Дочь серийного убийцы. Моя история страха, боли и преодоления

Я колебалась, прежде чем поставить галочку напротив графы «Суицидальные мысли».

Терапевт заставила меня воспроизвести день смерти Мишель в деталях, чтобы снизить мою чувствительность. Она сказала, что воспроизведение несчастного случая было распространенной реакцией на травму. Также весьма распространенным было видеть в живых людях своих потерянных близких.

Спустя восемь месяцев после похорон Мишель я наконец начала осознавать потерю. Терапевт сказала мне выкопать себя, ту себя, которая хотела спрятаться и умереть, и честно признаться, что мне было больно. Она и не вздрогнула, когда я сказала ей, что была зла на Бога.

В той маленькой комнате наедине с теплым слушателем и помощником не было места стыду.

На сеансах терапии мы работали над стратегиями того, как пережить последние недели учебы, и говорили о том, чего я жду: предстоящего похода на Большой каньон.

Часть II. Проложите свой путь через пустыню

Вот, Я делаю новое; ныне же оно явится; неужели вы и этого не хотите знать? Я проложу дорогу в степи, реки в пустыне.

Исаия 43:19

10. Признайте свои ограничения… Ну да

Май 1997 года

Большой каньон, Аризона

Папа думал, что поход «будет отличным» и его дочь справляется со всем «отлично»!

Он не знал, что его девочка словно надломилась внутри за последние месяцы и до сих пор старалась держать себя в руках. Спрятавшись за прочным фасадом, пытаясь выглядеть и вести себя так, как от меня ожидали, я чувствовала, будто ужасно подвела всех вокруг. Подвела саму себя.

За второй семестр я получила сплошные тройки и в ту поездку на Большой каньон избегала расспросов об учебе. Лицо горело от стыда. Я была рада, что учеба закончилась: три месяца свободы. Я была счастлива вновь воссоединиться с семьей и побывать в великолепном национальном парке.

Стоя на южной окраине Большого каньона, я чувствовала, как в меня возвращается жизнь. Каньон ослеплял своими яркими цветами: полыхающий красный, горелый оранжевый, заржавевший коричневый. Он зачаровал своими просторами, высокими холмами, узкими ущельями и отвесными скалами. Мне очень нравились эти края, несмотря на то что идея похода в эту часть каньона казалась безумством.

– Мы правда туда идем? – я толкнула локтем своего двоюродного брата Эйди. – Напомни, чья это была идея?

Со своим ростом в сто семьдесят пять сантиметров я обычно была самой высокой, но парни были выше меня по крайней мере на несколько сантиметров.

Эйди ухмыльнулся.

– Это его идея, – сказал он, указывая на моего папу, чьи по-армейски коротко остриженные черные волосы начали седеть, как и его усы.

Мы прибыли на каньон, чтобы «получить опыт», как выразился папа. Я знала, что за темными линзами очков его глаза горели: он был рад, что мы вернулись.

– Ребята, мы запомним это приключение на всю жизнь, – сказал папа, широко разводя руки над видом, который открывался перед нами. – Видите тонкую коричневую линию там внизу? Это тропа Тонто. Мы перейдем через нее, обойдем Линкор и Светлого ангела через неделю.

Папа указал на массивную оранжево-белую скалу, поднимающуюся над плато внизу.

– Не мы. Ты и дети, – мама стояла рядом с тетей Донной. – Мы собираемся провести неделю в походах по торговым центрам с кондиционерами и спать в кроватях, а не на камнях.

Донна взглянула на моих родителей и засмеялась.

«Девчонки», как их называл папа, проводили день с нами, осматривая окрестности, прежде чем дальше направиться в Финикс навестить родственников. Разумные мама с тетей не считали запланированный нами поход отдыхом. Я была рада, что папа никогда не считал меня девчонкой. Я предпочитала поход с парнями неделе в торговых центрах, хотя идти вместе с папой означало спать на камнях.

Мне было жаль брата, которого по пути сюда вырвало на обочине дороги. Бледный Брайан, которого все еще тошнило, теперь сидел, опустив голову и отвернувшись от вида, простиравшегося перед нами. Мы взяли Sprite для моего брата, а сами пообедали бутербродами на открытом воздухе.

Путешественники, которые приехали на один день, брали курс на популярную и ухоженную тропу Светлого ангела. Глядя на их шлепанцы, я заключила, что много они не прошли. На выходе также показались несколько загруженных вещами бывалых путешественников. Покрытые красной грязью, они выглядели неопрятными и уставшими.

Я задавалась вопросом: папа решил воплотить свою мечту о походе, потому что последние годы наблюдал, как слабеет дедушка, и боялся упустить время? Отца часто преследовал его возраст: он заводил невидимые нам часы, которые отсчитывали его время. Он шутил, что, когда его время придет, мы должны просто вывести его на пастбище.

Я не понимала его: он физически был способен делать все, что хотел. Иногда я еле поспевала за ним, он мог быть настолько полон энергии и энтузиазма.

Папа серьезно занялся планированием нашей поездки, изучая путеводители, покупая необходимые принадлежности. Он без сомнения следовал коду бойскаутов: он подготовился. Я тоже чувствовала себя готовой, находясь рядом с папой с багажом знаний и экипировкой. Я бы последовала за ним всюду, куда он захотел бы пойти. Отец сказал, что мы справимся с походом такого масштаба, и я ему верила. Я ему доверяла свою жизнь.

В тот день папа оглядел каньон, мама прижалась к нему, опираясь подбородком о его спину. Она выглядела счастливой, на своем месте, но я знала, что она будет скучать по нам. Я видела, что она переживала о затее папы, особенно потому, что он и детей с собой взял.

Тетя Донна сфотографировала нас на обрыве в тот день: кучка наивных улыбающихся людей и один зеленый от тошноты мальчик, которые не знали, что ожидает нас внизу. Если кто и знал, то этим человеком должен быть папа. Наверняка не сказать ни тогда, ни сейчас.

День первый:

южная окраина

Мы планировали проснуться на рассвете, как и сказал папа, но никто из нас не смог хорошо поспать в нашей маленькой комнате мотеля рядом с окраиной.

Я плохо спала не оттого, что устроилась в спальном мешке на полу, а потому что брат переступал через меня, чтобы пройти вырвать в туалет. Затем мой двоюродный брат переступил через меня, чтобы пройти вырвать в туалет. У меня тоже было несварение желудка, и я серьезно подумывала о том, чтобы, нет, не переступить через братьев, а вырвать.

Мы выехали из нашей комнаты и позавтракали в кафе неподалеку, раздумывая, что делать с братом, который был совсем не в форме после того, как его выворачивало на протяжении двадцати четырех часов.

Он тихо сидел возле нас, пока я ковырялась в еде, раскидывая по тарелке водянистые яйца. Я не уверена была, болел ли мой желудок из-за завтрака или потому что я подхватила тот же вирус, что и брат, а может быть, это были просто нервы.

Мы не хотели, чтобы Брайан пропустил поездку, но и сами не хотели ее пропустить. Нам выдали разрешение на кемпинг только на определенные ночи – если не использовать, то оно бы прогорело. Папа подал запрос на это разрешение год назад. Прошло бы много времени, прежде чем мы смогли бы вернуться. Я уверена, что мой брат переживал, что задерживал нас, но он не был виноват, что заболел.

Мы решили найти брату другую комнату в лагере, в которой он бы передохнул, прежде чем присоединиться к нам. Папа изложил план: Брайан мог присоединиться к нам позже, он показал брату маршрут и проверил, достаточно ли у того снаряжения и еды. Папа сказал ему сесть на автобус до тропы и присоединиться к нам на Гранит-Рапидс на второй или третий день или на Монумент-Крик на четвертый день. Папа подчеркнул, что ему нужно будет добраться до нас за один день, пройдя пешком около шестнадцати километров, потому что единственный фильтр для воды будет у нас. Если пить нефильтрованную воду, можно было попрощаться с содержимым своего желудка.

Папа нервничал все больше, поскольку мы теряли время, но нам необходимо было еще найти комнату для брата. Аренда комнаты была для нас непредвиденной тратой. Папа нервничал из-за денег, но на такие случаи у родителей была кредитная карта.

Я старалась успокоить отца – в отсутствие мамы эта обязанность ложилась на меня. Я была и той, кто должен был заверить брата, что все будет в порядке. Я и сама была на взводе, пытаясь помочь брату и отцу и осознавая, что нам пора было отправляться в поход.

Я оглядываюсь назад и не понимаю, почему мы тогда не позвонили маме и тете Донне и не попросили их вернуться из Финикса и забрать Брайана. Нам не следовало говорить ему, чтобы он спустился сам. Я могла бы винить во всем отца, но виноват не только он. Мой брат, хотя и молодой, все же был взрослым и сам принимал решения. Я тоже была виновата, потому что не оспаривала решения отца.

10.30

Тропа Отшельника

Мой желудок продолжал бунтовать, пока мы ехали на запад. Начало тропы находилось примерно в десяти километрах от густонаселенной части парка. Возвращаясь на восток, мы планировали пройти почти пятьдесят километров в течение следующих шести дней: вниз по тропе Отшельника через тропу Тонто, а вверх по тропе Светлого ангела.

Меня пугал этот план, когда я смотрела в окно нашего фургона и мой взгляд улавливал фрагменты каньона внизу. Страх и неуверенность постоянно пытались закрасться мне в душу. Я ждала этого похода, но теперь начала сомневаться.

Мы действительно справимся? Не безумие ли это?

Когда мы добрались до начала тропы, я вышла из фургона, присела на гравий и зашнуровала походные ботинки. Я натянула зеленые шнурки, обвила их петлей вокруг верхней металлической застежки и закрепила двойным узлом. Я надела две пары носков: следки и другие поплотнее.

На мне были хлопковые шорты и футболка кремового цвета с короткими рукавами. Волосы я собрала резинкой и надела бейсболку. Я поправила солнцезащитные очки на носу и закрепила разноцветный ремешок бейсболки на затылке. Папа вручил мне поясную сумку с бутылкой воды внутри.

Я повернулась к своему рюкзаку, который папа прислонил к фургону, и с громким возгласом взвалила его себе на спину. Я качнулась, едва не упав под его тяжестью.

– Тише, – сказал папа, помогая мне восстановить равновесие. – Слишком тяжелый?

– Не, справлюсь, – я встала прямо. – Ну все, можешь отпускать меня.

Лямки рюкзака плотно сидели на моих плечах. Я закрепила тонкие черные ремни на груди и толстые на талии твердыми звучными щелчками. Перенеся свой вес вперед, я затянула ремни и попыталась сместить центр тяжести, чтобы компенсировать груз на моей спине. Вес на моих плечах и вес того, что ожидало меня впереди, давили на меня.

Близилось одиннадцать часов, вышли мы поздно, учитывая, что впереди нас ждали тринадцать километров пешком. Папа продолжал смотреть на часы, уголки его губ были опущены вниз. Я знала, что ему не терпелось пуститься в путь. Я тоже переживала, но просто пожала плечами и хмыкнула при виде дорожного знака:

Осторожно – жара убивает!

Не ходите по тропе в разгар жары; река Колорадо на дне каньона – единственный надежный источник воды. Это удаленная, неухоженная тропа. Знайте и принимайте во внимание свои собственные ограничения. К нам часто обращаются за помощью больные и раненые. Бывали смертельные случаи. Идите в поход на свой страх и риск. Вы в ответе сами за себя. Однако лица, создающие опасные условия для себя или других, могут быть вызваны в суд или арестованы.

Эйди шел впереди, за ним папа, у которого была шляпа цвета хаки со шнурком на подбородке. Шляпа защищала от солнца его лицо и лысеющую макушку. Его плечи сгибались под большим темно-синим рюкзаком, в котором было все, что нам могло понадобиться.

В правой руке папа держал металлическую трость, обвязав ее вокруг запястья черной петлей. Рядом с папиными следами на пыльной дороге оставался словно след лапы животного – оттиск на резиновом конце его трости.

Под моими ботинками с невероятной скоростью носились маленькие разноцветные ящерицы. Временами кто-то из них останавливался посреди тропы в попытках отстоять свою территорию. Будучи несколько сантиметров в длину, ящерица выпячивала свое тело, качала головой вверх и вниз, заявляя таким образом права на крохотный уголок пустыни. Один шаг – и они неслись прочь от ботинка и прятались под камнем или кактусом, вызывая наш смех.

Я никогда не ходила в поход с таким тяжелым рюкзаком, и лишний вес давил мне на ботинки и на пальцы ног. Я почувствовала, как ногти на ногах впиваются в носки ботинок, хотя и обрезала их накануне. По моим предположениям, мой рюкзак весил около двадцати килограммов. Я чувствовала каждую частичку этого веса.

Я анализировала содержимое своего рюкзака. Мне следовало проделать повторную ревизию – и на этот раз подойти к этому с умом. Теперь мне оставалось либо нести весь этот хлам на спине, либо выбросить его.

Полдень

Тропа Отшельника

Я пыталась и уследить за своими ногами, идущими по узкой каменистой тропе, и не забывать смотреть на потрясающе красивую и суровую местность.

От взгляда на обрыв у меня бунтовал желудок, лучше было смотреть наверх, откуда мы пришли. Я попыталась успокоить свой живот и сосредоточиться на тропе передо мной. Я пыталась отвлечься от мыслей о моем грузе на спине, палящем солнце и фруктовом пунше, плещущемся у меня в животе.

Я крикнула папе и Эйди: «Мне нужно остановиться на пару минут. Я не очень хорошо себя чувствую».

– Еще рано. Мы прошли совсем немного, – сказал папа, указывая на тропу своей тростью. – Давайте продолжим. Мы можем остановиться через пару километров, когда доберемся до впадины, там сможем пообедать в тени.

Я расстегнула ремни рюкзака и бросила его на тропу, опустившись на камни рядом с ним:

– Нет, мне нужно что-нибудь съесть сейчас. У меня желудок пустой.

Копаясь в рюкзаке в поисках еды, мне было все равно, что я сижу под палящим солнцем, что стоит удушающая жара, а в воздухе ни ветерка.

– Хорошо, остановимся ненадолго.

Папа и Эйди опустили свои рюкзаки и присоединились к импровизированной трапезе. Похоже, они, как и я, были рады отдохнуть.

Я разложила свои громадные пакеты с застежкой, полные переносных обедов и закусок, остановившись на пакете с теплым тунцом и мягкими пшеничными крекерами, которые я запила энергетическим напитком.

Я не хотела есть много. Я понятия не имела, сколько еды мне понадобится в следующие несколько дней, тем более мой желудок был непредсказуем. Я скомкала свои обертки и сунула их в мусорный мешок. Что вносите, то и выносите.

Мы быстро поели и помогли друг другу надеть рюкзаки.

Какого черта мы несли столько хлама?

Я боялась смотреть на часы, чтобы рассчитать нашу скорость и расстояние, которое нам нужно было преодолеть. Мы спустились на очередной серпантин, и тогда мой ланч полез наружу. Начало похода было неважное.

11. Просчеты эго могут привести к убийственным последствиям

13.00

Впадина Уолдрона

Я почувствовала себя лучше после того, как содержимое моего желудка оказалось на тропе. Я сделала глоток воды, ополоснула рот, выплюнула и сказала:

– Ладно, идем дальше.

Мой двоюродный брат приподнял бровь, а отец обеспокоенно посмотрел на меня.

– Я в порядке, правда. Просто нервы сдали. Не думаю, что я заболела, как Брайан. Да ладно вам, эта жара – что-то с чем-то, давайте найдем тенек.

Мы продолжали спускаться ниже и прошли мимо агавы, возвышающейся над нами на три метра. Ее стебель должен был вскоре весь покрыться белыми цветами. Растение было известно тем, что зацветало только раз в жизни. Оно оставалось в спящем состоянии маленьким и неприметным на протяжении десяти или двадцати лет, прежде чем поразить всех своей высотой и цветом.

Мы наткнулись на впадину, где обедали два года назад. В усеянном кустарниками месте царила редкая тень. Папа и Эйди остановились на смотровой площадке, чтобы сфотографироваться, а я спряталась под сучковатой сосной. Я села прямо вместе с рюкзаком. Снимать рюкзак и снова надевать его было настоящем мучением, а я очень устала. Все шло не по плану.

– Давай, малыш, нам нужно двигаться дальше, – папа шел ко мне по тропинке, делая знак. Он остановился и развернул топографическую карту. – Недалеко от этого поворота находится источник Санта-Мария, где мы можем наполнить наши бутылки.

Я глубоко вздохнула и сдалась.

– Хорошо, идем дальше, – я старалась уговорить себя продолжить путь.

Внизу будет лучше. Просто начало сложное. Утро плохое.

Когда я начала подниматься с камней, мой желудок снова начал булькать. Я закрыла глаза на секунду и смогла успокоиться.

Тише. Тише.

Эйди потянулся помочь мне, а папа улыбнулся:

– Вот это моя девочка.

Я разместила поудобнее рюкзак и застегнула ремешки.

– Хорошо, идем, – мои слова прозвучали увереннее, чем я себя чувствовала.

15.00

Родник Санта-Мария

После полудня мне все надоело.

Я никогда не видела каньон таким. Я не просто смотрела вниз с вершины или с верховья проложенных троп. Я была в самом пекле: на далекой, неухоженной, склонной к оползням, пустынной, кустистой тропе.

Мы никого не встречали за последние несколько часов с тех пор, как прошли через впадину – большинство туристов оттуда поворачивали назад. Я ожидала увидеть больше людей, и было жутко оттого, что мы были одни.

Мы проходили мимо пирамид из камней, обозначающих путь. Я находила в них все большее утешение: мы сомневались, по той ли тропе идем, потому что она сливалась с ландшафтом, но затем мы замечали груду камней. Вот пирамида из камней – вот и тропа!

Мы остановились у родника, где вода пробивалась сквозь камни и по трубе попадала в корытце, в котором плавали коричневато-зеленые водоросли. Мы откачали воды с помощью ручного насоса с микрофильтром прямиком в наши бутылки. Мы были рады воде и тени, которую бросала маленькая каменная хижина рядом с источником.

Все было не так, как во время похода два года назад: плюсовая температура в каньоне была приятной по сравнению с холодом на окраине. Теперь, приехав на два месяца позже, чем в прошлый раз, я чувствовала себя так, словно попала в раскаленную печь. Полуденное солнце неумолимо палило прямо на нас.

Снаряжение в рюкзаке было мокрым от льющегося с меня пота, который я безуспешно пыталась сдержать намотанной на шее банданой. Мои волосы продолжали распускаться. Бейсболку я сняла, ведь от нее было только хуже и жарче, пусть я и могла получить солнечный удар. Хотя бы глазам было не жарко, благодаря очкам.

Моя футболка промокла насквозь – я думала, просвечивал ли мой спортивный бюстгальтер. Он тоже промок, как и мое нижнее белье. Мои ноги утопали в двух парах носков, пальцы горели. Кожа ног была покрыта красной пылью, которая поднималась от моих шагов. Пыль покрывала мои длинные тонкие красные царапины от кактусов, которые цеплялись за мои икры.

Во что я ввязалась? Кому нужно быть разумным, ходить в походы и разбивать лагерь на безопасных тропах, где ходят толпы людей, смотрители парка, где есть туалетные кабинки и фонтанчики с водой?

Долой здравый смысл – зачастую это было про папу, а теперь и про меня. Повели себя упрямо, тупоголово, еще и двоюродного брата взяли с собой.

В защиту папы скажу, что палаточные лагеря были заполнены к тому времени, когда он подавал заявку на поход. Он действительно пытался запросить более популярные маршруты вдоль реки, те, где мы проходили два года назад. Тропа Отшельника была его третьим выбором, и это то, что мы получили.

В прошлый раз мы сочли верхнюю часть тропы Отшельника приемлемой, поэтому у нас и не было никаких оснований полагать, что дальше она портится. Папа читал об этих дорожках – я думала, он знает, во что мы ввязываемся.

Накануне вечером мы зарегистрировались на станции рейнджера, чтобы парковая служба была в курсе, куда мы направляемся. Тогда рейнджер предупредил нас о том, что тропа становится труднее после впадины. Он сказал, что важно выступать в путь рано утром и запасаться большим количеством воды.

Мы недооценили его слова, как и предупредительный знак, который мы прошли несколько часов назад. Мы прошли всего шесть километров, но мне и в голову не приходило признать поражение и взбираться обратно наверх – единственным направлением, в котором я хотела двигаться, было вниз.

17.00

Пик Пима

Мы ходили вперед и назад, вниз по крутым коротким спускам, по длинным переходам, огибающим массивные оранжево-красные стены каньона, высоко поднимавшиеся над крутыми обрывами внизу. Дорожка под нашими ногами была неровной, местами каменистой и узкой. По ней мог пройти только один человек зараз, и мы осторожно шли гуськом. Папа поставил меня впереди всех, чтобы скорость задавал самый медленный из нас.

На тропе тут и там встречались пирамидки камней, но, несмотря на всю их пользу, они могли обозначать совершенно другую тропу.

Мои внутренности сводило, нервы шалили – теперь я была напугана. Я никогда не боялась высоты, но не могла избавиться от страха падения.

У меня никогда не было клаустрофобии, но я чувствовала, что меня охватывает паника. И это естественно, ведь я никогда раньше не была прижата к отвесной скале, находящейся в сотнях метров от твердой земли.

Я подбадривала себя.

Не смотри вниз. Не смотри вниз.

Смотри под ноги. Один шаг зараз.

Один камень зараз.

Глаза перед собой.

Тише. Ты справишься.

Я потянулась к красной стене скалы. От нее исходил жар. У меня закружилась голова. Верх становился низом, а низ верхом.

Я смотрела в бездну. В Черную дыру. Я хотела все бросить. Сдаться. Я хотела, чтобы это закончилось. Все это.

Если бы я отошла еще на метр от стены, наклонилась над опасным обрывом и перенесла свой вес, то могла бы упасть. И приземлилась бы внизу в сотнях метров отсюда на зубчатых камнях.

Я закрыла глаза. Я чувствовала, как мое тело начинает наклоняться… затем меня окружило тепло. Я почувствовала, как меня коснулось чье-то сильное присутствие. Утешительное. Мирное. Знакомое. То же самое присутствие я чувствовала и перед собой. Оно длилась всего мгновение, но этого было достаточно.

Глубоко внутри меня пробудилось что-то позабытое. Я мысленно произнесла молитву. Помоги мне. Я не хочу умирать.

С меня сошло оцепенение, я перенесла свой вес обратно и твердо поставила ноги на землю. Я глубоко вздохнула и встряхнула головой.

Я посмотрела на камни внизу, где могло лежать мое сломанное тело. Я зажмурилась.

Я снова покачала головой. Нет, этого не было бы.

«Эй, осторожно, малыш. Почему бы тебе не держаться ближе к стене, пока мы идем тут», – раздался теплый ровный голос отца в нескольких метрах позади меня.

Я отступила ближе к каменной стене, подальше от обрыва, и продолжала идти, переставляя один ботинок за другим. Мой живот стянуло, тело было напряженным – мне было стыдно. Я низко опустила голову и почувствовала себя удрученной. Мои плечи сгорбились, и не только от физического веса.

Я не могла рассказать папе и Эйди об этом.

Но я будто почувствовала присутствие ангелов. Дедушка Билл? Мишель?

На секунду я подумала, что они идут вместе со мной. Рядом со мной – теплый, внушающий уверенность дедушка, с сердцем таким же большим, как и его ноги. Впереди – Мишель, как очертание яркого белого света, он указывал мне путь.

Но это было безумием, правда?

Капля надежды наполнила мою душу. Мое выражение лица прояснилось впервые за несколько часов.

19.00

Бризи-Пойнт

Мы прошли еще около километра по тропе, затем она исчезла. В какой-то момент дорогу завалили небольшие валуны и дерево, преграждая нам путь. Да ладно!

Мы остановились, приблизившись к слишком высокой груде, переходить через которую было слишком опасно. Мы решили снять рюкзаки и перелезть.

Эйди пошел первым, медленно переставляя руки по камням. После того как он перебрался, папа передал ему один рюкзак за другим. Папа помог мне забраться на красные валуны, и я начала карабкаться, стараясь не смотреть вниз. Эйди помог мне спуститься. Папа был последним. Фух.

Я стиснула зубы, надевая рюкзак: мои плечи омертвели. Пирамида из камней отмечала тропу, продолжавшуюся с другой стороны той груды. Мы не первые пересекли камнепад.

Солнце садилось и вскоре опустилось за западные пределы каньона. Мы шли восемь часов, преодолели девять километров и спустились вниз на шестьсот метров. Я балансировала на грани. Но до нашего лагеря оставалось еще четыре километра.

Потеряв ориентиры, я ударилась о стену собственного разума.

Эй, если ты там, наверху, у нас тут затруднения. Можешь помочь нам?

Вскоре после того, как я мысленно произнесла свою просьбу, в поле зрения появился каменистый выступ, первый за несколько километров и достаточно большой и плоский, чтобы устроить там ночлег. Дул прохладный ветерок, и с выступа открывался потрясающий вид. Я бросила свой рюкзак и заявила: «Я все». Я плюхнулась на землю.

Папа уже прошел вниз по крутому спуску несколько метров, пытаясь разглядеть тропу с помощью своего фонарика.

Я встала, уперев руки в бедра, и сверкнула глазами, крича ему изо всех оставшихся сил: «Я останусь тут на ночь!»

Лицо его было измученным и уставшим, а маленькие глаза метались из стороны в сторону.

Папа повернулся и подошел ко мне, у него было недоуменное выражение лица. Лицо его было измученным и уставшим, а маленькие глаза метались из стороны в сторону.

Он покопался в кармане, вытащил сложенный лист белой бумаги и сунул его мне. Постучав по нему пальцем, отец сказал суровым голосом:

– У нас нет разрешения разбивать лагерь здесь, можно только в местах, перечисленных в этом разрешении.

– Пап, тут нет рейнджеров. Вокруг никого нет! Никого это не волнует! – я замахала руками во все стороны в качестве доказательства. – Скоро сильно стемнеет. Если мы не остановимся, то кто-нибудь из нас оступится, – я опустила руки и понизила голос. – У меня ноги горят. Я устала. Мы предпримем другую попытку утром.

Папа повернулся к Эйди:

– Ты что думаешь?

Эйди пожал плечами:

– Было бы неплохо остановиться здесь.

Вооружившись фонариками, мы разбили одноместную палатку для меня, которую я тащила на спине весь день, и двухместную палатку для Эйди и папы. Земля была слишком твердой для кольев, поэтому мы закрепили наши палатки камнями. Высунувшись за полог палатки, я развернула свой синий поролоновый коврик и фиолетовый спальный мешок.

Мы оценили наши запасы воды и решили, что было бы неразумно добавлять ее к нашему сухому пайку. В итоге отужинали мы вяленой говядиной, по консистенции похожей на кожаную обувь, и запили все стаканом воды.

Я забралась в свою палатку. Мой живот урчал от голода, губы пересохли и потрескались. Я умирала от жажды и думала о воде в реке, протекающей далеко внизу.

Я беспокоилась о своем брате и хотела, чтобы был способ отправить ему записку: не спускайся, слишком опасно, слишком далеко, особенно если ты один. Оставайся на окраине!

То был один из самых тяжелых и длинных дней в моей жизни. Я застряла на выступе, прижатая к скале. Я винила отца, его блестящие идеи и самонадеянность. Я винила и себя – верный товарищ в любых приключениях.

Я была зла на себя, расстроена, что готова была в тот же день сойти со скалы, и уверена, что никогда больше не опущусь до такого головокружительного дна в своей жизни. Я дошла до точки. Я была разбита. Чертовски хотелось пить. И я засыпала посреди каменисто-пустынной местности.

Я доверяла папе, он сказал, что мы справимся с этой поездкой. Вместо этого он рисковал нашими жизнями. Во мне будто что-то выросло, когда я противостояла ему. Папа мог быть пугающим, когда ему перечили, но он знал, что меня бесполезно урезонивать. Я знала, что он скоро остынет и будет рад отдыху. После ареста он признался, что похож на медленно нагревающуюся кастрюлю, у которой иногда сносит крышку. Ключ к выживанию с папой? Осторожно следите за кастрюлей, уменьшайте огонь и знайте, когда уйти с пути, прежде чем она взорвется.