Ведь максимум, что грозило вампиру от Проникаева – это пятнашка строгой изоляции в Галактическом Централе за хулиганские действия и покушение на убийство бывшего сотрудника Галактпола (напомним, что Проникаев согласно плана был уволен из органов на пенсию).
А вот вышестоящие товарищи – которые нам совсем не товарищи… короче, старшие сектанты из секты жадаев – те вполне могли обеспечить вампиру медленную, мучительную и страшную как термобозонная война, смерть.
Вампир это прекрасно знал.
Проникаев понял, что вампир не заговорит, даже если Проникаев засунет ему арматурный прут в междуягодичный сфинктер и заставит летать на нем.
Ведь то же самое могло сделать с вампиром и его начальство, только при этом раскалив арматурный прут докрасна.
Проникаев же не мог пойти на пытки: во-первых, устав Галактпола не позволял, а во-вторых – нормальная человеческая совесть, которой не было у всех этих вампиров, манкиров, манистров и тем более гадистров.
Проникаев вздохнул.
Возник следственный тупик.
Но было одно действие, которое пыткой практически не признаешь. Да оно ей и не является для нормального, не испорченного человека.
Но вот для сектанта из жадаев это, действительно, – самая что ни на есть пытка и жесть.
Вспомнив этот секрет, Проникаев вытащил рацию и позвонил в «Убойный отдел» Галактпола капитану Сене Знаменскому.
– Сеня? Слушай, у тебя космоюани есть? Да нет, не в долг. Из вещдоков. Сколько? Да не очень много. Полкоробки от принтера сойдет.
– Проникаев, тебе повезло, – донеслось с другого конца радиоволны, от Сени. – Я только что с преступления приехал. Старуху-процентщицу завалили. Представляешь, мажор один топором по кумполу хватил. Хотел доказать, что он право имеет всех тварей дрожащих валить. Не вышло – дали по морде и размаху кинули в черный воронок. Вот сейчас к нам привезли, сидит в камере с блатными. Что? Да, звездят они его. Объяснили, кто на самом деле тварь дрожащая, – радостно засмеялся Сеня. – Нет, сверху пока не звонили. Когда позвонят, тогда и будем в одиночку переводить. А пока не торопимся – уж больно интересно он заливается там, у них в камере. Я, говорит, такой, этакий, у меня папа такой, этакий. А эти, блатные: а мы тебе – таких, этаких, и папе твоему – тоже. Как до него доберемся, – Сеня опять счастливо заржал.
– Ты нить не потерял? – осведомился Проникаев.
– Какую нить?
– Вещдоки.
– А, да. Космоюани. Ну, я ж говорил, покойная старушка была процентщицей. Так что коробку денег привезли. Полкоробки хватит, говоришь? Что, куда подвезти? А ты помнишь, что это грубейшее нарушение, и помнишь, что мне будет, если оно обнаружится?
– А ты помнишь, что я тебе два раза жизнь спас? – добродушно пророкотал в рацию Проникаев. – Аа, все-таки не забыл? Ну так приедешь?
– ОК, жди. Конец связи, – буркнула в ответ рация.
Проникаев присел на пенек и стал ждать.
Через 15 минут у лесопарка затормозил новенький глюонный космоцикл. К багажнику была проволокой привязана коробка из-под принтера.
С космоцикла слез седок, снял шлем скафандра и превратился в Сеню Знаменского.
– Вот, громокот одолжил у Бори Вана. У него папа генерал-ефрейтор. Не хотел давать. Но я ему год назад оказал примерно такую же услугу, как те две, о которых ты мне напомнил, – сказал Сеня.
– Ну, и? – поинтересовался Проникаев.
– Согласился, как видишь, – развел руками Сеня.
– Давай космоюани.
– Что это у тебя за тип?
– Жадай. Вампир.
Сеня сразу все понял. Его глаза недобро сощурились, и он принялся отвязывать от багажника космоцикла коробку с деньгами.
Отвязав коробку, он открыл ее, отклеив скотч. Он достал две небольших пачки космоюаней, и, как жонглер, стал перебрасывать их из руки в руку.
Тут вампир тоже все понял.
Он задрожал всем телом и фальцетом наполовину вскрикнул, наполовину взмолился:
– Пожалуйста, не надо так делать!
– Надо, вампи, надо, – неумолимо ответил Проникаев.
Затем приковал вампира к молодой осине, заведя руки ему за спину, чтобы повысить градус напряжения.
Чувствуя осину между лопаток, вампир, естественно, задрожал еще больше.
– Начинай, – проникновенно сказал Проникаев Сене.
Сеня подошел к вампиру ближе и помахал тонкой пачкой денег у того перед носом. Вампир жадно потянулся за деньгами. Все-таки он был жадай.
– Рви! – скомандовал Проникаев.
Сеня взял желтую купюру, провел ею по лицу вампира, а затем резко разорвал ее на две половинки в непосредственной близости от глаз вампира. Банкнота расползлась на две части примерно с таким же звуком, с каким разваливается астроэсминец после прямого попадания в него мезонной торпеды.
Так, по крайней мере, показалось вампиру. Хоть он и зажмурился, но факт надругательства над деньгами все-таки увидел.
Вампир дернулся всем телом, как от сильной боли.
Тогда Проникаев двумя пальцами приподнял ему веки.
– Смотри, сволочь! – приказал он.
Теперь вампир уже не мог зажмуриться. И Сеня на его глазах разорвал одну за другой целых пять купюр.
Затем Сеня вошел в азарт, пошел к принтерной коробке, взял из нее большую пачку, сдернул резинку, рассыпал купюры под ноги прикованному к осине вампиру, и принялся с упоением топтать их ногами, втаптывая в грязь в буквальном смысле этого слова.
Вампир сначала тоненько завыл, а потом заплакал примерно так же, как плачет корейская собака, предчувствуя свое скорое забитие на гастрономические нужды.
То есть очень жалобно.
Но Проникаев был безжалостен. Он вытащил турбозажигалку и, одной рукой придерживая веки вампира, чтобы тот смотрел, другой начал жечь купюры у него перед глазами.
Когда банкноты сгорели, майор растер пепел ладонями, смачно плюнул на них, а затем принялся втирать пепел в белое от адреналина лицо вампира – примерно как модница втирает лечебную грязь.
… Потом Сеня брал купюры, засовывал их между зубов вампира и играл в «щелкунчика»: он рвал банкноты с помощью зубов вампира, его вставных вампирских челюстей, – и получалось, что деньги рвет как бы сам вампир.
Потом Проникаев…
– Короче, они много еще чего придумали, – сухо сказал Честнов. – Это была жестокая, но необходимая мера. На 11-й минуте вампир сломался.
– Хватит, хватит, хватит, я всё скажу, хватит уже! – заорал он так громко, как только мог.
– Тихо ты, вампи, тут жилые кварталы в 3-х километрах, ты людей разбудишь! А им завтра на работу. Мы уже поняли, что ты расскажешь. Рассказывай.
– А денег больше портить не будете??
– Пока правду говоришь, не будем, – пообещал Проникаев. – Так что говори правду, только правду, и ничего, кроме правды. Итак.
И Проникаев сделал поощрительный жест.
– И вампир начал рассказывать правду, – подытожил Честнов, – а что ему оставалось? А когда он отклонялся от нее, Проникаев и Знаменский снова начинали измываться над деньгами. Так что вампир рассказал все, что знал.
Знал он, к сожалению, не очень много.
Вампир рассказал, что ему и его группе было поручено ликвидировать Проникаева, чтобы обезопасить Чужого, и поручил им это Гадистр №4.
– Надо сказать, товарищи курсанты, что для конспирации все действующие Гадистры имели номера вместо имен. Как вы помните, Верховный Гаденыш, глава секты, имел 40-й градус. Следовательно, Гадистр №4 означал… означал… сорок минус четыре равно тридцати шести. Да! Означал Гадистра 36-го градуса. Его имя…
– Впрочем, имя его слишком длинное и трудновоспроизводимое, что характерно для этих гадов, – заметил Честнов. – В методичке потом прочтете.
И Честнов продолжил.
– А больше, в общем, вампир почти ничего не рассказал, так как почти ничего не знал.
– Кисло, Проникаев, – заметил Сеня Знаменский. – Надо брать этого Гадистра №4. А это настолько сложно, что и думать противно.
– Нет такой сложной задачи, с которой не справился бы сыщик Галактпола, проявив сметку, усердие, и преданность Императору! Помнишь, как нас в Высшей Школе учили? – возразил Проникаев.
– Так-то оно так, но…
– Но-но! Безо всяких «но»! – рявкнул Проникаев. – Едем брать гадистра! Ты со мной, Знаменский?
И, поскольку Знаменский все-таки колебался, Проникаев оттопырил карман и показал Сене кое-что.
От этого «кое-чего» глаза Сени вылезли на лоб, и он тут же согласился.
И они поехали брать Гадистра №4, предварительно, конечно, вызвав «черный воронок» и сдав ненужного более вампира сержанту и капралу согласно протокола.
– Куда ехать-то? – спросил Проникаева Знаменский, когда они уселись на скоростной громокот Бори Вана (не забыв и коробку с космоюанями. Которых, если честно, они испоганили не очень много – вампир оказался не слишком толерантным к пытке. Сеня заново покрепче прикрутил коробку проволокой к багажнику).
– Куда ехать? – задумчиво проговорил Проникаев. – А какой сегодня день недели?
– Ты что, уже дней недели не различаешь? Счастливый, что ли? – засмеялся Сеня.
– Не слишком, пока Чужак разгуливает по Галактике, – сухо ответил Проникаев. – Просто я три недели не вылезал из кабаков и вытрезвителей.
– Пятница сегодня, – сказал Знаменский.
– Вот как? Тогда постараемся, чтобы она стала кое-для кого черной. Поехали на Старую Театральную площадь.
– Так поздно уже. Все театры закрыты. Спектакли закончились, – робко возразил наивный Сеня.
– Для кого закончились, а для кого – скоро начнутся, – заявил Проникаев, и в его голосе не было доброжелательных нот. – Короче, газуй на Старую Театральную.
– Как скажешь, – пожал плечами Сеня, опустил щиток скафандра и дал газ.
Глюоны вскипели в камере сгорания космоцикла, из пяти выхлопных труб повалил едкий дым, космоцикл встал на дыбы и с максимальной скоростью рванул вперед.
– Резвая тачила, – заметил Проникаев, крепко держась за Сеню, чтобы не свалиться – потому что на субсветовой скорости это может привести к неприятным травмам.
Примерно через шесть секунд по локальному времени они уже были на Старой Театральной.
– Давай в самый конец, – скомандовал Проникаев.
– Ты имеешь ввиду… – начал Знаменский, который уже начал догадываться.
– Вот именно.
В самом конце Старой Театральной находилось историческое, даже можно сказать – антикварное здание Оперного театра пения пятой колонны. Главный вход был крест-накрест заколочен досками, и никаких спектаклей для публики там не давали.
Там, правда, давали другие спектакли… Но простые зрители об этом ничего не знали. Об этом знали Галактпол и ИБЕ.
Ну и Государь Император, конечно, тоже.
Назывался так этот старый заброшенный театр по трем причинам.
Во-первых, здесь когда-то действительно пели оперу.
Во-вторых, со стороны главного фасада, через нормальный вход войти в театр было нельзя. Типа, театр был нерабочим и заброшенным.
Но!
Кое-кто в театр все-таки входил. И входил он с тыльной стороны театра, которая на языке архитекторов называется задним фасадом. (Мы в Галактполе люди простые, поэтому для краткости будем просто говорить, что в театр этот кое-кто входил через зад театра).
Итак, в театр через его зад по вечерам пятниц входило довольно много людей. Все они парковали свои фешенебельные космовозы на спецпарковке за театром. Эту дорогую парковку в центре Мордосии загадочные люди, используя свои связи, каким-то образом выпросили у мэра Мордосии.
Обычно вечером в пятницу, на парковке, до того пустой, у вроде бы заброшенного антикварного театра, начинало собираться большое количество черных космовозов.
Ливрейные лакеи открывали двери лимузинов, и из них вылазили люди в смокингах или стратосферно дорогих костюмах фирмы «Альбиони». Все они шли к заднему фасаду театра.
Далее, они проникали в театр через маленькую дверку в его заду. Эту дверку отпирал специально обученный ливрейный лакей большим ключом, который он приносил в черном чемодане, прикованным наручником к кисти руки.
У главного фасада театра было четыре колонны. А вот у заднего его фасада была только одна, пятая. И в этой пятой задней колонне театра и помещалась та маленькая дверка, через которую и заходили в театр таинственные незнакомцы.
Поэтому в народе окрестили этот странный театр – оперным театром пятой колонны. Ну, в ИБЕ и Галактполе мы узнали, что и сами члены секты жадаев тоже так его и называют: «Оперный театр пения пятой колонны». Это в-третьих.
– Ибо, товарищи курсанты, вы, наверное, уже догадались, что таинственные люди, которые входили в театр по пятницам через дверь в пятой колонне на заднем фасаде – это всё были жадаи.
А кто ж еще? – пожал плечами Честнов.
– В общем, жадаи собирались по пятницам в этом самом театре пятой колонны и что-то обсуждали, никого постороннего, конечно, на заседания не допуская. Обсуждали какие-то свои дела пятой колонны.
– Известно какие, – фыркнул Честнов, – подумаешь, теорема Пифагора. – Как бы что украсть и что бы еще продать в нашей Галактике М31.
– И проходящие мимо театра вечером в пятницу прохожие даже утверждали, что из театра глухо доносится какое-то пение. То есть эти придурки еще чего-то и пели. Хором. Потому и «театр пения пятой колонны», наверное.
ИБЕ с помощью субатомного клея «момент» приклеило на театр несколько чувствительных микрофонов, замаскированных под элементы внешнего декора в стиле «рококо». Но разобрать, что они там внутри поют, не очень удалось. Звукозащита у театра была хорошая, жадаям помогли их заграничные, то есть, пардон, из соседней туманности – не будем показывать пальцами – покровители. Прислали им что-то современное.
Ну а у ИБЕ аппаратура была, чего уж там греха таить, слегка устаревшая. Еще от старого режима оставшаяся.
Майор Честнов развел руками.
– Понять удалось только что-то вроде:
«С чего начинается Родина?
С гешефта, которым живешь;
С хороших и верных товарищей,
Которых ты продал за грош;
А может, она начинается…»
– Дальше, к сожалению, разобрать не удалось, – крякнул Честнов.
– Вы поинтересуетесь, товарищи курсанты, – а почему ИБЕ не ворвалось в этот театр пятой колонны, выломав двери, и не задала прямой вопрос жадаям, – какое же продолжение у этой песни? Применив, если нужно, меры третьей степени?
– А очень просто: по той же причине, по которой ИБЕ не смогла как следует допросить боярщину, – и Честнов ткнул пальцем вверх. – Не велено свыше.
Почему, опять спросите вы? А я скажу вам – не нам, не нам измерять бездонные пучины Императорского ума и всю его широту и долготу. Мы только можем уповать не бесконечную прозорливость оного ума и его способность видеть всю Галактику М31 и окружающие её туманности в такой многогранности, в какой мы с вами – простые смертные – даже и представить себе не можем.
Поэтому, товарищи курсанты, нам остается только уповать на мудрость Императора – да живет он вечно! – и верить, что Его Величеству сверху виднее. – И Честнов еще раз ткнул пальцем в потолок.
– А пока давайте вернемся к лекции.
– Значица, Знаменский и Проникаев подрулили к заднему фасаду жадайского театра как раз вовремя.
Заседание кружка только что завершилось. Жадаи выходили из своей потайной дверцы, грузились в лимузины и собирались ехать по домам, наверняка получив очередные инструкции, – как и где гадить в Галактике, – где они еще не успели нагадить. И, наверное, получив какой-нибудь новый гаденький план или корректуру прежнего серпент-плана.
– В данном случае слово «план» не имеет никакого отношения к тому плану, который марихуана, не путайте, пожалуйста, товарищи курсанты! – сурово погрозил в лекционный зал Честнов. – Особенно на экзамене. – Затем майор продолжил лекцию.
– Проникаев и Знаменский притулились в уголку и внимательно наблюдали за выходящими из театра. Да, товарищи курсанты, Проникаев мог в некоторой степени видеть и в темноте, если очень этого хотел. Вот какой это замечательный человек! – с гордостью сказал Честнов.
– Смотри, смотри, вон он! – сказал Проникаев Знаменскому.
– Кто?
– Четвертый Гадистр!
– А откуда ты знаешь, как он выглядит? – спросил Сеня. – Они же шифруются всегда.
– Я видел фото.
– Кто же тебе показал? У нас в Галактполе его фото, кажись, нет. ИБЕ?
– Нет.
– А кто тогда?
– Кто, кто. Конь в пальто, – недовольно отвечал Проникаев.
Дело было в том, что портреты маслом всех гадистров с 30-го по 40-й градус показал Проникаеву Государь Император.
Но Проникаев решил, что не стоит упоминать всуе столь высокопоставленную особу. Поэтому свой источник информации он Сене не раскрыл.
– Короче, пошли, – сказал Проникаев Сене.
И они пошли вслед за предполагаемым гадистром, который направлялся в сторону своего лимузина.
По дороге Проникаев и Знаменский придумали простенький план, который Проникаев, тем не менее, счел вполне рабочим.
Когда гадистр номер четвертый (как предполагали сыщики), уже подошел к своему эксклюзивному лимузину марки «Бэт-Гэд Мобиль», а ливрейный лакей, он же шофер, почтительно открыл своему хозяину дверцу машины, – в этот момент к гадистру подвалил Сеня. Он мусолил в пальцах сигарету «мордосскую».
Операция «гадистр-четыре» началась.
– Простите, огоньку не найдется, глубокоуважаемый? – спросил Сеня гадистра, меняя голос и нагибаясь, чтобы гадистр не увидел его лица.
– Дерьмо вопрос, – сказал гадистр, – доставая из кармана платиновую зажигалку в виде цверг-шакала с бриллиантовыми глазами. После заседания гадистр был в хорошем настроении. Он щелкнул рычажком, и из пасти шакала показался голубой язык пламени.
Сеня потянулся было к нему своей сигаретой…
– Э, нет, дружок, не так быстро, – вдруг игриво заявил гадистр. – Это стоит восемьсот космоюаней.
Жадаям обычно нравилось издеваться над людьми.
Сеня подыграл: он согнулся еще ниже, как бы раздавленный горем, и с натугой проговорил:
– Нет, господин… это слишком дорого… у меня нет таких денег…
– Тогда, проходи, малоимущий, – рассмеялся гадистр.
Но тут рядом с Сеней из темноты возник Проникаев.
– Не плачь, братуха, – сказал он, поддерживая якобы плохо держащегося на ногах от голода Сеню. – Продержимся, братка… А, да. У меня же есть спички! – радостно «озарился» Проникаев.
И он достал коробок «Особых Галактполовских» с предусмотрительно содранной этикеткой.
Когда Проникаев зажег спичку для того, чтобы дать прикурить Сене, – полыхнуло так, что гадистр отскочил назад и всей спиной ударился о борт своего лимузина.
Таковы «Особые Галактполовские»!
– Смотрите, город не сожгите, вы, нероны из трущоб! – злобно прошипел гадистр. – Придурки нищенародные, – пробормотал он, погружаясь в недра своего «Бэт-Гэд Мобиля» и захлопывая дверцу.
Но было поздно.
Проникаев успел подробно рассмотреть его лицо и убедиться, что это точно Гадистр №4.
Лимузин гадистра вальяжно выруливал с парковки в город. За рулем сидел ливрейный лакей, он же шофер, с каменной миной, не выражавшей ничего.
Сеня распрямился. Больше горбиться не было необходимости.
– Ну??
– Это он.
– Точно?
– Как в аптеке. Яркость была что надо.
– «Особые Галактполовские»! Жак де Моле рекомендует, – заржал Сеня. – Хороший слоган.
Проникаев приподнял бровь, слегка удивляясь эрудиции друга из «убойного».
Однако сейчас надо было действовать, а не размышлять!
– Они на Космоюаньское шоссе поедут.
– Почему ты так решил?
– Домой. Там же почти все жадаи живут. Ну, кроме вампиров. Все манкиры, манистры и уж тем более гадистры.
– Точно! – Сеня хлопнул себя по лбу.
– Давай, запрягай громокот Бори Вана. То есть космоцикл заводи, – скомандовал Проникаев.
– Тачила у них скоростная, – озабоченно сказал Сеня, кивая в сторону кормы «Бэт-Гэд Мобиля», покидающего парковку. – Догоним ли?
– И что ты вечно ноешь, сомневаешься? – раздраженно рявкнул Проникаев. – С именем Императора догоним, помолясь. Тем более, что у нас тут тоже не черепаха из созвездия Слизня. Глюонный космоцикл кое-чего стоит! В общем, Знаменский. Пошли реактор запускать, – уже спокойнее скомандовал Проникаев.
И они пошли, а точнее, очень быстро побежали к космоциклу.
Потому что лимузин гадистра, вырулив с парковки, погасил габариты, взвизгнул, мгновенно набрал какую-то немыслимую скорость и скрылся из виду.
– Ну, не дай Персей он Нуль-Т включил и ушел в гиперпрыжок! – воскликнул Проникаев.
– Не думаю, Проникаев, – рассудительно сказал Сеня.
– Почему это?
– Потому что Космоюаньское тут близко, Нуль-Т-прыжок жрет очень много энергии, а энергия стоит денег. А гадистр – очень жадный. Нет, он на штатном реакторе поедет.
– А вот какого ляда, ты, Знаменский, козыряешь тут дедукцией и индукцией вместо меня? – разозлился Проникаев. – Самый умный, что ли?
Сеня развел руками и покрутил ручку газа.
– Не время, Клим Климыч, собачиться, – задушевно сказал он Проникаеву. – Давай поехали уже, а?
– Давай подсыпь глюонов в реактор, – буркнул в ответ майор, садясь в седло и пристегиваясь гравиремнями. – Пойдем на форсаже. Выжмем из твоего космоцикла все, на что он способен.
– Громокот не дербанется? – озаботился Сеня. – Мне перед Борей Ваном отчитываться, а у него папа – генерал-ефрейтор. К тому же как я смогу оправдаться, если нас взрывом реактора закинет, например, в туманность «Алебон»?
– Отчитаешься как-нибудь, – отрезал Проникаев. – А если нас закинет в «Алебон», – то это даже хорошо. Я тогда лично спрошу у ихнего короля-пресерватора, где у он девал Чужого.
– А если он откажется? – ехидно подначил Знаменский.
– А если он откажется, я ему в «Алебоне» устрою шахтерскую забастовку и вообще восстание с революцией, – мрачно пообещал Проникаев. – А еще натравлю на него жодландцев и лепреконцев. Он после этого за мной на коленях бегать будет.
– Ну, хорошо, убедил, – кратко сказал на это Сеня и дал газ.
Тут глюонный реактор громокота Бори Вана взревел, как волопасский мастодон во время гона, из выхлопных труб космоцикла снопами вырвались яркие, как суперновые звезды, искры, а Знаменский и Проникаев удержались в седле только благодаря на совесть сработанным гравиремням. И то чудом.
– Поехали! – хотел было крикнуть Знаменский, но веселый встречный ветер вогнал все звуки обратно ему в глотку.
Тогда Знаменский вспомнил, что надо бы опустить щиток спецшлема, и опустил.
– А вот теперь поехали, – сказал Проникаев.
И они поехали и помчались в сторону Космоюаньского шоссе, в погоню за Гадистром №4.
Космоцикл со Знаменским и Проникаевым на полной скорости мчался по Космоюаньскому шоссе.
– Ну, где же ты, моя ненаглядная? – как заклинание, повторял Проникаев.
Впереди была лишь непроглядная тьма.
И вдруг из тьмы показались смутные очертания лимузина.
Знаменский хотел протереть глаза, но вовремя сообразил, что на нем гермошлем.
– Вот она, моя ненаглядная! – вскричал Проникаев, делая пальцами «V». – Наддай, Знаменский!
– Не могу, Климыч, – прохрипел Сеня, – реактор на краю!
И тогда Проникаев сделал единственно возможное в данной ситуации.
Он что есть мочи оттолкнулся кирзовым сапогом от покрытия шоссе и придал космоциклу так необходимое ему сейчас ускорение.
Космоцикл рванулся вперед, как амнистированный узник из Галактического Централа.
То есть очень быстро.
Корма лимузина стала приближаться.
– Сеня, у тебя есть полицейская светошумомигалка? – проорал Проникаев. Слова были плохо слышны сейчас – из-за рева реактора, работающего на пределе, и веселого ветра, с разбойничьим свистом обтекающего мчащийся на субсветовой скорости космоцикл.
Сеня пожал плечами.
– Не зна!.. – ветер унес конец фразы.
– Ты в бардачке посмо!.. – крикнул Проникаев. – У Вана должна быть!.. у него папа – генерал-ефр!..
Сеня сунул перчатку в бардачок космоцикла, рядом с глюонобаком.
И точно.
– Еее!… – ветер унес остаток фразы, но Проникаев уже и так понял, что Знаменский нашел.
Знаменский извлек из бардачка светошумомигалку на магнитной присоске и присосал ее на руль космоцикла.
Потом включил.
Полицейская светошумомигалка обладала большой мощностью. При необходимости она могла имитировать аварийную посадку трансгалактического лайнера.
Поэтому, когда Сеня ее включил, неудивительно, что преследуемый лимузин с гадистром резко вильнул из стороны в сторону. При этом чуть не врезавшись в могучий псевдодуб на обочине. Но как-то оправился от потрясения и сумел выровнять управление.
– Нет, погибший в катастрофе гадистр нам не нужен, – пробормотал Проникаев. – Тормозим их!
Тогда Знаменский еще порылся в бардачке и извлек оттуда матюгальник, а из кармана своей кожаной тужурки – галактполовский значок.
Проникаев снова оттолкнулся сапогом от дороги и, когда космоцикл поравнялся с лимузином, Сеня проорал в матюгальник:
– Лимузин галактномер ГАД-666! Немедля прижмитесь к обочине и заглушите ваш реактор! Это полицейская операция! В случае неповиновения имею разрешение применить лучи смерти – по колесам лимузина!
– Только бы он на Нуль-Т не нажал! – прошептал Проникаев.
Но водитель с гадистром то ли были чересчур самоуверены и намеревались запугать Проникаева и Сеню, ссылаясь на высокопоставленных особ, как часто поступали жадаи…
… то ли их впечатлил возникший как призрак загробной жизни черный «стелс»-космоцикл с двумя отморозками, светошумомигалкой и матюгальником…
… но, как бы то ни было, лимузин сбавил ход, а затем вообще остановился. Проникаев и Знаменский услышали характерное «жжжж» остывающего реактора.
– Ну, слава Персею! – облегченно выдохнул Проникаев.
Они тоже остановились, вылезли из гравиремней и быстро направились к лимузину, из которого пока никто не вышел.
Честнов на минуту прервал рассказ, сел за лекционное фортепиано и мастерски исполнил вступление известной песни «Галактическая кошка-воровка».
Затем продолжил лекцию:
– Значица, Проникаев и Знаменский подошли к лимузину, показали галактполовские значки и потребовали права и документы. Затем они сделали вид, что их что-то не устраивает, и попросили шофера и гадистра выйти из машины.
Те нехотя вылезли на свет, а если быть точным – то во тьму. Поскольку на дворе была ночь. Дул теплый бриз с Понтийско-понтового водохранилища, стрекотали цикадосверчки, а с неба ласково светило звездное скопление Майалл-2. Так что было не совсем темно.
Гадистр принял развязную позу господина, лакей-шофер стал чуть в стороне, на подпружиненных ногах, видимо, был готов к разному развитию событий.
– Ну и с какой стати вы нас задержали, господа галактполовцы? Вот это знаете, что такое? – он извлек из внутреннего кармана корочку, раскрыл и помахал в воздухе.
– Нет, не знаем, а что это? Контрамарка в оперу? Абонемент в библиотеку? А, нет-нет. Я понял. Это – билет в зоопарк! – Проникаев решил прикинуться простачком.
– Отнюдь, – злорадно ответил Гадистр. – Это удостоверение консультанта-политолога при Совете Пэров Его Величества Государя Императора.
– Так это ваши коллеги-политологи несут по галактическому ящику каждый день такую чушь, что уши вянут? – вежливо поинтересовался Сеня. – Так и я могу.
– Может быть, и можете, молодой человек, – отвечал гадистр, – но только вы не ни за что не сможете прийти в Совет Пэров и рассказать там о бесчинствах Галактпола по отношению к консультанту Совета. А я вот могу, представьте себе.
– И что?
– А то, что вас вызовут на ковер к Государю Императору. И он вам сделает бо-бо. Сейчас, слава Персею, не 2237 год!
– Да-а? Да что ты говоришь? – протянул Проникаев. – А что ты скажешь вот на это?
И тут Проникаев предъявил убийственный козырь. Он достал из своего бездонного кармана кремовый аппарат с единственной красной кнопкой и личным гербом Императора. Это была Императорская «вертушка» – аппарат прямой гиперсвязи с самим Императором лично.
Это была та самая штука, краешек которой Проникаев показал Знаменскому, когда тот колебался – присоединиться ли к Проникаеву в преследовании Гадистра.
В общем, это была вещь посильнее «Фауста» Гете.
Гадистр побледнел, и это было видно даже ночью, в серебристом свете Майалла-2.
Надпочечники выбросили в его кровь мощную порцию адреналина, от которого у гадистра слегка помутилась логика префронтальной коры, закружилась голова и захотелось в туалет по-маленькому.
– Император дал согласие на применение мер третьей степени, – веско произнес Проникаев. (Хотя Император такого разрешения на самом деле не давал, Проникаев посчитал, что может слегка преувеличить. И, кроме того, подумал он, всё еще впереди).
– Император не мог дать такого разрешения… – пискнул гадистр.
– А вот ты тоже представь себе! – расхохотался ему в лицо Проникаев. – Мы будем страшно пытать тебя деньгами. И ты нам все расскажешь. Про Чужку, про Алебон, про то, как отнял у первоклассника мороженое и про то, как не пропустил на зебре старушку. Все-все!
После этих зловещих обещаний гадистр получил новый мощный выброс адреналина.
Но Проникаев посчитал, что мокрые штаны гадистра не являются смягчающим вину обстоятельством.
– Эй, Знаменский! – сказал майор. – Отпусти этого ливрейного служаку, он нам только мешать будет. Лично к нему у меня претензий нет, к тому же ставлю «рольс-ройсовский» звездолет против суборбитального самоката, что он ничего не знает.
– Хорошо, – сказал Знаменский. – Иди-ка ты домой, служивый, – ласково сказал он ливрейному лакею-шоферу-телохранителю. Иди домой. Зря ты ушел из андроспецназа, чтобы служить этому гаду, но Персей тебе судья. В том, как ты Галактику на зарплату променял.
Ливрейный лакей-шофер-телохранитель быстро опустил руку, которой он потянулся было за пазуху. Он еще раз бросил взгляд на императорскую «вертушку» и понял, что игра не стоит свеч. Да и свидетелем того, что сейчас, по его мнению, должно было произойти, он стать не стремился.
Еще меньше он стремился оказаться в подвалах ИБЕ, потому что Гадистр, может, таки и отмажется, – подумал служака, – а вот я – навряд ли.
– Это точно, – подтвердил Проникаев.
– Спасибо, господа галактполовцы! – с чувством произнес шофер-лакей. – Счастливо оставаться, хорошей ночи и приятных мер третьей степени!
– И тебе того же, – иронически сказал Сеня. – Иди уже, не задерживай.
И тогда лакей телохранитель подошел к Гадистру – теперь уже бывшему своему хозяину. Он произнес памятную фразу:
– Я думал, ты влиятельная персона, а ты – лишь латекс от дюрекса! – с горьким разачарованием и мукой в голосе сказал он.
После чего отвесил господину Гадистру №4 смачного пенделя, так, что тот даже немного подлетел в воздух.
Проникаев аж крякнул.
– Хорошая подача, Большая Нога! – заржал Знаменский.
Лакей вежливо поклонился Знаменскому и Проникаеву, затем сам себе скомандовал «кругом!» и быстрым шагом стал удаляться по шоссе в сторону города.
Он повернул за поворот и скрылся из виду.
– Ну вот, – подытожил Знаменский. – Вот такие верные слуги. Ну ни хрена не защищают хозяев. Возмутительно.