Жачев со скрипом удаляется.
Сцена 8
В контору заходит Чиклин с Елисеем.
Чиклин. Вот к тебе, Прушевский. Он просит отдать гробы ихней деревне.
Инженер Прушевский. Какие гробы?
Елисей (горячим, шерстяным голосом). Гробы! Гробы тесовые мы в пещеру сложили впрок, а вы копаете всю балку. Отдайте гробы!
Чиклин. На прошлой неделе близ северного пикета на самом деле было отрыто сто пустых гробов; два из них я забрал для девочки – один в кровать переделали, а другой для всякого детского хозяйства.
Инженер Прушевский. Отдайте мужику остальные гробы.
Елисей. Все отдавай. Нам не хватает мертвого инвентаря, народ свое имущество ждет. Мы те гробы по самообложению заготовили, не отымай нажитого!
Чиклин. Нет. Два гроба ты оставь нашему ребенку, они для вас все равно маломерные.
Елисей. Нельзя! Куда ж мы своих ребят класть будем! Мы по росту готовили гробы: на них метины есть – кому куда влезать. У нас каждый и живет оттого, что гроб свой имеет: он нам теперь цельное хозяйство! Мы те гробы облеживали, как в пещеру зарыть.
Мужик с желтыми глазами. Елисей, я их тесемками в один обоз связал, пойдем волоком тащить, пока сушь стоит!
Елисей впрягается в связанные гробы и уволакивает их.
Настя (держится за Вощева). Дядя, это буржуи были?
Вощев. Нет, дочка. Они живут в соломенных избушках, сеют хлеб и едят с нами пополам.
Настя. А зачем им тогда гробы? Умирать должны одни буржуи, а бедные нет!
Сафронов (с досадой). Ты права, дочка, на все сто процентов. Два кулака от нас сейчас удалились.
Настя. Убей их пойди!
Сафронов. Не разрешается, дочка: две личности – это не класс…
Настя. Это один, да еще один.
Сафронов (сожалея). А в целости их было мало. Мы же, согласно пленума, обязаны их ликвидировать не меньше как класс, чтобы весь пролетариат и батрачье сословие осиротели от врагов!
Настя. А с кем останетесь?
Сафронов. С задачами, с твердой линией дальнейших мероприятий, понимаешь что?
Настя. Да. Это значит плохих людей всех убивать, а то хороших очень мало.
Сафронов (обрадовано). Ты вполне классовое поколение, ты с четкостью сознаешь все отношения, хотя сама еще малолеток. Это монархизму люди без разбору требовались для войны, а нам только один класс дорог, да мы и свой класс будем скоро чистить от несознательного элемента.
Настя. От сволочи. Тогда будут только самые-самые главные люди! Моя мама себя тоже сволочью называла, что жила, а теперь умерла и хорошая стала, правда ведь?
Вощев. Правда.
Девочка капризно отталкивает Вощева.
Вощев. Ты что?
Девочка (капризно и зло). Так. Мне у вас стало скучно, вы меня не любите, как ночью заснете, так я вас изобью.
Артельщики довольно гогочут.
Сцена 9
Стол, сытные бутерброды, стакан чая в подстаканнике, телефоны. За столом сидит Главный, перед ним в полу-изгибе стоит Пашкин.
Главный. Докладывайте, товарищ Пашкин, не задерживайте.
Товарищ Пашкин (поспешно, заикаясь). Маточное место для дома будущей жизни досрочно готово; в котловане уже можно укладывать бут… Но вот какое дело – масштаб дома слишком узок: социалистические женщины будут исполнены свежести и полнокровия и вся поверхность земли покроется семенящим детством; неужели же детям придется жить снаружи, среди неорганизованной погоды?
Главный (сталкивая нечаянным движением сытный бутерброд со стола). Нет, – разройте маточный котлован вчетверо больше.
Пашкин сгибается и возвращает бутерброд снизу на стол.
Главный. Не стоило нагибаться – с чахлого темпа эпохи режима экономии мы уже давно перешли на ударный марш: в будущий год по губернии запроектировано сельхозпродукции на миллиард!
Пашкин аккуратно кладет бутерброд в корзину для бумаг. Громкие звонки телефонов, Главный хватает две трубки и дает Пашкину знаки удалиться. Пашкин с готовностью выскакивает из кабинета.
Товарищ Пашкин (к залу). Увеличить вчетверо? Э, нет, тут дело тонкое, политическое… угодить надо наверняка: забежать вперед генеральной линии, встретить ее радостно на чистом месте, – чтоб она увидела меня, – и запечатлеться в ней вечной точкой!
Инженер Прушевский. Ну что, как там прошло?
Товарищ Пашкин. В шесть, раз больше! Я же говорил, что темп тих!
И вот еще… есть сигналы с мест: бедняцкий слой деревни печально заскучал по колхозу. Опять же гробы эти странные…
Организуйте-ка, бросить туда что-нибудь особенное из рабочего класса, дабы поддержать классовую борьбу против деревенских пней капитализма.
Активист. Давно пора кончать зажиточных паразитов! Мы уже не чувствуем жара от костра классовой борьбы, а огонь должен быть: где ж тогда греться активному персоналу!
Акт 3
Сцена 10
Вагон, перестук колес, панорама пустынности страны.
Тамбовский по лицу человек (лузгая семечки). Гляди-ка, степь да степь кругом, глина, овраги да ветер в небе. А ты говоришь, научный коммунизм… Да разве этот мертвый порожняк природы истребишь революцией? Не а, ни разу не поверю! Не хватит у них едкости, все прахом задавит!
Вздыхает, как будущий праведник.
Попутный старичок. Н-да, ну-да, все тлен и суета…
Панорама предприятий, контор, башен, вереницы груженных грузовиков.
Попутный старичок. Сколько травы навсегда скроется, сколько угодий пропадет под кирпичной тяжестью!
Тамбовский по лицу человек. Порядочно.
Попутный старичок. Бывало, едет воз с молоком, телега вся скрипит, сам хозяин пешком идет, а на возу его баба разгнездилась. А теперь только холодный инвентарь перебрасывают!
Тамбовский по лицу человек. Тракторы горячие, а жизнь прохладная.
Попутный старичок. Вот то-то и горе.
Активист (сверху). Не горюйте. Оставьте горе нам.
Попутный старичок. Да как хочешь, я ж ничего!
Тамбовский по лицу человек. Да и я тоже ничего не говорил.
Активист опускает красноармейскую фляжку.
Активист. Бери молоко. Пей и не скули!
Попутный старичок. Да мы сыты, кушай сам, ради бога.
Активист. Пей, пока я не слез! Я же слышал, ты по молоку скучал.
Попутный старичок (к залу). Вот напасть-то…
Старичок в страхе пьет молочко и передает фляжку тамбовцу – тот тоже пьет. С верхней полки слезает Активист, садится на край лавки и закуривает.
Попутный старичок. Люди говорят, на табак скоро нехватка будет. Семашка не велел больше желчное семя разводить, чтобы пролетариат жил чистым воздухом.
Активист. На – закуривай! (дает папиросу старику).
Попутный старичок. Я, товарищ, этим, того… не занимаюсь.
Активист. Кури, тебе говорят!
Старичок опасливо закуривает.
Активист (к тамбовцу, выхватывая наган). А ты, контра недобитая, прямо сказывай, чем обижен на Советску власть, земли тебе мало дадено?
Стреляет в потолок.
Тамбовский по лицу человек. Оттого вы и кончитесь, что сначала стреляете, а потом спрашиваете. Мудреное дело: землю отдали, а хлеб до последнего зерна отбираете: да подавись ты сам такой землей! Мужику от земли один горизонт остается…
Активист. Поди ж ты не колхозник? Ничего, скоро повсюду колхозы будут, изведем всю заразу единоличную.
Тамбовский по лицу человек. Ну что ж, сделаете вы изо всей республики колхоз, а вся республика-то будет единоличным хозяйством. Глядите нынче меня нету, а завтра вас не будет, так и выйдет, что в социализм придет один ваш главный человек.
Репродуктор. Колхоз им. Генеральной Линии. Стоянка одна минута.
Звуки торможения поезда. Активист спохватывается сходить.
Активист. Ладно, дядя, живи пока, но имей в виду: рассуждаешь ты, как стервец. Теперь у меня будет забота о тебе…