Сцена 11
Изба-читальня в Колхозе им. Генеральной Линии.
Активист (к залу). И думаете, это легко: заводить темп в бедняцком классе на всю историческую скорость; умственно и фактически наблюдать недобитую кулацкую сволочь, что сдерживает рвущуюся в будущее бедноту.
Каждую ночь сижу, жду, слушаю, не скачет ли верховой из района с директивой на село. Вот они, тезисы – задания, все на месте подшиты-подколоты…
Вот, послушайте, из особо напорных: «даешь сплошь в десятидневку!», каково? Словно ружейный залп! Или вот, это, еще не конспектировал (с восхищением зачитывает): «… в условиях советских порядков нет той рабской приверженности крестьянина к клочку земли, которая имеется на Западе …, отбросим НЭП к черту, когда она перестанет служить делу социализма …, ударить по кулачеству, сломить его сопротивление, ликвидировать его, как класс…., наше решительное наступление на кулачество имеет теперь несомненный успех!».
… ах, как тут все верно и революционно! Всякое слово хрустит в уме, читаешь – и как будто свежую воду пьешь: только товарищ Сталин может так сообщить! Наверно, районные черти просто себе списали эту директиву с центральной – да, разве-ш такое сам выдумаешь, чтоб умнее разума быть!… или вот еще… и здесь …
Все стараешься, стараешься счастье организовать, но все снаружи от себя; сердце еле бьется от нагрузки…, а сам я, лично, разве видел радость в последнее время, разве ел или спал вдосталь или любил хоть одну бедняцкую девицу? Нет!!!
Иной раз задумаешься: а не пойти ли мне в массу, не забыться ли в общей, руководимой жизни? Э, нет – там же, среди общего сиротства, истомишься по социализму, пока каждый пастух не очутится среди радости.
Лучше уже сейчас быть подручным авангарда и немедленно иметь всю пользу будущего времени, а в перспективе может и пост районный заслужить!
(к Вощеву и Чиклину) Ну а вы, чего там застыли на пороге? Директивой товарища Пашкина вам полагается приурочить все свои скрытые силы на угождение колхозному разворачиванию. Так что идите на Организационный Двор.
Вощев. А истина полагается пролетариату?
Активист. Пролетариату полагается движение, а что навстречу попадается, то все его: будь там истина, будь кулацкая награбленная кофта – все пойдет в организованный котел.
Вощев уходит. Веселой гурьбой вбегают колхозные женщины и девушки.
Все (задорно). Здравствуй, товарищ актив!
Активист. Привет кадру! А теперь мы повторим букву «а», слушайте мои сообщения и пишите…
Женщины пишут на досках кусками штукатурки.
Активист. Какие слова начинаются на «а»?
Макаровна (быстро чеканит). Авангард, актив, аллилуйщик, аванс, архилевый, антифашист! Твердый знак везде нужен, а архилевому не надо!
Активист. Правильно, Макаровна. Пишите систематично эти слова.
Женщины прилежно рисуют буквы штукатуркой.
Чиклин. Зачем они твердый знак пишут?
Активист (оглянувшись). Потому что из слов обозначаются линии и лозунги, и твердый знак нам полезней мягкого. Это мягкий нужно отменить, а твердый нам неизбежен: он делает жесткость и четкость формулировок. Всем понятно?
Все. Всем.
Активист. Пишите далее понятия на «б». Говори, Макаровна!
Макаровна (с доверчивостью перед наукой). Большевик, буржуй, бугор, бессменный председатель, колхоз есть благо бедняка, браво-браво-ленинцы! Твердые знаки ставить на бугре и большевике и еще на конце колхоза, а там везде мягкие места!
Активист. Бюрократизм забыла. Ну, пишите. А ты, Макаровна, сбегай мне в церковь – трубку прикури…
Чиклин. Давай я схожу. Не отрывай народ от ума.
Активист дает Чиклину трубку.
Сцена 12
В церкви горят свечи, кто-то курит на амвоне.
Чиклин (читает подпись под иконой). «Приидите ко мне все труждающиеся и обремененные и аз упокою вы».
(к залу) Где же мой покой? Да нет, никогда ты людей не успокоишь: ты же не класс, а личность. Нынче б ты эсером был, а я б тебя расходовал.
(Чиклин подходит к курящему) Что ж вы иконы красной мануфактурой не покроете? Разве революция еще беднее, чем вера?
Поп-фокстрот. От товарища активиста пришли?
Чиклин. А тебе что?
Поп-фокстрот. Все равно я по трубке вижу.
Чиклин. А ты кто?
Поп-фокстрот. Я был поп, а теперь отмежевался от своей души и острижен под фокстрот. Ты погляди!
Поп снимает шапку и показывает Чиклину голову, обработанную, как на девушке.
Поп-фокстрот. Ничего ведь?.. Да все равно мне не верят, говорят, я тайно верю и явный стервец для бедноты. Приходится стаж зарабатывать, чтоб в кружок безбожия приняли.
Чиклин. Чем же ты его зарабатываешь, поганый такой?
Поп-фокстрот. А я свечки народу продаю – ты видишь, вся зала горит! Средства же скопляются в кружку и идут активисту для трактора.
Чиклин. Не бреши: где же тут богомольный народ?
Поп-фокстрот. Народу тут быть не может. Народ только свечку покупает и ставит ее Богу, как сироту, вместо своей молитвы, а сам сейчас же скрывается вон.
Чиклин (яростно). А отчего ж народ не крестится здесь, сволочь ты такая?
Поп-фокстрот. Креститься, товарищ, не допускается: того я записываю скорописью в поминальный листок…
Чиклин. Говори скорей и дальше!
Поп-фокстрот. А я не прекращаю своего слова, товарищ бригадный, только я темпом слаб, уж вы стерпите меня… А те листки с обозначением человека, осенившего себя рукодействующим крестом, либо склонившего свое тело пред небесной силой, либо совершившего другой акт почитания подкулацких святителей, те листки я каждую полуночь лично сопровождаю к товарищу активисту.
Чиклин. Подойди ко мне вплоть.
Поп с готовностью подходит.
Чиклин. Зажмурься, паскудный.
Поп закрывает глаза, выражая на лице умильную любезность.
Чиклин. Хочешь жить?
Поп-фокстрот. Мне, товарищ, жить бесполезно. Я не чувствую больше прелести творения – я остался без Бога, а Бог без человека…
Поп начинает молиться, отвешивая земные поклоны. Раздается долгий свисток, за ним истеричный хохот.
Поп-фокстрот (со смирением). Собрание учредителей.
Заполошный бой колоколов
Сцена 13.
Плот
Вощев, Чиклин и три мужика носят бревна к воротам Оргдвора и складывают их в штабель; толпится народ. Слышен перестук топоров, ветхий скрип мельницы.
Активист стоит на высоком крыльце Организационного Двора, подле него Мальчик, глядит на его лицо.
Активист (к народу). Ну как же будем, граждане? Вы что ж – опять капитализм сеять собираетесь иль опомнились?
Октябрьская революция уничтожила частную собственность на землю, уничтожила куплю-продажу земли, установила национализацию земли. Что это значит?
(мальчику) Ты чего взарился? На тебе конфетку (мальчик берет конфету, активист продолжает речь)
Это значит, что крестьянин, чтобы производить хлеб, вовсе не нуждается теперь в том, чтобы покупать землю. Раньше он годами накоплял средства для того, чтобы приобрести землю, влезал в долги, шел в кабалу, лишь бы купить землю. Расходы на покупку земли, конечно, ложились на стоимость производства хлеба. Теперь крестьянин в этом не нуждается…
Мальчик. Дядь, отчего ты самый умный, а картуза у тебя нету?
Активист гладит голову мальчика. Мальчик возвращает ему конфету.
Мальчик. Сам доедай, у ней в середке вареньев нету: это сплошная коллективизация, нам радости мало!
Активист (зло мальчику) А ну геть от седава! (продолжает речь).
Так вот, теперь он, крестьянин, может производить хлеб, не покупая землю. Следовательно, сотни миллионов рублей, которые расходовали крестьяне на покупку земли, остаются теперь в кармане у крестьян. Вникаете, граждане? Про ваши карманы говорю…
(Молчание).
Ну что же! Иль вы так и будете стоять между капитализмом и коммунизмом: ведь уж пора тронуться – у нас в районе четырнадцатый пленум идет!
Ближний середняк. А к чему же те бревна-то ладят, товарищ активист?
Активист. А это для ликвидации классов организуется плот, чтоб кулацкий сектор ехал по речке в море и далее…
Активист что-то метит двухцветным карандашом в ведомости: то сипим, то красным цветом. Мужики принялись складывать бревна одно к другому вплоть.
Ближний середняк. Товарищ актив, а товарищ!.. – Дозволь нам горе горевать в остатнюю ночь, а уж тогда мы век с тобой будем радоваться!
Активист (кратко подумав). Ночь – это долго. Кругом нас темпы по округу идут, горюйте, пока плот не готов.
Ближний середняк. Ну хоть до плота, и то радость.
Мужик заплакал и за ним враз взвыли бабы во все задушевные свои голоса так, что мужики перестали рубить дерево топорами.
Активист. Плачьте, бабы, голосите! Это солнце новой жизни взошло и свет режет ваши темные глаза!
Ближний середняк. Отвернись ты от нас на краткое время. Дай нам тебя не видеть.
Активист (подходит ближе к залу, набрасывая текст в блокнотике). Настоящим рапортую о точном исполнении мероприятия по сплошной коллективизации и о ликвидации посредством сплава на плоту кулака как класса.
Прошу новую боевую компанию, чтоб местный актив работал бесперебойно и четко чертил дорогую генеральную линию вперед.
Валит густой снег.
Пожилой бедняк. Товарищ актив, там снег пошел и холод дует.
Активист. Пускай идет, нам-то что?
Пожилой бедняк. Нам – ничего, нам хоть что ни случись – мы управимся!