Потом она долго думала о его правде, странной и вывернутой наизнанку. В его обвинениях в ее адрес, вроде бы, и были мысли, но здравыми их было назвать никак нельзя. Он всегда ощущал себя одиноким и не понятым. Никто и никогда не мог оценить его достоинства и восхищаться в той мере, в какой требовалось. Казалось, он сознанием жил в мире идей, и каждый раз, когда события в мире людей не укладывались в его представления, гнев захватывал его до такой степени, что полностью лишал налёта цивилизованности и, даже, человеческих черт.

Сильно подувшись несколько дней, Илья успокоился и на некоторое время стал вести себя как ни в чем не бывало, вернув обратно своё расположение и обаяние. Градус отношений с обеих сторон снизился, но жизнь снова наладилась и , все-равно, была, не в пример, радостнее, чем прежняя -при матери. Потом он, более или менее, рационально объяснил причины своего гнева.

Людмила пыталась подстроиться, что бы не ссориться, но это было не возможно. Периодически скандалы возникали безо всякой причины, казалось, просто накопилось напряжение и пришло время его сбросить. Потом он долго клокотал от осознания своей правоты и не шёл на примирение.

Каждый раз Илья вываливал на Людмилу все, что накопилось плохого за много лет, как-будто она была винтова во всем этом. Гневная тирада начиналась внезапно, и могла быть вызвана самым неожиданным поводом : от политики, до расходов на продукты. Вечера после этого проходили в напряжённом молчании. Днём, на работе, она забывала об этой звенящей тишине, а после, надо было набраться духу, что бы снова в неё вернуться.

Но большой богатый город подарил и небольшое утешение: у Людмилы появились новые друзья. Однажды после занятий пришла хорошо одетая женщина с настойчивым ледяным взглядом полицейского дознавателя. Она очень почтительно просила позаниматься с ее ребёнком индивидуально, но за ее профессиональной ласковостью слышался скрежет металла, точнее звон монет. Женщина привыкла обращать свои слова в прибыль и подкреплять их тем же.

Эту родительницу звали Анна, она привела на урок очень бледную и хилую девочку лет пяти. Это невзрачное и апатичное существо оставляло , на первый взгляд, впечатление несчастного отпрыска образованной и обеспеченной семьи, а чаще одинокой женщины, который едва родившись, сутками перемещается из одного кружка в другой, пока полностью не утратит тягу к учебе и волю к жизни. Людмила напрасно приготовилась к часам и месяцам каторжного труда в обучении бездарности. У маленькой Оли, помимо абсолютного слуха и умения безупречно интонировать, имелась настоящая страсть к музыке. Казалось, она теряет связь с реальностью от особо понравившихся отрывков. И ликование и печаль в мелодии вызывали в этом тщедушном создании настолько мощный отклик, что Людмила, по-настоящему, опасалась за ее здоровье. Ничем кроме музыки она заниматься не желала, и после единственного урока энергичная мать быстро ее забирала и увозила домой.

– Это будет моя лучшая ученица. Живой памятник моей работе. Мать без музыкального образования, а как-то заметила задатки ребёнка. – Рассказывала Людмила сотрудницам за чаем.

Было, действительно, удивительно, что Анна, занятая какой-то крупной оптовой торговлей, не только обратила внимание на талант дочери, но и не препятствовала его развитию. Людмила уже не раз слыхивала от родителей одарённых детей презрительное :«Пианиной на жизнь не заработаешь».

В будние дни Анна приезжала в строгой одежде, ее каре было аккуратно уложено, а телефон не умолкал. Иногда она подвозила Людмилу до дома после занятия с ребёнком. Если урок выпадал на субботу, Людмила поражалась перемене во внешнем виде; Анна вне работы ходила в неглаженых спортивных костюмах, а после того как убирала каре в самурайский пучок, обнажив очень коротко выстриженный затылок-окончательно теряла респектабельность. Иногда она приезжала снулая , как рыба и жадно пила кофе из автомата, как мужчина с похмелья. Несколько раз, выйдя с уже обожаемой Олей за ручку после урока, Людмила обнаруживала Анну спящей в машине на стоянке. Когда веки прикрывали беспощадный, в своей рассудочности, оценивающий взгляд, лицо приобретало гармонию мраморной статуи, всегда напоминающей о давней смерти модели. Людмила не могла отогнать мысль, что Анна умрет очень рано-сразу как только выработает свой ресурс.

Приехав как-то в праздники, провести занятие Оле на дому, Людмила была удивлена обстановкой. Дорогая мебель была покрыта пылью, а к прекрасному паркету прилипали гостевые тапочки. На одном окне вместо штор висела простыня. Анна сидела за ноутбуком, пока Людмила пестовала свою любимицу, и обложившись исписанными корявыми иероглифами листами, составляла длиннющую презентацию. Видимо, ее терзал голод, потому что прямо поверх листов лежала общипанная со всех сторон буханка хлеба, а под столом стояла бутылка с минеральной водой.

– А ребёнка вы чем покормите? – С тревогой спросила Людмила, глядя на бледные губы Оли.

– Доставку заказываю. Она ест. Мне некогда. В понедельник будет аудит. – Не оглядываясь ответила Анна.

Только поначалу Людмилу коробили разочарованность и даже цинизм, всегда стоящий за скобками в высказываниях Анны, но постепенно она стала ловить себя на восхищении ее стоицизмом. Совершенно чуждый лени, равнодушный к материальным благам и другим соблазнам труженик жизни так редко встречался Людмиле, что она поначалу приняла это за социальную маску, но Анна , действительно, не жила вне работы, и ничего не вызывало у неё такой прилив энергии и азарт. Это был чисто спортивный интерес, а не жадность к деньгам. Она всегда рассчитывалась с барской щедростью, не торгуясь и не уточняя ,кому и за что, должна.

–Малышка, тебе так повезло с мамой!– Говорила Людмила Оле. Девочка, задумчиво глядя в окно, тихонько шевелила губами, что-то напевая про себя.

Как-то в ненастье, Анна подвезла Людмилу после урока до дома на своей машине и они несколько минут поговорили о будущем Оли: нужно было решить, по какой специальности ей обучаться в музыкальной школе и пойти ли уже в общеобразовательную.

– Уверена, что программу подготовки она усвоила, и стоит отправить ее с шести с половиной лет. Результат от занятий на инструментах будет лучше.– Настаивала Людмила.

– На подготовительные курсы к школе не ходили. Наслушается там. Им нужно, что бы обученых грамоте приводили. Учителю останется только отучить думать.– Сомневалась Анна.

– Как Вы решите.– Примирительно сказала Людмила.– Мне кажется Вам сам Бог велел петь. И слух, и голос и память невероятная. Знаете, даже лицо преображается. Кто-то некрасиво гримасничает в сложных местах, а у Олечки лицо ещё красивее и благороднее делается.

Когда она вошла в квартиру, то не сразу почувствовала сгустившиеся тучи, и почти прошла мимо Ильи что бы переодеться в домашнее, но он внезапно схватил ее за плечо.

– Кто-то уже подвозит.

– Да это мать ученицы моей…– Начала было объяснять Людмила, но не успела договорить. Ее оглушила пощёчина такой силы, что было странно, как выдержала ударившая рука: казалось кости должны были рассыпаться в прах .

– Не надо врать!– Как из под воды издали услышала она, мгновенно превратившись в мешок пыли, безвольно обрушившийся к его ногам. Побагровевшее от ярости лицо с горящими огнём глазами склонилось к ней, а потом куда-то исчезло.

Утром, умирая от нестерпимой головной боли, Людмила очнулась том же месте в прихожей. Когда она с трудом приподнялась, то обнаружила, что половина лица превратилась в сплошной синяк, а шея и поясница болели настолько сильно, что невозможно было выпрямиться. Некоторое время она лихорадочно соображала, что делать. Потом не нашла ничего лучше, чем сообщить на работу о внезапной болезни и попытаться вызвать врача на дом из поликлиники.

– Регистратура. – Ответил на звонок не молодой и не довольный голос.

– Можно врача вызвать?– Набралась духа Людмила.

– Что у Вас? – Начал раздражаться голос.

– Не могу выйти из дома. Плохо себя чувствую.

– Так скорую вызывайте! Где я вам всем врачей возьму, что бы на каждому на дом отправить ?– Окончательно разъярился голос, и в трубке зазвучали возмущённые гудки.

Людмила еле добралась до поликлиники на такси, высидела очередь среди бесцеремонно уставившихся на неё пациентов и наконец-то попала к доктору.

– Что у Вас?– Брезгливо процедила глядя в монитор терапевт со странным именем Энза Владимировна.

– Спина болит…

– Она у всех болит. У меня может и посильнее, чем у Вас. – С ненавистью ко всему человечеству сказала терапевт сквозь зубы, не отвлекаясь от компьютера. Медсестра же, с нескрываемым интересом глядя на лиловую половину лица Людмилы , молча отдала квиток на электронный больничный.

За неделю лицо не совсем вернулось к прежнему виду, но стали одолевать ученики. Илья снова мрачно молчал и , казалось, искренне винил в произошедшем Людмилу.

– Я чем-то могу помочь?– Сразу спросила Анна, заметив на очередном занятии зеленоватый след кровоподтёка, и , удивив неожиданным смущением. Было видно, что ей много хочется сказать, но бурлящий поток мыслей задерживался каким-то внутренним блоком. Она, казалось, не верила в возможность достучаться.