Никто

Мы остановились на крошечной полянке, где светлячки облюбовали высокие ветки и свет был слабым, совсем приглушенным и скорее напоминал лунную ночь, когда видны лишь силуэты, но все-таки видны хорошо, отчетливо. Никто усадил меня на землю и сам сел рядом со мной. Старое чувство нахлынуло на меня – так же близко, как, казалось, сто лет назад мы сидели плечом к плечу, и я не боялась его так же, как тогда. Наоборот , глубокое, сильное дыхание с легким урчанием на вдохе и утробным клокотанием на выдохе, вызывало непреодолимое желание прикоснуться к нему, ощутить грубую поверхность кожи, поймать рисунок красных линий под своими пальцами и ощутить силу, которая переливается в нем, становясь для меня такой же явственной, как тепло тела, которого у него не было. Только теперь я поняла, что у него нет никакой температуры, и когда бы он ни прикоснулся ко мне, он всегда подстраивался под мою. У него не было запаха. Кожа его не пахла ничем и если закрыть уши и глаза и втянуть воздух, вы ничего не почувствуете. Словно нет Никого. Наверное, поэтому ему так нравится мой запах, потому что он у меня есть, а у него…

– Смотри, – тихо прошептал он.

Но я увидела это за доли секунды до того, как он сказал, потому что в темноте сложно не увидеть света. Крошечные существа выползали на середину поляны маленьким стадом. Их было два, может три десятка и размером они были на больше ладони. Моей ладони. Это были мягкие, прозрачные существа, похожие на шарики с водой, но более плотные и, определенно, живые. Не знаю, как это описать, но глядя на них, ты совершенно точно понимал, что перед тобой разумное существо. Они медленно перекатывались через себя и внутри их крошечных тел переливались разноцветные вспышки, слабых и еле заметных огоньков, но все-таки различимых – красные, зеленые, желтые, фиолетовые, синие. Словно в них смешивалась акварель, краски соединялись, образуя новые цвета, чтобы потом, разъединяясь, превращаться во что-то иное, совершенно неповторимое. Это было невероятно красиво. Я заворожено смотрела, как жизнь, еще совсем юная, беззащитная, но уже со своим сознанием, мыслями и возможно, мечтами, представала передо мной, ничего не боясь, и даже не замечая, что огромные существа смотрят на них, улыбаясь и восхищаясь их несовершенством. Они были великолепны.

– Когда-нибудь, – тихо заговорил Никто. – Они превратятся во что-то вроде тебя или меня, а может совершенно не похожее ни на кого из нас, но это будет жизнь во всем ее великолепии. Они будут великими, они станут непревзойденными. Они покорят вселенную и будут венцом твоего творения. Но это будет позже. Не сейчас. А пока…

Он протянул ладонь в перчатке и поднес к самому крайнему из крошечных светящихся шаров. Безо всякого страха и сомнения крошечное существо закатилось в огромную руку, нежно светясь и переливаясь, отбрасывая разноцветные вспышки на ткань перчатки. Никто улыбнулся во весь свой хищный оскал и нежно посмотрел на кроху.

– Это именно то, что я хотел от тебя, – сказал он посмотрев на меня. Затем он протянул ладонь мне, и я поняла, что он предлагает взять существо в свои руки. Честно говоря, я испугалась. Я совершенно не знала, что они собой представляли, из чего сотворены. Они могли быть совершенно безопасны, но могли и убить меня одним прикосновением. Я отрицательно помотала головой.

– Я боюсь, – тихо сказала я.

– Чего? Собственного детища? Они созданы твоими руками, откуда у тебя сомнения?

Я смотрела на крошечный комочек света и думала над словами Никто. Я, в общем-то, довольно часто делаю собственными руками то, что, в конечном счете, становится вредным, а иногда даже опасным для меня, но в то же время, глядя на крошечное существо, зла или опасности я не чувствовала. И протянула ладони. Оно оказалось теплым, и поверхность его было покрыта нежными, короткими волосками, напоминавшими замшу. Теплое, мягкое, оно светилось у меня в руках, и я никак не могла оторвать глаз от живого существа, родившегося в том, что создало мое воображение. Оно и правда было живым, и крохотные вспышки красок пульсировали в нем, словно сердце, ритмично и нежно. Оно попыталось перекатиться и чуть не вывалилось из моих рук. Я нежно подхватила его и положила на ладонь. Оно замерло, а потом снова засверкало в моих руках.

– Господи, это невероятно, – тихо шептала я.

– Невероятно, – эхом отозвался Никто. – Вообрази, сколько еще ты можешь. Этот мир огромен. Все, что ты захочешь воплотиться в жизнь. Здесь нет ничего невозможного, и я помогу тебе понять, насколько велика твоя сила. МояЛера, ты даже не представляешь, как велика вселенная!

И тут произошло нечто! Он нежно положил огромную лапу на мое лицо, и все провалилось во мрак.

***

Мы в невесомости. Ничего вокруг нет – ни воздуха , ни температуры, ни запахов, ни земли, ни боли, ни света, ни тьмы, ни верха, ни низа, ни жизни, ни смерти. Все мои чувства застыли в полном оцепенении, не ощущая ничего, кроме меня самой. Кругом вакуум. Я открыла глаза и увидела Никто, парящего в черном безвоздушном пространстве. Он смотрел на меня, спокойно и умиротворенно, словно место, в котором мы были, давало ему все, что ему нужно и этим ВСЕМ он хотел поделиться со мной. Он больше не улыбался, весь его вид говорил о том, что сейчас ему нет дела ни до меня, ни до чего бы то ни было вообще. Он привел меня туда, где ему было настолько хорошо, что он становился безучастным ко всему сущему, включая меня. Встретившись взглядом с моим , он долго вглядывался в меня, словно пытался научить меня тому, что творится внутри у него самого и на мгновенье, считанные доли секунды, мне показалось, что внутри жуткого зверя – вселенная, черная, но прекрасная, безграничная и совершенно неподвластная моему пониманию, потому что я рядом с ним – как крошечное прозрачное существо, излучающее тепло, переливающееся разноцветными вспышками, которое только начинает свой эволюционный путь с самой первой ступени, еще даже не забравшись на нее, а только глядя на то, как она возвышается над ним. Никто опустил взгляд куда-то вниз, и я последовала за ним.

– Господи… – вырвалось у меня из груди, и я заплакала, не сумев сдержать свои эмоции.

Прямо под нами вращалась Земля. Голубая планета медленно катилась по невидимой орбите, оборачиваясь вокруг себя. Она была далеко, и я видела ее целиком. Отсюда она казалась голубым шариком испещренным белыми полосами и пятнами облаков. Солнечные лучи блестели на ее боку, отражая свет, отталкивая радиацию, чтобы спрятать крошечных и беззащитных нас, под своими добрыми, могучими объятьями. По моим щекам бежали слезы. Где-то блеснула международная космическая станция, которая стала лишь крошечным отблеском света, маленькой песчинкой, но я была уверенна, что это было именно она. Планета висела в черном вакууме и была такой одинокой, такой маленькой, чтобы мне стало страшно. Тоска взвыла во мне, ввинчиваясь в мое сердце. Это мой дом. Это мой дом! Господи, это же мой дом…

Никто протянул мне левую руку. Я отчаянно замахала головой. Мне так не хотелось уходить.

– Позволь мне остаться, – тихо шептала я. – Я хочу посмотреть. Пожалуйста, позволь мне остаться! – взмолилась я.

Глаза Никто были пустыми и совершенно не выражали никаких эмоций. Он по-прежнему протягивал мне свою руку, не слыша моих просьб.

– Одну минуту… – молила я. – Всего одну минуту…

Никто медленно закрыл глаза, открыл снова и потянулся ко мне. Понимая, что сейчас все исчезнет, я вцепилась глазами в мою родную планету и жадно запоминала то, что больше не увижу никогда. Почувствовав прикосновение его руки, тело мое получило импульс и стремительно полетело, набирая скорость. Я смотрела на то, как уменьшается голубой шар, становясь крохотной точкой. По моим щекам бежали потоки слез, и когда землю поглотила мгла, я зарыдала, прикусив губу, чтобы не подать голос. Мы летели сквозь вечный мрак, и было так одиноко, так пусто, что слезы быстро высохли на моем лице. Бесконечность разом стерла во мне все живое, и я молча летела куда-то в черноту и пустоту ведомая невероятной силой. Впереди показалась точка, стремительно превращающаяся в шарик. Он становился все больше и ближе, и теперь я уже четко различала его кирпично-красный цвет.

– Это же Марс, – тихо прошептала я.

Он становился все больше и больше, надвигаясь на нас. Когда мы пролетали мимо красного гиганта, я заворожено смотрела, на причудливые линии, тянущиеся по его поверхности, словно вены, давно высохшие от крови. Огромный, матовый шар запомнился мне мертвым.

Мы промчались мимо так быстро, что я уже смотрела, как он превращается в точку позади меня.

Потом был бело-оранжевый Юпитер, гигантский и прекрасный. Сатурн, как и остальные, встретил нас вселенским молчанием, и мы летели мимо него, на несколько минут став крошечными камнями в огромном потоке его колец. Разум мой, повинуясь инстинкту самосохранения, выключил большую часть моего сознания, оставив мне самую малость, чтобы я не сошла с ума от увиденного. Уран и Нептун были совсем небольшими по сравнению с газовыми гигантами и они, как завершающий аккорд, быстро пронеслись мимо нас, прощаясь с нами. Солнечная система осталась позади.

Мы летели куда-то, где я не бывала даже в моем воображении, и стремительно неслись в черную бездну, которая разворачивалась передо мной, выпуская меня из крошечной и такой тесной планетарной системы, с прекрасной звездой, именуемой солнцем. Я чувствовала каждый атом внутри себя, словно больше не была единым целым, а стала набором частиц, которые со скоростью света несутся сквозь космическое пространство. Рука Никто крепко держала меня, и это был единственный ориентир. Я чувствовала, что его сознание где-то так далеко, что я не могла до него дотянуться и поняла, как он велик. Он может путешествовать сквозь вселенные, сквозь пространство, время, и нет для него законов, которые бы могли его остановить. Радиация? Вакуум? Гравитация? Физика? Неизвестность? Его мир был гораздо больше всех этих понятий и, абсолютно бессмысленных для него, слов. Он был той частью вселенной, что не была связанна ничем, кроме своей воли. Он был совершенно, абсолютно свободен. Он был антиматерией, черной пустотой зияющей между атомами. Он – Ничто. Он – Никто.

А затем было что-то, что в моем сознании восприняло правдой и неправдой одновременно – мы пролетали сквозь системы планет, обгоняя кометы, врезаясь в пояса астероидов, наблюдая, как разворачиваются перед нами галактики, сверкая звездами с миллионами, миллиардами планет и ни одна из них не была похожа на другую. Их было бесконечное множество, и не было им конца. Я видела, как облака звездного вещества разлетались в черную бездну, неся в себе время. Они складывались в причудливые формы и цвета их были такими яркими, что они отпечатывались где-то в глубине моего подсознания. Я видела огромные черные дыры, вращающие вселенную, я видела созвездия и скопления галактик. Я видела бесконечность, она открылась передо мной, словно живая, но была так огромна, что я начала терять разум. Тело мое, сознание и вся моя суть хрупки. Все смешивалось, и в какой-то момент мне показалось, что минуло сотни миллиардов лет, с тех пор как я видела крошечный шарик Земли под своими ногами. Я ощущала, как время летело для меня в обратном направлении, скручивалось, обрывалось и снова начиналось пунктиром. Я ощущала, как гравитация разрывает меня на крошечные частицы, делая меня веществом огромной вселенной. Тот остаток моего сознания, что еще работал, стал отключать мой мозг доля за долей, и лишь глаза мои все еще воспринимали картины древнего космоса, появляющиеся передо мной, но они лишь падали на дно моего подсознания, потому как я сама уже перестала существовать. Я закрыла глаза и исчезла.

Глава 10. Я остаюсь с тобой

Я очнулась, совершенно не ощущая себя. Открыв тяжелые веки, я увидела, как тихая серо-стальная гладь океана лениво переливалась волнами и была такой спокойной, словно спала. В этой части я никогда не была. Видимо, это был какой-то очень узкий пролив, потому что где-то вдали я видела противоположный берег, заросший скалами, покрытыми густым разноцветным лесом. Я поднялась, села и тут же поняла, что все еще держу в руках крошечное, прозрачное, светящееся тельце, которое мерно переливалось разноцветными вспышками. Оно мирно лежало в моей ладони и даже не пыталось улизнуть от меня. Оно привыкло ко мне и неподвижно лежало, тихо проживая свою жизнь в моих руках.

– Ну как? Понравилось? – прозвучал за моей спиной тихий голос Никто.

Я обернулась. Никто сидел на берегу, глядя на ленивую волну прибоя, подбирающуюся к его ногам. Он оперся локтями о согнутые в коленях ноги, а длинный тонкий хвост сонно лежал на песке. Он повернулся ко мне. Он был серьезным и спокойным, но, как только он встретился глазами со мной, его лицо разрезала улыбка, сверкающая острыми зубами.

– О, МояЛера, тебе понравилось. Теперь я вижу.

– Я хочу остаться с тобой, – тихо, но решительно сказала я. – Я остаюсь, – и слова мои звучали так уверенно, словно у меня была целая вечность чтобы обдумать их. Почему-то меня не удивлял холодный тон моего собственного голоса и ледяная решимость явно звучащая в нем.

Я помнила все. Все, что я увидела, все что я чувствовала, было тем, что так давно манило меня, и если где-то во вселенной существовало место, созданное именно для меня, это мог быть только древний, бездонный мрак. Место мое в бесконечном космосе, и уже не имело особого значения, где я буду жить большую часть своей людской жизни. Я пережила прощание с Землей и увидела такое, что никто и никогда не сможет дать мне в моем мире. Без всего того, что предлагает мне Никто, жить я больше не смогу. Теперь не смогу. Наверное, надо было раньше думать о том, что кроме всего того, чем мог бы остановить меня Никто, самым важным станет мое собственное желание остаться здесь навсегда. А я, дура, боялась его когтей и зубов.

Я опустила на землю крохотный прозрачный комочек. Он медленно сполз на песок и застыл. Наверное, бедняга пережил такое, что если у него и была психика, то она была перемолота в кашу и ему ничего не остаётся, как прожить свой век безумным. И до конца своих дней он будет вспоминать вселенную, которую видел вместе со мной, и будет гадать, не приснилась ли она ему. Не приснилась, чудо из параллельного мира, не приснилось, я могу поклясться тебе, что все это было на самом деле.

Я поднялась и подошла к Никто.

– Я буду делать то, что ты захочешь.

Никто еле заметно кивнул и отвел глаза, снова уставившись на тихую гладь океана.

– Я знаю, – сказал он удовлетворенно. – У всех есть сокровенные желания.

Я кивнула и опустила глаза вниз. Мне нечего было сказать, кроме того, что отныне, за возможность побывать в бесконечном космическом пространстве еще хоть мгновенье, я готова делать все что угодно. А главное, никогда не сбегу, даже не посмею подумать об этом. Теперь пережитое – моя цепь и за очередной дозой мне больше не к кому идти, кроме как к огромному чудовищу. Я стояла рядом и, глядя на него теперь, я чувствовала, что меня тянуло к нему совсем по другому. Не осталось ни капли от той тоски и привязанности, что он поселил во мне, но появилось странное чувство, что отныне мы с ним одно и то же, как две стороны одной медали. Я смотрела на него, и мне не хотелось прикоснуться к темно-серой коже, не хотелось почувствовать тонкий рельеф кровавого рисунка, вьющегося по плотному, крепкому телу, не хотелось увидеть огромную улыбку, не хотелось заглянуть в глаза. Теперь он был для меня совершенно иной величиной – он не был целью, потому как цель поменялась. Выросла, взорвалась и стала такой огромной, что не вмещалась в нем, пусть даже он велик и всемогущ. Внутри него бездна, но все же, он не вся вселенная. А на меньшее я теперь не согласна. Он часть космоса, он, если можно так сказать, дверь или ключ, он то, что может дать мне самое вожделенное. И именно ради этого я и остаюсь.

– А помнишь, – сказал он все так же тихо, с некоторым оттенком мечтательности, совершенно ему не свойственной. – В нашу первую встречу ты гордо заявила, что тебе от меня ничего не нужно?

– Помню.

Он кивнул и его рот растянулся в довольной улыбке.

– У всех есть сокровенные желания. У всех. Надо просто хорошенько поискать.

Я закусила губу. Да, ты меня уделал. Как Бог черепаху. Я все поняла и даже не спорю.

Он услышал мои мысли, повернулся ко мне, и улыбка его поползла к ушам, разделяя лицо на две части:

– А что мы будем делать с твоим придатком?

Я удивилась – ни разу не вспомнила о Владе. Ни разу. А теперь, когда мне напомнили о нем, не чувствовала ничего, кроме тяжести ответственности за человека, которого притащила сюда. А ведь я его любила. Разве? Совершенно не помню. А за что? За что обычно любят? Наверное, за красоту, за мужественность, за ответственность и храбрость. Странно, но пытаясь вспомнить, что именно меня так притягивало к нему, я поймала себя на том, что с трудом вспоминаю его лицо. Вроде размытого пятна, оно маячило где-то в воспоминаниях, никак не давая мне заглянуть глубже и вспомнить, что же там, за ним? Что же было в нем такого, без чего мне никак нельзя было обойтись? Не помню. Совсем ничего не помню.

Никто читал мои мысли и взгляд его, то затуманивался, то становился ясным и четким, но улыбка стала не такой уверенной. Словно он испугался, что я вспомню. Что Влад сможет заставить меня вспомнить. Но этого не случилось.

– Подними их наверх. Я отправлю его домой.

Никто исчез. А через мгновенье поверхность океана взорвалась брызгами высотой с три этажа. Никто вылетел из воды, держа в каждой руке за шкирку по мокрому, брыкающемуся человеку, если считать Яшку кем-то из рода людского. Перелетев через меня, он тяжело приземлился на песок за моей спиной, сотрясая собой землю, и небрежно, как бросают котов, не вовремя попавшихся под руку, швырнул их к моим ногам. Яшка, упав, сразу же поднялось и попятилось, дрожа всем телом и глядя на Никто глазами, полного ужаса. А Влад, откашливаясь и отплевываясь, повернулся на спину, приподнялся на руках и сел, глядя на огромное чудовище, стоявшее перед ним во всей своей красе. Оглядывая его с ног до головы огромными, испуганными глазами, прошептал он.

– Бог ты мой…

– Вы можете идти, – сказал Никто, глядя на человека перед ним.

Я подошла к нему. Стоя рядом с Никто, я смотрела на Влада. Теперь, когда он был перед моими глазами, и его я видела совершенно чётко, я понимала, что прекрасное лицо, стройное, сильное тело, его глаза… все это мне совершенно безразлично. И что там было в его глазах? Уже ничего. Обычные, темно-синие глаза. Если бы хоть что-то кольнуло меня, хоть что-то зажглось, затеплилось… но ничего. Совершенно ничего. А он посмотрел на меня и глаза его стали еще больше. Что-то во мне напугало его еще больше, чем огромный трехметровый зверь из параллельной вселенной.

– Ты возвращаешься домой прямо сейчас, – сказала я ему очень тихо, и протянула ему руку, чтобы помочь ему подняться с земли. Он удивленно посмотрел на нее, протянул свою и прикоснулся ко мне, и в этот момент я почувствовала Никто. Тонкая струна натянулась где-то в глубине его мрачной души. Он испугался. Побоялся, что простое прикосновение может разрушить все, ради чего он так долго старался. Тонкие губы приоткрылись, показывая ряд блестящий, тонких и острых как ножи, зубов. Послышался глухой и низкий рык. Я повернулась к нему и посмотрела, ожидая, когда он прочтет в моем сердце то, чего пока не понял Влад – пустоту. Услышав ее, увидев ее, чудовище успокоилось и отступило назад, на один шаг. Но один его шаг был огромен и теперь мы с Владом остались вдвоем. Влад медленно поднялся, глядя на меня.

– Лера, что с тобой? – сказал он, и я услышала то, что так давно хотела услышать в его голосе. Любовь и страх. Страх за меня и за себя, оставшегося без моей любви, еще не понимающий этого, но догадывающийся, каким-то шестым чувством, тонкой материей, что чего-то не стало. Чего-то очень важного.

– Все хорошо. Возвращайся домой.

– Нет, не хорошо. Что с твоими глазами?

– Не знаю… – сказала я тише, и почему-то поняла, что знаю ответ, но не могу подобрать подходящих слов. – А что с ними, по-твоему?

Влад испугался еще сильнее. Голос мой был холодный и мертвый. Он выдал все, что он так боялся услышать – больше ничего нет, умерло то, что привязывало меня к нему. Он задышал часто и быстро. Глаза его забегали по моему лицу, словно пытались поймать ускользающее чувство, схватить его, если понадобиться, не понимая, что ловить во мне больше нечего.

– Они теперь такие же… – он замолчал и посмотрел на Никто.

Теперь я и сама почувствовала. Я закрыла глаза и ощутила жар под веками, а когда снова открыла их, знала, что увидел Влад – красную лаву, переливающуюся под моими ресницами, клубящуюся в глазах без зрачков и радужки, становящуюся то темнее, то светлее, мерцающую бесконечным глубоким и таким живым красным цветом. Потому, что мечта – это огонь, и она жжется. Потому что то, что я увидела, выжгло часть меня, чтобы поселиться во мне навсегда. Потому что человеческое тело хрупко. Потому что вселенная, проплывающая перед моими глазами, спалила, обратила в пепел мое нутро. Она заставила забыть меня обо всем, что было во мне человеческого, простого и понятного, оставив лишь кровавое месиво от моей выжженной души.

– Теперь будет так, – ответила я, а затем подняла руку и указала пальцем за спину Никто. – Тебе туда.

Он резко метнул взгляд туда, куда я показала, и увидел, как посреди пустыни вырос огромный купол из склонённых елей, которые сгибаясь под тяжестью вины, склонялись макушками к центру, образуя крышу и стены для того, что было внутри. Для Дерева. То есть для того, что от него осталось. И тут Влад все понял. Он повернулся ко мне и быстро сказал:

– Лерка, пошли домой.

Но я лишь равнодушно мотнула головой.

– Ты что не понимаешь, что это он? Это же он, Лера! Это же Дерево! – крикнул он и посмотрел на Никто, который вальяжно сидел на песке и смотрел на нас с равнодушным спокойствием. – Лера…

– Я знаю.

– Тогда почему ты так спокойно об этом говоришь? Господи, да мы же…

– Мы по ту сторону колодца. Мы в том мире, куда боялись даже заглянуть. Я знаю. Влад тебе пора.

– Лерка, я без тебя не уйду.

Я видела тонкую дрожь, сотрясающую его тело, но это ничего не рождало во мне. Ни сочувствия, ни понимания. Я осознала, что никак не отождествляю его с собой и все что он чувствовал, стало мне чужим. Я больше не могла понять, каково ему, потому что теперь не была такой же, как он. Мне стало скучно:

– Уходи, – сказала я и повернулась, шагнув к Никто.

Тут Влад схватил меня за предплечье, больно стиснув руку.

– Ты пойдешь со мной!

Все что произошло дальше, я наблюдала с равнодушием зрителя. Огромный зверь одним движением подскочил, за долю секунды пролетев расстояние между ним и Владом, и наотмашь ударил его когтистой лапой. Влада подбросило в воздух, как от удара взрывной волны, и он высоко подлетел вверх. Пролетев с десяток метров, он приземлился спиной в мягкий песок. Наверное, только это и спасло его. Следы от когтей легли ровно на старые, давно зажившие раны, и по трем тонким шрамам на его щеке потекла кровь. Влад зашипел сквозь сомкнутые зубы и медленно поднялся. Он прошелся рукой по щеке и посмотрел на кровь на своей ладони, перевел взгляд на меня. Ничего в его взгляде не было, ни единой эмоции, словно это было совершенно ожидаемо. Может, и было, но не для меня. Я этого не ожидала и очевидно, по какой-то очень старой, въевшейся в кожу привычке, я тихо сказала:

– Оставь его в покое.

Мне совершенно не хотелось спасать Влада. Слова сами вылетели из моих уст, повинуясь инерции. Привычке, живущей во мне с того времени, когда жизнь и здоровье этого человека стали для меня превыше всего.

Никто повернулся ко мне, стоя на четвереньках, как собака и прошипел сквозь оскаленные зубы:

– Не тебе мне указывать, что мне делать.

– Это неправда, – я посмотрела на Влада. – Теперь ты веришь, что Никто существует?

Тот злобно выдохнул через нос, и скривил губы в ехидной усмешке, глядя на меня исподлобья. Лучшего ответа и представить сложно. Жаль, что у меня не осталось ни сил, ни желания ликовать. Я снова посмотрела на Никто:

– Теперь-то я знаю, зачем ты притащил меня сюда. Влад, тебе было интересно, почему я?

Влад ничего не ответил. У него начала опухать губа, и он нервно кусал ее.

– Так вот я здесь для того, чтобы фантазировать. У меня это прекрасно получается. Вопреки тому, что мечтать может каждый, все же скажу, что далеко не каждый может делать это так, чтобы воображаемая жизнь казалась не менее реальной, чем настоящая. Воображение, так же как и любой навык можно и нужно развивать. Для этого и существуют сотни, тысячи, миллионы книг, для этого и даны человеку бессонные ночи и всепоглощающая тоска. Чтобы один человек научился встраивать параллельный мир в реальный, сплетать вымысел и истину так плотно, что уже и не различить, где есть что.

– Это шизофрения, Валерия, – тихо съязвил Влад.

– Для тебя – наверное, но я это умение освоила в совершенстве и осталась в здравом уме. Я научилась жить двумя жизнями одновременно, и к определенному моменту именно то, что у меня в голове стало совершенно реальным. Настолько, что я научилась в это верить. Именно это и нужно Никто.

– Буйная фантазия неуравновешенной девчонки?

– Умение, осознавая нереальность происходящего в твоей голове, искренне верить в выдуманное.

Я медленно подошла к Никто:

– Тебе нужны мои идеи, ведь своих у тебя нет. Зато есть безграничная сила и возможности, которых нет у меня. Но не заблуждайся, не я одна остаюсь в западне. Теперь и ты несвободен. Мы в заложниках оба, а потому отпусти его.

Улыбка Никто расползлась от уха до уха, и он с нежностью посмотрел на меня.

– Я так долго ждал этой несвободы, МояЛера.

И тут он сделал то, что можно было бы ожидать от человека, причем довольно наглого и патологически самовлюбленного, но не от всемогущего чудовища, находящегося от нас так далеко с точки зрения эволюции, что сложно представить масштабы его мыслей. Медленно уменьшаясь в размерах, на ходу облачаясь в безупречно белые одежды, он превратился в Ваню, который с невиданной грацией и плавностью движений шагнул ко мне, положил свою ладонь на мою шею, притянул меня к себе. Глядя поверх моей головы в глаза Владу, он улыбнулся во все тридцать два зуба, да так, чтобы у Влада не осталось никаких сомнений, кто в этой схватке вышел победителем. А мне было решительно все равно, лишь бы побыстрее окунуться в черный мрак и невесомость.

Влад смотрел на нас, понимая, что силовой борьбе он бессилен.

– Лера, он сожрет тебя стоит тебе отвернуться. Очнись, сумасшедшая, он сотрёт тебя в порошок. Посмотри, что он уже сделал с тобой.

Я повернулась, посмотрела на него и равнодушно произнесла.

– То, что он уже сделал, тебе не под силу никогда, и это лучшее, что случалось со мной.

– О, как! И что же такого он сделал? Все та же басня про свободу?

– Нет никакой свободы, мы это уже выяснили.

– Несвобода и рабство не совсем одно и то же, Лера! Ты ничего о нем не знаешь. Он даже не человек, он… оно вообще неизвестно что! Какая-то хрень иноземная, и ты готова доверить ему свою жизнь?

– Там, на Земле, меня не ждет ничего примечательного. И там та же несвобода, только куцая. И кому там я доверю свою жизнь?

– Ну, знаешь ли, это вообще не одно и то же. Там тебя любят, там ждут и волнуются за тебя, а здесь, в голодный год тебя пустят на потроха к столу и даже не вспомнят твоего имени.

– А оно мне здесь и не нужно.

– То есть тебя устраивает, как оно коверкает его?

– Мне все равно.

Влад всплеснул руками, как это бывает, когда наталкиваешься на «все равно». И вроде бы не такое страшное слово, но совершенно не дает пространства для маневра. Обрубает все, как тесаком, и ничего не поделаешь с этим «все равно». Но не для Влада.

– А как слова, что ты говорила мне? Человек должен жить в реальном мире. А? Твои слова?

Внезапно, внутри меня вроде как кольнуло что-то. Что-то неясное, совершенно непонятное, неразличимое за плотным туманом безразличия, и все-таки блеснул крошечный огонек. Никто насторожился, и почувствовала, как сжалась его рука на моей шее.

– Ты не понимаешь, – прошептала я, услышав биение собственного сердца. – Ты не видел…

– Мне плевать, что ты там такого увидела.

– Это мечта, – шептала я, и голос мой ожил, задышал, заискрился. – Это космос, Влад. Видел бы ты, как там красиво…

Но Влад услышал лишь свое имя, и понял, что что-то пошло не так, как планировалось у Никто:

– Лера, я без тебя не вернусь. Когда-то, вспоминай, Лера, ты решилась все бросить, все оставить ради того, чтобы спасти меня. И почему-то, тебе на тот момент это показалось таким правильным, что ты ни на секунду не усомнилась в своих действиях. Вспоминай, Лера, что же это было?

Я поймала себя на том, что отчаянно роюсь в памяти, чтобы понять, что же тогда делало меня такой уверенной в собственной глупости. Ведь я ни секунды не сомневалась. Я была совершенно уверена, что поступаю правильно. Рука на моей шее давила все сильнее, я уже слышала его утробный низкий рык. Но он не мешал мне вспоминать, просто… вспоминать было нечего. Чем бы это ни было, оно навсегда стерто из моей памяти. Вселенная выжгла все, что было мне дорого. Космос заменил все, в чем я когда-то нуждалась и теперь…

– Я устала, – сказала я, опустив глаза вниз. – Уходи.

Влад смотрел на меня не в силах отвести взгляда.

– Лера…

– Уходи!

Рука на моей шее расслабилась.

Влад еще немного помедлили, а потом кивнул:

– Ну, что ж, счастливо, – он криво ухмыльнулся. – Не забывай присылать открытки на праздники.

Он еще немного помедлил, глядя на то, как чудовище в обличье человека, нежно прижимает меня к себе. Затем он развернулся и пошел к огромному куполу. Бросив в сторону озлобленный взгляд, он окрикнул Яшку, и то понеслось за ним, радуясь, что успело унести ноги, прежде чем его снова оправят в хрустальную тюрьму.

И как только они повернулись к нам спинами, все стало таким правильным, словно по-другому и быть не могло. Я посмотрела на Никто. Сейчас он был голубоглазым эльфом с таким нежным взглядом, словно собирался на мне жениться, хотя мы оба прекрасно понимали, что это ненадолго. Все зависит только от того, как скоро я справлюсь с возложенными на меня обязанностями. А также от аппетитов этого огромного чудовища. Не в гастрономическом смысле (хотя и в этом тоже была толика моего невезения), но в широком понимании этих слов – насколько глобальны его планы, насколько велики его амбиции? Как долго я буду ему нужна? Моя необходимость исчисляется только величиной ЕГО зависимости. Мне, в общем-то, было все равно, ведь теперь я могу снова отправиться туда, где вселенная измеряется не миллиардами километров, а скоростью движения света, где она становиться бесконечностью, где аксиомы человеческой физики перестают работать, уступая место неизвестной человечеству небесной механике и ее совершенно непостижимым законам. Я хочу туда как можно скорее.