Влад уже не ругался матом, лишь изредка нелестно проходился по моей родне. Он сидел на песке и смотрел на светившиеся песчинки, время от времени качая головой и с силой проводя ладонью по лицу. Я же отчаянно жестикулировала и всячески старалась приукрасить историю о Ване. В ответ Влад ехидно улыбался и снова качал головой:

– Какой же я идиот, – подытожил он, когда я рассказала все, что смогла. – Поверить глупой девчонке.

Слово «глупой» меня задело, но я и не думала перечить, опасаясь скандала посерьезнее, чем простое перечисление моих нецензурных Альтер-эго. Я молча смотрела, как он набирает в руку светящийся песок и медленно высыпает обратно, глядя на слабое свечение песчинок. Он был похож на маньяка в стадии предобострения. Не то, чтобы я боялась, но, надо признаться, выглядело это довольно жутко.

– Влад, – тихо пробурчала я. – Я не хотела. Я думала, что мы попадем обратно в твой мир. Я хотела как лучше…

– Знаешь поговорку про благие намеренья?

– Да, – пискнула я.

– Так вот ты, Валерия, не просто дорогу прокладываешь, ты туда на бульдозере прешь, да с таким фанатизмом, что о тебе уже наслышаны в конечной точке и с ужасом ждут твоего появления.

– Ну, перестань…

Он снова шумно вдохнул, выдохнул. Подняв голову, окинул безграничную пустыню. За нашими спинами лениво шелестел океан, ледяного серо-стального цвета, а вокруг раскинулась пустыня светящегося песка, и на горизонте ни намека на то, что ей есть конец.

– Что ж, – сказал Влад. – Теперь, когда мы оба понимаем, что мы попали совершенно не туда, куда собирались, предлагаю выдвигаться в путь.

– Куда? – я немного опешила от такого предложения, и дело не только в том, что идти совершенно некуда – куда ни посмотри, кругом одна и та же картина – светящийся песок, безжизненно черное небо и ровный горизонт. Дело было в ощущениях, которое вызывало это место – все здесь было мертво. Я была совершенно уверена, что Влад это тоже чувствует. Хотя нет, это не то слово. Мертво – это когда жизнь была, а потом не стало, а здесь, жизни словно и не было никогда. Все здесь было… стерильно. Мне казалось, что мы два микроба, попавшие в абсолютное, идеально чистое место, новую чашку Петри, и теперь, немного погодя, должны обосновать тут колонию себе подобных. Идти смысла нет просто потому , что куда бы мы ни пошли, в итоге окажемся там же, откуда вышли.

– Пойдем вперед, – сказал Влад, и, посмотрев по сторонам, обреченно добавил. – Все равно не заблудимся.

Я была совершенно уверена, что мы поступаем глупо, но спорить не стала – всеми своими действиями я лишила себя права голоса, доказав, что мне лучше просто идти следом, куда показывают, и по возможности молча. Я согласно кивнула. Влад на автомате повторил мой жест и поднялся на ноги. Он отряхнул с брюк налипшие песчинки и начал поворачиваться вокруг своей оси, выбирая направление. Наконец он встал к океану спиной и пошел вперед. Я тихо пошла за ним, не смея поднять глаза на фигуру, которая была мне дороже всех на свете. Обидно, но сейчас, когда вокруг не было ни души и мы были совершенно одни, говорить можно было о чем душе угодно, но совершенно не хотелось. Кроме того, я чувствовала, что сейчас мы так далеки друг от друга, как не были еще никогда. Мы были на разных полюсах, причудливым образом идя по одной дорогой.

Океан медленно удалялся от нас, оставаясь позади, а пустыня впереди все росла и росла, затмевая собой все пространство, и чем дальше мы шли, тем острее я чувствовала, как пусто здесь. Наконец, когда я снова обернулась, пустыня заполонила собой все, и теперь начало, конец, право, лево ничем не отличались друг от друга. Странное это было место: ни ветра, ни запахов, и все вокруг было настолько одинаковым, что казалось фотографией, растянутой на триста шестьдесят градусов. Тут не было даже какой-либо определенной температуры – не было ни жарко, ни холодно, и воздух точно совпадал с температурой тела. Это было очень неприятно, создавало ощущение, словно ты с ног до головы в мягком, невесомом, изолирующем скафандре на голое тело и он не подпускает к органам чувств никакой информации извне, хотя ощущения вакуума не было. Одежда на нас была уже совсем сухая, несмотря на то, что из воды мы вылезли минут пятнадцать назад. Это место подстраивалось под тебя настолько ловко, что было даже неприятно, словно оно лезет тебе под кожу. Влад молчал и медленно шагал, не торопясь, не глядя, куда идет. Видимо все это тоже действовало ему на нервы, потому как он нервно кусал губы, а брови его сошлись на переносице. Действительно, куда смотреть, если все вокруг безрадостно одинаковое. Вдруг Влад споткнулся и упал, причем практически плашмя, потому как совершенно не ожидал препятствия. Он выругался и поднялся, отряхиваясь от песка:

– Что за…

Я оглянулась и увидела то, обо что он споткнулся – из песка торча острый, совершенно прозрачный камень, размером с кулак. Я села на землю и попыталась вытащить его, но он твердо сидел в рыхлом, сухом песке. Влад подошел и посмотрел на то, что сбило его с пути:

– Ну хоть какое-то разнообразие, – пробурчал он.

Я попыталась разгрести песок вокруг камня, чтобы добраться до безделушки, которая в контексте всей остальной местности была чем-то впечатляющим, совершенно необычным. Но песок был сухой и снова и снова засыпал прозрачную породу. Я успевала лишь ненадолго увидеть, что камень гораздо больше, чем кажется, поскольку книзу он сильно расширялся. Влад смотрел, как я, без особого успеха, пытаюсь выкопать никому ненужную вещь, и не особо-то торопился мне помогать. Когда ему наскучило смотреть на мои бессмысленные попытки, он поднял голову и принялся рассматривать ландшафт, словно там вот-вот должно появиться что-то новое. Новое было у нас под носом, но он словно бы не желал признавать этого.

– Может, поможешь, все-таки? – спросила я, отдуваясь.

– Зачем? Думаешь, это огромный алмаз?

– То есть будь это алмаз, ты бы из кожи вон вылез?

– Нет, – сказал Влад равнодушно.

– Неужели тебе не интересно посреди пустыни найти что-то, кроме песка?

– Не особо.

– Слушай, я понимаю – ты меня ненавидишь, и нет смысла пытаться наладить прежнее общение. Я поняла и смирилась. Но можно же хотя бы не вредить друг другу? Мне кажется, мы оба заинтересованы в том, чтобы как можно скорее выбраться отсюда.

– И как это поможет нам отсюда выбраться?

– Откуда я знаю? Может никак не поможет. Но вдруг это что-то важное?

Он постоял еще немного, медленно и глубоко вздохнул и опустился на колени рядом со мной:

– Мы занимаемся идиотизмом, – недовольно пробурчал он.

– Не волнуйся, я никому не расскажу.

С его помощью дело сдвинулось с мертвой точки. Камень оказался очень большим. Руки у Влада вдвое больше моих, а потому он с легкостью раскидывал песок в разные стороны. Очень скоро мы поняли, что торчащий осколок был лишь верхушкой необычного айсберга – поначалу совершенно прозрачная, кристально чистая порода заключала что-то внутри себя, но дальше камень становился неровным, пористым и бугристым, изрытым крошечными трещинами, как замерзший лед, отчего трудно было рассмотреть, что это. Камень становился еще больше, а потому, и копать было труднее. Мы усердно работали руками, но песок неохотно отдавал нам свою добычу. И вот, спустя пять минут работы мы увидели, что внутри камня находятся… ноги. Я взвизгнула и отскочила назад. Влад словно бы и не заметил содержимого нашей находки и моей паники и удвоил усердие. Как ни странно, но как только я перестала помогать, дело пошло гораздо быстрее. Камень был вырыт уже на одну треть, и открывал взору то, что совершенно лишило меня дара речи – тонкие, длинные ступни переходили в худые, до изможденности, икры. Но страшнее всего было то, что ног было четыре.

– Господи, Влад, что это? – дрожащим голосом спросила я.

Влад меня не слышал, он тяжело дышал и отчаянно работал руками. Что бы это ни было, либо оно его не пугало, либо он прекрасно сдерживал свои эмоции. Но вот камень показался на половину, и я увидела, что все четыре ноги принадлежат одному… человеку? Ноги, тощие, жилистые сходились воедино в бедрах, да так естественно, словно именно так и должно быть. Существо было в трусах и это все, что было на нем из одежды. Узкий торс был не столько мужским или женским, сколько подростковым, и был таким же тощим, как ноги, и показавшиеся из песка руки.

Когда камень уже почти совсем был отрыт, Влад поднялся на ноги и с силой пнул его, тем самым выкорчевав из земли. Огромный валун лениво перевернулся, прокручивая внутри себя изможденную, сверкающую костями, фигуру, которая застыла в позе эмбриона, закрывая руками тело, и когда камень остановился, моему взору предстало застывшее лицо, повернутое прямо в черное небо. Я взвизгнула снова и отшатнулась от находки на несколько шагов. Влад смотрел во все глаза, но с места не сдвинулся, правда хорошо было видно, как краска сошла с его лица, когда он увидел лицо замурованного в камень человека – оно было спокойно, глаза закрыты, а на лице застыло мучительное смирение. И не было рта. Там, где должен был быть рот, была ровная кожа того же серо-синего цвета, что и на всем остальном теле. Неизвестно, кто сделал это с беднягой, но было похоже, что он едва успел понять, что произошло, прежде чем… Не хотелось даже думать о том, что перед нами мертвое существо, но серо-синий цвет кожи, просто не оставлял вариантов. Влад хмуро смотрел на огромный кусок прозрачной породы и не произносил ни слова. Совершенно не это мы ожидали увидеть.

Молчание между нами стало невыносимым, но и говорить не хотелось. Меня начало трясти. Влад провел рукой по подбородку, закрывая рот, словно изо всех сил старался удержаться от комментариев или рвоты. Что же это за место такое? Странно, но оторваться от худого лица мы не могли оба. Словно завороженные, мы разглядывали обтянутые кожей скулы, подбородок, лоб и на фоне того, что существо было мертво, уже казался второстепенным вопрос о том, почему оно безо рта. На самом деле вопрос в голове был один – что нам теперь делать с этим камнем? Закапать его обратно? Бесчеловечно. Оставить так, как есть сейчас, самое настоящее кощунство. И этот вопрос вертелся в голове снова и снова…

Существо открыло глаза, и мы с Владом заорали одновременно. Оно дернулось, мучительно вздрагивая, пытаясь освободиться от оков, при этом ужас в его глазах разгорался все сильнее и сильнее. Влад молниеносно бросился к камню, колотя его руками, кулаками, ногами.

– Не стой! Помогай! – закричал он на меня.

Не отдавая себе отчета в том, что наши действия совершенно бессмысленны, бесполезны, я бросилась колотить по камню ногами, вкладывая в удары всю силу, что была у меня. Камень не поддавался, существо билось в истерике, мы с Владом колотили не жалея ног и рук. У меня началась самая настоящая паника – кем бы ни было жуткое создание, оно задыхалось внутри каменной породы, видело, что его пытаются спасти, надеясь на нас. Но мы ничего не могли поделать, и как бы мы не бились, скорее всего, финал будет ужасный. Влад отдувался и рычал. Боль в ногах была невыносима, но остановиться я просто не смела и, совершенно отчаявшись, я заорала:

– Ну же! Ломайся! Ломайся!!!

Вдруг камень треснул, и с хрустальным звоном рассыпался на сотни мелких и крупных осколков, высвобождая узника, который упав на осколки спиной, жадно, шумно вдохнул носом воздух. Вдох, выдох, вдох, выдох. Оно дышало сильно и часто. Ноздри тонкого носа трепыхались, как крылья бабочки, а руки и ноги скребли по песку, словно загребая больше воздуха. Нас оно не видело, не замечало. Недавний опыт на собственной шкуре показал, как это страшно – задыхаться. Мы сочувственно смотрели на то, как существо потихоньку приходило в себя, как успокаивалось дыхание, как огромные глаза, которые от испуга не видели ничего кроме черного неба, стали обретать осмысленность. Оно все еще лежало на спине, выгибаясь так, словно под ним лежали угли, и только сейчас, глядя на то, как оно упирается затылком о песок, приподнимая лопатки, мы вспомнили, что лежит оно на осколках, и ему больно. Влад схватил его за сине-серую тощую руку и дернул на себя. Существо отреагировало мгновенно – подскочило, одернуло руку, перекатилось через спину и ощетинилось еще одной парой рук, неизвестно как выросших из спины ниже тех, что уже были. Четыре руки извернулись в боевой изготовке, готовые отражать нападение, и мы с Владом, разинув рты, смотрели, как худое лицо исказила гримаса ненависти. Отсутствие рта не мешало ему выражать свои намеренья максимально ясно – большие, злые глаза сощурились, глядя то на меня, то на Влада, стараясь держать нас обоих в поле зрения одновременно. Только сейчас я заметила, что глаза у него разные – один голубой другой зеленый. Волосы у него были очень коротко и неровно стрижены, всклочены и были грязно-белого цвета, а бровей почти не было видно, так что на лице, по сути дела, были лишь глаза, которые вглядывались в нас с нескрываемой злобой. Повисло молчание, в котором три фигуры не смели даже пошевелиться, дабы не спровоцировать друг друга. Время шло. Наконец существо поняло, что никто на него нападать не собирается. Оно медленно выпрямилось, нижняя пара рук втянулась в спину, ноги расслабились, и тонкое тело бессильно плюхнулось на песок. Оно еще смотрело на нас, но теперь это был взгляд существа (назвать его человеком, язык не поворачивался) уставшего и озадаченного. Его разноцветные глаза все еще бегали между мной и Владом, но теперь они были скорее вопросительными, и самым очевидным был вопрос «Кто вы такие»? Влад нарочито спокойным голосом произнес:

– Меня зовут Влад, а ее Лера. Как тебя зовут? У тебя есть имя?

Существо долго рассматривало Влада, а потом еле заметно кивнуло. Очевидно Влад, окрыленный тем, что существо без труда понимает речь, понадеялся, что оно еще и грамотно:

– Можешь его написать?

Удивительно, но Влад оказался прав, и худая серо-синяя рука медленно вывела на песке одну единственную букву «Я».

– Да, ты. Как тебя зовут?

Существо стерло букву и написало ее же снова.

– Ты не знаешь, как тебя зовут? – спросил Влад с сомнением, потому как существо, похоже, было человеком по сути, хотя не совсем походил на него внешне. Оно было разумно и почти адекватно, но сейчас мы определенно не понимали друг друга. Существо снова стерло букву и опять начертило ее. И тут до меня дошло:

– Влад, похоже, это и есть его имя.

Влад бросил на меня быстрый взгляд, затем посмотрел на четырёхногого и спросил:

– Тебя зовут «Я»?

Тот закивал сильно и часто, словно пытался сказать нам, что не просто говорит свое имя – оно хочет общаться, хочет идти на контакт, хочет говорить с нами. Я смотрела на него и никак не могла понять, кто оно – мужчина или женщина. Было не ясно, потому как оно было совершенно бесполым. И дело было не только в отчетливо заметных половых признаках, коих просто не было. Дело было в самом поведении – женщину и мужчину ярко отличают друг от друга вещи, которые взглядом-то не сразу заметишь – наклон головы, движения губ, плеч, рук, мимолетный взгляд – слабые, еле уловимые, но абсолютно отчетливые для нашего подсознания, знаки. И если бывают женщины с мужской фигурой и лицом, и женоподобные мужчины, мы, как правило, все равно, бывает что и не сразу, но видим, кто перед нами. А если не видим, то чувствуем. Так вот сейчас я не чувствовала ничего. Мое подсознание молчало, у сознания тоже не было версий. Я спросила:

– Кто ты?

И пока существо выводило два слова, мы с Владом терпеливо наблюдали, как на песке появляется: «Я – ключ».

– От чего? – спросил Влад.

– От двери, – написало существо.

– Логично… – тихо пробубнил Влад.

– Здесь есть что-то кроме пустыни? – спросила я.

«Я» кивнуло.

– Где заканчивается пустыня? Я имею в виду, сколько еще идти?

– Идти не надо, надо ждать, – написало «Я».

– Чего ждать? – спросил Влад, и по его голосу я поняла, что все это начинает его напрягать.

– Ждать, когда ОНА научится создавать.

Влад внимательно прочитал написанное, затем обратился к четырёхногому и, показывая на меня, спросил:

– Она? Лера?

Существо утвердительно кивнуло.

– Создавать что? – спросила, сама не замечая, как голос мой сошел на писк.

«Я» занесло руку, чтобы написать, но внезапно, оглушающий гром прокатился по всему небу, словно вот-вот начнется гроза. Существо испуганно дернулось, раскрыло глаза, водя взглядом по небу, словно ища что-то. Следующий раскат грома поверг его в панику. Оно инстинктивно закрыло голову руками, затем вскочило и запрыгало на одном месте, указывая рукой в том направлении, куда мы с Владом шли изначально. Глаза его были огромны, ужас делал их блестящими, словно искры. Другой рукой оно попытался взять Влада за руку, но побоялось, что Владу это может не понравиться, и просто начало махать нам, всем своим телом давая нам понять, что нужно бежать. Еще один раскат грома просто не оставил нам выбора – четырехногий сорвался с места и помчался со всех своих четырех ног. Мы с Владом, не сговариваясь, побежали следом. Видимо мы оба понимали – раз абориген так боится, значит, чем бы это ни было, это действительно опасно. Но как бы быстро мы ни бежали, оно бежало в десять раз быстрее. Четыре ноги так быстро и ловко мелькали, что почти сливались воедино в серо-синее облако под его телом. Несколько раз оно останавливалось и нетерпеливо, припрыгивая на месте, ждало, пока мы нагоним его, но стоило нам приблизиться на десяток метров, как оно тут же срывалось с места и снова превращалось в крошечную точку на горизонте. Если бы мы не были так напуганы, мы ни за что не продержались бы так долго. Но, спустя какое-то время, силы все же, покинули меня. Владу тоже пришлось остановиться.

Мы шли по песку, ориентируясь на следы, оставленные голыми ногами, тяжело и надсадно дышали. Когда дыхания хватило на то, чтобы идти и говорить, Влад спросил:

– Зачем он бежит куда-то, если бежать некуда? Он же сам сказал, что идти не надо?

Мне нечего было ответить, и я молча помотала головой.

Мы нашли его через пару километров. Оно лежало на песке в позе эмбриона и тряслось. Серо-синяя кожа покрылась испариной и блестела. Выглядело это ужасно – словно протухшая рыба покрылась слизью. Я все ждала, когда же существо обретет нормальный цвет кожи, но, как видимо, грязно-серо-синий и был его нормальным цветом. Когда мы склонились над ним, оно подпрыгнуло, но увидев, что это мы, жалобно и благодарно уставилось на нас своими огромными глазами. Оно явно ожидало увидеть кого-то, кроме нас и этот кто-то внушал ему истинный ужас. Надо сказать, это чувство было заразительным, но не настолько, чтобы бояться и уж тем более, не вгоняло в панику. Просто неприятный холодок забирался под кожу. Не дожидаясь наших вопросов, оно написало: «Стршно очен». Буквы на песке дрожали и запинались, а пропущенные буквы, явственно говорили, что оно не врет.

– Кого ты так боишься? – спросила я.

– Никто, – появилось на песке.

Мы с Владом переглянулись и поняли, что оно явно не хочет говорить на это тему. Мы уселись рядом с ним. Ноги болели, гудели и всячески мстили нам за то, что мы так над ними поиздевались. «Я» тоже поднялось и село, принявшись безостановочно оглядываться по сторонам. Его огромные глаза что-то высматривали в бесконечной пустыне, ища того, кто приводил его в ужас. Мы, поначалу, тоже оглядывались, но быстро перестали, понимая, что, чем бы это ни было, оно не торопится к нам. Я никак не могла понять, почему то, что так пугает этого беднягу, совершенно не внушает ужаса нам, ведь с логической точки зрения, мы должны бояться больше – мы в незнакомом месте и совершенно не знаем, чего ожидать. Но кроме неприятного холодка под кожей больше не было ничего, а Влад так и вовсе был скорее уставшим и злым, чем напуганным.

По нашему времени была уже глубокая ночь и нас с Владом быстро сморило. Мы легли на песке, «Я» тоже легло, повернувшись спиной к нам, глядя в уходящий горизонт. Я уснула сразу же, как закрыла глаза, а Влад еще раньше меня. «Я» очень долго не могло уснуть. Глаза его бегали и искали знакомый силуэт, боялись и жаждали одновременно. Существо сморило только через три часа.

В нескольких километрах от импровизированного места привала светлый силуэт, стоя на песке, рассматривал три крошечные фигурки. Он улыбался, глядя на то, как они, образовывая незакрытый треугольник, спали под темным небом думая, что никто не смотрит на них. От этой мысли тонкие губы разошлись в улыбке. Голубые глаза удовлетворенно рассматривали открывающуюся перед взором картину и крошечные морщинки в уголках глаз говорили о том, насколько искренней была улыбка. Правда, все же была мысль, которая огорчала высокого, статного человека. Зачем она притащила его? Конечно, он не меняет обстановку в целом, но весьма усложняет задачу. Светлые брови нахмурились, но потом все лицо снова озарила неподдельная улыбка, и он с восхищением прошелся взглядом по маленькой фигурке девушки, мирно спавшей на песке.

– Лера… – прошептало оно, и имя это полетело сквозь пески, разрезая безжизненный воздух, стрелой мчась вперед, неся с собой что-то, что можно было бы назвать нежностью, если бы уста, сказавшие это, могли чувствовать что-то подобное. На самом деле это больше походило на плохо сдерживаемую жадность – она теперь здесь, вот-вот протяни руку и можешь взять ее. Но это ничего не даст. Нужно действовать очень осторожно и ждать. А это очень, очень трудно, ведь теперь, когда она здесь, мысли совершенно вышли из-под контроля. Мысли жгут голову, мысли мучают сердце, и сидеть на месте становится все труднее. Но действовать нужно аккуратно. В общем-то, можно уже и начинать.

***

Я проснулась от того, что кто-то звал меня по имени. Совсем тихо, шёпотом. И даже шепот этот больше напоминал слабый порыв ветра, причудливым образом складывающийся в мое имя. Но этого было достаточно, чтобы я открыла глаза. Я поднялась и села, оглядываясь по сторонам. Заспанные глаза пристально изучали пески, все такие же ровные и безжизненные, как и прежде. Никого тут не было. Но кто-то же звал? На мгновенье мне показалось, что я все еще вижу сон, и светящийся песок, и бездонно-черное небо лишь декорации странного сна, который еще не выветрился. Но шли минуты, сознание становилось все чище, словно оседал на дно потревоженный песок в прозрачном пруду. Нет, я не проснусь дома в своей постели и не услышу голос бабушки и дедушки, тихо болтающих о чем-то на кухне. Все это реально – песок, тьма над головой и полное безмолвие, кроме тихого шёпота…

– Лера… – снова донеслось до меня легкое, словно ветер, тихое и невесомое имя. Мое имя.

Я посмотрела на Влада и «Я» – оба спали без задних ног. Никто из них и ухом не повел. Неужели у меня галлюцинации? Я потерла глаза и снова окинула взглядом пески вокруг себя. Никого. Я немного заволновалась – если я тут умом тронусь, Влад точно не обрадуется. Боюсь, он без лишних церемоний закопает меня по шею в песок и, со словами «Боливар не выдержит двоих» оставит здесь без зазрения совести. От этой фантазии у меня мурашки прошли по коже, и мысленно приказала себе не заниматься ерундой и…

– Лера…

Я подскочила, поднялась и завертелась на месте, как юла. Странно, но мне казалось, что звук идет откуда-то конкретно, а не из моей головы, что несказанно радует. Откуда-то сзади и слева. Я обернулась и поняла, что так и есть – мое имя повторялось редко и еле слышно, но все же, у звука определённо был источник. Похоже, безумие отменяется.

Я тихо перешагнула через ноги Влада, который разлегся на песке звездочкой, раскинув длинные руки и ноги в разные стороны. Он еле слышно похрапывал. Мне не хотелось его будить, ведь что бы сейчас не происходило, у меня не было уверенности, что меня снова не поднимут на смех, или, что еще хуже, не начнут капать для меня ямку. В голове мелькнула мысль, что не стоило бы никуда ходить, тем более в одиночку, но мысль эта показалась мне трусливой и абсурдной. Что со мной может произойти? Тут же в голову пришло несколько десятков различных вариаций того, что и как может произойти, но… странное это место – возможно из-за того, что все здесь кажется стерильным, ненастоящим, словно декорации, вполне реальная угроза кажется не серьезней, чем сюжет лихо закрученной книги – интересно, захватывающе, но для читателя совершенно безопасно. Отдавая себе отчет в том, что я, возможно, совершаю непростительную глупость, я медленно зашагала по направлению к голосу. Пройдя несколько метров я обернулась на спящих и подумала, что не стоит все же выпускать их из поля зрения. На тот случай если они проснутся, смогут увидеть меня и докричаться.

Я посмотрела вниз и поняла, что иду в обратном направлении – наши следы, по которым легко можно было увидеть, откуда мы пришли, вели к океану. Туда, где все началось. Я шагала быстро. Не знаю, сколько времени я поспала, но чувствовала себя отдохнувшей. Сил во мне было хоть отбавляй. Я ускоряла шаг, периодически оглядываясь назад, убеждаясь в том, что я вижу своих, а значит и меня видно, благо идеально ровная поверхность давала поистине невероятный обзор и можно было уйти сколь угодно далеко, и при этом оставаться в поле зрения. Тем временем имя мое звучало громче, и чем ближе я подходила, тем более знакомым мне казался голос, шептавший его. Где-то я уже слышала эти интонации, где-то уже был этот мягкий, вкрадчивый полутон…

К своему удивлению, я довольно быстро вышла к тому месту, где мы нашли четырехногого. Здесь, никем не потревоженные, все еще лежали осколки прозрачной породы. Несколько огромных валунов, камни чуть поменьше, и целая россыпь совсем небольших. Я села на корточки и взяла в руки один из маленьких кусочков, повертела в руках, отмечая, что на вид он не более ценен, чем обычное стекло. Может, стекло и было?

– Привет, – сказал тихий, нежный голос за моей спиной. Я сразу узнала его и повернулась – рядом с кучей осколков прямо на песке сидел Ваня, в том же белом фраке, что и на приеме у семейства Лемм.

– Привет, – сказала я. Повисло недолгое молчание, во время которого я старалась поверить собственным глазам. Потом я глубокомысленно протянула. – Ты меня обманул.

Он кивнул, улыбнулся и скромно опустил взгляд вниз. Длинные ресницы спрятали от меня голубые глаза, а я мельком бросила взгляд на перчатку, все еще пребывающую на левой руке. Удивительно, как меня заинтриговал этот, вроде бы ничем не примечательный предмет одежды. В том числе и из-за нее мне так хотелось подойти и прикоснуться к нему. Ваня снова поднял на меня голубые глаза. Теперь он не выглядел больным или измотанным, каким я запомнила его в нашу последнюю встречу, наоборот, выглядел он превосходно. Та же тонкая, бело-серая кожа теперь казалась жемчужной из-за света, который лил на нее светящийся песок, глаза, прозрачные, как хрусталь смотрели на меня лукаво и, без сомнения, довольно. Еще бы! Задуманное воплотилось – я там, где он хотел, чтобы я была.

– Ты не против, что я привела с собой друга?

Он слегка пожал плечами и сделал равнодушную гримасу, мол «что сделано, то сделано». Удивительно, но страшно мне не было, несмотря на то, что теперь уже было совершенно ясно – Ваня не такой белый и пушистый, каким казался. Он вальяжно расселся на песке, одной рукой набирая песок и медленно пересыпая его в другую. Никакой неловкости, никакого сожаления, и весь его вид был наполнен странным спокойствием и удовлетворением. Я поняла, что, по всей видимости, попала в какую-то западню, да еще и прихватила сюда Влада, но пока замысел его мне был совершенно не ясен.

– Кто ты на самом деле?

Он ухмыльнулся одним уголком рта:

– Ну, уж точно не Ваня.

– Это я уже поняла.

Он кивнул, все еще улыбаясь, и снова опустил глаза:

– Я очень рад, что ты здесь.

Его показанная скромность начала действовать мне на нервы, или это страх начал пробираться под кожу?

– Я настаиваю на том, чтобы ты ответил, – сказала я твердо, и к своему собственному удивлению совершенно не испытала при этом никакой неловкости.

Он вздохнул, отряхнул руки от песка и снова поднял на меня свои прекрасные голубые глаза:

– Я Никто.

– Весьма загадочно и романтично, но хотелось бы услышать правду.

– А это и есть правда, просто ты не поняла. Никто, с большой буквы. В данном случае, имя собственное.

Я открыла рот, но не нашлась что ответить, а он продолжил:

– Видишь ли, место это – Нигде, а потому вполне логично, что хозяин этих мест – Никто. В подобном месте местоимения, вроде «Никто» или, например, «Я» становятся именами собственными.

– Так это тебя боялся четырехногий?

Ваня, то есть, Никто кивнул.

– И это ты замуровал его в стекло?

Никто снова кивнул.

– Бездушная сволочь…

– Ты несправедлива ко мне, – сказал он улыбаясь.

– Тебя бы замуровать…

– Я собирался убить его, – тихо сказал он.

Я открыла рот, попыталась возразить, но не нашла, что ответить, а Никто продолжил мягко и нежно:

– По-моему, это весьма великодушная альтернатива смерти. Не находишь?

– Ты и убил, только медленно.

– О, нет, нет. Он не умер, он спал. На самом деле это вы двое чуть не прикончили его. До тех пор, пока вы не вмешались, он бы и пролежал во сне до тех пор, пока снова не понадобился мне.

– Понадобился для чего?

Никто поморщился, давая понять, что разговор этот ему надоел. Именно в этот момент мне и стало страшно. Было что-то в его мимолетном выражении лица, что напугало меня, что-то безапелляционное, что-то властное, что-то, что забирало у меня всякий контроль над ситуацией. Я поняла, что зря пришла сюда, но было уже поздно – как собака, он учуял мой страх, понял, что я на грани того, чтобы развернуться и бежать во весь опор, сколь бы бессмысленно это не было. Он уставился на меня – серьезно, жадно и теперь уже без наигранной нежности. Так словно вот-вот сожрет меня. Сердце мое подскочило и понеслось, и он, каким-то образом, услышал его. Он рассмеялся. Я совершенно точно знала, над чем он смеется, и в смехе его прозвучало что-то звериное, что-то совершенно неконтролируемое даже им самим, какой-то гулкий рык, звучавший на заднем фоне. По моей коже пробежались мурашки, и я с ужасом представила, что он есть из себя на самом деле. И вдруг, он отвечает на вопрос, который я не задавала:

– Хочешь увидеть, что я есть на самом деле?

Я лишь молча мотала головой. Не хочу, не хочу! Но он плевать хотел на мои «нет».

Он медленно поднялся на ноги и сделал это так грациозно , что Влад рядом с ним казался неуклюжей коровой, и в этот момент, пока он вставал с песка, тело его стало молниеносно меняться – он начал расти, тянуться вверх, становясь выше и больше, при этом вырастая не просто высоким – огромным, но удивительно пропорциональным. Тело его стало жилистым, вытянутым и очень худым, но все пропорции остались неизменными, кроме рук – они стали очень длинными, почти до колен. Я увидела, что левая рука, та, что была в перчатке, осталась такой, как и была, только стала вчетверо больше моей, а правая… превратилась в звериную лапу, с длинными тонкими пальцами и острыми когтями не меньше десяти сантиметров длиной, которые отражали тусклый свет, льющийся от песка. Коротко стриженые волосы отрастали прямо на глазах, становясь длинной, густой гривой, доходя почти до лопаток. Он встряхнул головой, словно собака, и довольно оскалился. Его бледно-серая кожа темнела, превращаясь в темно-серую, и на ней стали прорезаться и растекаться по всему телу сложные, но удивительные по своей красоте узоры – прямые и извивающиеся тонкие линии, переплетающиеся между собой, переходящие в острые углы, завитки и причудливые геометрические фигуры, которых я никогда не видела. Они были ярко-красные, глубокие, словно вырезанные, и на серой коже смотрелись завораживающе. А вот лицо… И без того тонкие губы стали двумя почти невидимыми полосками, а рот, становясь неестественно большим и растягиваясь от уха до уха, превращался в акулью пасть, набитую плотными рядами острых, длинных, тонких, белых зубов, так плотно смыкающихся друг с другом, что не оставалось даже крошечного зазора. Вдруг он улыбнулся мне, и внутри меня все заледенело. Голубые глаза залила ярко-красная лава, заполняя собой зрачок, радужку и белок, превращая их огненно-красные огни, которые смотрели на меня жадно, по-звериному. У него вырос тонкий, длинный хвост, который лениво вилял из стороны в сторону. Одежда на нем разорвалась, превращаясь в лохмотья. Уцелели лишь брюки, которые теперь были ему чуть ниже колена и висели обрывками.