К центру

Нереальность

– Я вижу эту ограду решётчатой, а на самом деле… – она прикоснулась к забору тонкими пальцами, провела по пустоте между прутьями. Воздух, кажущийся прозрачным, ощущался плотным и шершавым. Не пускал руку за пределы ограды. Она распознала его на ощупь, как сплошной лист железа. – Это не прутья, это сплошные куски. Это не старинная кованая ограда, а…

Она подобрала подол длинного чёрного платья. Многослойные юбки едва уместились в ладонях. Переступая часто ногами в наглухо зашнурованных сапожках на невысоких каблуках, она поспешила к юноше, который показался из-за угла. Он переходил дорогу, пристально и даже с каким-то азартом вглядываясь в свою ладонь. Не заметил, что к нему приближается взволнованная девушка. Не услышал яркого стука её шагов.

– Можно… – она попыталась крикнуть, но голос не поддавался.

«Я как во сне, – подумала Анастасия. – Хочу бежать быстрее, но дорога удлиняется сама собой. Резиновые мысли, вязкая реальность. Но сейчас я, кажется… Нет, я уверена, что именно сейчас не сплю. Не в этот раз».

– Можно к вам обратиться? Мне очень нужно! – повысила она голос, как смогла, пытаясь докричаться.

Юноша заметил движение и перевёл внимание на девушку. Прикоснулся к уху, будто бы что-то смахивал с него – что именно, Анастасия не видела. На вид уши и руки были свободными.

– Вы что-то хотели? – спросил он. Замедлил шаг. Разглядел волнение в её серых глазах. Остановился.

– Да. У меня вопросы. Странные вопросы.

– Мне нравятся странные вопросы. Меня зовут Марк. И я готов ответить. Только спрашивайте скорее.

– Это забор? – Анастасия указала на кованую изгородь позади себя, возвышающуюся на обочине, красивую, стройную, изящную. Марк слегка смутился, словно не понял вопроса. – Это там, вон там…

Юноша смотрел удивленно, поэтому она взяла его аккуратно под руку и попросила пройтись с ней. Он охотно согласился. Анастасия подвела его к узорчатой изгороди. Посмотрела на её верхушку, где чёрные прутья венчали острые пики. Лицо исказила гримаса. Ожесточённая. Она на мгновение замерла. Марк тоже остановился и молча ждал, что будет дальше.

«Я просто хочу понять, как выбраться из этой банки. Как стать той… – думала Анастасия. – Сейчас. Я сделаю. Доведу хотя бы этот эпизод до ясности».

– Это забор? – она подвела Марка вплотную к ограде.

– Это гаражи. Железные ящики… – его не смутил вопрос, он спокойно и подробно описывал то, что видел. – В них стоят машины, на которых ездят люди по дорогам. Так быстрее. Если пробок нет. Правда, они есть. Но люди всё ещё верят, что так быстрее. По крайней мере, комфортнее. Потому что сидя. Но я люблю ходить пешком. В общем, там машины. Резина к ним. Колёса. Ну, машины…

– Машины. Да. Я знаю о машинах… – Анастасия нервно перебирала пуговицы на стягивающем талию корсете, украшенном вышивкой из чёрных роз с белыми листьями. – И это не прутья? Забора нет? И большого сада за ним нет? Вы меня простите, я уточняю, наверное, очевидные для вас вещи.

– Нечего тут прощать. Вы видите одно, я – другое. Мне жутко, если честно. Но я хочу посмотреть, чем кончится дело, – он сунул руку в карман брюк, будто бы желая что-то достать. Но сразу вытащил обратно и скинул с неё нечто невидимое. – Итак, это железные гаражи. Ограда тоже железная или чугунная. Здесь мы в основном сходимся. За гаражами сад не виден. Признаться, я сомневаюсь, что он там есть. Гараж, у которого мы стоим – ржаво-коричневый. Я правильно делаю, что описываю всё так подробно?

– Да. Мне так и надо. Ржавый гараж. Я поняла.

– Верно. А вон тот зелёный, грязно-зелёный. Идём дальше?

– Нет. Мне дальше не надо. Мне нужно оставаться здесь, – Анастасия убрала за ухо выбившийся из высокой причёски локон. Поднесла руку к забору, который оказался гаражом, провела вдоль него ладонью, но не коснулась. И зацепилась кружевной манжетой за что-то, чего не могла распознать. Манжета надорвалась. – Ой…

– Что такое? Вас словно что-то остановило, рука задержалась. Вы что-то чувствуете?

– Я же зацепилась манжетой. Вот, кружева порвала.

– Кружева? Нет никаких кружев, – ответил Марк.

– А что есть? – Анастасия догадалась, что и сама выглядит для него не так, как осознаёт себя.

– Клетчатая рубашка. Рукава подвёрнуты, ничего не порвалось. Рассказывать дальше?

Она кивнула.

– Хорошо. У вас на ногах белые кроссовки. Красивые, кстати. Хороший бренд. Вы из богатых, наверное.

– Видимо, да, из богатых. Я не поняла пока. Продолжай, пожалуйста. И давай на «ты», ладно? Мне так легче сейчас. Спасибо, что объясняешь так подробно, – Анастасия благодарно кивнула. Голова закружилась, и пришлось опереться на стену гаража. – Шершавая. Как же мне тебя увидеть? – обратилась она к стене.

– На «ты» – идеально. Стена шершавая и грязная. Если есть ещё манжеты, они не только порвутся, но и испачкаются. Дальше – джинсы. Синие штаны такие…

– Я знаю. Знаю, что такое джинсы. Не знаю, откуда, но – знаю.

– Хорошо. Ремень серый. Рубашка бледно-красная с синими полосами, они складываются в клетки.

– Красиво.

– Это правда. На руке часы.

– Вот эти часы? – Анастасия указала на блестящий браслет. – С синим циферблатом и бледными стрелками. С камешками?

– Точно. Значит, здесь совпали. И ещё серьги…

– Длинные такие, с капельками-вставками?

– Да. И здесь совпали.

– А волосы? Причёска у меня какая? – Анастасия подняла руки к уложенным высоко кудрям. – Тяжело её таскать, шевелюру эту.

– Волосы собраны в косу. Красивую. Плетение начинается на затылке…

– Я хочу потрогать, – она положила ладонь на затылок. – О! Чувствую. Точно-точно, не локоны.

– Не локоны, а ты… Ты чувствуешь локоны?

– Хорошо. Не чувствую, а вижу, то есть, знаю, что они там, – уточнила Анастасия. – А затылок не вижу. Только потрогать могу. Как стену гаража. Как и весь этот мир.

На несколько мгновений картинка изменилась. Словно на внутреннем экране кто-то переключил канал. Анастасия увидела гаражи, о которых говорил Марк. Заметила дорогу, где они стояли – узкую, разбитую людьми и машинами обочину. Пыльную и пустую. Она мельком глянула на себя: стройная, высокая. Кроссовки, джинсы, рубашка. «Да. Наверное, поэтому мне удобно: я не в сапожках на каблуках, а в кроссовках и джинсах. Мне бы только ещё чуть-чуть очнуться. Ещё ближе подойти к этой реальности».

– Помоги мне, – она с силой сжала локоть Марка. Пронзила его тревожным взглядом.

– Я уже помогаю. Что ещё сделать для тебя?

– Мне нужно домой. Как-то выбраться из этой картинки. Ты знаешь, как?

– Я не совсем понимаю, о чём речь… Давай прогуляемся по городу.

Волна паники окатила Анастасию. Она догадывалась, что сейчас произойдёт. Последний раз окинула взглядом новую реальность, которую она то и дело чувствовала рядом, но где ей впервые удалось очутиться, и, закрыв глаза, провалилась в обморок.

***

Очнулась она от мягкого поглаживания по руке.

– Пташка моя, ты вернулась, – прозвучал женский голос. – Я тебя ждала. Так ждала, нежная моя, – женские руки, мягкие и тёплые, держали руку Анастасии. Корсет был расстёгнут, верхняя юбка валялась на кресле с высокой спинкой, что громоздилось между окном и кроватью. – Я уже почти забеспокоилась. Потому что твои глаза… – женщина поднесла руку к щеке Анастасии и коротким резким движением нанесла удар. Звонкая пощёчина отразилась в стёклах решётчатых окон, какие бывают в старинных замках. – Ты почти открыла глаза, мерзкая девчонка! Ты почти открыла глаза во сне!

– Мийот, почему это плохо? – глухо спросила Анастасия. Ей не было обидно от пощёчины. Она привыкла здесь и не к такому. Удар приняла скорее равнодушно, чем с болью. – Почему я не могу открыть глаза? Почему я не могу пойти туда? Кто я здесь? Зачем?..

– Снова эти вопросы! – бросила Мийот. Раздражаясь, она подошла к огромной чёрной двери спальни. Щёлкнула замком. Открыла тяжёлую высоченную створку. За ней стоял молчаливый Страж. Мийот кивком головы приказала ему войти. Он сделал шаг в комнату. Массив двери издал глухой грохот. Лязгнул замок. Покачивая бёдрами, Мийот вернулась к огромной кровати, где на перине лежала Анастасия. Мужчина следовал за ней. – Страх пришёл, Птичка моя. Он здесь. Чувствуешь его? Знаешь, что… Давай мы сделаем тебе хорошо. Как ты любишь.

– Я не могу это любить. Мне страшно с тобой. Ты говоришь «давай», но всё равно… мы обе знаем, ты сделаешь то, что собираешься. Я не могу тебе сопротивляться.

– И это ты любишь. Соглашайся сама, девочка моя. Ты же так права. Поуговариваю пару эпизодов и дальше спрашивать не буду. Наш Страж сделает всё, как ты хочешь. Он умеет. Хорошо? Но сначала выпей, – Мийот указала на прикроватную тумбочку. Там на ажурной салфетке стоял стакан с белой жидкостью.

– Да. Я знаю, что мне нужно это пить. Но… я чувствую, что тогда внутри меня что-то умирает. Можно сегодня не буду? И соглашусь на то, что ты предлагаешь. И даже… – она опустила ресницы. – Попросим Страх, чтобы тебе тоже было хорошо. Как ты любишь. Сделаем это.

– Птах, я не та, с кем ты можешь это обсуждать. Ты же не настолько глупа, чтобы не понимать этого? Мне хорошо… – Мийот смягчилась, – когда хорошо тебе и моему мужу Парису. Просто возьми стакан. Просто сделай семь глотков. Я ведь могу увеличить порцию, могу ускорить процесс.

– Нет, не можешь, потому что тогда я умру. То есть, скорее всего, умру. А вам с Парисом это почему-то невыгодно. Вы держите меня в заложницах, но обращаетесь со мной, как с королевой. Я помогаю вам в чём-то? Я не понимаю, зачем я здесь. А понять хочу.

– Мы просто любим тебя, Настасья. Любим. Пей, девочка. Тебе всё равно придётся это выпить.

Мийот подошла к кровати, где Анастасия допивала новую порцию яда. Она выронила стакан прямо на постель – вытекло несколько капель мутной жидкости – и, теряя рассудок, утонула глубже в подушках. Устремила безучастный и смиренный взгляд в потолок, раскинула ноги под тяжёлым одеялом и приготовилась к неизбежному. «Только бы в этот раз поскорее, – думала она. – Только бы в этот… как хорошо…» Мийот сделал знак Стражу. Он прикоснулся к Анастасии огромной рукой, и её тело вспыхнуло пламенем наслаждения.

– Не так громко в этот раз, Птах. Иначе Парис к нам присоединится, и мы снова проведём весь день в твоей постели, удовлетворяя своё любопытство: как далеко тебя может завести жажда наслаждения.

– Я на самом деле этого не хочу, – непослушными губами шептала Анастасия. – Я в плену… в плену…

– Ты в радости, Птичка, в радости. Только посмотри! – Мийот наблюдала, как ласкает Страж-Страх мягкими пальцами гладкую кожу её ног. Тело Анастасии откликалось на каждое прикосновение дрожью удовольствия. – Он пока всего-навсего дотрагивается, а ты уже обрела наслаждение и готова к новому. Ведь готова?

– У меня живот ноет…

– Это из-за неудовлетворенности. Сейчас всё пройдёт, – ответила Мийот и показала ладонью, что Стражу следует сделать в это мгновенье. Он накрыл жёсткой рукой впадинку между ногами девушки, которые трепетали, как крылья бабочки или лапки жучка, попавшего в плен и пытающегося выкарабкаться. Анастасия застонала. – Ну вот, видишь, как тебе хорошо.

Мийот, как дирижёр водила ладонью в воздухе и Страх повторял её движения. Он усиливал давление, проникал и едва подрагивал настойчивыми пальцами. Маленькие движения-вибрации отражались во всём теле Анастасии, скидывая с неё тонкую многослойную одежду, которая ласкала её кожу мягкостью, усиливала накатывающие волны болезненной неги.

«Я не могу остановить эти конвульсии… – шептала мысленно Анастасия. – Могу только дышать. Дышать и… Ах! Пропускать через себя эти разряды напряжения, которое производит моё тело. Ах!»

– Пташка моя, ласковая, податливая Пташка, – повторяла Мийот. – Ты отдалась, ты отдалась. Тебе хорошо. Страж хочет тебя потрогать везде. Разрешишь?

Парализованное сознание не выдавало иных реакций, кроме оргастических. Анастасия не могла отвечать, не могла даже кивать или качать головой. Единственным вариантом – она это знала, – было расслабиться и позволить болезненным импульсам проходить через неё.

Мийот приказала Страху ни в чём себе не отказывать. Он поливал Анастасию тёплыми маслами, проникал в неё то пальцами, то собой. Сам при этом он не испытывал ничего. Его лицо не выражало эмоций. Тело двигалось технично. Анастасия слышала комментарии хозяйки замка и растворялась в истязаниях Стража.

– Перевернёшься на животик, так будет удобнее. И новые ощущения, – она знала, что Анастасия не сможет. Поэтому заставила Стража приподнять её, мягкую и гибкую, перевернуть и, подложив под бёдра высокую упругую подушку, продолжать: – А головушку твою мы на бочок повернём. Мы же хотим, чтобы ты дышала, лапушка. И ахала… стены скучают по твоим крикам. Дай нам их! Повтори! Повтори! Повтори, как ты это умеешь!

Из груди Анастасии вырвался истошный вопль, и она закрыла глаза, уносясь в туман, в темноту. «Я светлячок, я крошечный тараканчик в керамической банке, – оставляла она себя мыслями в жизни. – Крышку закрыли. Мне темно. Но не страшно. Потому что я излучаю свет сама. Я есть свет… Я помню, что я есть свет».

– Повтори! Повтори! – доносилось откуда-то из-за пределов банки.

– «Я есть свет. Свет!» – завопила она внутри себя, повинуясь приказу.

***

Тем утром Парис не заходил в спальню Анастасии, как обычно. Он ждал гостей. Сидел неподвижно в кресле с гигантской спинкой, украшенной резными дикими птицами, и прислушивался к воздуху замка.

– Расчешись, Мийот, – бросил он, даже не взглянув на вошедшую в зал женщину. – Вы же со Стражем снова занимались нашей девочкой. Уверен, что ты как обычно растрепалась.

– С каждым разом с ней всё сложнее.

Парис ударил ладонью по столу, и пространство зазвенело. Стёкла и деревянная мебель, перекрикивая друг друга, вошли в резонанс и пустили вибрации по всему замку. Где-то в подвале звуковой волной разорвало очередного грызуна, на парадной лестнице от звукового удушья навсегда прекратила свой путь ядовитая чёрная змея.

– Хватит, нелюбимая жена моя! Хватит. Прошу. Иначе мне придётся каждый раз делать всё самому. А я, ты знаешь, неумолим в своих проявлениях. Мы потеряем лучшего Птаха. Не надо. Не надо с ней так. Не надо со мной так. Мы не встречали лучше…

«Мы не встречали лучше», – повторили прутья на окнах.

«Мы не встречали лучше», – повторили кубки на столе в обеденной зале.

«Мы не встречали лучше», – повторил окружённый кованой оградой сад за окнами.

– Мы просто давно не пытались, – ответила Мийот, расчёсывая гладкие длинные волосы. – Раньше у тебя было по три девицы в неделю.

– Ни одна не сравнится с ней. У нас с тобой их было больше полусотни. Мы столько времени потеряли. Столько нажили морщин и капель в лёгких. Я не хочу. Не хочу больше искать. Мне нравится моя жизнь сейчас. И те небольшие сложности… – Парис закашлялся, взял со стола кружку с парящим напитком и сделал несколько уверенных глотков, не обжигаясь, – которые у нас возникают с Птахом, не должны заставлять нас обращаться к новому пути. Ты заскучала, Мийот. Возьмись лучше за арфу, мне нужно подумать. Когда ты играешь, думается легче.

– Я же расчёсываюсь. Ты сказал…

– Я сказал, чтобы ты, Некрасивая, взяла арфу и начала играть. Просто сделай это, пока мой голос не стал таким, из-за которого тебе нечего будет…

– Мне нравится, когда ты угрожаешь. Продолжай. Ты ужасен, ужасен, ужасен.

– Твоя арфа прекрасна. Продолжай, Дурная, продолжай.

***

– Простите, что отвлекаю вас! Вы не видели Марка? Я тут бегаю, не знаю, сколько у меня времени. Вы видели Марка? – спросила она первого встречного подростка.

Он прошёл мимо, не взглянув на неё. Анастасия осторожно и почтительно взяла его за руку. Заглянула в равнодушные глаза.

– Мне нужен Марк, – повторила она.

Парень ковырнул ухо, будто освободил от чего-то, и повернулся к ней.

– Марк? Который писатель? Книга нужна?

– Нет, Марк… Знаете, парень такой. Или молодой мужчина. Я не помню. Он слушать умеет.

– В смысле, у него есть уши? Мне пора. Спросите кого-нибудь ещё. Вон в машине кто-то сидит.

Парень ушел. Анастасия огляделась и увидела стоящую у дороги машину. Подбежала, постучала в стекло. За рулём, как ей показалось, была девушка. Окно приоткрылось.

– Девушка, извините, у меня вопрос…

– Девушка? Я что, так плохо выгляжу? Или хорошо? – из машины вышел Марк.

– Ты… стал старше? Твои волосы…

– Люди в нашем мире становятся старше со временем. А волосы я не стриг с нашей последней встречи. Я думал о тебе. Не знаю, зачем. И приезжал сюда иногда. А сегодня…

– У тебя так быстро растут волосы? Со временем? Сколько его прошло?

– Я как раз и хотел сказать, что сегодня три года с того дня, как мы виделись последний раз. И я приехал сюда, чтобы попытаться снова тебя встретить. Спасибо, что ты здесь, – Марк развёл руки, как если бы хотел её обнять, но не подошел и не поманил к себе. Будто бы обнял, но на расстоянии.

Анастасия пристально смотрела на него. Всё её существо радовалось. Она так быстро его нашла. Так легко всё оказалось. Наверное, это награда за стремления.

– В моей реальности прошло всего полдня. Или даже меньше, – сказала Анастасия. – Знаешь, я сегодня выпила чуть меньше того яда, что мне дают. И вспомнила, что ты мне рассказывал про реальность. Про гаражи. Я представляла картинку, которую ты описал. У тебя так хорошо получилось, что я её увидела. И я… Долго всё перечислять, но знаешь, что главное? Я вижу гаражи! Вон они. Я вижу твой мир таким, какой он есть. Я вылезла через дыру в заборе, обернулась, а она оказалась дверью из гаража. Вон того, – она махнула себе за спину. – Вижу! Вижу твой мир. Не вижу только себя в нём. Я в платье? – Марк отрицательно покачал головой. – В сапожках со шнурками? Вот здесь у меня корсет, юбка неровная?..

– Ты выглядишь иначе. Незнакомка, у меня к тебе много вопросов, – Марк слегка улыбнулся. – Как и у тебя ко мне. Давай задавать их по очереди. Я отвечу на все. Ты первая.

– Мне почему-то хочется знать, какой сейчас месяц. Видимо, хочу зафиксировать эту временную точку в созданном эпизоде. У меня всё измеряется эпизодами, а не временем. Может быть, это поможет не терять столько времени в другой раз. Так какой сейчас месяц?

– Март. Самый его конец. Вот-вот наступит апрель. Теперь я. Так как у нас пока правит время, сколько у тебя его сегодня?

– Я не знаю. Честно. Они там пока заняты не мной. У них глубокие эпизоды с множеством деталей. Им не до меня. Я стёрла себя из пространства. Возможно, у меня неделя. Или месяц. В измерениях этой реальности.

– Тогда поедем в кафе. Я хочу с тобой обо всём поговорить. Я три года вёл с тобой… воображаемый диалог. А теперь ты здесь. И ты такая красивая. Рассказать, как ты выглядишь сегодня? Хотя это не мой вопрос. Мой вопрос: как тебя зовут?

– Я Анастасия. Это моё имя. А называют меня… Иначе меня называют. Да, расскажи, пожалуйста, как я выгляжу. Как же я рада, что мы видим друг друга снова!

– Я тоже, – ответил Марк. – Я очень ждал тебя. Искал. Хорошо, рассказываю. Ты точно из богатых, прикид у тебя что надо: коричневые блестящие кроссовки, джинсы стильные, обтягивающие. Ты, кстати, очень худая. Щёки запали. Ты ещё похудела там, видимо.

– Меня истощают обстоятельства той реальности. Я там так… – Анастасия задумалась. – Как светлячок в керамической банке. Заперта в духоте. Света нет.

– Тьма… – ответил Марк.

– Да, но я сама себе свечу, указывая путь. Что на мне ещё?

– Белая рубашка из плотной ткани. Красивая. И светло-голубой шарф на шее.

– Ошейник.

– Что?

– На моей шее ошейник с металлическим карабином, – Анастасия дотронулась до него, играя замком. – Но это не важно, раз ты видишь шарф.

– Скорее платок. Нежный такой. На вид шёлковый. А на спине… – Марк заглянул за её узкие плечи, чтобы понять, к чему ведут коричневые лямки.

– У меня на спине мешок. В нём лежит кое-что, что я принесла тебе показать, – поворачиваясь за его взглядом, пояснила Анастасия.

– На спине у тебя аккуратный прямоугольный кожаный рюкзак. Под цвет кроссовок, – договорил Марк и откинул с лица густые светло-русые пряди, почти такого же цвета, как пуговицы на его свитере. – Мне интересно, что в нём. Поехали в одно местечко. Там тихо. Посидим. Ты сегодня можешь передвигаться?

– Не знаю… Моё место здесь.

– Уверена? – уточнил Марк, и голос его изменился, стал певучим и обволакивающим. – Попробуй. Не получится, останемся.

– Давай. Что мне нужно делать? Я тебе доверяю.

– Садись в машину. Посмотрим, что будет, если ты сформируешь намерение расстаться с этой местностью и умчаться в иную. Будем верить, что у нас получится, как мы хотим.

И у них получилось. Из окна красивой машины Анастасия смотрела на огни вечернего города. Ей нравилось то, что она видела. Она улыбалась. Её ничто не удивляло и не тревожило. Будто бы она здесь всё время и была. Хотя память настаивала, что она впервые в этом городе, на этих дорогах. Эпизоды не возникали. Только чувства.

Они остановились возле светящегося огоньками дома с крылечком.

– Это кафе, – Марк открыл дверцу с её стороны и протянул руку. – Ты позволишь? – он дотрагивался до неё впервые.

Анастасия вложила пальцы в его ладонь и что-то, – возможно, ей показалось, – яркое и юркое пронеслось от его руки к ней. Что-то, похожее на крошечную звёздочку. Свет пробежался по венам и сосудам до сердца. Она вдохнула глубже, распахнула шире глаза и почувствовала приятное тепло, проходящее по всему её существу.

– Что это? – спросила она.

– Это моя рука, – невозмутимо ответил он. – А ещё моя доброта к тебе и желание помочь выйти из машины. Твоя ручка такая крохотная в моей лапище. И такая мягкая. Приятный контакт. Спасибо, что позволяешь всё это проживать рядом с тобой. Ты волшебная.

– Волшебная? – Анастасия оперлась на руку Марка и вышла из машины.

Вместе они зашли в кафе. Устроились за столиком у окна.

– Тебе здесь нравится? – спросил Марк.

– Нет, – призналась Анастасия. – Мебель и столы… похожи на те, что стоят в замке, где я живу. Только здесь они белые, а там – чёрные. Тебя не смущает, что я так прямо говорю о своей реальности?

– Нет. Кажется, я могу принимать всё, что ты говоришь таким спокойным тоном. Я внимательно смотрю в себя, прислушиваюсь, но не нахожу никаких признаков смущения, – ответил Марк, и его голос снова стал напевным, сглаживающим острые углы слов. – Хочешь, уйдём отсюда?

– Нет. Мы сюда пришли. Приехали. И это маленькое чудо. Я тоже принимаю все. Хочу, чтобы мы здесь остались. Тем более похожа лишь картинка эпизода, а её наполнение иное.

– Получается, что я привёл тебя в твою же реальность…

– Только другого цвета. Моя – как негатив. Эта – позитив.

– По факту это не так.

– По факту это так. Я чувствую необъяснимую привязанность к этой реальности, но и там меня держат. Люди или какие-то силы. Только здесь я нахожусь энергетически, а там – физически. Хотя воплощаюсь в обеих плоскостях в физическом существе.

– Думаю, я понял, что ты имеешь в виду. Чего тебе хотелось бы?

– Я не уверена, но мне кажется, что я хочу быть здесь. Хочу здесь остаться. Здесь яснее. Ошибиться я не боюсь, раствориться тоже. Боюсь, что этой реальности, где мы с тобой, просто не существует.

Марк придвинул руку к её руке, но дотрагиваться не стал. Чуть приподнял пальцы и в нескольких миллиметрах от её кожи погладил воздух. На лице Анастасии появилась тёплая улыбка.

«Она чувствует», – подумал Марк.

«Я чувствую, что я здесь», – подумала Анастасия.

И они поняли друг друга.

– У меня есть идея… – начал Марк. – Я допускал такое развитие сюжета, думая о тебе эти годы. Поверь, это были долгие три года. Или, как сказала бы ты: «Подробные, глубокие эпизоды с множеством важных деталей». Мне удалось понять кое-что важное. Кажется, я знаю, как тебе остаться там, где ты хочешь.

– То есть здесь?

– То есть здесь. Или не здесь. Для начала. Здесь завершить одно, чтобы там завершилось другое. И ты сделала свой выбор. Ты расщеплена. И оба мира твои. Завершив то, из-за чего всё случилось, ты окажешься там, где тебе нужно быть. Выбор сделает твоя Душа… – Марк помолчал. Анастасия не торопила его. Спокойно смотрела и ровно дышала. – Идея хорошая. Но давай вернёмся к ней позже. Нам важно понимать, насколько ты здесь. Чтобы я решил, как мне действовать.

Он хотел поправить упавшую ей на лоб прядь, но Анастасия, заметив его жест, успела сама смахнуть прядь за ухо. Прикосновений между ними не случалось. То единственное, когда она подала ему свою руку, оставалось нетронутым. Не затёртым иными опытами. И свет, что перешёл от него к ней, оставался в её теле.

Молчаливые и красивые, они сидели за столиком в роскошном зале дорогого кафе. Официант приносил им напитки и закуски, не нарушая их беседы. В тот вечер было задано сотни вопросов и получено столько же ответов. Он не спешил заканчиваться, а беседующие не собирались уставать.

Они были на своём месте. Роскошь, богатство – их площадка для раскрытия Души. Как точен бывает мир с выбором пространства комфорта и расслабления. Одним – изобилие, другим – избыточность, кому-то – процветание, для кого-то – аскеза. Будто бы вибрации сходятся. Плоскости разные звучат разными потоками, переливаются разными цветами и, когда они встречаются, в мире звучит Абсолют.

Это не гармония… гармония ограничивает. Она – только баланс четырёх сторон. Но те, кто движется в мирах, где сторон больше, в десятки раз больше, не могут довольствоваться гармонией. В их мирах границ не существуют. И грани восприятия – лишь эпизоды, а не точки зрения. Лишь одна из версий, а не законченный результат. Там, где мышление не ограничено ничем, не может быть финала, как не может быть и начала. Течение эпизодов, но не времени. Вот та реальность, которая воплощалась вокруг.

– Кажется, я остаюсь здесь на ночь, – сказала Анастасия. – Где мой дом здесь и есть ли он, я не знаю. Ты поможешь мне?

– Недалеко есть отель. Это дом с комнатами, которые можно…

– Я знаю, что это. Ты будешь со мной?

– Я буду с тобой.

По тёмной улице к отелю они шли рядом, очень близко, но не касаясь друг друга плечами. Несколько часов лили холодные весенние дожди, дорога блестела от воды и стала скользкой. Прохожие поскальзывались и ступали осторожно, мелко перебирая ногами. А Марк с Анастасией не замечали, что могут упасть. Не замечали гладкой, как стекло, дороги. Их поступь была уверенной, но не твёрдой. Они словно шли по облакам. Словно и здесь они были в иной реальности. Той, где земля теплее, а дорога добрее.

Анастасии стало прохладно, и она сняла рюкзак, чтобы достать плащ. Развязывая тугие шнурки, она вспомнила, что в рюкзаке лежат ещё её рисунки, которые она хотела показать Марку.

– Прекрасно! С них и начнём, когда окажемся в номере, – сказал он.

– У нас будет один номер на двоих? Я просто…

– У нас разные комнаты и кровати. Надеюсь, будет общий холл, или мы сядем на пол в коридоре.

Светлый номер. Тяжёлые шторы. Изящная мебель. Они сидели в коридоре на полу, держали белые листы с мягкими чёрными линиями.

– Это твоя реальность?

– Да, вторая. Рисунки тоже перенеслись. Интересно, как граница миров что-то пропускает, а что-то меняет. В смысле, моя одежда – она иная. Пространство иное. А рисунки и украшения остались. Будто бы эти зарисовки – порталы, и через них я знакомлюсь с этим миром, прорисовывая старый. Как ты и сказал в кафе… Что нужно разрушить или объединить всё, чтобы в итоге выбрать или собрать воедино.

Анастасия замолчала, задышала глубже, прислонилась затылком к входной двери и закрыла глаза.

«Тебе придётся это выпить, – звучало у неё в голове. Она понимала, что яд заигрывает с её кровью, периодически отключая её от реальности, где был Марк, переносит её сознание в замок. – Выпей! Выпей… пожалуйста». Вежливое слово включило её. Анастасия открыла глаза и увидела Марка со стаканом воды.

– Выпей, пожалуйста, – повторил он. – Это вода. Просто вода. Она освежит тебя. Ты говорила очень важные вещи и ушла в себя. Так бывает. Ты говорила про рисунки. Ты дополнила мою мысль о разрушении и соединении реальностей. Ты так правильно всё поняла. Так ясно всё раскрыла для себя и даже для меня. Открыла новые грани… эпизода. Похоже, твоя реальность другого плана переползает сюда. Я уже говорю её понятиями. И это не шутка, Анастасия. Наши мысли запускают процессы. Намерения действуют, включая движения.

– Рисунки перенеслись… – сказала Анастасия и отпила воды. – Рисунки перенеслись. Я повторяю. Фразу. Чтобы не улететь. Меня зовут. Я чувствую. Марк. Поговори со мной ещё. Голос твой… я не понимаю. Мне кажется, что он есть в обеих реальностях. И сущности мои в смятении – куда же им обратиться? Где быть? Они сталкиваются внутри меня. Сливаются в одну. Это бо…

Анастасия закашлялась, поперхнувшись водой. Сделала глубокий вдох, полный, свободный выдох. Ещё глоток воды. Марк внимательно смотрел на неё. Было заметно, как он успокаивает себя, чтобы не поддаться панике. Считает вдохи и выдохи, затем – глотки воды, что делала Анастасия. Осознаёт, что так для него сейчас важно.

– Это больно, – прошептала Анастасия. – И рисунки мои. Они перенеслись. Рисунки перенеслись.

– И твоя куртка дутая красная, – поддержал её Марк разговором ни о чём. – Рисунки. Твоя красная, такая яркая и красивая куртка. Она под цвет моих кроссовок. Мне нравится твоя красная куртка.

– То был чёрный длинный плащ. С капюшоном, – ответила, встрепенувшись, Анастасия. – Кажется, сработало. Я чувствую себя здесь.

– На куртке тоже есть капюшон. Впрочем… Ты здесь. Ты снова здесь. Я вижу тебя, – Марк замолчал и пристально посмотрел на рисунки. – Ты где-то подробно прописываешь детали, а где-то абстракция, – заметил он, перекладывая листы один за другим.

– Это мои чувства и эмоции о том, что я вижу. Так я держу себя в живых там. Я не всегда… точнее, почти никогда не бываю там вменяемой.

– На то есть причины? – Анастасия нахмурилась, и Марк понял, что расспрашивать об этом не стоит. – Чем ты рисуешь? – поспешил он сменить тему.

– Углём. Его там вдоволь.

– Печи топят?

– Дорожки им усыпаны… Те, которые за гаражами в твоём мире. То есть гаражи – это ограда. Кованые решётки. А за ними у вас какие-то серые невзрачные дома.

– Пятиэтажки, – добавил Марк.

– Да. А у нас там идеально-зелёный сад с чёрными дорожками, ведущими к замку.

– Получается, одна реальность наслаивается на другую. А где-то… – Марк задумался. – Ты пытаешься прописать то, что видишь ещё. Ты через рисунки пришла к тому, что реальности две? Вот здесь, – Марк протянул рисунок Анастасии. – Ты рисуешь ограду сада, а за ней будто бы что-то из нашего мира.

– Это было сегодня утром. То есть три года назад по времени этого мира. Я утром в постели рисовала, выглядывая в окно. Из окна моей спальни открывается вид на сад и забор. Но в какой-то момент картинка поменялась. И рука успела схватить ракурс иного изображения… я давно догадывалась по многим признакам, что есть что-то ещё, помимо того мира, где я нахожусь. Я не хочу сейчас подробно рассказывать. В общем, в то утро, по моему времени – это сегодня утром – я поспешила убрать рисунок, уголь. И только легла обратно на подушку, чтобы подумать об увиденном, как меня выключило, и я оказалась на том месте, где мы встретились впервые. Я была уже одета, как для выхода. Волосы были уложены… Ах, да, ты не видел. Но я была в постели, правда, не в ночном одеянии.