Пять недель на воздушном шаре

Глава десятая

Предыдущие попытки подъёма и спуска на воздушном шаре. – Пять ящиков доктора. – Горелка. – Калорифер. – Способ применения. – Верный успех.

– Не раз уж пытались подниматься и снижаться на воздушном шаре без затраты газа и сбрасывания балласта. Французский аэронавт Менье стремился этого достигнуть, нагнетая сжатый воздух в оболочку шара. Бельгийский доктор Ван-Хекке пробовал при помощи крыльев и лопастей придать шару вертикальное движение. Но в большинстве случаев силы этой оказалось недостаточно. В общем, результаты опытов Менье и Ван-Хекке были ничтожны.

И я решил подойти к этому вопросу смелее. Прежде всего я совершенно изъял из употребления балласт, кроме крайних, экстренных случаев, как, например, авария аппарата или необходимость срочно подняться выше, чтобы избежать какой-нибудь непредвиденной опасности.

Мой способ подъёма и снижения воздушного шара основан на расширении и сжатии газа, находящегося в оболочке, посредством изменения его температуры. И вот как я этого достигаю. У вас на глазах погрузили на судно вместе с корзиной шара несколько ящиков, назначение которых вам было неизвестно. Этих ящиков всего пять.

Первый из них содержит около двадцати пяти галлонов воды, в которую я прибавляю несколько капель серной кислоты для увеличения её электропроводности. Затем эту воду я химически разлагаю с помощью мощной бунзеновской батареи. Вода, как вы знаете, состоит из двух частей водорода и одной части кислорода. Кислород под действием электробатареи поступает с её положительного полюса во второй ящик. Третий ящик, вдвое большего размера, помещённый над вторым ящиком, принимает в себя водород, получаемый с отрицательного полюса батареи. При помощи кранов, из которых у одного отверстие вдвое больше, чем у другого, эти два ящика соединяются с четвёртым, который называется смесительным. Здесь действительно смешиваются оба газа, полученные в результате разложения воды. Ёмкость смесительного ящика – около сорока одного кубического фута.

В верхней части этого ящика находится платиновая пробка, снабжённая краном.

Вы уже, конечно, догадались, господа, что описываемый мною аппарат есть не что иное, как кислородно-водородная горелка, температура которой выше температуры кузнечного горна.

Теперь я перехожу к описанию второй части моего аппарата.

В нижнюю часть герметически закрытого аэростата вставлены на небольшом расстоянии друг от дружки две трубки. Одна берёт начало в верхних слоях водорода, другая – в нижних. Обе они снабжены в нескольких местах каучуковыми сочленениями, позволяющими им выдерживать колебания воздушного шара. Нижние концы этих трубок опущены в металлический сосуд цилиндрической формы, который называется сосудом нагрева и находится в корзине воздушного шара. Сосуд этот закрыт снизу и сверху двумя дисками из того же металла. Трубка, идущая из нижней части шара, входит в сосуд через нижний диск и внутри него принимает форму змеевика, занимающего почти всю высоту сосуда. Прежде чем выйти из сосуда, змеевик входит в маленький конус, вогнутое основание которого, имеющее форму сферического колпачка, обращено книзу. Из вершины этого конуса выходит другая трубка, которая, как я уже упоминал, берёт начало в верхних слоях водорода в шаре. Сферический колпачок конуса сделан из платины, чтобы он не расплавился при высокой температуре. А горелка эта помещается на дне сосуда нагрева, посреди спиралей змеевика, так, что верхняя часть пламени слегка касается платинового колпачка.

Вы, без сомнения, знаете, что такое калорифер, предназначенный для отопления домов, и вам известно, как он действует. Воздух пропускают из помещения в трубы, откуда он возвращается нагретый. Так вот, аппарат, который я вам только что описал, – в сущности тот же калорифер.

И в самом деле, что же тут происходит? Когда горелка зажжена, водород, находящийся в змеевике и в вогнутом маленьком платиновом конусе, нагревается и быстро поднимается по трубке, ведущей в верхнюю часть шара. Образовавшаяся внизу пустота заполняется газом из нижней части шара. Газ тут также нагревается и, поднимаясь, пополняется вновь образовавшимся газом. Таким образом, по трубкам и змеевику происходит чрезвычайно быстрое движение газа, который, выходя из шара, непрерывно нагревается и снова в него поступает. При нагревании на один градус газ расширяется на одну четырёхсотвосьмидесятую своего объёма. Если я повышу температуру на восемнадцать градусов^[17], то водород, заключающийся в воздушном шаре, расширится на восемнадцать четырёхсотвосьмидесятых своего объёма, или на тысячу шестьсот семьдесят четыре кубических фута; следовательно, он вытеснит ещё тысячу шестьсот семьдесят четыре кубических фута воздуха, что увеличит его подъёмную силу на сто шестьдесят фунтов. Это равносильно выбрасыванию балласта такого же веса. Если я повышу температуру на сто восемьдесят градусов, то газ расширится на сто восемьдесят четырёхсотвосьмидесятых своего первоначального объёма, вытеснит шестнадцать тысяч семьсот сорок кубических футов воздуха, и подъёмная сила шара увеличится на тысячу шестьсот фунтов.

Вы понимаете, что я могу легко изменять условия статического равновесия моего воздушного шара. Объём его был рассчитан таким образом, что, наполненный до половины, он вытесняет как раз такое количество воздуха, которое равно по весу самому шару, наполненному водородом, а также корзине с пассажирами и всей её нагрузкой. Наполненный таким образом шар держится в воздухе в строгом равновесии: он не поднимается и не снижается.

Чтобы подняться, я с помощью горелки довожу газ в шаре до температуры более высокой, чем температура окружающего воздуха. От нагревания газ расширяется, шар увеличивается в объёме и поднимается тем выше, чем больше я нагреваю водород.

Снижение достигается естественным образом: понижением температуры в горелке, отчего газ внутри шара постепенно охлаждается. Вообще же подъём шара должен происходить, конечно, гораздо скорее, чем его снижение. И это очень благоприятное обстоятельство: надобности в быстром снижении у меня никогда не будет, и, наоборот, при очень быстром подъёме я могу избежать разных осложнений. Опасность ведь таится не вверху, а внизу.

Впрочем, как я уже говорил вам, у меня есть некоторое количество балласта, который в случае экстренной надобности даст мне возможность подняться ещё скорее. Клапан, находящийся на верхнем полюсе шара, является только предохранительным клапаном. Воздушный шар содержит неизменное количество водорода. Подъём и снижение, повторяю, происходят только благодаря изменению его температуры.

А теперь, господа, я хочу сообщить вам ещё одну подробность: горение водорода и кислорода на конце горелки порождает водяные пары; поэтому я снабдил нижнюю часть цилиндрического сосуда трубкой с клапаном, действующим при давлении в две атмосферы; следовательно, когда пар достигает такого давления, он сам автоматически выходит наружу.

Наконец, познакомлю вас со следующими точными цифровыми данными: двадцать пять галлонов воды, разложенные на составные части, дают двести фунтов кислорода и двадцать пять фунтов водорода. При нормальном атмосферном давлении это составляет тысячу восемьсот девяносто кубических футов первого газа и три тысячи семьсот восемьдесят кубических футов второго, итого пять тысяч шестьсот семьдесят кубических футов их смеси. Моя горелка расходует при открытом кране двадцать семь кубических футов смеси в час, давая пламя по крайней мере в шесть раз сильнее пламени больших горелок светильного газа. Держась же на значительной высоте, я сожгу в среднем не более девяти кубических футов в час. Значит, двадцать пять галлонов воды мне хватит на шестьсот тридцать часов воздушного плавания, что составляет немногим больше двадцати шести дней.

А так как я по своему желанию могу спускаться на землю и возобновлять свой запас воды, то моё путешествие может продолжаться сколько угодно.

Вот вам и вся моя тайна, господа. Она очень проста, и потому я уверен в успехе. Мой способ, основанный на расширении и сжатии газа, как видите, исключает надобность и в громоздких крыльях и в механических двигателях. Калорифер, с помощью которого я изменяю температуру, и горелка для его нагревания не представляют никаких неудобств и мало весят.

Итак, я думаю, что у меня имеются все нужные условия для успеха.

Этой фразой закончил доктор Фергюссон свою речь, вызвавшую самые горячие, искренние аплодисменты. Тут нельзя было сделать ни единого возражения: всё было обдумано и предусмотрено.

– Но всё-таки, – заметил капитан, – это дело опасное.

– Что из этого, раз оно выполнимо! – просто ответил Фергюссон.

Глава одиннадцатая

Прибытие на Занзибар. – Английский консул. – Враждебное отношение местных жителей. – Остров Кумбени. – «Вызыватели дождя». – Наполнение воздушного шара. – Старт 18 апреля. – Прощание. – «Виктория».

Благодаря попутным ветрам «Решительный» шёл скорым ходом. В Мозамбикском проливе погода была особенно благоприятна. Удачный морской переход казался добрым предзнаменованием и для воздушного перелёта. Каждый жаждал поскорее добраться до Занзибара и там помочь чем только возможно доктору Фергюссону в его последних приготовлениях.

Наконец показался город Занзибар, расположенный на острове того же названия, и 15 апреля, в одиннадцать часов утра, «Решительный» бросил якорь в его гавани.

Остров Занзибар принадлежит маскатскому имаму, союзнику Франции и Англии. Это, несомненно, лучшее его владение. В гавань Занзибара заходит множество кораблей из соседних стран.

Остров отделён от африканского материка проливом шириной не более тридцати миль.

Занзибар ведёт обширную торговлю камедью, слоновой костью и в особенности чернокожими, так как он является крупным рынком невольников. Сюда свозятся с материка все пленники, захваченные в боях, а бои эти не прекращаются, ибо вожди африканских племён беспрестанно воюют между собой.

Эта торговля ведётся по всему восточному берегу вплоть до Нила. Г. Лежан видел, что она идёт совершенно открыто на французских судах.

Не успел «Решительный» войти в гавань, как на нём появился английский консул с предложением своих услуг доктору Фергюссону. Уже целый месяц он следил по европейским газетам о проектируемом перелёте, но до сих пор принадлежал к многочисленному разряду скептиков.

– Я сомневался, – заявил консул, протягивая руку Самуэлю Фергюссону, – но теперь все мои сомнения исчезли.

И он тут же пригласил к себе доктора, Дика Кеннеди и, конечно, милейшего Джо.

Консул был так любезен, что познакомил доктора с несколькими письмами капитана Спика, и Фергюссон узнал из них, что капитан и его спутники претерпели страшные муки и от голода и от непогоды, прежде чем добрались до страны Угого. Теперь же, как видно, они принуждены продвигаться чрезвычайно медленно, встречая на пути беспрестанные затруднения, и вряд ли в ближайшее время смогут дать знать о себе.

– Вот те опасности и лишения, каких мы сумеем избежать, – заметил доктор.

Багаж трёх путешественников был отправлен на дом к консулу. Воздушный шар собирались выгрузить на занзибарском берегу, где для него было выбрано очень удобное место у сигнальной мачты, позади огромного здания, которое защищало бы его от восточных ветров. Эта массивная башня, походившая на бочку, по сравнению с которой Гейдельбергская бочка показалась бы всего лишь бочонком, играла роль форта, и на её плоской верхушке дежурила стража – вооружённые копьями мужчины из племени белуджи, шумливые бездельники. Но незадолго до предполагаемой выгрузки шара консул был извещён о том, что туземное население намерено силой воспрепятствовать ей. Нет ничего более слепого и бессмысленного, чем страсти, внушённые фанатизмом. Известие о приезде христианина, который решил подняться в воздух, возмутило местных жителей. Негры, взволнованные больше, чем арабы, усмотрели в этом полёте что-то враждебное их религии. Они вообразили, что замышляется какое-то зло против Солнца и Луны. А так как оба светила являются предметом поклонения у африканских народов, то и было решено силой воспротивиться столь нечестивой экспедиции.

Узнав о таких настроениях местных жителей, консул сообщил о них доктору Фергюссону и капитану Пеннету. Капитан ни за что не хотел отступать перед угрозами, но его друг, доктор, разубедил его в этом.

– Конечно, в конце концов нам удалось бы выгрузить шар, – сказал Фергюссон, – и гарнизон имама даже оказал бы нам своё содействие, но знаете, дорогой капитан, порой для несчастного случая довольно одного мгновения. Какой-нибудь злостный удар – и шару будет нанесён непоправимый вред, а наше путешествие сорвано. Нет, тут надо действовать осмотрительно.

– Но как быть? Если мы высадимся на африканском берегу, то там встретимся с теми же трудностями. Что же делать?

– Ничего не может быть проще, – заявил консул. – Взгляните вон на те островки, расположенные за гаванью. Выгрузите ваш шар на одном из этих островков, окружите его цепью матросов, и он будет в полной безопасности.

– Великолепно! – воскликнул Фергюссон. – А мы спокойно займёмся последними приготовлениями.

Капитан тоже одобрил это предложение, и вскоре «Решительный» подошёл к островку Кумбени.

Утром 16 апреля шар благополучно выгрузили на лужайку среди леса. Здесь на расстоянии восьмидесяти футов друг от дружки были вбиты два столба вышиной также в восемьдесят футов. На столбах была установлена система блоков, благодаря которой с помощью поперечного каната и был поднят шар. Пока он был совершенно пуст. Внутреннюю оболочку соединили с внешней так, что обе были подняты одновременно.

К нижней части оболочек были прикреплены трубки, через которые должен был поступать водород.

День 17 апреля прошёл в установке аппарата для добывания водорода. Он состоял из тридцати бочек, в которых происходило разложение воды с помощью железа и серной кислоты. Полученный водород, очищенный от примесей, поступал в большую центральную бочку, откуда и направлялся по двум трубкам в оболочку. Таким образом, каждая из оболочек наполнялась строго определённым количеством газа. Для этой операции потребовалось тысяча восемьсот шестьдесят галлонов серной кислоты, шестнадцать тысяч пятьдесят фунтов железного лома и девятьсот шестьдесят шесть галлонов воды.

Наполнение оболочек газом началось около трёх часов утра и длилось почти восемь часов. За час до полудня воздушный шар, одетый в сетку, грациозно покачивался над своей корзиной, удерживаемый большим количеством мешков с землёй. С особой тщательностью был установлен аппарат для расширения газа и прилажены в цилиндрическом сосуде трубки, сообщающиеся с обеими оболочками.

Якоря, верёвки, инструменты, походные одеяла, тент, съестные припасы, оружие – всё было размещено в корзине на заранее намеченных для этого местах. Вода запасена была ещё в Занзибаре. Двести фунтов балласта в виде песка, помещавшегося в пятидесяти мешочках, также были уложены на дно корзины, так, чтобы они всегда находились под рукой. К пяти часам вечера все эти приготовления были закончены. Пока шла работа, вдоль всего берега островка стояли часовые, а шлюпки с «Решительного» курсировали по проливу.

Туземцы проявляли свой гнев дикими криками, гримасами и кривлянием. Жрецы носились среди толпы, ещё больше разжигая её фанатизм. Некоторые из самых рьяных пытались было вплавь добраться до острова, но их легко отогнали.

Тут пущены были в ход заклинания и колдовство. «Вызыватели дождя», утверждавшие, что они повелевают тучами, стали призывать ураган и каменный ливень (так негры зовут град). Для этого они собрали листья со всевозможных деревьев и принялись кипятить их на медленном огне. В это же время с помощью длинной иглы, вонзённой в сердце, был убит баран. Но, увы, небо по-прежнему было безоблачным… Ни баран, ни гримасы не помогли.

Неграм не оставалось ничего другого, как устроить буйную оргию, напившись «зембо», этого жгучего ликёра, приготовляемого из кокосовых орехов, и «тогва» – чрезвычайно хмельного пива. А их песни, лишённые мелодии, но ритмичные, слышались всю ночь до рассвета.

Около шести часов вечера наши путешественники в последний раз сели за обеденный стол в кают-компании «Решительного» вместе с капитаном и офицерами. Кеннеди, к которому никто не обращался ни с какими вопросами, что-то про себя бормотал, не сводя глаз с доктора Фергюссона.

Прощальный обед был невесел. Приближение минуты разлуки навевало на всех грустные размышления. Что сулила отважным путешественникам судьба? Будут ли они когда-нибудь снова среди друзей, у домашнего очага? А если почему-нибудь они не смогут воспользоваться для передвижения своим шаром, что станется с ними среди диких племён, неведомых стран, в необъятных пустынях?

Все эти мысли, до сих пор только мелькавшие в головах присутствующих, теперь всех волновали, их воображение разыгралось. Доктор Фергюссон, как всегда, хладнокровный и невозмутимый, тщетно старался рассеять общее подавленное настроение.

Опасаясь со стороны негров каких-нибудь враждебных выходок против доктора Фергюссона и его спутников, все трое остались ночевать на «Решительном». В шесть часов утра они покинули свои каюты и переправились на островок Кумбени.

Восточный ветер слегка покачивал воздушный шар. Вместо удерживавших его до сих пор мешков с землёй были поставлены двадцать матросов. Командир Пеннет явился со своими офицерами присутствовать при торжественном старте.

Тут Кеннеди подошёл к доктору и, взяв его за руку, проговорил:

– Итак, Самуэль, ты бесповоротно решил лететь?

– Бесповоротно решил, дорогой мой Дик.

– Но, не правда ли, я сделал всё, чтобы этому помешать?

– Всё!

– Тогда, значит, моя совесть чиста, и я отправляюсь с тобой.

– Я был в этом уверен, – ответил доктор, не скрывая того, насколько он растроган.

Наступил момент прощания. Капитан и офицеры горячо обняли и расцеловали своих бесстрашных друзей, в том числе, конечно, и славного Джо, гордого и сияющего. Каждому из присутствующих хотелось пожать руку доктору Фергюссону.

В девять часов утра трое аэронавтов заняли свои места в корзине воздушного шара. Доктор зажёг горелку и полностью открыл кран, чтобы достигнуть наибольшей температуры. Через несколько минут шар, до этого времени державшийся на земле в полном равновесии, начал тянуть вверх. Матросы стали понемногу отпускать удерживающие его канаты. Корзина поднялась над землёй футов на двадцать…

– Друзья мои! – закричал доктор, стоя с обнажённой головой между двумя своими спутниками. – Дадим нашему воздушному шару имя, которое должно принести ему счастье. Назовём его «Викторией»^[18]!

Прокатилось оглушительное «ура».

– Да здравствует королева! Да здравствует Англия!

К этому моменту подъёмная сила воздушного шара ещё больше увеличилась. Фергюссон, Кеннеди и Джо послали своим друзьям последний привет.

– Отпустить канаты! – скомандовал доктор.

«Виктория» быстро поднялась в воздух. И в этот момент на «Решительном» раздался салют из четырёх его пушек…

Глава двенадцатая

Перелёт через пролив. – Мрима. – Разговор Кеннеди с Джо. – Предложение, сделанное Джо. – Рецепт хорошего кофе. – Узарамо. – Злосчастный Мэзан. – Гора Дутуми. – Карта доктора. – Ночлег над сикомором.

Воздух был чист, ветер умерен, и «Виктория» поднялась почти вертикально на высоту тысячи пятисот футов, что было отмечено падением барометра почти на два дюйма^[19].

На этой высоте быстрое воздушное течение понесло шар к юго-западу. Какая чудная картина развернулась перед глазами наших воздухоплавателей! Остров Занзибар был весь как на ладони. Расстилались зелёные поля всевозможных оттенков, кудрявились рощи и леса…

Жители острова казались какими-то насекомыми. Их крики мало-помалу замирали вдали, доносились только пушечные салюты…

– Как всё это красиво! – воскликнул Джо, первым нарушив царившее молчание.

Но ему никто не ответил. Доктор был погружён в свои барометрические наблюдения и записывал некоторые подробности подъёма. А Кеннеди глядел и не мог наглядеться на раскрывавшуюся перед ним картину.

Солнечное тепло усиливало действие горелки, газ в оболочке всё расширялся, и «Виктория» достигла высоты двух тысяч пятисот футов.

«Решительный» казался отсюда простой лодкой, а африканский берег вырисовывался на западе в виде длинной пенящейся каймы.

– Что-то вы молчите, – заметил Джо.

– Мы смотрим, – отозвался доктор, направляя свою подзорную трубу на землю.

– А мне вот необходимо говорить.

– Ну и не стесняйся. Болтай себе, сколько душе угодно.

И Джо разразился бурей восторженных возгласов.

При перелёте через пролив доктор решил держаться всё на той же высоте, чтобы видеть берег на большом протяжении. Он беспрестанно смотрел на термометр и барометр, висевшие под полуспущенным тентом. Второй барометр, прикреплённый снаружи, должен был служить для ночных вахт.

После двух часов полёта «Виктория», подвигаясь со скоростью восьми с лишним миль в час, уже была над материком. Доктор счёл нужным снизиться; он уменьшил пламя горелки, и «Виктория» оказалась всего на высоте трёхсот футов.

Эта часть восточного побережья Африки называется Мрима. Густая кайма манговых деревьев покрывает здесь берег, и благодаря отливу можно было разглядеть их толстые корни, подмытые волнами Индийского океана. На горизонте виднелись дюны, прежде составлявшие береговую линию, а на северо-западе возвышалась остроконечная гора Нгуру.

«Виктория» теперь летела над селением Каоле – доктор нашёл его на карте. Туземцы при виде шара яростными криками выражали свой гнев и страх. Они стали пускать стрелы в чудовище, парящее в воздухе, но, к счастью, не могли достичь шара, и он величественно раскачивался над головами бессильно беснующихся туземцев.

Ветер относил шар к югу, что нисколько не смущало доктора; он даже был рад, так как это давало ему возможность проследить путь, пройдённый капитанами Бёртоном и Спиком.

Кеннеди стал так же болтлив, как и Джо. Оба они обменивались восторженными фразами.

– Долой дилижансы! – восклицал один.

– Долой пароходы! – восклицал другой.

– Долой железные дороги! – подхватывал Кеннеди. – Едешь ты по ним через разные страны и ровно ничего не видишь.

– То ли дело наша «Виктория»! – вставлял Джо. – Не чувствуешь, что двигаешься. Природа сама развёртывается перед вами.

– А виды-то какие! Виды! На удивление! Один восторг! Кажется, что спишь в гамаке и видишь сон.

– Кстати, не пора ли позавтракать? – вдруг спросил Джо, у которого от пребывания на свежем воздухе разыгрался аппетит.

– Мысль недурная, мой милый, – согласился Фергюссон.

– Приготовить завтрак недолго: сухари да мясные консервы, – заявил Джо.

– И сколько угодно кофе, – добавил доктор. – Знаешь, Джо, я разрешаю тебе занять немного жара у моей горелки: в ней его больше чем достаточно. И можно не бояться пожара.

– А это было бы ужасно! – заметил Кеннеди. – Ведь над нами нечто вроде порохового погреба.

– Не совсем так, – отозвался Фергюссон. – Но тем не менее, если бы газ воспламенился, он понемногу выгорел бы, и мы неизбежно спустились бы на землю, что было бы далеко не приятно. Но не бойтесь! Наш шар закрыт герметически.

– Ну так давайте же завтракать, – предложил Кеннеди.

– Завтрак подан, господа, – объявил Джо. – Кушайте, я тоже не буду отставать от вас, но в то же время займусь приготовлением кофе, да такого, что у вас слюнки потекут.

– Что правда, то правда, – подтвердил доктор, – у Джо среди многих его талантов есть один замечательный: уменье приготовлять этот чудесный напиток. Он смешивает кофе каких-то разных сортов, но держит это в строжайшем секрете.

– Так и быть, сэр, раз мы в воздушном пространстве, я уж открою вам свой секрет. Видите ли, я приготовляю смесь из трёх равных частей кофе: мокко, бурбонского и рио-нуньец.

Через несколько минут появились три дымящиеся чашки кофе, которым и был закончен сытный завтрак, приправленный чудесным настроением его участников. Насытившись, каждый из аэронавтов занял свой наблюдательный пост.

Страна, над которой пролетал шар, была чрезвычайно плодородна. Узкие извилистые тропинки терялись под сводами густой зелени; виднелись поля созревшего табака, маиса, ячменя; там и сям мелькали плантации риса с его прямыми стеблями и пурпурными цветами. В клетках, укреплённых на сваях, можно было разглядеть овец и коз: видимо, так их здесь спасали от зубов леопарда. Куда ни посмотришь, всюду поднималась к небу роскошная растительность. Поселений было много, и в каждом из них при виде «Виктории» начиналось всеобщее смятение и раздавались вопли. Доктор Фергюссон предусмотрительно держался на такой высоте, куда не могли долететь стрелы. Туземцы, сбившись в кучу у своих близко стоящих друг от дружки хижин, долго посылали вслед путешественникам свои бессильные проклятия.

В полдень доктор, взглянув на карту, высказал предположение, что они несутся над страной Узарамо^[20]. Внизу показались кокосовые пальмы и дынные деревья. Джо подобная растительность ничуть не удивила: очутившись в Африке, он считал всё естественным. Кеннеди попадалось на глаза немало зайцев и перепёлок, которые словно ждали его выстрела. Но это было бы бесполезной тратой пороха ввиду невозможности подобрать дичь.

Воздухоплаватели подвигались со скоростью двенадцати миль в час и вскоре над селением Тунда достигли 38°20’ восточной долготы.

– Как раз здесь, – заметил доктор, – Бёртон и Спик заболели сильнейшей лихорадкой и одно время считали свою экспедицию провалившейся. Они ещё недалеко отошли от берега, а усталость и лишения уже давали себя чувствовать.

Действительно, в этой местности вечно свирепствует малярия. Чтобы избежать опасности заполучить её, доктор решил держаться повыше, над миазмами этой сырой земли, из которой жгучее солнце выкачивает испарения.

Иногда можно было различить караван, – видимо, в ожидании ночной прохлады он отдыхал в «краале» – обширном пустыре, окружённом изгородью и колючим кустарником, где странствующие торговцы находят защиту не только от диких зверей, но и от местных разбойничьих племён. При виде «Виктории» туземцы в панике разбегались. Кеннеди хотелось посмотреть на них поближе, но Самуэль каждый раз восставал против этого.

– У предводителей их имеются мушкеты, – пояснил доктор, – а «Виктория», согласись, представляет собой слишком хорошую мишень для пуль.

– А разве, получив маленькую пробоину, шар упадёт? – спросил Джо.

– Положим, сразу он не упадёт, но вскоре эта пробоина превратится в большую дыру, через которую и выйдет весь газ.

– Ну, тогда нам надо держаться на почтительном расстоянии от этих разбойников, – заявил Джо. – А интересно знать, что они должны думать, видя нас парящими в воздухе? Пожалуй, они не прочь и поклоняться нам.

– Пусть себе поклоняются, только издали, – отозвался доктор, – это всегда лучше. Но взгляните-ка – вид местности уже меняется. Селения попадаются реже, а манговые рощи совсем исчезли. На этой широте они уже не растут. Поверхность земли стала холмистой, что говорит о близости гор.

– В самом деле, – согласился Кеннеди, – мне кажется даже, что вон там виднеются какие-то возвышенности.

– На западе, не так ли? – переспросил доктор. – Это первые отроги горной цепи Уризара и гора Дутуми, за которой я рассчитываю приземлиться на ночлег. Сейчас я усилю пламя горелки, так как нам нужно держаться на высоте от пятисот до шестисот футов.

– Какая, однако, хитроумная выдумка, сэр, вот эта самая горелка! – воскликнул Джо. – Так просто: взять да и повернуть кран! Никак нельзя сказать, чтобы это было трудно или утомительно!

– Ну, здесь мы уж будем чувствовать себя лучше, – проговорил Кеннеди, когда «Виктория» поднялась, – а то, по правде сказать, отражение солнечных лучей от этого красного песка было невыносимо.

– Что за великолепные деревья! – воскликнул Джо. – Хотя это и естественно здесь, но очень уж красиво! Какой-нибудь десяток таких деревьев – и вот вам целый лес!

– Это баобабы, – объяснил доктор. – Вот взгляните-ка на то дерево: в нём, наверное, будет футов сто в окружности. Быть может, именно под этим самым баобабом в тысяча восемьсот сорок пятом году и погиб француз Мэзан. Мы как раз над селением Джеламора, куда он отважился отправиться совершенно один. Шейх этой страны схватил несчастного француза и привязал к подножию баобаба; под звуки воинственных песен он медленно перерезал ему сухожилия, начал резать горло, но остановился, чтобы наточить затупившийся нож, потом оторвал голову у несчастного француза раньше, чем успел отхватить её ножом. И, знаете, этому злосчастному Мэзану было всего двадцать шесть лет!

– Неужели Франция не потребовала, чтобы преступление было наказано? – спросил возмущённый Кеннеди.

– Франция-то потребовала, и её союзник, властитель Занзибара, сделал всё, чтобы захватить убийцу, но это ему не удалось.

– Тогда я очень попрошу вас, сэр, не делать здесь остановок, – заявил Джо. – Уж, пожалуйста, послушайте меня, мистер Самуэль: давайте поднимемся повыше.

– Тем охотнее, милый Джо, что гора Дутуми уже перед нами. Если мои вычисления верны, то мы перелетим через неё до семи часов вечера.

– Что, мы и ночью будем лететь? – спросил охотник.

– По возможности нет, – ответил доктор. – Хотя, принимая все меры предосторожности и будучи начеку, мы и при ночном полёте ничем не рисковали бы. Но ведь недостаточно только пролететь над Африкой, надо ещё и увидеть её.

– Пока нам жаловаться на эту самую Африку не приходится, сэр, – заметил Джо. – Какая там пустыня! Это самая возделанная, плодородная страна на свете! Вот и верьте после этого географам!

– Подожди, Джо, подожди; посмотрим, что будет дальше, – сказал доктор.

Около половины седьмого «Виктория» была уже у горы Дутуми. Чтобы перелететь через неё, надо было подняться больше чем на три тысячи футов, для чего доктору пришлось повысить температуру газа лишь на восемнадцать градусов. Действительно, можно было сказать, что Фергюссон управляет своим шаром одним мановением руки. Кеннеди указывал ему на препятствия, которых следовало избегать, и «Виктория» благополучно пронеслась над самой горой.

В восемь часов шар начал спускаться над противоположным, более отлогим её склоном. Из корзины были выброшены якоря, и один из них зацепился за ветки огромного сикомора. Тут Джо проворно соскользнул вниз по канату и прочно укрепил зацепившийся якорь. Ему спустили шёлковую лестницу, и вскоре он уже был снова в корзине. «Виктория», защищённая горой от восточного ветра, была почти неподвижна.

Приготовили ужин, и наши аэронавты, нагулявшие себе аппетит на свежем воздухе, порядочно поубавили свой запас съестного.