А ведь всё было очень непросто. Когда, спустя несколько лет после открытия эфирных энерговолн, была, наконец, создана Теория единого поля, объединившая все известные виды полей воедино как проявление деформаций мирового эфира, стало ясно, что мир уже не будет прежним. Открылся источник неограниченной и, фактически, бесплатной энергии. Схемы реализации положений теории и практического использования новой энергии были разработаны очень быстро. Рассеянные в мировом эфире «грубые» низкоёмкие длинноволновые энерговолны улавливались приёмниками, легко преобразовывались в энергоёмкие высокочастотные, которые передавались потребителю излучателем. Конечный потребитель мог использовать новую технику, работающую на энерговолнах, или же в качестве временной меры ставить трансформатор для преобразования их в электричество: промышленность пока не успевала производить новые типы приборов и техники. Передавать энерговолны на расстояния оказалось несложно, но при ряде ограничений: оказалось, что на них оказывают воздействия все известные поля одновременно, в том числе и гравитационные. И чем выше частота волн, тем сильнее было воздействие. В практическом плане это означало, что беспроводная передача энергии без потерь возможна, но её дальность ограничена: под воздействием гравитации энерговолны по параболической траектории стремились к земле. На большие расстояния их передавать было и не нужно: намного дешевле было на месте поставить локальный приемник и излучатель – в большинстве случаев в качестве источника энергии просто восстанавливали заброшенные церкви или перекрывали действующие. Но вот для доставки к конечному потребителю было необходимо, чтобы здания в районе источника волн были не выше линии параболической траектории от излучателя. Конкретная форма кривой определялся мощностью конкретного источника энергии и формой излучателя, но при любом раскладе здание не могло быть выше источника волн. По этой причине, например, в районе Кремля нельзя было ставить здания выше колокольни Ивана Великого. А по всей Москве – выше основных энергетических доминант города. Другими словами, это означало, что все высотные здания было необходимо сносить.
Сама идея, что высотки придётся сносить, а на их месте заново создавать малоэтажную застройку казалась дикой. И дело было не в том, что это казалось дорогостоящим: переход на бесплатную энергию окупал всё очень быстро. И не в том, что при имевшейся сверхплотной застройке это было технически очень сложно: при массовом сносе это оказалось не такой уж и проблемой. И даже не в том, что людей пришлось расселять большей частью далеко от центра: Москва давно уже приблизилась к девятому кольцу – бывшему ЦКАД, а местами перешагнула за него, а потому инфраструктура «окраин» ничем не отличалась от центральной. Добраться же до центра теперь можно было за 15-20 минут из любой точки города. Проблема была скорее психологического рода: в изменении восприятия людьми Москвы как гигантского «человейника» и изменением ритма жизни всего города. Особенно это касалось молодого поколения, не знавшего Москву иной.
И точку в этом споре поставили не учёные или политики, а объективные обстоятельства. К середине тридцатых годов экологическая ситуация на Земле стала такой, что ребром встал вопрос о выживании человечества в целом. С учётом открывшихся после Великой физической революции перспектив, многие страны – и Россия одна из первых – приняли решение о немедленном и повсеместном внедрении новых технологий и поэтапном закрытии источников электрической энергии. В первую очередь были закрыты тепловые электростанции, затем атомные, и в последнюю очередь альтернативные источники, которые, как оказалось, тоже оказывали негативное влияние на природу, правда, скорее косвенное. Пионеры движения объявили всемирную Новую энергетическую доктрину и ударными темпами стали её воплощать в жизнь. А значит неминуемым было поэтапное отключение электрического энергообеспечения. Крупные города, типа Москвы, по объективным причинам делали это в последнюю очередь – но делали. А это означало, что высотные дома должны быть снесены: в новых условиях они были просто нежизнеспособны.
– II –
Игоря тронули за плечо: он вздрогнул и быстро обернулся. Пока он погружался в воспоминания, к нему подошёл Главный судья с небольшой группой – вероятно тоже судей.
– Вы Игорь, регистрационный номер одна тысяча девятьсот семьдесят первый?
– Да, это я.
– Я Главный судья, здравствуйте. Это члены Главной судейской коллегии. Мне сообщили о вашем желании принять участие в соревнованиях. Как и то, что у вас не обнаружен индивидуальный чип, и мы не можем полностью идентифицировать установленные у вас стимуляторы.
– Да, всё верно. У меня по работе бронь от внутреннего чипирования. Поэтому я предъявил внешний ID. Он обеспечивает не полный доступ к индивидуальной базе, но все основные параметры личности у вас должны считаться в режиме совместимости.