Предание Темных: Вечность не предел

Оборачиваюсь на сестру – Милли спокойно спит, кажется, даже на том же самом боку.

Эх, мне бы так!

Понимаю, что своими суетливыми вошканьями в итоге лишь разбужу ее – потому выбираюсь обратно в общий салон.

Никого нет.

Царит тишина и – проклятье! – те же люминесцентные лампы. Я надеялась, что хоть тут обнаружу прежнее яркое освещение. Что ж, ладно.

Пробираюсь в барный уголок, откуда Тэд нам доставал напитки, и достаю жестяную баночку колы. Очень надеюсь, что никто не расценит это, как ночные незаконные посягательства на имущество Ратвена.

Сильно морщусь, когда банка с шумным «ПШ-Ш-Ш» открывается.

Замираю.

Все еще тишина.

Да уж, когда пытаешься быть тише воды – даже едва слышный скрип может казаться невероятной громкости грохотом. Осторожно прохожу обратно и сажусь в одно из кресел. Не успеваю сделать и глотка, как знакомая дверь вдали отъезжает в сторону, и на мгновение я чуть щурюсь от яркого света, поступающего из салона Ратвена.

Очевидно, он меня все-таки услышал.

Или это совпадение?

(..я не верю в совпадения, джен, и тебе не советую..)

На мгновение мне даже кажется, что это действительно случайность и, быть может, он вышел в туалет, но тут он дважды изящно хлопает в ладоши – и теперь уже и общий салон возвращает себе былую яркость света.

Я морщусь еще сильнее – но рада. Ведь именно этого я и хотела.

Когда привыкаю к свету – Ратвен уже с чем-то копошится у барного уголка, очевидно, что-то вытаскивая. Наконец, оборачивается и с какой-то бутылкой подходит ко мне. Садится в кресло напротив и улыбается самой притягательной из улыбок:

– Доброй ночи, Дженна. Не против, если я присоединюсь?

– Доброй – киваю – конечно, это ведь ваш самолет.

Он отмахивается, словно бы говоря «что за ерунда!», после чего отвечает:

– К чему этот официоз, если уж летим вместе? Давай просто Гордон, раз уж ты просто Дженна?

Жму плечами:

– Если вам… – поправляюсь – если тебе так удобнее.

– Вот и здорово! – мелодичный смешок и вот Гордон уже открывает бутылку.

По салону разливается терпкий запах трав и крепкого алкоголя.

– Не спится? – уточняю и киваю на бутылку – идете.. идешь на крайние методы?

По правде говоря, я даже рада, что Ратвен вышел (независимо оттого, как он так чутко услышал мое появление) – потому что болтовней с ним я могу отвлечься от мыслей о прошлом.. да и настоящем. Да и в принципе, как я и сказала Милли, он достаточно приятный.

И общаться с ним тоже.. не вызывает дискомфорта, я бы сказала.

– О да.. – он заливисто смеется – говорят, сон это удовольствие для бедных, так как ничего другого не остается. Но знаешь.. – он наливает содержимого в стакан до краев и кивает мне – будешь?

– Эм.. у меня свое – поднимаю жестяную банку повыше на случай, если он не увидел.

Ратвен кивает и продолжает:

– Так вот.. о чем я?

– Сон для бедных – напоминаю, уже начиная подозревать, что он успел опустошить не одну такую бутылку до того, как вышел ко мне.

– А, да, точно! – щелкает и одним залпом опрокидывает стакан, крепко зажмурившись – так вот, я бы не прочь часов на восемь стать бедным. Давно уже хорошо не спал.

–А что так? Дела?

Он смотрит на меня и глаза как-то странно поблескивают:

– Ну да.. а еще столько различных мыслей, которые просто не дают уснуть. Столько загадок, столько головоломок.. – он трясет головой, и пара волнистых прядей падает ему на лоб.

Ратвен недовольно фыркает и отметает их знакомым жестом в сторону. После чего наполняет себе стакан до краев вновь. И вновь предлагает мне, будто бы забыв ответ двадцатисекундной давности.

– Кола – напоминаю я.

– Так даже лучше – отмахивается – ты уже допила до половины? Давай сюда, налью прямо в жестянку..

Я настороженно подтягиваю баночку к себе и вежливо мотаю головой:

– Спасибо, но не очень хочется.

– Что ж, ладно – повторяет он и вновь хватает свой стакан – знаешь, даже хорошо, что мы вот так вот оказались тут без посторонних. Можно посидеть, поболтать о чем угодно.

Он подмигивает мне и вновь опрокидывает стакан.

– О чем, например? – пытаюсь понять, флирт это или просто пьяная болтовня, а я – как единственный не спящий человек, потому единственно-возможный собеседник.

Второй вариант прельщает куда как меньше.

– Да обо всем – отмахивается и вновь тянется к бутылке.

Таким макаром он очень скоро отрубится.

– Может, не торопиться? – предлагаю.

Но он уже вновь наполняет стакан до краев:

– Да ладно уж – но делает при этом лишь два больших глотка, не стараясь вновь выпить залпом, после чего внимательно смотрит на меня – хотелось бы узнать тебя получше. Какая ты, Дженна?

Вопрос застигает меня врасплох.

Это даже хуже, чем «расскажи о себе».

– Да обычная.. – жму плечами.

Конечно, такое себе определение перед мужчиной, перед которым я бы не прочь блеснуть, однако ничего другого в голову не идет. Кажется, начни я перечислять какие-то свои достоинства – будет выглядеть совсем смешно, точно петух, который, подражая павлину, пытается пушить во всю свой скудный хвост.

На губах Гордона играет улыбочка, и он чуть покачивает стеклянный стакан, позволяя жидкости поигрывать в его пределах:

– В обычных людях порой скрывается самое необычное.

Но не дает мне ответить уже более раскрепощенно, как следом опрокидывает все-таки злосчастный стакан. Шумно втягивает носом воздух, точно какой-то алкоголик со стажем, а не молодой наследник династии мульти-миллиардеров, и, пока наливает себе очередную порцию, говорит:

– Ты ведь работаешь реставратором, так? Любишь искусство..

Я изумленно вскидываю брови, но видит он это только тогда, когда открывается от своего стакана, наполнив его. Отвечает на это еще одной обаятельной улыбочкой и, довольно откинувшись в кресле, поясняет:

– Ну не мог же я пустить к себе людей, которых совсем не знаю. Пойми меня, я ведь здесь совсем без охраны, и даже если речь о двух хрупких девушках..

– И одном парне – напоминаю я, после чего, пытаясь подражать его шутливому тону, говорю – ты ведь не знал изначально, что его оставят на трапе?

Он мгновение смотрит на меня, словно оценивая вложенный в эти слова смысл, после чего смеется:

– Ну конечно, да, не знал, еще и об одном парне.. – тут же замирает и хмурится – о чем я говорил?

То, что он уже не первый раз теряет суть диалога, говорит о том, что скоро он потеряет и сознание. Да уж, не круто.

– О том, что был обязан узнать, кто с тобой летит.

– Ах, да! – вновь игривая улыбка – ты моя спасительница!

Он вновь подмигивает мне – и теперь это уж точно флирт, благо, к своим двадцати-пяти научилась разбираться в подмигиваниях, после чего добавляет:

– Да.. так вот, навел элементарные справки о вас, поэтому и узнал. Кстати, я ведь тоже ценю красоту искусства. Конечно, может вам, деятелям искусства, и кажется, что мы, люди деловой сферы, не имеем к вам никакого отношения.. Но ведь без хорошей финансовой базы творчеству сложно развиваться, Джен!

Его голос становится какой-то напористо-капризный, точно он пытается мне что-то доказать. Удивительно, потому что я ведь с ним даже не спорю.

– Во все времена – продолжает, опрокинув очередной стакан – именно меценаты, богатые люди с хорошим вкусом двигали искусство вперед. Умные творцы это понимали и благодарно принимали поддержку..

Он тянется к бутылке, когда я жму плечами, делая за все это время лишь пятый глоток колы:

– Да и меня-то нельзя назвать творцом. Я просто восстанавливаю то, что создали другие.

Ратвен выливает остатки жидкости, которые наполняют лишь полстакана, после чего недовольно косится на бутылку, словно она сама себя подначивала, пока он не обращал внимания.

Заметив, что я замолкла, он вновь поднимает на меня взгляд, довольствуясь и тем, что налил:

– Ну это тоже искусство, даже более тонкое.

Он открыто мне льстит.

– И здесь тем более – продолжает, сделав большой глоток и чуть не подавившись – не обойтись без финансирования. Восстановление красоты дорого обходится..

Ничего не понимаю.

Он с одной стороны вроде бы флиртует со мной, очень даже откровенно.. но с другой стороны – какие-то странные темы для флирта. Финансирование? Работа? Кто разговаривает с девушкой на такие темы?

– Ну да.. – неопределенно бормочу я.

Может, он просто уже так напился, что в сознании путается?

– Ты ведь родилась в Лэствилле? – вкрадчиво уточняет, меняя темы так быстро, что я не успеваю сориентироваться – хорошо его знаешь?

– Да, родилась – глоток колы – но потом родители переехали за город, и росли мы с сестрой, которая уже и родилась там, на ранчо. А в Лэствилл вернулась уже после школы. Учиться, потом работать.

Жму плечами:

– Так что город вроде и родной.. но знаю я о нем немного.

– М-м, интересно – он опрокидывает остатки жидкости и, лишившись необходимости что-то держать в руках, слишком уж порывисто подается ко мне вперед – и почему же они переехали?

От такой близости я теряюсь и не сразу понимаю, о чем речь:

– Кто?

Гордон тут же недовольно цокает, откидывается обратно на спинку кресла, а в его голосе слишком явственно сквозит нетерпеливость:

– Родители, Джен. Ты сказали, они переехали. А почему?

– Не знаю, тогда мне было лет пять..

– И что же, совсем ничего не помнишь из того возраста? – его глаза вновь сверкают, и в напряжении он даже чуть закусывает нижнюю губу.

– Да сложно сказать..

Мы решили поговорить о моем детстве?

– А почему тебе интересно?

Локид бы мной гордился. Как избежать ответа на вопрос? Ответь на вопрос вопросом. Ты ответил и одновременно не дал ответа, бинго!

Не охота признаваться, что с памятью у меня все не так гладко и первые мои вспоминания о детстве – это школьная линейка в семь лет.

Ратвен жмет плечами:

– Да так.. просто к слову пришлось.

Не особо-то я заметила, чтобы Лэствилл и мое детство пришлись к слову, пока он сам о них не заговорил.

Наконец, моя банка пустеет.

Ратвен уже не пьет, но видимо, начинает во всей мере действовать ранее выпитое. Его движения становятся совсем развязными (но не в том плане, в котором хотелось бы), раскованными, а взгляд теперь мерцает на меня странным интересом.

И тоже совсем не таким, каким хотелось бы.

А таким, словно я какой-то кубик-рубик, который он никак не может собрать, и теперь хочет, чтобы я собрала себя сама, а после научила это делать его.

– А что ты делала в Румынии? – вновь улыбочка – у вас с сестрой тематические каникулы? Обычно в эту страну за этим и едут. Замок Дракулы, вампиры, воу – смеется – так сильно этим интересуешься?

Больше, чем хотелось бы.

Невольный участник, так сказать.

Но вместо этого лишь натянуто улыбаюсь:

– Больше она, чем я. Из-за нее и поехала.

– А тебя совсем не привлекает образ вампиров? – он складывает какую-то удивленную гримасу – по-моему, что-то в этом есть, а? Внешняя холодность, неприступность.. а внутри.. БАМ!

Он так резко ударяет по столу, что я вздрагиваю. Гордон же этого даже не замечает в своих эмоциях, уже продолжая:

– Бам – внутренняя сила, величие! Да еще какое? – он уже говорит взахлеб, как какой-то фанатик типо Милли – знания и тайны, недоступные обычным людям!

Его лицо растягивается в блаженном удовольствии:

– И почти вечная жизнь..

– Зато ты, смотрю, этим интересуешься – киваю я, уже решая, как бы поскорее слинять от пьяного (не выпившего – а именно в стельку напившегося) человека.

А его рассказов о «великолепии» вампиров, когда я своими глазами видела это чудовище и ничего великолепного там не нашла – мне не надо.

– Не то, чтобы самим этим.. – он недовольно щелкает пальцами, видимо уже не в силах обличить мысли в слова, после чего кладет свою руку на мою, пристально глядя в глаза – но черт, Дженна, неужели тебя не завораживает мысль о Вечной жизни?

Вспоминаю обезображенную морду «Влада».

Когтистые, серую натянутую кожу, огромные клыки, выпирающие из пасти, налитые кровью глаза и уродливые острые крылья за спиной.

Едва удерживаюсь, чтобы не передернуться:

– Знаешь, я думаю, что иногда у вечной жизни может быть слишком большая цена, которую большинство не готовы заплатить.

– Цена! Конечно! – смеется он – она ведь есть у всего и разумеется, большинство – не готовы! Иначе бы мир просто наполнился бессмертными идиотами.

Он отнимает свою руку от моей и, презрительно скривившись на этих абстрактных «бессмертных идиотов», будто бы отмахивается ею от них.

– И знаешь, Гордон, еще я думаю, что..

Мои слова «качество жизни порой гораздо важнее ее количества» так и остаются несказанными. Оттого, очевидно, что мои заключения не очень-то интересны собеседнику.

Он, совершенно меня не слушая, вновь возбужденно добавляет, откровенно перебивая:

– Но вспомни историю! Во всех обществах были закрытые группы «знающих» – жрецы или правители.

Он вновь склоняется ко мне, но на сей раз мне уже хочется отодвинуться, а не склониться в ответ.

– И сейчас есть те – продолжает уже почти шепотом – кто мог бы распорядиться и силой, и бессмертием правильно.

Его глаза уже горят, как два факела:

– Для тех, кто знает больше других, важно правильно распознавать своих. Своим можно довериться.. – его рука вновь скользит на мою ладонь – открыться.. Всегда лучше вместе, чем в одиночку.

Он вновь обаятельно улыбается.

–Понимаешь меня?

– Если честно.. –осторожно вынимаю руку – то не совсем..

Кажется, он еще больше помешан на этом, чем Милли. Не видел и десятой части того, что видела я – но при этом так говорит, словно ни капли не сомневается ни в вампирах, ни в их существовании среди нас – при том, что он давно вырос из возраста «романтизации».

Теперь я уже нарочито демонстративно ставлю свою пустую жестяную банку на стол, привлекая к ней внимание Ратвена:

– Спасибо за разговор, было очень приятно поговорить с.. умным человеком. Но, боюсь, уже поздно и меня наконец посетил сон.

Но едва я собираюсь встать, как улыбка стягивается с лица молодого мужчины. Зато на нем теперь явственно отображается досада:

– Думаешь, не стою твоего внимания?

– Что? – теряюсь – нет, я же говорю, я просто..

Развожу руками.

Теперь он хмурит брови, точно ребенок, который не получил того, чего хотел, хотя (как учили мамочка и папочка) пытался добиться этого честным путем:

– Не стоит быть слишком высокомерной, Джени – его язык начинает заплетаться – иногда достойных соратников можно найти и среди..

Он пытается подняться, опираясь ладонями на подлокотники кресла, но с гулким «БУМ!» падает обратно и тяжело вздыхает:

– ..Найти и среди тех, кто на первый взгляд не выглядит таковым.

Теперь он рассерженно-капризно бьет кулаком по подлокотнику:

– Приглядись!

Я окончательно поднимаюсь:

– Прости, Гордон, но я правда не понимаю, о чем речь.. И если честно, уже давно потеряла суть разговора..

Но он хватает меня за руку и тянет на себя, раз уж не смог подняться.

– Отпусти! – я теперь уже кричу и бью его по руке – что ты делаешь!

Но Ратвен силой прижимает меня к себе настолько близко, что даже любовники так близко не сидят. Его помутневший взгляд, не моргая, упирается в меня, а от него самого несет диким перегаром:

– Ну же, крошка, поделись со мной своими секретами! Расскажи, что ты сделала со стариком Шотетом?!

– Я не знаю, о ком ты! Отпусти!

Слышится какой-то грохот позади, и вот уже чьи-то руки разжимают хватку Гордона на моей руке:

– Мистер Ратвен, прекратите!

С облегчением узнаю голос Теда. И когда, наконец, полностью высвобождаюсь – отскакиваю и уже вижу его самого. Он удерживает извивающегося и окончательно взбесившегося мужчину:

– Прочь, пошел вон! Пусти меня! – он сверкает на меня глазами, попеременно грязно ругаясь на Тэда – пусть она мне расскажет! Пусть расскажет! Я ХОЧУ ЗНАТЬ!

Стюард сжимает его руки еще крепче и судорожно кивает мне на дверь гостевой. Я тут же бросаюсь, куда указано, не заставляя его повторять дважды.

Да уж, вот и «лакомый кусочек».

Очередной психопат. Впрочем, чего можно было ожидать от человека, к 25-ти перекроившему себя почище куклы.

Но почему именно я? И про какого Шотета он говорил? Про какие тайны?

На какое-то безумное мгновение мне начинает казаться, что Ратвен откуда-то знает обо всем, что произошло в Румынии. И все эти разговоры про вампиров, про бессмертие и привилегированных «правителей» – это были лишь намеки о его знании.

Но тут же отсекаю эту мысль.

Если бы это было так – то мне больше нечего рассказать.

А он просто требовал у меня какие-то непонятные тайны!

Может, он действительно просто фанатик, а алкоголь сделал свое дело? А когда я сказала, что мы были в Румынии и правда из-за вампиров – все понеслось-поехало. Вначале от светских разговоров – а в конце уже об управлении миром.

Так сказать, вывалил залпом на меня всех своих тараканов, что в трезвом состоянии мирно и лениво копошатся себе, не торопясь во внешний мир.

У всех же есть хобби? Наверное, это извращенная сторона его увлечения.

Оказавшись в гостевой, я закрываю дверь и тут же приникаю ухом к ней. В салоне еще какое-то время слышатся голоса и возня.

После чего все мало-помалу стихает.

Ну, по крайней мере, стюард смог добиться того, чтобы Ратвен (точнее, его пьяное тело) не пошел за мной долбиться в комнату, чем разбудил бы еще и Милли.

В итоге укладываюсь рядом с сестрой.

Да уж. Хотела найти сон за работой – в итоге прошлое взбудоражило почище американских горок. Решила изменить положение дел баночкой колы – накинулся Ратвен со своими безумными идеями мирового господства при помощи бессмертия.

Кажется, все-таки лучше искать сон, не покидая пределов кровати и времени.

И в конечном счете, на удивление, это действительно помогает.

-6-

Будит меня стук в дверь.

Однако, почти бессонная ночь дает о себе знать – потому что, когда я едва продираю глаза и вообще смутно отдаю себе отчет где я и кто я – Милли уже открывает дверь, поправляя светлые волосы.

Судя по тому осиному гнезду на голове, которое она не заметила, приводя наспех в порядок концы – сестра тоже только вылезла из кровати.

Вскакиваю следом за ней (едва не грохнувшись вниз, запнувшись ногой об собственный чемодан перед кроватью), на случай, если это Ратвен. Однако, заглядывает лишь Тэд:

– Доброе утро.. вечер, мисс.. – он глядит с меня на Милли, видимо не знаю, к кому обратиться конкретно, и в итоге выдает – леди. Мы прилетели.

Ура.

– Лэствилл? – на всякий случай уточняю.

Мало ли чего ожидать после ночных выкидонов.

– Конечно. Можете собираться на выход.

А, мы уже приземлились? Вот уж в чем прелесть частных рейсов – я проспала в шикарной кровати все приземление, тогда как в общедоступных сидела бы час пристегнутая всеми ремнями без возможности встать пописать.

Конечно, есть и минусы – хозяин этого частного рейса может зверски напиться и развести демагогии.. Хотя, впрочем, если бы я спала – то ничего бы этого и не увидела.

– Хорошо, спасибо – кивает Милли, так как я за этими мыслями забываю «дать отмашку» Тэду.

Он уже собирается уходить, как мнется, глядит на меня, и в итоге добавляет:

– Прошу извинить нас за ночной инцидент, мисс Бёрнелл. Господин выпил лишнего. Вообще он мирный человек и не причинил бы вреда..

– Нас? – уточняю я – тебе не за что извиняться, Тед. Точнее, не ты должен сейчас извиняться.

Однако, никакой злобы у меня уже не осталось. Каждый может напиться, и каждый (в любом возрасте) может иметь странное хобби. Пусть даже фанатеть до сноса крыши по вампирам – вот, стоит мой живой пример, с блондинистым гнездом на голове.

Как бы то ни было – он нас все-таки довез.

Видимо, стюард видит, что пусть я и фыркаю, но настроена не враждебно, потому что улыбается и наконец ретируется.

Милли удивленно поворачивается ко мне:

– А что за инцидент? За что он просил прощения?

– Ратвен напился.

– С тобой? – хитрая улыбочка.

– Можно и так сказать, только плюшек я не получила.

Кратко пересказываю ей (по мере расчесывания и беглого привода в порядок) о том, что было ночью. К концу Милли обескуражено выкатывает глаза, словно бы ей сказали, что кит – на деле сухопутное животное, поэтому и выбивает фонтаны воды, тем самым избавляясь от жидкости в легких.

– Да уж, а говорят телек людей только толще делает – фыркает – судя по всему, еще и адекватнее. Обман! – всплескивает руками и, глянув на меня, хохочет – кругом обман!

Это приезд так на нее действует? По крайней мере, может мне кажется, но Милли стала намного легче в общении и вообще восприятии окружающего.

Может, действительно, чужая страна, странный лес и мрачный замок давили ей на психику, пусть она сама толком не отдавала себе в этом отчета?

Мы продолжаем смеяться уже и тогда, когда вытаскиваем чемоданы в общий салон. Опасаюсь встретить там Ратвена (с похмелья люди обычно еще более ворчливые, чем в пьяну), но кроме Тэда никого. Он тут же предлагает вытащить наши чемоданы, но я вежливо отказываюсь и мы направляемся к выходу.

Едва ступив на трап и увидев огни родного города, я вздыхаю с облегчением.

Вот она, Америка.

Вот он, Лэствилл.

А все вампиры, чудовища, многовековые монстры, ведьмы и замки остались там, в Румынии. Правда, там остался еще и..

– Лео!

Я вскрикиваю громче нужного, потому что только сейчас вспоминаю о звонке. Но не успеваю набрать его номер, потому что меня уже возбужденно толкает сестра в бок:

– Джен, смотри!

Я слежу за направлением, куда она показывает.

Куда-то вниз.

Там стоят машины и люди. Одна фигура бросается к нам – именно на нее и показывает Милли.

Я изумленно замираю, так и застыв с пальцем над кнопкой «вызов»:

– Мама?

Пара людей изумленно оборачиваются, видимо, не до конца понимая, что это я, взрослая девушка, называю мамой ту, что едва ли старше меня лет на десять.

Она отлично выглядит, как сказал однажды про Локида Влад – но намного старше, чем кажется.

Это про маму.

Но к счастью, никакие Темные тут не при чем – просто уход за собой, минимум волнений, аэробика каждую среду, правильное питание и легкость по жизни.

Потому-то мы и удивились, что она так встревожено нам звонила..

И что приехала сейчас встречать.

Точнее..

Как?!

– Девочки мои! – она одновременно обоими руками обнимает нас с Милли, точно супер-мамочка из «супер-семейки» – вы дома!

– Мам.. – озадачено хмурюсь, выбираясь из объятий, чтобы увидеть выражение ее лица – а ты как.. узнала, что мы прилетаем сегодня вообще?

– Точно.. – изумленно протягивает сестра, видимо только сейчас сообразив об этом.

Однако, смотрю на маму и вижу лишь радостное возбуждение.. никакого волнения и тревоги, что было по звонку.

– Мне позвонил мистер Ратвен – лично! – она говорит это таким же едва ли не благоговейным тоном, как Милли -и сообщил, что вы прилетите с ним – с ним!

– Ну зачем было тратиться на такси, такие запары? Мы бы сами и так приехали – говорю.

Однако, сама между тем продолжаю к ней приглядываться. Очень странное поведение для мамы – взять вот так в девять вечера и сорваться в аэропорт, отдав бешеные деньги за такси, только чтобы встретить нас и на этом же такси поехать обратно.

Легкость по жизни – ее девиз.

Ехать в девять вечера за бешеные деньги с пригорода – не легкость.

– Я не тратилась – отмахивается она – мистер Ратвен был так любезен, что отправил за мной машину, чтобы я могла лично вас встретить.

Я даже не нахожусь, что ответить.

Это конечно, действительно, очень любезно..

Но зачем ему это? Просто так люди подобного не делают. Они это делают в двух случаях: либо хотят произвести впечатление, втереться в доверие – иными словами «понравиться». Либо, когда им что-то нужно – иначе говоря, этим хотят получить себе право заиметь что-то взамен.

И пока я еще не могу определиться, к какой категории отнести Ратвена. Если бы не ночная сумбурная «встреча», я бы решила, что просто удачей судьбы оказалась во вкусе молодого богатого наследника и он, точно чувак из «Красотки», решил всеми способами меня очаровать.

Но учитывая его ночные выпытывания «моих секретов» – возникают сомнения и склонность ко второй версии. Но если же он просто напился и нес бред, то тогда уже нет..

Ладно, плевать.

Просто плевать.

Это Америка, тут не надо думать. Тут надо просто говорить «плевать», на все, что не поддается решениям или объяснениям.

«Плевать» и в стопку.

И идем дальше.

– Плевать! – говорю я.

И только когда получаю в ответ удивленные взгляды мамы с сестрой, понимаю, что ляпнула это вслух. Судорожно пытаюсь припомнить мамины последние слова, на которые я «дала этот ответ».

А, про машину.

– Плевать, в смысле, что.. что для него это плевое дело – кисло выкручиваюсь – но правда очень любезно.

Мы медленно отходим в сторону, чтобы вызвать такси (потому что те, что стоят здесь и готовы подвести всяк и каждого – стоят на две сотни баксов дороже), и пока мама судорожно пытается выискать номер «того самого дешевого», я, глядя на ее мобильник, вспоминаю:

– Кстати мам, а почему ты действительно звонила? Раз мы уже здесь, можешь сказать.

Она отвлекается и даже забывает продолжать листать:

– А?

– Что случилось, что ты звонила?

Она начинает суетиться, словно бы не просто ищет номер, а выполняет десять непосильных дел одновременно и ей совершенно некогда задумываться над моими вопросами:

– Да ничего, я же сказала. Все в порядке.

Ее отрицание очевидного лишь усиливает подозрения. Я уже говорю без улыбки:

– Мам.

– Правда.. это все мои фантазии. Я слишком мнительная в последнее время..

Фантазии? Мнительная?

Мама и мнительность – это два разных полюса, о чем она?

Но она вновь принимается «усиленно» выискивать номер, отдаваясь этому целиком. Мы с Милли стоим, скучающе постукивая то пальцами по чемоданам, то отбивая дробь коленом – причем и то и то делаем практически синхронно.

Но поскольку мы ничем не заняты с ней, я почти сразу замечаю, как из общей толпы (что за толкучка?) выступает одна грузная фигура и спешно направляется в нашу сторону.

Вернее, вначале мне кажется, что просто в нашу сторону. Но спустя пару мгновений понимаю – нет. Не просто в нашу сторону – а именно к нам.

А когда между нами остается не больше десяти ярдов и мама вдруг удовлетворенно цокает:

– Сказала же, этот номер у меня был! Нашла!

Я узнаю в приближающейся фигуре Маккензи.

Мэра Лэствилла.

-7-

Мама обрывается на полуслове, тоже заметив его, и так и не нажав кнопку вызова того такси, которое так долго искала.

Мужчина – явно за пятьдесят, идеально выбритый, но от этого не более опрятный, в костюме, который явно покупал, когда был в лучшем весе и без брюшка, с усталой физиономией и проседью в волосах (конечно, это же мэр Лэствилла, а не Калифорнии²) кивает нам троим, окончательно подойдя и с трудом скрывая отдышку:

– Леди, добрый вечер, добро пожаловать домой..

– Я прославилась, да не знаю об этом? – пытаюсь пошутить – то миллиардеры дерутся за право довезти меня на своих самолетах до дома, то теперь лично приехал встретить мэр, чтобы поздравить с прилетом! Я умерла и переродилась Майклом Джексоном?

Но хихикает только Милли и то, заметив взгляд мамы, тут же замолкает. Я озадаченно перевожу взгляд с мамы на мэра, но в итоге откашливаюсь:

– Извините, просто с перелета устала. Чем-то обязаны?

Кажется, Маккензи сильно теряется из-за того, что я прервала его, очевидно, выученную наизусть речь, потому пару секунд растерянно молчит. В какой-то момент мне даже кажется, что он так и не вспомнит, что за чем шло и просто так же молча повернется и засеменит обратно.

Но вот его взгляд яснеет и он обращается ко мне:

– Да, мисс Бёрнелл. Я, собственно, хотел сказать, что рад, что вы прилетели и успеваете на городской совет..

– Городской совет? – теперь уже его изумленно перебивает Милли.

Мама шикает на нас обоих.

Несмотря на молодость во всем остальном – воспитание выдает ее истинный возраст. Воспитание, обязывающее проявлять учтивость и уважение к высоким политическим чинам, даже если это какой-то мэр маленького городишко, который выглядит ничем не лучше этого самого городишка, о котором, наверное, только и знают что жители этого городишка.. да богатые папенькины сыночки, благотворительствующие здесь, потому что суммы требуется меньше, чем в больших городах, а вот резюме «добрых дел» пополняется.

– Да, городской совет – теперь мэр собирается с мыслями куда быстрее – нам просто необходимо ваше присутствие, мисс Бёрнелл.

И взгляд на меня. Словно его первого обращения было недостаточно, чтобы теперь понять, какую из троих «мисс Бёрнелл» он имеет ввиду.

– Чтобы успеть к началу – нужно выезжать сразу отсюда.

Ничего не понимаю.

Даже если опустить вопросы о том, какого черта от меня понадобилось городскому совету и этому старому увальню в частности.. откуда он знал, что я буду здесь в это время? Что я прилечу? Точно не от мамы – она не меньше нашего удивилась его появлению.

Тогда откуда?

Вряд ли Ратвен всему городу позвонил и сообщил, что везет такую-то такую-то, встречайте там-то там-то.

Но едва я открываю рот, чтобы все это подметить – как со спины мэра, точно в каком-то фильме ужасов, обвиваются вокруг его шеи чьи-то пальцы с длинными ногтями..

Но тут же я вижу и всю их обладательницу целиком.

Какая-та молодая девица модельной внешности, и судя по тому, как она вольно пристроилась на Маккензи – его «кукла барби». Странно, я думала такие залипают либо на красивых и известных, либо на известных и богатых, либо просто на безудержно-богатых, тогда можно без красоты и известности.

Шутка в том, что наш мэр не обладает ни то что ни одним из вышеперечисленного -в его багаже нет даже четвертинки от одного из чего-либо этого.

Ну, должно быть, и эта пташка летает не так высоко, как Эмбер Херд³.

Она появляется так неожиданно (и неуместно), что мэр тут же смущается:

– Эрджи, я же говорил подождать меня..

– Да, мой сладкий – кивает она капризно – но я уже замерзла и ты говорил, что быстро. А тут та-ак долго..

Девица растягивает слова и кажется совершенной дурочкой.. но что-то такое мелькает в ее глазах, что заставляет меня усомниться в этом заключении. Может, ей просто выгодно таковою казаться.

– Так, ладно, мисс Бёрнелл.. – он поспешно оборачивается ко мне вновь, видимо решив уже закрыть этот вопрос.

Потому я его сразу же перебиваю:

– Подождите. Как вы узнали, что я прилетаю? И зачем я нужна вдруг городскому совету? Да еще и так срочно?

– Дело официальное, я не могу пока разглашать. Вы все узнаете на месте.

Нет, знаете что, хватит с меня.

Столько проблем в Румынии, не очень-то спокойный и достаточно долгий перелет домой – чтобы теперь, едва сойдя с трапа, ехать куда-то, на ночь глядя, на какие-то городские советы непонятно зачем, сидеть там, непонятно сколько – когда единственное, чего я хочу сейчас: это горячий душ и мамины фирменно-разогретые полуфабрикаты.

Все, не хочу.

Имею право.

Это Америка – плевать и в стопку.

И едва я собираюсь уже совершенно осознанно ляпнуть это («плевать и в стопку») прямо мэру, как мама мягко трогает меня за плечо и шепчет на ухо: