Kostenlos

Путешествие на «Ослепительном»

Text
7
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

– Он таковский – любит втирать очки и всегда берется сам за стряпню, когда хочет задобрить, – сказал Фриско-Кид, надевая румпель на головку руля и выполняя данное ему приказание. – Но верить ему нельзя!

Джо ответил молчаливым кивком. Ему было не до разговоров. Он весь дрожал от пережитых волнений и проверял самого себя, так ли он вел себя, как подобает, но совесть его оставалась спокойной.

Глава XIII
Подружились

С Тихого океана подул свежий полуденный ветерок. Остров Энджель скоро скрылся из виду, и навстречу бороздившему волны «Ослепительному» плыла береговая линия Сан-Франциско. Скоро они очутились в самом центре рейда, проходя мимо кораблей, собравшихся здесь со всех концов света. Потом они пересекли фарватер, по которому сновали в обе стороны пассажирские пароходы, совершающие рейсы между Оклендом и Сан-Франциско. Один из этих пароходов прошел очень близко от них, и пассажиры его столпились у борта, чтобы полюбоваться стройным маленьким шлюпом с двумя мальчиками на кокпите. Джо позавидовал этим людям. Все они едут к себе домой, а он – он сам не знает, куда его несет по воле какого-то Француза-Пита. Он чуть было не решился позвать на помощь – нет, это было бы безрассудно. Он отвернулся и задумался, поглядывая на окутанный дымкой город, о странных особенностях жизни на море.

Фриско-Кид незаметно следил за ним и за его мыслями, которые видел насквозь.

– Там ваши родные живут? – спросил он внезапно, указывая рукой на город.

Джо вздрогнул, удивившись догадке товарища.

– Да, – ответил он.

– Расскажите что-нибудь о них.

Джо сначала был довольно краток, но товарищу этого показалось мало, и пришлось продолжить поподробнее. Фриско-Кид интересовался всякими мелочами, но особенно тем, что касалось миссис Бронсон и Бесси. Больше всего он расспрашивал о Бесси. Он засыпал Джо вопросами о его сестре.

Некоторые из этих вопросов показались Джо такими наивными и неожиданными, что он не мог удержаться от улыбки.

– Ну а теперь и вы расскажите мне о своих, – сказал Джо, воспользовавшись наступившей паузой.

Фриско-Кид как-то сразу приутих и нахмурился. Лицо его сделалось строгим. Он сидел молча и лениво болтал ногами, устремив взгляд на верхушку мачты, как бы давая знать, что об этом не стоило спрашивать.

– Ну, что же? – поощрял его Джо.

– У меня нет родных, нет дома. – Он с трудом выдавил из себя эти слова и стиснул зубы.

Джо почувствовал, что нечаянно задел больное место и попробовал загладить неловкость.

– Ну, расскажите тогда про ваш прежний дом.

Он не подозревал, что на свете есть мальчики, у которых никогда не было родного очага, и бессознательно еще больше бередил рану товарища.

– У меня никогда не было дома.

– О! – Джо был до того поражен, что перестал церемониться.

– А сестры у вас есть?

– Нет!

– А мать?

– Я был так мал, когда она умерла, что не могу ее вспомнить.

– А отец?

– Я почти не видел его. Он ушел как-то в плавание и пропал без вести.

– О-о! – Джо не знал, что сказать. Наступила тягостная тишина, прерываемая журчанием воды у форштевня[10]. К счастью, как раз в это время Пит вышел на смену, стал у руля и послал их обедать.

Мальчики почувствовали облегчение, а за обедом уже болтали совершенно непринужденно. После обеда Фриско-Кид опять сменил Пита, и капитан уселся за стол. Джо вымыл посуду и убрал каюту. Потом они все трое сошлись у кормы, и капитан, очевидно, желая восстановить добросердечные отношения, разговорился и очень занимательно стал рассказывать про жизнь ловцов жемчуга в Южных морях.

За этими разговорами день прошел незаметно. Они уже давно отдалились от города, обогнули Хантерс-Пойнт и теперь быстро подвигались вперед вдоль берега Сан-Матео.

На берегу Джо заметил компанию велосипедистов, огибавших утес Сан-Бруно-Роод, и живо представил себе, как он сам недавно катался на велосипеде по той же дороге. Это было месяца два назад – не больше, но ему показалось, что это происходило когда-то давным-давно: так много с тех пор было пережито.

Вечером после ужина они подходили уже к болотам, за которыми раскинулся Редвуд-Сити. Ветер спал с закатом солнца, и «Ослепительный» двигался довольно тихо. Вдали показался другой шлюп: он шел прямо на них, подгоняемый замиравшим попутным ветерком.

Фриско-Кид сразу объявил, что это «Северный Олень». Француз Пит сощурил глаза и тотчас согласился. Он, видимо, чрезвычайно обрадовался этой встрече.

– Им командует Красный Нельсон, – сообщил Фриско-Кид своему приятелю. – Ужасный человек, доложу вам. Я всегда побаиваюсь его при каждой встрече. Они там, наверное, задумали какое-нибудь крупное дело. В таких случаях они всегда приглашают Француза-Пита, он большой мастер на всякие штуки.

Джо с любопытством стал смотреть на приближавшееся судно. Оно было немножко больше «Ослепительного», но одинаковой конструкции, то есть с главным расчетом на скорость хода. Огромный парус напоминал гоночную яхту, на нем пестрели копны для трех рифов на случай сильного ветра. В оснастке, в рангоуте, на палубе все было пригнано к месту – нигде ничего лишнего.

Как бегучий, так и стоячий такелаж находился в образцовом порядке. На всем лежала печать законченности и щегольства, наложенная рукой истового моряка.

«Северный Олень» приближался медленно в сгущавшихся сумерках и стал на якорь неподалеку от них.

Француз Пит, последовав примеру Нельсона, бросил якорь и немедленно отправился к нему на ялике.

Мальчики в ожидании его возвращения растянулись на крыше каюты.

– Вам такая жизнь по душе? – нарушил молчание Джо.

Приятель повернулся к нему на локте.

– Да, но не совсем. Свежий, соленый воздух, вода, свобода и все прочее – это хорошо: но мне не нравятся… – он замялся немного, – но мне противно воровать.

– Так почему бы вам не бросить это?

Джо боялся признаться самому себе, до чего полюбился ему этот мальчик, и почувствовал непреодолимое желание вывести его на прямую дорогу.

– Я и брошу все это, как только найду другое занятие.

– А почему не сейчас? – спросил Джо.

«Теперь самое время, – подумал Джо про себя. – И если он действительно хочет уйти, то как жаль, что не решается порвать сразу».

– А куда я пойду? Что я буду делать? На белом свете нет никого, кто бы подал мне руку. Я уже однажды пробовал и получил хороший урок! Поневоле призадумаешься, прежде чем опять сунешься пытать счастье очертя голову.

– А я, как только выберусь отсюда, пойду прямо домой. Пожалуй, выходит, что отец был прав. И почему бы нам не отправиться вместе?

Последние слова он сказал, не подумав, они вырвались у него бессознательно, и Фриско-Кид отлично понял это.

– Вы сами не знаете, что говорите, – ответил он. – Ведь надо же придумать такую чепуху! Чтобы я пошел с вами! Ну, а что скажет на это ваш батюшка, все прочие? На что я ему сдался? Куда он меня определит?

У Джо сердце болезненно сжалось. Он испугался, что под влиянием минутного настроения сделал предложение, быть может, и в самом деле слишком рискованное. Трезво взглянув на дело, он попробовал представить себе мистера Бронсона, отечески принимающего в свой дом какого-то проходимца без роду, без племени, вроде Фриско-Кида…

Нет, об этом, конечно, и думать нечего!.. И, забыв про свои собственные невзгоды, он принялся усердно ломать голову, стараясь изыскать какой-нибудь другой способ, чтобы избавить Фриско-Кида от этой постылой жизни.

– Он, пожалуй, отправит меня в полицию, – продолжал развивать свою мысль Фриско-Кид, – и посадит в тюрьму. А я лучше сдохну, чем буду сидеть за решеткой. А потом я вам должен признаться, Джо, что я слеплен из другого теста, нежели вы, и вы это отлично понимаете. Я бы почувствовал себя вроде рыбы на сухом берегу. Нет, придется подождать маленько, прежде чем уходить отсюда. Ну, а вам, разумеется, остается одно: отправляться прямехонько домой. При первой оказии я вас ссажу, а потом уже как-нибудь полажу с капитаном.

– Ну уж нет, – горячо возразил Джо. – Если я и сбегу, то устрою это таким образом, чтобы вы из-за меня ни в коем случае не пострадали. Выбросьте, пожалуйста, из головы вашу затею. Я-то уйду, об этом нечего беспокоиться, а вот как бы устроить, чтобы и вы ушли со мной вместе? Давайте убежим как-нибудь вдвоем, а там будь что будет… не станем загадывать далеко вперед. Что вы на это скажете?

Фриско-Кид покачал головой и, устремив взгляд на звездное небо, отдался мечтам о хорошей жизни, которая волею судеб для него недоступна. Серьезная сторона жизни яснее, чем когда-либо, представилась умственному взору Джо, и он лежал молча, погрузившись в глубокую думу.

Невнятный гул голосов долетал к ним с палубы «Северного Оленя», с берега неслись звуки церковного колокола, а летняя ночь медленно окутывала их своей теплой мглой.

Глава XIV
На устричных отмелях

Хриплый голос Француза-Пита вывел мальчиков из забытья и вернул к трезвой действительности.

– Эй, вы там! Шевелитесь! – заорал он во все горло. – Снимайся! В дорогу! Шо! Сезни! Кид! Кливер! Поворачивайтесь! Живо!

Джо растерялся было в темноте, плохо соображая, где что лежит и как что называется, но все-таки он уже за это время освоился настолько, что догадался сбросить сезни в кокпит. Затем его позвали поднимать большой парус. Втащили якорь, поставили кливер, свернули канаты и привели все в порядок.

– Отлично, отлично, – одобрил Француз-Пит, когда Джо перешагнул через перила кокпита. – Великолепно! Из вас выйдет хороший моряк.

 

Фриско-Кид поднял крышку с одного из ящиков кокпита и вопросительно взглянул на капитана.

– Ну да, – ответил моряк, – выставляйте огни!

Фриско-Кид зажег в каюте зеленый и красный фонари и понес их вместе с Джо вывешивать на фордуны[11].

– Они еще не решаются, – произнес Фриско-Кид полушепотом.

– На что? – спросил Джо.

– Да на то отчаянное дело, которое затевается и о котором я вам говорил. Дело лихое, и Француз-Пит боится рискнуть. Красный Нельсон старается его подзадорить; сам он смыслит мало и выжидает, пока Пит согласится.

– Куда же мы теперь? – спросил Джо.

– Не знаю, должно быть, за устрицами, на отмели, судя по направлению.

На этот раз путь обошелся без приключений. Ночной ветер – попутный и ровный – держался около часа, а потом стих. Француз-Пит стоял у руля, а Джо и Фриско-Кид то подтягивали, то опускали шкоты. Джо никак не мог попять, как это капитан угадывает направление. Ему казалось, что они должны неминуемо заблудиться в окутывающей их непроглядной тьме.

Густой туман надвинулся со стороны океана и хотя клубился поверху, не спускаясь на поверхность воды, но закрывал от них звезды, лишая их последнего слабого света.

Однако Француз-Пит инстинктивно угадывал направление и на вопрос удивленного Джо похвастался, что берет «верхним чутьем».

– Я чую течение, ветер и скорость, – добавил он. – Я даже чувствую, когда близко земля. Честное слово! Как это выходит, не знаю сам. Знаю только, что чувствую землю, как будто рука моя тянется, тянется и, вытянувшись на несколько миль, достает до земли, и я дотрагиваюсь до нее и узнаю, что она лежит там.

Джо недоверчиво посмотрел на Фриско-Кида.

– Истинная правда, – подтвердил тот. – Как поживешь на море долгонько, так научишься узнавать чутьем. А у кого обоняние острое, тот и по запаху узнает землю.

Прошло около часа, и Джо догадался по лицу и движениям капитана, что они приближаются к цели своего путешествия. Француз-Пит держался начеку и упорно вглядывался в темноту, как будто выжидая чего-то с минуты на минуту.

Как ни приглядывался Джо, он ничего не мог различить в черной мгле.

– Пощупайте дно шестом, Кид, – приказал Француз-Пит. – Я думаю, что пора.

Фриско-Кид отвязал от крыши каюты длинный тонкий шест и, став на узенькой палубе у борта, погрузил один конец шеста в воду.

– Футов пятнадцать, – сказал он.

– А что на дне?

– Тина.

– Обождите немного и позондируйте опять.

Минут через пять шест был опущен снова.

– Десять футов, на дне ракушки!

Француз-Пит потер руки с довольным видом.

– Отлично, отлично, – приговаривал он. – Я всегда попадаю на место. Старика не проведешь!

Фриско-Кид продолжал работать шестом и докладывать результаты разведки, а Джо все не мог надивиться глубине их познаний по части морского дна.

– Девять футов – раковины, – монотонно докладывал Кид. – Одиннадцать – раковины. Четырнадцать – мягко. Шестнадцать – тина. Нет дна.

– Ага, канал, – заметил Француз при последнем известии.

Несколько минут «не было дна», а затем вдруг раздался возглас Фриско-Кида:

– Восемь футов – твердо!

– Стоп! – скомандовал Француз-Пит. – Ступайте на нос, Шо, и отпустите кливер, а вы, Кид, приготовьте к отдаче якорь.

Джо нашел кливер-фал, отпустил его и, перехватывая обеими руками, стянул вниз.

– Бросай! – раздалась команда, и якорь пошел ко дну, которое оказалось на очень незначительной глубине.

Фриско-Кид вытянул обратно лишнюю цепь и закрепил ее. Потом убрали паруса, навели порядок, спустились вниз и завалились спать.

Было шесть часов утра, когда Джо проснулся и вышел в кокпит взглянуть на погоду. Дул сильный ветер. «Ослепительного» швыряло во все стороны и неистово дергало на цепи. Чтобы устоять на ногах, Джо ухватился обеими руками за гик[12], который был у него над головой. День выдался пасмурный, небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами, проносившимися нескончаемой чередой.

Джо искал глазами землю. Она лежала милях в полутора от него. Это была длинная низкая песчаная полоса, о которую разбивался прибой. За ней тянулись унылые болота, а вдали виднелись холмы Контра-Коста.

Взглянув в другую сторону, Джо весьма удивился, заметив на расстоянии какой-нибудь сотни ярдов небольшой шлюп, нырявший на якоре. Он стоял у них с наветренной стороны. На корме его Джо разобрал надпись «Летучий Голландец». Это было одно из тех самых суденышек, которыми любовался Джо около городской верфи Окленда. Немного левее от него колебалось на волнах «Привидение», а дальше еще с полдюжины парусников.

– Ну что, моя правда?

Джо оглянулся.

Француз-Пит вылез из каюты и торжествовал, наблюдая раскрывшуюся перед ним панораму.

– То-то и оно-то! Говорил я вам – что? Нет, старый не промахнется. Я вижу ночью, как кошка. О! Я свое дело знаю.

– А что, как погода? Разыграется буря или нет? – спросил Фриско-Кид, выглянув из каюты, где он разводил огонь.

10Форштевень – дерево, составляющее переднюю оконечность судна.
11Фордуны – снасти стоячего такелажа, держат стеньги и брам-стеньги сзади.
12Гик – горизонтальное пангоутовое дерево, упирающееся одним концом в мачту и вращающееся около нее.