Я снова подняла на него глаза. Он, как и всегда, когда ему хорошо, был похож на породистого, кормленного, холеного кота. Довольный, расслабленный, уверенный в собственном превосходстве над всем окружающим миром, и по-прежнему самый красивый мужчина из всех, что мне доводилось видеть.

– То-то же. Бито. Ходи.

Мы взяли по две карты, и колода закончилась. Он мельком глянул на свои, а потом пошел в атаку козырным тузом.

– Так нечестно, – возмутилась я. На руках у нас осталось по пять карт и судя по тому, что было у меня, все козыри были у него. – Я опять осталась в дураках. Я никогда не выиграю.

– Согласен, – сказал он глядя на меня. Теперь он улыбался одними губами и пристально смотрел на меня. Легким движением руки он отбросил в сторону свои карты, смахнул с кровати остальную колоду. – И потому я предлагаю оставить карты в покое.

Он быстро придвинулся ко мне, оказавшись в паре сантиметрах от моего лица так мгновенно, что я не успела ничего сообразить, заключил мое лицо в свои теплые ладони и прикоснулся губами к моим. Нежно, словно боясь напугать или обидеть, он целовал меня, как впервые. Теплые губы, горячее, частое дыхание и его руки на моей шее – это все что я осознавала в тот момент. Сердце мое зашлось. Я обвила руками его спину, ощутив под ладонями тепло его тела, узнавая каждый изгиб, каждую линию, чувствуя, как он обнимает меня одной рукой, а вторую запускает в волосы, таким знакомым, таким уверенным движением, словно мы расстались лишь вчера, и, покрывая мою шею поцелуями, он тихо шепчет:

– Я так скучал по тебе… – горячее дыхание каскадом спускается по моей спине, заставляя меня дышать чаще. Пережитого не стало, целый год несчастья, километры пройденные в одиночестве, ночи, совершенно неотличимые одна от другой за туманом слез и нечеловеческая тоска, все испарилось, превратилось в ничто, и не существовало никогда. Всего лишь дурной сон, а это реальность, которая дрожит во мне, разгорается, будит жизнь в каждой крохотной клеточке моего тела. Такой знакомый, томительный огонь зажегся внутри, отчего кровь стала лавой, и, обжигая вены, и струится по моему телу, превращая меня в камертон. И его голос, повторяющий мое имя, льется по моей коже, просачиваясь внутрь, делая такой нежной, такой гибкой под его руками. И каждое его движения для меня – негласный закон, которому я починяюсь всецело, становясь серебряной ртутью под его ладонями, и есть что-то в запахе его кожи, что делает жизненно необходимым принадлежать ему, словно жизнь заканчивается за его плечами, и за его спиной одна пустота. Я смотрю в его глаза и проваливаюсь в бездну, где мне самое место, ведь нет на свете более синего океана. И когда я отвожу глаза, я мельком бросаю взгляд на окно и чуть не кричу – огромное, жилистое тело с темно серой кожей, сверкает красными узорами и глазами, как угли, горящие в кромешной тьме. Он смотрит на нас и его лицо изуродовано гримасой отвращения, а рот растянут в зверином оскале, и если бы я не была ему нужна, думаю, это было бы последнее, что я увидела.

– Влад, – я резко отстранилась от него.

Влад смотрит на меня, а потом поворачивается к окну, следуя за моим взглядом.

– Что? Лера, ты чего? – он снова поворачивается ко мне, все еще часто дыша. – Что случилось?

– Ты что, не видишь?

Влад снова смотрит в окно, и я понимаю – он не видит его, хотя между ним и огромным чудовищем только несколько метров и толстый кусок льда, что ровным счетом ничего не значит для Никто.

– Влад, там Никто, – шепчу я, и тут же жалею об этом, потому, как Влад подскакивает и хватается за одежду. Судорожно натягивая на себя штаны и куртку, он вглядывается в окно, пытаясь разглядеть там загадочного зверя, а у меня холодеют руки – Никто смотрит прямо ему в лицо и на фоне взволнованного лица Влада, его такое холодное, полное презрения. Он небрежно рассматривает прекрасные черты, пока Влад борется с одеждой, изучая его, словно жука под лупой. Втрое больше, в миллиарды раз сильнее… Что стоит ему убить его прямо сейчас? И тут я взрываюсь проклятьями в собственный адрес, потому как чудовище переводит взгляд на меня, и рот его растягивается в жуткой улыбке от уха до уха, отвечая на мой немой вопрос. Ничего не стоит. Он снова смотрит на Влада и рука, с когтями-лезвиями тихо поднимается на уровень шеи Влада.

– НЕ СМЕЙ!!! – заорала я и подскочила как раз в тот момент, когда чудовище делает неспешный замах. Я вдруг подумала, как мало усилий ему нужно, чтобы прямо сейчас убить его.

Влад повернулся ко мне, глядя, как я бегу к нему, думая, что я говорю с ним. Я подбегаю к окну, смотрю чудовищу прямо в глаза и говорю тихо, судорожно дыша, как в горячке.

– Я тут такого наворочу – век разгребать будешь, не разгребешь. Я могу, у меня фантазии хватит. Залью расплавленным железом весь твой крохотный мирок, оглянуться не успеешь. Веришь мне?

Чудовище смотрит на меня почти ласково, а потом заливается рокочущим, низким смехом, от которого дрожит земля. Оно медленно поднимается, встает на четвереньки, как собака и говорит.

– Не забывай, ты МояЛера, и до тех пор, пока это так, ничего с твоим человечком не случится. Еще раз забудешь, и я уже не буду так милосерден.

Тут Никто разворачивается и грациозно, словно дикий зверь, делает прыжок и, завораживающе пластично управляя собственным телом, удаляется от нас, огромными прыжками преодолевая пустыню, становясь крошечной черной точкой на горизонте, где исчезает совсем.

Влад выбегает на улицу. Он мечется по заснеженной пустыне в поисках чудовища, но его там уже нет. Даже если бы и был, он не смог бы увидеть его. О, мой смелый, мой милый Граф, тебе не защитить меня от этого, даже будь ты во всеоружии, а не с голыми руками. Я смотрю, как Влад пытается найти следы на снегу, как пытается увидеть невидимое, и по щекам мои бегут слезы. Валерия, ты полная дура! Ты притащила сюда самого дорого тебе человека, на потеху чудовищу из другой вселенной, искренне веря, что все вокруг от природы добры и бескорыстны, думая, что можешь контролировать все и всех, просто сказав «пожалуйста». Идиотка! Ты завела игру с опасным зверем, совершенно не думая о последствиях! Ты похожа на беспечных хозяев собак, которые так уверенны в том, что их пес не кусается, словно он сам написал расписку и заверил ее у нотариуса. Зверь всегда остается зверем и никому не дано знать, что в его голове! Никто не может быть абсолютно уверен в поведении животного, ведь даже такое высокоорганизованное животное, как человек, порой не может отвечать даже за самого себя. Как ты вообще могла подумать, что ты ровня ему? И уж тем более, откуда мысли, что ты взяла его под полный контроль? Он играет с тобой, выуживая из тебя то, что ему нужно, и твое счастье, что ты толком не знаешь, что это, иначе все закончилось бы гораздо раньше. Гораздо.

Глава 8. На дне

Влад мне не поверил. Думает, я обманываю его, и я его не виню – сложно поверить в то, чего не видел. Сложно, но, честно говоря, я бы поверила. Что я и требовала, что и просила, что до хрипоты доказывала, пытаясь объяснить, что здесь на зрение полагаться нельзя. Неужели он не чувствует присутствие чудовища кожей? Неужели ни одна ниточка в душе не дрогнула? Неужели ни один нерв не дал о себе знать? Нет. Ничего. Он не видит не чувствует и никак не воспринимает присутствие здесь огромного нечто, командующего парадом.

Мы разошлись по разным сторонам и, начиная со следующего утра, между нами началась очередная холодная война. Влад, уязвлённый в самое нежное место – самолюбие, был угрюм и молчалив. Ночью он утверждал, что Никто – плод моего воображения, созданный для того, чтобы иметь путь к отступлению. Отступлению от чего? От него. Зачем же мне отступать, если я всем сердцем желаю его и хочу принадлежать ему? Очевидно, не хочешь.

Какая глупость! Какой эгоизм!

Все мои последующие попытки переубедить его закончились провалом. Я либо топталась на месте, либо делала ситуацию только хуже. В конце концов, я сдалась. Я перестала понимать, перестала пытаться что-то изменить, я лишь могла чувствовать – грядет гроза, и я в чистом поле, и ни единого громоотвода на сотни километров. А главное – неизвестно откуда она начнется и когда. Остается лишь ждать.

Утром мы поели, совершенно автоматически не ощущая вкуса еды, и сразу в путь. Яшка, будучи очень тонким, чувствительным созданием, поняло – что-то не так, а потому беспрекословно отправилось в кабину Урала, когда пришла очередь трогаться в путь, несмотря на то, что его откровенно потряхивало. Ехали мы молча, уже не ощущая никакой радости от транспортного средства и от самого путешествия. Ледяная пустыня расстилалась перед нами, уступая километр за километром. Однообразная картинка менялась столь же однообразной. Ничего не менялось, кроме нас. Чем дольше мы ехали, тем бесконечнее казалась нам дорога, и уже совсем потеряла всяческую привлекательность запертая мною дверь. Я поняла, что прежде, чем закрываться с кем-то без возможности выйти, нужно хоть сколько-нибудь знать его. И речь не только о Никто. Одна мысль о чудовище прошлась мурашками по коже и заставила стиснуть зубы. Я боялась. Искренне и совершенно неконтролируемо. И теперь кроме страха не было ничего. Не было ни тяги, ни влечения. Только голый ужас, который теперь мешал мне сколько-нибудь связно мыслить. Сейчас мне казалась дикой сама мысль о том, что буквально несколько часов назад я мечтала о его появлении. Нужно выбираться отсюда. Только как? Тонны льда не разморозишь на раз. Нет ничего, кроме водородной бомбы, пожалуй, что способно в одно мгновение открыть проход, который я так старательно закрыла. Ничего кроме ругательств на ум не приходило, а нужны были идеи. Я подбирала всевозможные варианты, но один другого был не лучше, поскольку все, так или иначе, должны были автоматически стереть с лица этой земли не только лед, но Влада, меня и Яшку. Я бросила эту затею и перестала ломать голову, и как только я мысленно приказала себе не думать об этом, все и случилось.

Мгновенно, без каких-либо предвестников, вроде треска ломающегося льда, или сотрясения земли, из-под нашей машины ушел огромный пласт льда. Произошло это так молниеносно, что никто из нас не успел ничего сделать. Ледяная глыба, размером с небольшое футбольное поле вздыбилась перед нами, раскалываясь на несколько огромных частей. Выглядело это так, словно кто-то ударил снизу исполинским кулаком. Мы с Владом закричали, Яшка вцепился в меня, грозясь задушить. Машина оказалась на одной из этих частей и накренилась, сползая вправо и вниз, где в огромном разломе чернела ледяная гладь океана, освобожденная от оков льда. Зияющая черная пропасть приближалась к нам все быстрее и быстрее, словно огромная рыбина, которая плыла на нас с разинутой пастью. За мгновенье до того, как в голове моей мелькнула мысль, что вода просто ледяная, Влад успел крикнуть мое имя, потянулся ко мне, а затем мы провалились в воду.

Нас тряхнуло. Тяжелая машина камнем уходила на дно, словно кто-то тянул ее, неся нас в кабине на самое дно. Паника захлестнула меня, и я закричала. Белое, как мел, лицо Влада, с огромными глазами, которые метались по салону в поисках чего-то, что могло спасти нам жизнь, выглядели совершенно неестественно, словно загримированное лицо актера дешевого уличного театра. Яшка просто обескровило и упало без чувств. Оно стало серым и с виду абсолютно мертвым. Наверное, именно это заставило меня заткнуться и думать судорожно, нервно, собирая из обрывков мыслей что-то, что могло помочь. Вода заливала салон, и вдруг в одно мгновенье стало абсолютно темно.

– Свет! – заорала я.

В салоне загорелись все лампы и проборы, что были в машине, и стало видно, как вода хлещет внутрь, заливая все вокруг. Паника не давала моим мыслям сосредоточиться, мешала мне выделить главное. Что нам сейчас нужно, чтобы не утонуть? (Вода хлестала со всех щелей, и стекла затрещали под гнетом возрастающего давления). Спасательный плот? Лодка? Уже поздно! Лера, думай! (Ледяная вода доходила до колен и волнами окатывала сиденья, пронизывая бедра ледяным холодом).

– Лера, делай же что-нибудь! – крикнул Влад.

– Я думаю, думаю! – кричала я в истерике.

Подводная лодка? Как мы заберемся в нее под водой? (Вода поднимается, поднимается!). Лера, думай! Стандартные варианты не подходят. Думай нестандартно! Что нужно для того¸ чтобы выжить? Воздух! (Вода добралась до поясницы). Воздух и тепло. Так делай! Делай пространство с воздухом и теплом. Как? Как оно должно выглядеть? Неважно! Просто воздух и тепло посреди ледяной воды.

И я сделала.

В следующую секунду Урал завис, поднимая кабину вверх, словно поплавок – огромная морда тяжелой машины оказалась заключенной в пузыре воздуха, который светился серебром среди черной толщи воды. На какое-то время машина зависла, словно принимая решение, куда ей плыть, а потом начала опускаться вниз. Пузырь был большой, диаметром не меньше четырех метров, но машина намного тяжелее, а потому мы медленно поползли на дно. Пузырь закрыл собой всю кабину, и вода перестала течь внутрь. Наоборот, она начала втекать из кабины. Правда, гораздо медленнее. Не помня себя от страха, и мы смотрели на огромную сферу воздуха и не могли поверить собственным глазам. Первым пришел в себя Влад:

– Леррра, насссколько это пппрочно? – трясся он.

– Я ннне знаю, – зубы стучали, меня колотило и сводило ноги. – С расссчетом нна то, чтобы вывыжить.

– Оттлично, – сказал Влад и приоткрыл свою дверь.

Вода хлынула из салона, освобождая ноги от ледяных цепей, заставляя дрожать еще сильнее.

– Лера, сссмотри, – Влад указал вниз, дрожа всем телом. Губы его стали синими, а кожа белой, как снег. – Оттткрой ссвою дверь.

Я медленно открыла дверь и глянула на дно пузыря – сквозь него вода утекала, как сквозь решето, выдавливаемая воздухом внутри. Оболочка выглядела надежной, кроме того, она оказалась двойной – видимо для сохранения тепла, между внешним и внутренним пузырем тоже был воздух. Я аккуратно вытащила ногу и машины и ткнула носком воздушный купол. Он мягко прогнулся, но отпружинил, причем довольно уверенно и сильно. Я нажала еще сильнее. Тот же эффект. Влад, как заворожённый смотрел на меня, гадая, что же я собралась делать, а как только понял, сказал:

– Пподожди. Я ппервый.

Я повернулась к нему и кивнула. Он медленно вытащил ногу и поставил ее на дно пузыря. Затем второю. Пузырь прогнулся, но сохранил свою форму. Влад снова сел в салон.

– Можжно вылезать. Ввроде крепкий.

Он обхватил руками Яшку и потащил его за собой.

– Дддумаю, – говорил он стуча зубами. – Ккак только мы вылезем из ссалона, машина пойдет нна дно. Я ббберу на себя Яяшку, – он подтянул безжизненное тощее тельце к себе. – На счет три?

Я кивнула.

– Рраз. Два. Три!

Мы одновременно кинулись из салона, преодолевая ломоту в замёрзших конечностях, ведь страх пойти на дно вместе с Уралом, придавал очень много сил. Мы почти одновременно приземлились на пружинящий пол пузыря, и тут же, скрипя металлом и выдавливая последний воздух из кабины, машина выскользнула из пузыря и ушла на дно, светясь во тьме, словно жуткое чудовище, падая все ниже и ниже, пока, наконец, не исчезла где-то в черной мгле.

– Свет, – тихо сказала я.

В пузыре стало светло. Просто так, безо всякого источника. Мягкое сияние заполнило сферу так же, как воздух, и равномерно разлилось по куполу. Теперь мы никуда не двигались. Странно, но мне казалось, что сфера должна была продолжать опускаться вниз, но она просто встала на месте. Или нам казалось, что мы стоим? Мы втроем лежали на дне воздушного пузыря и тяжело дышали. Трясти нас почти перестало, так как в пузыре было очень тепло, и мы быстро согревались. Я посмотрела на Яшку – оно дышало, но в себя еще не пришло. Влад просто лежал и дышал, наслаждаясь тем, что все еще может это делать. Когда мы могли говорить, не задыхаясь и не боясь прикусить собственный язык, Влад спросил:

– Тебе не кажется, что мы не опускаемся?

– Мы не опускаемся, – подтвердила я.

– А должны.

– Знаю.

– Ладно… Можешь ты заставить эту штуку двигаться наверх?

Я попробовала. Ничего. Попробовала еще раз. Снова никаких сдвигов.

– Хорошо, – сказал Влад. – А вниз?

Я попробовала. Шар дернулся и медленно поплыл вниз.

– Стой! – скомандовал Влад.

Я повиновалась.

– Вверх никак, а вниз, пожалуйста?

– Выходит что так, – сказала я.

Он закрыл глаза и шумно выдохнул. Я знала, о чем он думает, потому что думала о том же. Мы просидим в этом шаре до самой старости, или опустимся на дно, как того хочет… Никто. Мы оба прекрасно понимали, чьих это лап дело, но Влад не просто понимал, он еще и злился. На меня, на себя, на все вокруг. Он мысленно ненавидел меня и всех моих родственников до десятого колена, в общем, всех, чей, хоть самый минимальный вклад, сделали из меня того, кто я есть на данный момент – той-терьер на трясущихся тонких ножках, с комплексом Наполеона. Но себя он ненавидел еще больше. Ладно я, но он… Повелся на мои пылкие речи, соблазнился возможностью вернуться назад, поверил мне, пошёл за мной следом, как двухнедельный щенок. Мне бы сказать что-нибудь, убедить его в том, что еще не все потерянно, но какие у меня аргументы, кроме моих чувств, эмоций и веры в светлое будущее? Для него сейчас это слишком неустойчивая валюта. Поэтому я молчала, кожей чувствуя, как меня чихвостят в хвост и гриву, и просто ждала, когда он сменит гнев на милость, ну или, хотя бы начнет ровно и спокойно дышать. К разговору о дыхании – дышать стало значительно труднее, и это почувствовала не только я. Насчет того, чтобы состариться здесь, я была совершенно неправа, потому, как если не придумать что-то срочно, мы просто-напросто задохнемся.

– Лера, давай спускаться вниз, – сказал Влад с тихим беспокойством в голосе.

– Ты с ума сошел? Где мы внизу возьмем воздух?

– Не знаю, но раз уж путь наверх отрезан, значит, есть смысл идти хоть куда-то. Ты не чувствуешь что дышать…

– Я чувствую, чувствую, – раздосадовано сказала я, ощущая на себе многотонный груз вины. – Но это совершенно не логично.

– О как! Мы начали полагаться на логику?

Я заткнулась. Мне вообще все чаще приходит мысль об остром фарингите или ангине, ну или о чем-либо еще, с чем физически невозможно говорить.

– У меня есть идея, – сказал он.

– Вот как?

– Если я правильно понял механизм вашего взаимодействия с этим местом, должно сработать.

– А если неправильно?

– Узнаем что-то новое. Все, поехали вниз.

Я вздохнула. Честно говоря, мне было до жути страшно, но все же я была безумно благодарна Владу, что он, как всегда во всех неурядицах, не побоялся взять командование на себя. Самой мне не хватило бы смелости предложить что-то подобное. Мы поехали вниз. Сначала медленно, но потом значительно ускорившись. В один момент, который длился не более нескольких секунд, мы умудрились поймать невесомость, и, воспарив внутри шара, зависли, поддерживаемые абсолютной пустотой. Но затем нас прижало к потолку. Мы неслись в черную пустоту, которая все никак не заканчивалась, и где-то глубоко внутри у меня зародилось сомнение, что здесь вообще есть дно. Дышать становилось все труднее, и начала подступать паника, как раз в тот самый момент, когда мы, сначала снизили скорость, а потом, легко отпружинив, приземлились на песчаное дно. Слава Богу, оно есть!

Нас резко мотнуло, да так, что Яшка, пребывавшее все это время в блаженном неведенье, пришло в себя, пытаясь собрать вместе все свои четыре ноги.

– Что дальше? – крикнула я Владу, который пытался найти равновесие.

– Закрепи его.

Шар, поколебавшись немного в разные стороны, остановился, словно пустил корни. Повисло молчание и напряженное ожидание подвоха.

– Хорошо. Теперь тебе нужно создать генератор кислорода.

– Господи, как?

– Тебе не нужны детали, и знания электролиза для тебя, в сущности, не важны, просто подумай о машине, которая будет разлагать воду на кислород и водород. Кислород внутрь шара, водород в открытый океан. Делай.

– Но как я…

– Делай!

Я закрыла глаза и подумала в точности о том, что сказала Влад. Не прошло и секунды, как что-то загудело, и в пузыре ощутился поток свежего воздуха. Правда, сам воздух был безвкусным, все-таки это не то же самое, что форточку открыть, но дышать стало намного легче. Я подняла голову – наверху появилась металлическая коробка, похожая на кондиционер, испускавшая воздух. От нее шла трубка, которая выводила газ наружу, где он небольшими пузырьками, похожими на ртуть, поднимался вверх.

– Молодец, Лера, – сказала Влад. – А теперь сделай внизу клапан. Но так, чтобы он открывался только наружу.

– Зачем?

– Лера, если бесконечно качать воздух в замкнутое пространство, то это самое пространство рано или поздно разорвет.

Внизу появился клапан, который начал исправно выпускать углекислый газ. Стало заметно легче. Легкие словно перестали сжиматься и расправились, наполняя тело кислородом. Когда мы осознали, что спаслись, мы заскакали от счастья. Яшка смотрело на нас, как на психов, округлив и без того большие глаза, но нам было решительно все равно, что подумает о нас Яшка, ведь оно, хоть и само того не ведая, тоже благополучно ускользнуло у смерти из-под носа. Хотя бы на время. Судя по всему, у Никто что-то на уме, и теперь уже даже я не могла даже догадаться, что он задумал. В общем-то, я никогда этого не знала, но знала степень доверия ко мне, а теперь все было тайной за семью печатями, и можно было лишь надеяться. Но я могла сопротивляться. Я по-прежнему кроила этот мир, как пожелаю, и просто так сдаваться я не собиралась. Все, что я могу, ограничено лишь пределами моей фантазии, а она у меня весьма бурная. И я дала ей волю.

Беря начало от нашего пузыря, в темноту водной толщи пролег тоннель, длиной до «того места, где океан заканчивается», а там разберемся как выйти на поверхность. Возможно, понадобится бур или взрывчатка, но сейчас об этом думать рано. Его оболочка точь-в-точь повторяла строением и самим материалом шар, в котором находились мы сейчас. Он светился тем же ровным светом, что и пузырь, так что дорога, которая вела нас к выходу, светилась на морском дне, слабо освещая рельеф песка. По всей длине, на каждом десятом километре висели те самые приборы, что давали кислород. Я даже благоразумно поделила огромное пространство на сегменты, которые будут отгорожены друг от друга перегородками, и как только сегмент будет пройден, перегородка должна была закрыться, а система воздухообеспечения выключиться. В моем представлении звучало очень умно, продуманно до мелочей и даже, не побоюсь этого слова, гениально. В какой-то момент меня даже обуяла гордость за себя любимую, но потом я подумала, что Влад легко найдет прорехи в моем плане, так что не стоит обольщаться понапрасну. Как только мой коридор дошел до нужной цели и стал абсолютно герметичен, в шаре появилась дверь-клапан.

Влад молча смотрел на мое творение, раскрыв рот. Глазами он пытался вглядеться, рассмотреть, что же там, в конце коридора, хоть это было и невозможно. Он с недоверием поглядывал на проход из пузыря в прозрачный тоннель и, как всегда, когда он задумывался, он с силой прохаживался ладонью по подбородку, который все сильнее зарастал темной, густой щетиной:

– Предлагаешь идти туда? – спросил он, поворачиваясь ко мне. Его брови сомкнулись, и я поняла, что идея ему очень не нравилась.

– Ничего другого нам не остается. Это все, на что хватило моей фантазии.

– Не густо, – он отвернулся от меня и снова уставился в коридор, без конца. Это был еще один вариант моста, что я прокинула через горы в густой молочный туман, только теперь ниже уровня моря, под миллиардами тоннами воды. Он поверил мне однажды (по крайней мере, сказал, что поверил), так почему бы не сделать это снова? Да, полагаю, моя выходка с заморозкой целого океана слегка пошатнула мои позиции с точки зрения доверия, но давайте будем честны – я всегда была не самого уравновешенного характера, о чем было неоднократно сказано самим Владом, а потому ждать от меня чего-то, логически обоснованного и взвешенного, по меньшей мере, странно. Видимо Влад прочитал мои мысли, а потому угрюмо кивнул и сказал.

– Пошли. Только прежде, давай переоденемся во что-то сухое.

***

Шли мы молча и никуда не торопились. Да и куда торопиться, зная, что ты в западне? На нас обоих, кроме Яшки естественно, давило, помимо миллиардов тонн воды, висящее над нашими головами, черное облако, которое вот-вот должно было разразиться чем-то, о чем мы совершенно ничего не знали. Ощущение грозы повисло в воздухе, а дождь все никак не начинался.

Я придумала нам нехитрую одежду – по паре джинсов и свитеров, потому что, как ни странно, в тоннеле было очень тепло, и даже песок морского дна был приятно-прохладным, но не ледяным, как мне казалось, должен был быть. Яшка категорически отказался от свитера, но зато с удовольствием натянул джинсовый комбинезон на все свои четыре ноги. Обуваться он тоже не захотел, а вот мы с Владом с удовольствием взяли по паре легких кроссовок и двинулись в путь, оставив всю тяжелую одежду в пузыре.

Первые пять километров мы шли, словно по минному полю. Уж больно ненадежной казалась конструкция, да и сама мысль об огромном океане над головой сводила кишки и скулы. Яшка ко всему происходящему отнесся с философским пониманием – ему уже было все равно, куда его тащат, лишь бы снова не в Урал. Когда мы прошли первый отсек, первую десятку километров, перед нами возникла перегородка. Нерешительно мы переступили через нее, и как только все трое оказались по ту сторону, перегородка неслышно закрылась, отрезая от нас первую часть тоннеля. Свет в нем погас, а воздухонагнетатели отключились. Мы стояли и смотрели в темную мглу, где еще минуту назад находились сами. Черный безжизненный коридор выглядел таким мёртвым, словно его покинули миллион лет назад. И почему-то стало страшно. Жутко смотреть в него, словно смотрел в глаза мёртвому. Я резко отвернулась и мысленно зареклась оборачиваться назад. Владу тоже стало не по себе, это было видно по хмурым бровям и губам, ставшими двумя тонкими, белыми полосками, но внешне он был сдержан и молчалив. Яшка чувствовало, что что-то не так, ориентируясь исключительно на нашу реакцию, словно само оно потеряло всякую связь с внешним миром и совершенно перестало мерить мир своими категориями, а возможно, их у него никогда и не было. Ничего не оставалось, кроме как идти вперед. Мы посмотрели на коридор, расстилающийся впереди нас, и только теперь пришло понимание, что же меня так напугало – нам только что представилась картина того, что случится с нами, если что-то в моем тоннеле пойдет не так. Именно так будет выглядеть это «что-то» – холодное, мертвое, черное. По коже пробежали мурашки, меня слегка передернуло, и я тяжело сглотнула слюну, словно она была из песка.

– Пошли, – тихо скомандовал Влад и медленно побрел вперед.

Прошагав наверное целую вечность, мы все еще не чувствовали усталости, словно ее заморозили внутри каждого из нас. Мы прекрасно понимали, что день уже давно подошел к концу и надо бы сделать привал, но ноги послушно шли, и никак не выдавали усталости. Мы превратились в роботов, или зомби, отключив всякую обратную связь с нашими телами, мы неустанно гнали их вперед, словно пытались загнать их до смерти. Во всем происходящем вокруг нас и внутри, была какая-то безысходность, словно мы идем по длинной, длинной деревянной доске, перекинутой за борт корабля и на том конце зияющая пропасть, а потому нам совершенно незачем спешить. Идти, в общем, тоже незачем, но не сидеть же на месте в ожидании чего-то, на другом конце сегодняшнего дня, или завтрашнего. Рано или поздно поход этот обернется для нас чем-то, к чему мы совершенно не готовы, и вот тогда…

– Лера, давай останавливаться на ночлег, – сказала Влад тихо, когда мы перешли очередной рубеж, и за нами закрылась еще одна створка. Я кивнула, даже не глядя на него. Мне безумно захотелось побыть одной. Чтобы ни одна живая душа не находилась рядом в ближайшие несколько часов. С моей лёгкой руки из основной магистрали коридора вышло ответвление, которое выросло в три небольших шара, наподобие первого, но чуть больше. Стены были матовыми, в каждой комнате была своя воздушная система и матрас с постельным бельем. Влад мой намек понял сразу и, молча, прошагал в центральный шар. Там за ним закрылась перегородка и отрезала сегодняшний день. Яшка не без сомнения посмотрел на комнату слева, а потом на меня.

– Не бойся, – сказала я. – Мы будем рядом. Если что, смело приходи.

Оно долго рассматривало мое лицо, а затем кивнуло и пошло в свою комнату. Там оно упало на кровать, и, подозреваю, мгновенно уснуло. Меня тоже не нужно было уговаривать. Я зашла в крайнюю правую комнату и с нескрываемым наслаждением смотрела, как закрывается за мной перегородка, отделяя меня от всего мира, оставляя меня в полном одиночестве. Уже раздевшись и улегшись в кровать, я, сама не знаю для чего, сделала прозрачной часть стены выходящей в открытое море. Смотреть там было не на что, ведь океан по-прежнему был стерилен, но мне показалось, что так уютнее.

***

Меня разбудило чувство, что на меня смотрят. Я открыла глаза и посмотрела на прозрачный кусок стены, прямо напротив меня – с той стороны, прямо на песке лежала гигантская голова большой белой акулы, которая смотрела на меня. Остального тела видно не было, потому как его скрывала мгла, но свет, льющийся из шара выхватывал морду огромной рыбы, четко очерчивая каждый контур. Она уставилась на меня круглыми черными глазами, рот ее был приоткрыт, и оттуда виднелись бесконечные ряды острых белых зубов. Она пристально смотрела на меня, взгляд ее был осознанным и пустым одновременно. Я смотрела, как черные глаза всматриваются в меня, и нутро мое сковало холодом. Она понимала, что я проснулась, она увидела, как побелело мое лицо, и в ее глазах я увидела… удовольствие. Огромный рот растянулся, обнажая острые лезвия зубов, в широкой улыбке… Я закричала.

Подскочив на кровати, я быстро поняла, что кричала лишь во сне. Резко повернувшись к куску прозрачной стены, я с облегчением поняла, что никакой акулы там нет. Пока успокаивалось сердце, я вслушивалась в ночную тишину, гадая, разбудила ли я кого-то? Нет, все спали. А за прозрачной перегородкой черная водная тьма простиралась по-прежнему безжизненно. Ну, теперь уже не совсем безжизненно. Пришел, наконец-то.