Роддом
В это сложно поверить, но я добралась до роддома. Мне уже начало казаться, что придется на дом вызывать бригаду из хирурга, акушерки и анестезиолога. Один с топором, в общем, и двое со своими причиндалами.
Отвоевала у вируса ребенка и осталась в заложниках у него сама.
Ненадолго, правда, но чувствительность. Ну чем бы себя еще порадовать накануне родов, как не температурой с прочими прелестями? Эхххх.
Легла, в общем, я в 39 недель и один день. Расставаясь с сыном в приемном покое, превратила весь этот покой в «Титаник». Ревела как белуга.
Вечером привезли мне его под окно. Так пришлось еще заливать подоконник и часть батареи.
Банку дали для мочи.
Нуууу, скажу я вам… Всю беременность сдавала мочу в стерильных одноразовых контейнерах (читай выше, если не обедаешь).
Так вот эта баночка вскрывалась непосредственно перед священнодействием и ни в коем случае не раньше, чтобы, Боже упаси, никакой микроб туда не проскочил и не сдал там свою мочу. А тут просто шедевр. Выдали мне вчера утром графинчик чуть ли не из-под кефира, чтобы использовать его через сутки. На графинчике нарядненькая резиночка крепко держит бумажечку с моей фамилией. Баклажечка ничем не прикрывается и не затыкается. Стояла она у меня сутки на тумбочке.
Мы с моей соседкой ходили, спали, расчесывали волосы, чистили мандарины, переодевались. И все над этой тарой открытой.
Ночью, ближе к утру, заполнив, я отнесла ее в общий туалет, и еще часа три она стояла в туалете, где простите, не только чистят мандарины. Я не удивлюсь, если назавтра в моем анализе обнаружится пара динозавров с потомством.
Вчера поступила перед обедом. Обед мне дали, но сказали приходить самой последней, чтобы съесть то, что останется, так как порция на меня не была предусмотрена. Смягчила новость о моей вынужденной диете тетенька пояснением, что доедать я буду не то, что останется в тарелках, а то, что не выгребут из кастрюли. Ну гора с плеч! Поела и первого, и второго, а яблоко не дали. Ну и ладно. У меня свое есть.
К вечеру, предупрежденная о том, что ужин порционный и на него мне точно губу раскатывать не стоит, попросила своих принести мне брокколи.
Ну привыкла я на ночь овощами обходиться, такая милая антицеллюлитная слабость. Брокколи прибыла в течение нескольких часов, однако «во время пути собачка могла подрасти». Пока ехал, мой зеленый ужин оброс немного салом, картошкой и индюшатиной.
Рожаем
Как ни странно, оба раза пришлось рожать. Вот не рассосалось. Аист не долетел. Ожидания кочана капустного тоже оказались напрасными.
Намертво решила рожать сама. Я ж разве ж не смогу? ха! И про боль при схватках наслушалась, да, но мало меня это пугало. Итак, первая беременность – первые роды. Лежу, читаю электронную книгу.
Двенадцатый час ночи. В книге мужчина наблюдает за рожающей женой в то время, как где-то рожает от него любовница. Во, как все непросто. Все родили. Ура. Они, в книжке. Я же ни в какую. Уже и свечку присоветовала врач вставить. Ну всунула. Чем только не отоваришься, чтоб родить.
Встала пройтись до туалета. Вытекла свечка. плохая. думаю, свечка. Иду, а она все течет и течёт. Уже не свечка, а ведро свечек вылилось.
Вспомнила все, что вычитала и высмотрела в фильмах с детства о процессе родов. Точно. думаю, воды. Отошли, ушли или выпали.
С выпученными глазами поскакала к медсестреам, которые, к слову, в нашей больнице отличаются невероятным человеколюбием и отзывчивость. Ощущение, что их специально набирали для того, чтобы женщины больше никогда не приходили рожать.
Ворвалась в сестринскую с горящими глазами, надеясь новостью об отошедших водах осчастливить весь мир! Мне казалось, моя новость запустит мощную шестеренку глобальных событий моей жизни. Ка-ак скажу, и каа-к начнётся. Все сразу начнут меня поздравлять, забегают туда-сюда, прикатят мне носилки, положат меня, с трех сторон обмахивая опахалами из павлиньих перьев. А потом вызовут срочно доктора Хауса, он сорвется с постели, схватит свой чемодан, вылетит внеочередным рейсом. Ну а как же? Я ведь рожаю! Не поздравили, не положили и не Вызвали. Даже не взглянули в мою сторону. Продолжили пить чай и вести беседу, будто не человек тут на пороге материнства, а муха залетела.
Не поняли, наверное.
Рожаааюю, говорю, вот даже воды отошли, я точно знаю, я читала.
Толстая тетка потеснила меня в проеме двери своим небеременным, но совсем неслабым животом, подтолкнув меня в коридор, вышла со мной.
– Чего орешь, – говорит – Так рожаю же вот, и воды.
– Тут все рожают. Воды у нее. Тряпку возьми и убери все, что налила.
Иди-иди. Придут к тебе.
Я побрела за шваброй, судорожно вспоминая все. что успела прочесть о самостоятельных родах. В ванне вроде рожают. Где тут ванна? Где швабра – там и ванна.
Не обманули, пришли за мной. Переодели, забрали вещи, повели коридорам. Хотелось сложить руки за спиной и склонить повинно голову.
Рожала я на другом этаже. В предродовой палате оказалась одна. С медсестрой, которая заранее обещала помочь. До сих пор дружу с этим чудным человеком.
Уложила она меня на кровать, подключила аппарат по измерению схваток. Я достала контрабандой вынесенную иконку с молитвой на благополучное родоразрешение, и начала рожать.
Почему контрабандой, кстати? А потому что телефон мне с собой взять разрешили, а вот зарядное устройство – нет. Объяснить. что одно без другого не работает, я не смогла. Изловчившись, жестом факира всунула под обложку телефона тоненькую иконку, и, идя по длинным коридорам к своей одиночной камере, все боялась выронить ее и попасться до суда.
Какое-то время спустя, начались схватки. – Ха, – думала я, – все эти ужасы схваток – удел слабых женщин. Нам, спортсменам, эти боли нипочем. Мы еще, рожая, петь и плясать будем.
Уверовав в свои супергеройские способности, я углубилась в мировую сеть, изучая технику дыхания при схватках.
Потыкавшись в ватсап, обгаружила к своему удивлению, что ночью все спят, невзирая на то. что я рожаю. Удивившись в очередной раз, что сия новость не стоит до сих пор в списке экстренных новостей первого канала, я продолжала учиться дышать.
Моя медсестра легла спать на соседней кровати и сказала мне тоже отдохнуть и набраться сил.
Ага! Отдохнуть! Какое там. Мне рожать, а тут отдыхай попробуй.
Спать не могла совсем. К счастью, оказалась онлайн моя сильно беременная сестра. Когда уже уснула и она, решила отдохнуть и я.
Медсестра мирно посапывала на соседней кровати. Как впоследствии потом говорила она, такая терпеливая роженица попалась ей впервые. "Я даже смогла поспать практически всю ночь" – рассказывала она. А я и правда терпела. За исключением погнутой спинки кровати. я не нанесли ущерба ни больнице, ни персоналу.
Начались схватки. Я тоже о них читала, потому не испугалась и даже обрадовалась. Еще больше я обрадовалась, когда поняла, что не так страшен черт. ну не больно было мне.
– Ха, – думала я, – и об этой боли мне говорили? Если это схватки, то я готова родить еще троих, не выходя из этой палаты. С такими радужными мыслями я подходила к своему первому материнству.
Спустя несколько часов я приступила к изменению формы больничной кровати. Упершись в спинку, я ждала новой схватки, и в самый ее пик налегала на нее всем телом. Годы в тренажерном зале не прошли зря. В начале двенадцатого часа схваток железная спинка была выгнута наружу.
Ко мне в родовую палату подселили девочку с показанием на кесарево по зрению. Она сидела на кровати и радостно трещала, болтая ногами. Ее должны были просто проооперировать через час. Ей хотелось поговорить.
А так как в палате не было никого, кроме меня, то хотелось поговорить ей со мной. Мне же поддерживать беседу хотелось меньше всего, а хотелось засунуть простынь ей в рот, доломать кровать, убить весь медперсонал, ворваться в операционную, найти скальпель, прокесариться самостоятельно, закончить на этом всю книгу.
По истечение двенадцати часов меня разрезали. Я не слышала крика своего первенца, так как была под наркозом. Но очнувшись, вырвала все капельницы и провода, вскочила, и как кантервильское привидение, поскакала искать сына. Медперсонал реанимации что-то праздновал.
Увидев меня, недавно снятую с операционного стола, и по их прикидкам, должную находиться в глубоком наркотическом сне, они, мягко говоря, офигели, и даже на время прекратили пить. Видно, прикинув. не белка ли я. Я была не белка, я была мумия. С перемотанными белыми бинтами ногами. в белой казенной сорочке, с белым лицом и шнурами от выдернутых капельниц.
Сына мне не дали. Может, от того, что в реанимации его не было, может, от того. что не допили.
Принесли мне его на следующий день. Я наверное сошла тогда с ума.
Точно не помню. Только я видела этот момент с моего еще рождения.
Когда мне приносят моего сына. И вот его принесли. И он был именно таким. Вот именно таким, каким я его на мечтала. А намечтала я его так:
Я тебя очень долго искала.
Исходила много дорог.
Много падала и вставала, Я искала тебя, сынок.
Ты не выбрал меня сначала, Ты был где-то, но был ничей.
Я молилась в церквях, кричала, Находила других врачей.
Я тебя давно намечтала: С цветом глаз и размером ног Я значения имен изучала, Я желала тебя, видит Бог.
Я люблю тебя сильно очень, Больше всех, больше жизни всей Мой любимый, родной сыночек.
Королевич мой Елисей.
Правда вот характер я такой «ненамечтывала» я к ему, видит Бог.
Это был капец, пипец, трындец. или какие там еще созвучия-заменители есть тому самому слову? С первой же роддомовской ночи мой сын не стал спать и не спал он два с половиной года. Вообще! Нигде и никогда! Он вымотал мне всю душу, убил мой мозг и нервную систему. А заодно и сердечно-сосудистую, пищеварительную, ну и какие там еще есть.
Но он лучший в мире мальчик. он самый умный, самый красивый, самый желанный. старший сын.
Потому что есть еще и младший.
Степашку я рожала со спинальной анестезией, потому была в сознании, смогла расцеловать и покормить моего человечка прямо на операционном столе.
Впрочем, по порядку.
От спинальной анестезии я отказалась напрочь и при первых, и при вторых родах. Потому что у меня межпозвонковая грыжа. И потому что я-то уже начита-а-алась о том, как потом отказывают нноги, руки, спина, голова и все органы сразу.
В первый раз этот вопрос и не обсуждался. А вот во второй анестезиолог внимательно выслушала все мои начитанные доводы о моей межпозвоночной грыже, почтенном возрасте и прочих обстоятельствах, напрочь исключающие возможность вколоть мне что-то в спину. Не затронули ни одной струны в душе анестезиолога мои доводы и мольбы. Хорош, говорит, трындеть, будет спиналка и точка. И сделала мне укол.
Сначала мне поплохело, то ли поднялось, то ли упало давление, что-то случилось с пульсом, дико затошнило. Все перепугалась так, что даже не смогли скрыть это от меня. Но все быстро прошло, и дальше я слушала песни по радио, подпевая им, трындела с врачами, и собственно рожала.
Под восклицание "Ой, он палец сосет!". я заорала анестезиологу. чтобы врубала свой телефон и срочно все фоткала. Не, ну а нафига она мне вколола в спину без согласия?
У меня есть фотография моего малыша с неотрезанной пуповиной, и в моих объятиях в моих же соплях и слезах.
Это было счастье.
Пока моего ребенка не потеряли.
Слава Богу же, что я его видела, когда родила, иначе я умерла бы от разрыва сердца в день рождения моего ребенка.
Спустившись из реанимации. я ждала своего пацана на первое кормление. Всем приносят, а мне нет. Может, он вег с рождения. думаю, и сразу озвучил свою позицию? Ждала-ждала я его. так и не дождалась.
Когда моим однопалатницам принесли на подсос по третьему кругу, я начала сильно переживать. Пошла к медсестре.
– Где, говорю, мой-то? Уточнив мою фамилию и полистав тетрадочку, медсестра подняла на меня глаза о озвучила мне вердикт, от которого у меня зашевелились побритые перед родами на всех местах волосы: – Так не рождался у нас такой ребенок.
Интересно, у кого тогда он родился, блин. Слава Богу и анестезиологу, вколовшей мне анестезию в позвоночник, что я видела, как родился мой ребёнок. Иначе скончалась бы прямо у сестринского поста.
Увидев мое лицо, точнее увидев то, как сползает мое лицо с того места, где оно должно быть, медсестра соизволила поднять свое тело и быстро кинула его к кабинету врача.
В течение пятнадцати следующих минут перепуганный персонал роддома обаружил моего ребенка в другом отделении, горячо извинился, шёпотом попросил меня никому ничего не говорить и незаметненько перекинул меня с барахлом к моему малышу на другой этаж. Мне даже помогли перетащить вещи. Незаметненько так, шёпотком.
В честь мужского праздник они забыли обо мне, забыли взять анализы, назначить таблетки и выписав, передумали выписывать как раз тогда, когда меня уже встречала семья. Когда Елисей, по которому я ревела всю неделю, стоял в холле роддома с шариками и машинкой для брата.
Передумали, потому что забыли взять у меня анализы и назначить антибиотик.
Все три праздничных дня меня вела дежурная врач. По окончании праздников она сменилась. меня вписали. Ураа! У меня забрали все: теплое одеяло, пардоньте в феврале, простыни и пелёнки. Я отдала домой все распашонки, ползунки и пенетки.
Накрасила брови. Сижу жду выхода торжественно го. Красиваяяя капец.
И тут в палату вкатывается тетя. Как оказалось, мой лечащий врач.
Приятно познакомиться!
Говорит:
А Вы куда, мамаша, намылились? – Домой, говорю, меня выписали, вот одеялео даже последнее уперли.
– А я вас не выписывала, – говорит тетя.
Вам антибиотики не кололи, кровь и мочу не взяли! Живите, говорит тут до совершеннолетия мальчика.
Тут взбеленились мои послеродовые гормоны: – Тетя, говорю, Вы подозреваете, может, что я пряталась под кроватью от мензурки под мочу, или закрывалась в клозете при попытке взять у меня анализ крови? Никто и ни разу за три дня не предложил вколоть мне антибиотик или отсосать из меня продукт жизнедеятельности.
– Тогда – произнесла тетя свой приговор, – пишите расписку об ответственности за жизнь своего ребенка! Тут и Зигмунд Фрейд, и Кант зарыдали в голос.
Я написала эту расписку под изумленные взгляды всего медперсонала.
Они тоже были весьма ошеломлены. Видимо, такой род идиотизма не видели даже они.
Ну как я могла им объяснить. что внизу ждет своего брата мальчик в бежевой шапке с голубыми глазами и букетом цветов для мамы.