На последних словах Тимура Павел уже стоял в дверном проёме, почти на улице, но что-то дёрнуло внутри, он остановился. Несколько секунд смотрел себе под ноги, потом повернулся к Тимуру, сказал едва слышно "спасибо" и вышел.

На улице Павла снова встретил прохладный и недружественный ветер ранней весны. Молодое крепкое тело почти не чувствовало последствий ночи, проведённой на деревянной скамье под влажным пальто. Если на вашу долю когда-нибудь выпадет бродяжничать, лучше бы это пришлось делать в молодости. И не только из-за большой физической выносливости и крепкого здоровья в этот короткий, но прекрасный миг жизни; но что важнее – в молодости человек ещё способен хранить романтический оптимизм, подчас граничащий с безумием. В затридцать или засорок лет одна только мысль о том, что неизвестно, где придётся спать этой ночью и откуда есть, приводит в смятение и панический ужас. Молодого человека, бывшего обладателя студенческого билета и пропуска в общежитие, такие мысли не гложат. Он мечтает, грезит. Есть друзья, которые накормят, а кто сыт – тот не беден. Некуда торопиться, всё пустое, за чем гонится в семь утра офисный планктон, его не волнует. Весь мир ему открыл свои объятья, жизнь древнегреческого философа – только руку протяни. И вот теперь молодой и полный надежд человек мчит мерным упругим шагом на встречу со своим другом, в тайном ожидании какой-нибудь новой его авантюры.

Тем временем из-за угла здания книжного магазина выглянул светловолосый нагловатого вида студент. При обычном раскладе дня он сейчас должен был сидеть в университете уже вторую пару по начертательной геометрии. Но обычный распорядок чего бы то ни было Новиков не принимал всей душой. Вместо лекции и семинара, на которых ему были непонятны многие слова, он уже успел: разбить будильник, уронив его на пол, в попытке выключить, обжечь верхнее нёбо утренним кофе, разбудить девушку, у которой остановился прошлой ночью, поругаться и послать к дьяволу консьержку, выпить две таблетки цитрамона, съесть тёплую кулебяку с капустой из центрального магазина и наступить в лужу. Сейчас же он приближался ко входу в книжный магазин, ветер раздул полы его пальто, Павел издалека заметил знакомый силуэт. Лица обоих сразу же окрасились улыбкой радости встречи.

– Пашка! Бонжур, дружище! – Новиков буквально налетел на Павла и чуть не свалил с ног своим объятием. – Ахах, сколько ж мы не виделись? Как ты?

– Порядком.

– Выглядишь … – Новиков сдал полшага назад, осмотрел друга в полный рос.т – мягко говоря, так себе, пардоне муа за прямоту.

– Уж не то что вы, monsieur. – сказал Павел, передразнивая.

Оба они говорили довольно громко, а тут и вовсе рассмеялись в голос, чем сильно привлекали взгляды всех прохожих.

– Сдаётся мне, сегодня рабочий день, а значит ты должен быть на учёбе, друг мой …

– Ох, Пашка … давай не будем о грустном, суета сует, томленье душ. Поехали лучше к реальным вещам.

– Да, кстати о реальных вещах, ты мне что-то хотел рассказать? Зачем звал?

– Неужели я не могу дорогого друга просто так позвать, потому что мы сто лет и сто вёсен не виделись?

– Ой, давай уже, – нарочито иронично произнёс Павел – рассказывай.

– Не здесь. – Новиков развернулся и прищурился, высматривая приближающийся автобус. – С тех пор как ты нас покинул, в универе, конечно, мало что изменилось, а я вот снял квартирку. Тут недалеко, так что приглашаю в гости. И не вздумай отказываться. Там всё объясню. Вот наш подъезжает. – он махнул рукой в сторону нового зеленого автобуса.

– Здорово. Только … эммм … как бы сказать, если ты мне на проезд займёшь, буду премного благодарен. У меня сейчас в карманах русское поле.

– Да, конечно. – Новиков улыбнулся и сказал, пока они поднимались в автобус. – с тех пор … мало что изменилось.

Общественный транспорт, логично пустующий утром буднего дня, помчал друзей прямо по улице Ленина, оставил позади драматический театр, преодолел перекрёсток, слева мелькнула церковь в синем цвете, справа торговый центр с большими рубленными красными буквами, потом ещё один и ещё один. Внутри сидела старушка-кондуктор, она уткнулась в свои бухгалтерские подсчёты и даже не заметила новых пассажиров. Рядом с дверьми дедок в дряхлом пиджаке и с костылём всё поглядывал на часы "Победа" с кожаным ремешком, при этом сильно нервничал. Куда это он мог опаздывать в столь ранний час, в столь позднем возрасте? Никуда не спешил парнишка, сидящий у окна и выводивший на слое пыли пальцем "Саша". Он был самым радостным пассажиром автобуса, потому что тяжёлый рюкзак Саше сегодня в школе не пригодился. У него поднялась температура, и учительница невероятно осчастливила Сашу, отправив его домой.

– Здесь. Выходим.

Павел и Новиков вышли на остановке. С безоблачного неба солнце било прямо в глаза, светофор отсчитывал тридцать шесть секунд, за спинами друзей тянулась бесконечная белая стена.

– Этот дом? – спросил Павел, показав на убогую пятиэтажку, когда они пересекли дорогу.

– Нет. – ответил Новиков.

– Вот тот? – он указал на другую, стоящую сразу после предыдущей.

– Всё ещё нет, экстрасенс. Но уже близко, за ним. Третий подъезд. Только давай в магазин зайдём, у меня сигареты закончились.

Они зашли в магазин на первом этаже Никитиного дома. Новиков купил три сигареты, одну закурил сразу, ещё две положил в пустую пачку во внутреннем кармане своего пальто.

– Вот здорово же было поселиться в доме, где в магазине продают сигареты поштучно. Это я понимаю, всё для людей и с пользой для бизнеса. – он поднял указательный палец вверх, словно только что совершил какое-то открытие или сделал важнейшее замечание. – Ответь мне, Паша.

– Да …

– Почему продают сигареты по одной, но не продают по одному презервативу?

– Быть может, мой дорогой друг, если ты хочешь купить всего один презерватив, стоит задуматься, стоит ли тебе вообще тратить на это деньги или оставить на дорогу домой.

Оба они громко и звонко засмеялись.

– Хорош. – резюмировал Новиков.

И смеялись они всю дорогу на третий этаж серой неприглядной пятиэтажки, и пока заходили в квартиру, и даже всё ещё немного внутри, пока разувались.

– Падай на диван, дружище.

Павел присел на зелёный диван без покрывала в углу комнаты. И только сейчас его мышцы и кости прочувствовали, что значит мягкая поверхность, от которой они уже давно отвыкли. Не имея в крови ни капли спиртного, не выкурив ни одной сигареты, Павел, можно сказать, опьянел от этого комфорта, откинул голову на спинку дивана, больше не имея желания использовать шейный отдел позвоночника. В этот момент Новиков мог бы предложить бывшему соседу построить новую финансовую пирамиду или убить человека – всё что угодно, лишь бы не покидать это райское пространство в течении ещё нескольких минут. Но он копошился на кухне.

– Так, вот. – Новиков поставил на стол кружку. – Тебе без сахара, если я правильно всё помню. К чаю ничего не предлагаю, у меня в холодильнике мышь повесилась. Я дома особо не питаюсь.

– Всё верно, спасибо. А теперь давай рассказывай, по какому поводу мне такая честь. Не томи.

– Хорошо. С самого начала. – он отхлебнул немного чая. – Во времена, по случаю совпавшие с твоим уходом из университета, обстоятельствами которого ты, кстати, со мной так и не поделился, ну да лано, шифруйся сколь угодно; вот в те времена у меня как раз возобновилась проблема известного нам обоим характера, – он сделал жест пальцами, как бы пожимая купюры. – та, что так часто мучит людей нашего возраста и положения. Тогда было принято соломоново решение, отодвинуть никогда не вселявшую в меня особого энтузиазма учёбу на второй план и сконцентрироваться непосредственно на заработке материальных благ. – Новиков снова звонко отхлебнул из кружки. – Благо мой новый сосед по комнате работал в риелторском агентстве, куда и меня пригласил, заманив весьма убедительными гонорарами.

– Если такие приличные гонорары, почему ж он тогда в общежитии предпочёл остановиться? Мазохист?

– Не, там он что-то родителям очень много отправлял, потом начал в картишки поигрывать, я его уже давно не видел, откровенно говоря. Ну да не в том суть. Работа у меня была довольно непыльная – клиенты приходили со своими запросами, хотели купить или снять себе жильё в наших краях, а я должен был по картотеке подыскать что-нибудь подходящее. Вот и всё.

– Звучит неплохо.

– Согласен, неплохо. На первый взгляд, конечно. Только горбатиться всё равно приходилось, чтоб эти идиотам зажравшимся очередной загородный дом или трехкомнатная квартира в центре понравилась. Знаешь, я на этой работе так в мире разочаровался. Вот почему так – количество и качество мозгов в голове человека обратно пропорционально сумме на его банковском счету?

– Что ж, мой друг, ты открыл третий вечный вопрос, после "откуда берётся пыль?" и "куда уходят деньги7"

– Возможно, возможно. Скорее всего, так и есть. Но я не о том. Эти богачи приносили мне свои запросы, в которых помимо прочего писали, сколько человек там будут жить, будут ли дети, в какие дни они хотят жить в этих домах, в какое время они на работе и много чего ещё. – он наклонился к Павлу и перешёл на шёпот. – Ты понимаешь, Паша, я пока для одного квартирку подберу, узнаю, про него столько. Начиная от распорядка дня, заканчивая тем, что он эту квартиру снимает, чтоб в тайне от жены спокойно с ещё одной видеться. Ага? И вот со всеми этими картами в руках, думаешь можно просто на зарплате сидеть?

– Ты это к чему? – Павел изрядно насторожился.

– У тебя никогда не возникало обострённого чувства несправедливости, когда из окна трамвая смотришь на черный Крузер с затонированными в ноль стёклами. Не знаю, как у других, у меня не складывается впечатление о его водителе, как о высокоморальном достойном человеке. Может это что-то крестьянско-пролетарское во мне сидит, но просто хочется взять своё от этого. От них же особо не убудет. Они себя и работой не утруждают, баб водят в съёмные квартиры, а с риелтором, который им эти квартиры находит, обращаются как с крепостным скотом. Хочется своего просто взять, понимаешь, Пашка?

– Нет, Никит. Не понимаю.

– Очень просто. Я знаю, в какие дни и в какое время у одного такого в квартире никого нет. Я же располагаю дубликатами ключей и знаю, где выключается сигнализация. Они там всегда хранят немного денег, может ценного чего, ну просто, чтоб дома жена не спрашивала "а чьи это серёжки?". Заходим, берём, совсем немного, он даже и не заметит, для него там копейки. Заберём своё и уходим. Очень просто.

– Сдаётся мне, за такое “просто” совсем не просто придётся отбывать потом.

– Паш, – Новиков посмотрел исподлобья. – посмотри на меня. Я перед тобой. Не в камере, а у себя дома. Не в полосатой одёжке совсем. Хотя по твоей логике уже должен был. Ан нет! В прошлом месяце гараж купил, знаешь ли.

– Погоди. Ты что уже брал что-то?

– Только своё, дружище. И как я и говорил, он и не заметил. Потом пришёл ко мне через пару дней, я так об… испугался, короче, а он говорит, ещё одну квартиру надо бы найти. И так сказал мне что-то вроде "малец" или "мальчуган", а я помню смотрел,улыбался, но про себя думал "ты мне, скотина, и за мальца и за мальчугана сверхурочные отстегнёшь". Сейчас у меня на примете есть один домик, скорее даже дача. Старикан один снимает, появляется там только по выходным. Сторож у них один на все дома, штук двести, Да и тот бухает. Заедем рано-рано утром, пока дачников нет, сделаем дело, через час нас уже там нет. Всё чинно, чётко, как швейцарские часы.

– Я … не знаю, Никит, всё это звучит как-то … – Павел поставил локоть на подлокотник, закрыл рот ладонью и тяжело вздохнул. – Знаешь, Никит, я ещё на первом курсе понял, что до этого дойдёт когда-нибудь. Когда отцу дома рассказывал про тот случай с макулатурой, он мне так и сказал "только не ввяжись с ним во что-нибудь".