустно размышлять Генри, – как один человек, которому не придется умирать, может объявить войну, а все другие, кому придется умирать, его радостно поддерживают. Во времена Ричарда, сказывают, было пять войн, во времена Генриха десять; в мое время уже было четыре войны, а ведь нынешний король не правит еще и десяти лет. Получается, всякое правление сопровождается войной, то есть правление невозможно без войны, но, Боже, почему так? Помнится, старый Таллис сказал: «Мирный правитель – бедствие для государства». Я тогда отважился спросить о причине такого заключения, и тут же во всеуслышание был объявлен дураком. Теперь мне понятно: в мирное время сложнее процветать казнокрадству, в мирное время приходится заниматься бедствиями народа, в военное же время народ, напротив, становится ресурсом, из которого можно выкачивать средства и богатеть. Война – лучший способ заставить замолчать раба, ибо раб, позволивший себе возмутиться своим положением, во время войны может быть немедленно объявлен врагом и уничтожен, что, в свою очередь, приведет в трепет других рабов и они [рабы] станут более покорными. Война – это новые территории, то есть новый источник дохода. Просчеты в управлении государством во время войны становятся менее заметными. Когда верховному правителю больше нечего сказать, ему остается два выхода: или добровольно отказаться от трона, или начать войну.

Генрих правил Англией до смерти, Ричард правил до смерти, и наш Георг вряд ли передаст власть кому-нибудь другому, даже если тот другой его собственный сын. Кому еще выгодна война? Конечно, духовенству. Им же платят за то, чтобы они объявляли войну волей Бога. Люди верят в Бога, верят духовенству и, стало быть, верят в необходимость войны, молятся о воинах, молятся о государстве, молятся о победе и не понимают, что их просто-напросто обманывают. Бог суть добро и любовь; и что, такому Богу нужна война? Любовь требует крови и смерти? Добро требует крови и смерти? Увы, это мой Бог – добро и любовь, а их Бог – продажный союзник в борьбе за укрепление власти и обогащение.

Нет, – возопил Генри, – более я не поеду убивать. Я отправлюсь странствовать. Может быть, в странствиях я обрету звание истинного рыцаря и душа моя успокоится. Да будет так! Да поможет мне Господь наш, Иисус Христос! Аминь!

Сердце Генри притихло. Он выпил вина и лег в постель с твердым намерением изменить свою жизнь, и сделать ее действительно достойной песен менестрелей. Луна положила на чело рыцаря свою холодную бледную руку. «Спи, – сказала она, – и пусть сон освободит тебя от забот прожитого дня. Спи, – сказала она, – и в снах увидишь то, что направит тебя по единственно правильному пути. Этот путь приведет к свободе. Свобода суть Бог. Видно, пришло твое время пожить для Бога, а я и моя сестра Солнце будем тебе в этом добрыми помощниками. Спи, Ангела-хранителя тебе, Генри Маршал по прозвищу Рыцарь Стальное Сердце».

Глава 5

…С той поры, сгорев душою,

Он на женщин не смотрел,

И до гроба ни с одною

Молвить слова не хотел.

С той поры стальной решётки

Он с лица не поднимал,

И себе на шею чётки

Вместо шарфа привязал…

А.С.Пушкин

Милый рыцарь, ты собрался в дорогу,

Щит, доспехи, конь вороной.

Ранним утром молился ты Богу,

А теперь попрощайся со мной.

ML-Angel

На щите моём эмблема

И девиз: «Любовь и честь!»

Докажу я непременно,

Что они на свете есть.

Я невинных защищаю,

Преступления отмщаю –

Лишь за правду должен биться

Каждый благородный рыцарь.

Неизвестный автор

Генри Маршалу на странствия был дан один год и один день. Поистечении этого срока он должен был явиться к королю и рассказать о своих подвигах. Но молва о нем летела быстрее сокола. Рассказывали так. Однажды вечером наш паладин увидел вдали зубчатые башни громадного замка, стекла окон которого блестели от лучей заходящего солнца. Он спросил угрязных угольщиков, работавших неподалеку, кому принадлежит замок. Они ответили не сразу, сначала долго переглядывались. Потом один из них поведал Генри, что замок некогда принадлежал знаменитому рыцарю Джону Бабингтону, который там жил вместе с семьей. Нынче замок опустел и стал каким-то заколдованным, по ночам оттуда доносятся стук, вой, стоны, там бродят привидения с горящими глазами, и ни один смертный не решается туда войти. Палладин не поверил в рассказы бедняков и приказал отвести себя к заколдованному замку. Угольщики не осмелились ослушаться приказа, и один из них, тот который отвечал, проводил рыцаря до входа. У первых ворот здания рыцарь оставил своего оруженосца и коня, а сам пошел через двор, заросший крапивой, репейником и покрытый обломками кирпичей. Едва он вошел в большую залу, как туда ворвался сильный ветер, под потолком заухал филин, летучие мыши зашуршали крыльями и в средней двери показалось привидение в белом.

Перед собой приведение несло факел, но казалось, что огонь как будто летит по воздуху. Генри Маршал нисколько не смутился, вынул меч из ножен и прямиком направился к призраку. Призрак сначала завыл, потом засвистел, потом стал размахивать факелом перед собой, но поняв, что его ухищрения ничуть не испугали смелого воина, бросился бежать. Генри быстро настиг его, замахнулся мечом, чтобы раз и навсегда покончить с духом, наводящим страх на всю округу, как дух упал на колени, сбросил с себя белую простыню и взмолился: – О великий и могучий рыцарь, прошу, не убивай меня. Я скажу правду.

– Кто ты? – грозно спросил Генри Маршла.

Таинственный призрак оказался всего лишь навсего подлым фальшивомонетчиком, скрывавшимся от взоров людей, потому что боялся правосудия. Храбрый паладин вывел его из логовища и отдал в руки жителей той местности, где это происходило. Жители были благодарны: больше в их краю не будет фальшивых денег и страшного привидения. Они хотели воздать должную хвалу рыцарю, но Генри не стал их слушать и направился дальше. Впереди его ожидала битва с великанами. Они повадились ночью выходить на дорогу, люди, едва завидев их, оставляли обозы и разбегались кто куда, а когда возвращались, то все ценное, что можно было забрать, исчезало. Генри Маршал целый месяц сопровождал обозы на той дороге, но великаны не появлялись. Но однажды, когда славный рыцарь чуть поотстал, они появились. Их было четверо: высоченные (в два человеческих роста), закрытые с ног до головы длинными тёмными плащами, они передвигались большими шагами и громко гудели. Простой люд, едва они завидели великанов, охватила паника. Одни спрятались под телеги, другие скрылись в придорожных кустах, третьи остались на месте и вопили о помощи на всю округу. Признаться, Генри прискакавший на зов о помощи, тоже слегка растерялся, слишком уж необычным был противник. И все-таки привычка не бояться врага сделала свое дело. С копьем наперевес могучий паладин атаковал первого из чудовищ. Тот не ожидал нападения и от удара полетел на землю, и, как простой человек, покатился кубарем. Да, под плащом был человек на ходулях и не более того, а устрашающий звук он производил с помощью короткой изогнутой трубы. Трое, осознав, что их ждет та же участь, поспешили ретироваться. Генри Маршал не стал заниматься преследованием – все и так поняли, что их просто напросто дурачили, никаких громогласных великанов не существует, а есть обыкновенные разбойники на ходулях, которые пользуются ночным покровом и маскарадом, чтобы грабить добрых путников.

Следующей в списке подвигов была битва с медведем-людоедом. В одну деревню повадился заходить медведь и задирать людей и домашних животных. Он не боялся рогатин, ловко уворачивался от стрел и копей, а если стрелы или копья попадали в него, то в виду очень толстой шкуры особого вреда не причиняли. Деревенские жители решили, что под видом медведя к ним заявляется сам дьявол против которого, как известно, человеческое оружие бессильно. Генри Маршал верил в бога и не сомневался в существовании дьявола. Деревенским он сказал: «Видно дьявол не в своем уме, что переодевается медведем. Попробую-ка я пощекотать его мечом. Меч мой освящен в Христовой церкви. Знаю, что силы небесные сильнее сил подземных». Никто не верил в победу рыцаря, сам же рыцарь уже поднаторел в борьбе с нечистью и не сомневался в своем успехе. На рассвете он услышал крики о помощи. Кричали в соседнем доме, куда медведь-дьявол влез в окно. Генри как был в исподнем и босиком, так и помчался на встречу врагу. Косолапый несколько ударов отразил, от нескольких увернулся. Страшными когтями он ободрал плечо воина, ободрал щёку. И все же в один из моментов сражения лезвие меча глубоко вонзилось в брюхо медведю. Тот страшно взревел. Меч погрузился в брюхо еще раз, потом еще. Хищник завалился на бок, заскулил и через несколько минут подох. Жители деревни от радости тут же устроили праздник. Самые красивые девушки смазали целебными маслами раны Генри и они сразу же затянулись. Самые смелые юноши просили взять их в пажи. Самые мудрые старики нарекли рыцаря Воином Света и просили остаться в их деревне хотя бы на неделю, другую. Генри был не из тех, кто гонится за славой. Он жаждал понять, в чем заключается истинное предназначение рыцаря. Да и времени до встречи с государем оставалось не так много. А пока на вопрос во имя кого или чего он совершает подвиги, Генри Маршал отвечал: «Во имя девы Алисии».

Дошла до нас история и о том, как рыцарь Стальное Сердце спас небольшой город от огнедышащего дракона. Вокруг того города было множество непроходимых лесов. В них-то и завелось опасное и страшное чудовище. Население городка боялось ходить лесными тропами, потому что идёшь, идёшь и вдруг как запылают вокруг тебя трава, кусты, деревья; не знаешь куда бежать, как спастись от огня. Однажды утром Генри Маршал выехал на ту заветную тропу. Хорошо у него было на душе от окружавшего его великолепия: кругом зелень, цветы, солнце греет и светит сквозь ветви, лёгкий ветерок пробегается по ветвям деревьев, птицы поют на тысячи ладов. И вдруг куст, что был впереди в метрах пятидесяти, вспыхнул ярким пламенем, за ним другой, третий. Рыцарь не растерялся, опустил забрало и бросился сквозь огонь. Пройдя через пламя он увидел нескольких парней, одетых в зеленые кафтаны. Завидев воина, они бросились врассыпную. Генри спешился, потому что пробиться сквозь чащу на коне не представлялось возможным. Мечом он рубил сучья, ветви и, наконец, нагнал одного из молодчиков. Тот страшно перепугался, когда увидел перед собой разъяренного рыцаря.

– Кто ты? – громко вскричал Генри. – И кто твои друзья? Зачем вы поджигаете лес?

Парень, страшась, что его разрубят на части, объяснил: – Мы сами не местные. Мы пришли в этот город, чтобы торговать, но жители нас прогнали, и тогда мы стали им мстить.

– Вот что, – сказал на то Генри, – кликни своих приятелей, а когда они соберутся, то все вместе мы пойдем в город. Вы во всем признаетесь, попросите прощения и отработаете причиненный ущерб.

Каково же было удивление горожан, когда вместо дракона перед ними предстали обычные парни-поджигатели. Парни, как им было приказано, во всем повинились и согласились выполнять самую черную работу, лишь бы их простили и отпустили восвояси. Палладин, избавив людей от поджигателей, отправился снова в путь. Мешкать было некогда, он должен был ехать далее, где, может быть, требовалась его помощь.

И вот он подъехал к большому городу. По городу разносился печальный звон колоколов, который можно было принять за звон по умершему государю, или за призыв на зрелище смертной казни. Наш рыцарь увидел молодых прачек, которые развешивали на ветках белье, и спросил их о причине такого звона. Те отвечали ему, что одна добродетельная дама обвиняется в таком преступлении, за которое ее следует сжечь живьем, и ее помилуют только в том случае, если какой-нибудь рыцарь докажет мечом ее невинность. Паладин пришпорил лошадь и поехал по улицам города, на которых не встретил ни души. Он помчался на городскую площадь, где собралась многочисленная толпа народа. В центре площади восседали местные судьи, против них – главный исповедник и монахи с факелами в руках. С одной стороны находился костер, возле которого была посажена несчастная женщина. С другой стороны стоял гнусный обвинитель. Жертва говорила, что она вдова, этот рыцарь (обвинитель) пришел к ней как друг семьи и потом, в виду того, что мужчин в доме нет, обесчестил ее. Обвинитель утверждал обратное, дескать, он пришел и принес вдове деньги, а она, будучи колдуньей, опоила его зельем и вынудила совершить блуд с ней.

Паладину хватило одного взгляда, чтобы понять невиновность женщины. Он тут же назвал обвинителя лжецом и вызвал его на поединок, объявив при этом, что они будут биться насмерть. Последний поднял брошенную перчатку и вышел на поединок, многократно осенив себя и свое оружие крестным знаменем. Но справедливость одержала верх. Вскоре обманщик упал смертельно раненый и признался в своем гнусном преступлении. Когда он скончался, судьи передали его труп герольдам, а те унесли его с площади на грязной плетеной решетке. Все доспехи обманщика были повешены на позорный столб, потом рассечены и опозорены. Шпоры его разломали на навозе, а тело погребли на неосвященном месте.

Избавленная от казни вдова даже не успела поблагодарить своего спасителя, потому что он, совершив подвиг, тут же удалился из города, дабы не подвергать свою гордыню испытанию похвальбой…

Много еще сложили былин и небылиц про подвиги Генри Маршала. Но до короля той страны, где все это происходило, дошла не только слава, дошла и хула. Оказывается, Генри, куда бы не приезжал, везде проповедовал одно и тоже: истинного рыцарства нет, война – это зло, тот, кто начинает ее, -преступник, поединки и турниры – не более, чем демонстрация тщеславия, на них учат убивать и не раскаиваться в убийстве. Великую смуту сеял Генри

 Маршал своими речами, потому что исходили они от рыцаря, дворянина, то есть от человека, которому безусловно доверяли.

……………………………………………………………………………........................................................

– О, славный оруженосец, – шут исполнял перед королем Георгом пьесу собственного сочинения, – позволь пожаловать тебя в рыцари.

– Нет, нет, нет, – отвечал как бы Генри Маршал, – рыцарей не существует. Лучше дайте мне лопату, лучше дайте мне рясу; меч, коим вы бьете меня по плечам, острый, об него можно обрезаться, им можно больно уколоться.

– Хорошо, славный юноша, вот тебе ведро, надень его на голову, потому как ведро составляет главнейшую часть земледельца. Ведро есть твердыня, в которой пребывают все душевные способности. Не употребляй этого доблестного украшения головы на низкие, ничтожные деяния.

– Вот тебе колесо – награда за доблести твоих предков, сделайся его достойным. Умножь славу своего рода.

– Вот тебе мухобойка. Мухобойкой побеждай своих врагов – мух. Помни также и то, что мухобойка – это представитель правосудия, а потому, получая ее, ты обязуешься всегда быть правосудным.

– Тулуп, который ты носишь на себе для защиты от слепней и комаров, означает, что тело работника должно быть недоступно никаким порокам.

– Вот эта длинная мотыга есть символ правды. Железо на ней означает преимущество правды над ложью, а развевающаяся на конце тряпка показывает, что правда не должна скрываться, а должна всем показываться.

– Рукавицы на твоих руках указывают, что настоящий землепашец должен беречься всякого нечестивого прикосновения, должен отвращаться от сорняков, навоза и прочей скверны.

– Позволь, о, юноша, к ногам твоим прибить подковы. Эти подковы означают, что ты обязан быть неутомим в пахоте и прочем земледелии.

– Наконец, вот твой благородный мул, назначаемый тебе в помощники для твоих славных подвигов. Дай Бог, чтобы это конеподобное существо

 помогало тебе в ратных подвигах. Води его только туда, где стяжаются честь и добрая слава… Король, придворные и даже слуги не могли удержаться от смеха, так уморительно изображал шут Генри Маршала. И вдруг посреди веселья послышались голоса: «Рыцарь Стальное Сердце здесь», «Маршал приехал»,«Генри Маршал хочет говорить с королем». Открылись главные двери и в тронный зал вошел тот, о котором ходило столько слухов. Король взмахом руки призвал к тишине. Доблестный рыцарь согласно этикету произнес приветствие. Король не пожелал отвечать, а пожелал учинить допрос.

– Генри Маршал, мой первый вопрос таков: вы действительно говорили, что ваш король, который ведет войну, – убийца?

– Я говорил, – смиренно отвечал Генри – что любая война суть преступление против Бога.

– Действительно ли вы говорили, что мне следует отказаться от трона в пользу французов?

– Я говорил, – голос Генри звучал спокойно и внушительно, – что монарх и монархия только выиграют от мирного разрешения конфликтов.

– До меня донесли, что вы дурно отзывались о правлении моих предков.

– Я считаю, что любой государь прежде всего человек и тоже может совершать ошибки.

– И вы полагаете, что Бог не одобряет мою политику?

– Бог есть добро и любовь.

– То есть вы один знаете истинного Бога и можете говорить от его имени?

На последний вопрос Маршал не ответил. Король и не требовал ответа, так как у него уже было решение.

– Генри Маршал, – Георг даже покраснел от распирающего его гнева, -я считаю вас виновным в измене, коварстве и вероломстве. Вас следует разжаловать из рыцарей, лишить всех званий и земель, и изгнать, как изгоняется всякий, осмеливающийся произносить подобные безумные речи. Только заслуги ваших предков избавляют вас от смертной казни. Благодарите их! А сейчас: прочь с глаз моих!

Генри церемонно поклонился и вышел из залы под насмешливые и

презрительные взгляды всех находившихся в ней. Он избежал позорной

смерти, он избежал пыток, потому что король действительно уважал его

отца, деда и прадеда, но лишение имущества и разжалование из рыцарей

означали почти что верную смерть. Что ж, Генри готов был умереть, потому что жить, как он жил раньше, уже не хотелось и не было возможности.

И последняя

Духовной жаждою томим

В пустыне мрачной я влачился,

И шестикрылый Серафим

На перепутье мне явился

И внял я неба содроганье,

И горных ангелов полёт,

И гад морских подводных ход,

И дальней лозы прозябанье.

А.С.Пушкин «Пророк»

У бренных тел Один удел –

В прах превратится плоть.

Всему взамен – Распад и тлен

Его не побороть.

В.Скотт «Айвенго»

Осенний вечер мрачен был,

Угрюмый лес темнел вокруг,

Был путнику ночному мил

Отшельнической песни звук.

Казалось так душа поёт,

Расправив звучные крыла,

И птицей славящей восход,

К небесной радости звала.

«Отшельники у ручья Св. Климентия"

Звуки цитоли

Как капли дождя;

Жизнь пролетела

Так быстро и зря.

Жизнь пролетела,

Немного осталось;

Как бы дожить

Эту самую малость?

Как бы скорее

Уйти в никуда,

Там, где цветёт

Под луной резеда?

Там, где полночи

Поёт соловей,

Там, где свободней,

Где лучше, честней.

Там, где любовный

Напиток кипит;

Там, где усталое

Сердце поспит.

Там, где порядок,

Покой, тишина;

Там, где бессилен

Достать сатана.

Скоро светает,

Я слышу шаги,

Это палач, Боже,

мне помоги.

Такую балладу в прекрасную летнюю ночь сложил Генри Маршал.

Цитоль в этот раз не подвела. Исполнив её, он стал предаваться

воспоминаниям. Вспомнил Диану-Джоану, её любовь и свою жестокость, как из-за неё чуть не произошла дуэль с Уильямом Перси, благо, король лично запретил им драться, иначе один бы из них уже больше года лежал в могиле.«Ах, милый друг Уильям, – думал рыцарь, – как я тебе завидовал, как я тебя ненавидел и в то же время любил. Молодость не прощает чужого успеха, молодость – это зависть, гордыня, тщеславие. Хорошо, что она прошла и теперь я смотрю на жизнь как на путешествие, в котором у каждого путника свой путь. Меня завтра разжалуют из рыцарей, а тебя, брат, отправили в Испанию, щедро одарив подарками и напутствиями».

Сквозь открытое окно было хорошо слышно всех лесных птиц: одни ухали, другие кряхтели, третьи нежно насвистывали.

«Птицы, – размышлял Генри, – вы счастливы от того, что не знаете, что вы птицы, потому что вы не изменяете своей природе и делаете все, как велел вам Бог. Из всех живых существ только человек может выбирать и далее жить в соответствии со своим выбором. Чаще всего человек выбирает зло, а потом до смертного часа мучается от несоответствия божественного замысла и своего выбора. Вот начинается турнир, который может продолжаться от нескольких дней до недели. В нем принимают участие сотни рыцарей, начиная с самых знаменитых и заканчивая всякой беднотой. Они прибывают в течение нескольких недель. Они приезжают отовсюду из самых дальних уголков страны и даже из-за моря, привозят с собой оруженосцев и целые армии слуг. Каждый день рыцари либо бьются, либо наблюдают за битвой. А еще они играют, пляшут и пьют очень много вина. Дамы наблюдают за сражениями и счастливы, когда рыцаря сбрасывают с коня, проколов его насквозь копьём. Из воина хлещет кровь, а они хлопают в ладоши и лезут друг на дружку, чтобы лучше видеть как умирает человек. Лица, облеченные высшей светской и духовной властью тоже в восторге от дуэлей; еще больший восторг у них вызывает свалка, и вместо того, чтобы запретить бои, они, наоборот, всячески поощряют их, ибо считают, что все делается ради них, по их воле, то есть они равны Создателю, они –вершители судеб и двигатели истории. Джон Таллис, мой учитель, говорят, перед смертью попросил, чтобы его полуживого отнесли посмотреть на турнир. Всякий раз, когда кого-нибудь убивали или ранили, лицо его озаряла счастливая улыбка, а после турнира он напрочь отказался беседовать со священником и умер вместо креста, обхватив пальцами рукоять кинжала. И все восхищались, и все говорили: вот так должен уходить из жизни настоящий рыцарь».