После того, как кортеж умчался в сторону Центральной Резиденции ГГ, названной им Дворцом Свободы и Справедливости, дроны еще несколько минут сновали над головами замерших в одной позе людей. Стояли и машины. Когда же беспилотники поднялись в воздухе выше зданий, люди и машины вновь продолжили свой путь.
– Теперь мы можем ехать, – удовлетворённо сказал Сергей и завел мотор. Он пропустил несколько машин и сосредоточенно повел нашу «Элли» к месту обитания Самых Высших.
Я не стала комментировать увиденное. Я ехала молча. Я никогда не видела ничего подобного дома. И тут же, как это случалось уже не раз, представила, как наш мэр запросто идет по улице или добирается до своего офиса на велосипеде, не опасаясь ни нападений, ни провокаций со стороны своих оппонентов. Я даже не знаю на какой машине раскатывает наш премьер. Никогда и ни у кого не возникало желания навредить ему или членам правительства. Все свое недовольство или негодование народ выплескивал путем пикетов или мирных демонстраций. И никогда правительство не подавляло выступления граждан силовыми методами.
Еще я подумала о том, что мой мозг уже не справляется с потоком информации лавинообразно настигающей меня время от времени. Я чувствовала, что уже не могу сдерживаться и мне хочется выть от сочувствия и жалости к людям. Но зерно раздражения от их инертности и пассивности, молчаливого согласия и покорности уже давно дало свои всходы. С другой стороны, я уже знала, что готовится бунт, революция. И от этого знания мне становилось легче. Я почему-то была уверена в том, что творящееся здесь безобразие скоро закончится. И все вздохнут свободно. И я вместе с ними. Но вместе с тем, я все же до сих пор никак не могла понять, почему люди так долго терпят этот беспредел и насилие над собой. Возможно, как говорил Гольский, репрессивная машина очень хорошо делает свою работу, душа на корню малейшие признаки сопротивления. Я могла строить множество предположений, почему здесь все складывается так, а не иначе. И находить сколько угодно оправданий, живущим здесь людям. Но я знала, что сама бы так жить не смогла.
Сейчас, я вновь захотела вернуться домой к Олафу и детям. Я могла улететь домой уже завтра, а если сильно постараться, то и сегодня вечером. Мне ничего не стоит уговорить Ныркова отвезти меня в аэропорт прямо сейчас. Но в то же время мне очень хотелось поддержать друзей и пережить воскресенье вместе с ними и увидеть их победу собственными глазами, чтобы потом рассказать обо всем всему миру честно и беспристрастно.
Мой разум громко кричал: – «Уезжай!», а сердце просило: – «Останься». Голос разума был оглушительным и упрямым, но он не мог перебороть тихое и настойчивое: – «Будь с ними до конца. Тебе ничто не угрожает. Ты не зря оказалась здесь именно сейчас. Твоя судьба быть здесь, с ними».
Покинув пределы Столицы и съехав с кольцевой дороги, мы еще минут двадцать ехали мимо дачных поселков. Я не обращала внимания на красочные баннеры, настаивающие на том, как хорошо и весело жить в прекрасной Элитарии и на высокие железные заборы, охраняющие покой и сон обеспеченных граждан страны.
Вскоре посты охраны и стоящие на обочине машины с моповцами стали встречаться чаще. И я поняла, что мы уже совсем близко от цели нашего пути – поселка под названием «Грачи-2».
Около половины двеннадцатого мы остановились у пропускного пункта. Это был скорее хорошо оснащенный специальным оборудованием таможенный пункт, чем простая проходная. Из новенького одноэтажного строения вышел высокий, отлично экипированный мужик с квадратной челюстью.
– Выйти из машины! Дверцы не закрывать, – приказал он.
Мы вышли и оставили двери «Элли» открытыми.
– Чипы!
Мы протянули руки и моповец просканировал наши запястья.
– Госпожа Свенсон, минуточку…
Таможенник включил рацию и громко гаркнул:
– Давыденко и Павлов, осмотреть машину! Иванцов, сообщите майору Кузнецову, что гостья госпожи Бельской прибыла вовремя.
Отдав приказы, моповец вновь обратился ко мне:
– Госпожа Свенсон, заберите свой багаж из машины и пройдите в помещение личного досмотра. Потом вас заберет майор Кузнецов и сопроводит к дому госпожи Бельской. А вы, – таможенник, безразлично окинув взглядом Сергея, твердо отчеканил: – после осмотра машины, можете проезжать.
– Но, позвольте, молодой человек, я бы хотела, чтобы меня отвез…
– Выполняйте, что вам велено, – зло сверкнул глазами начальник КПП.
– Женя, не волнуйся за меня. Мы скоро увидимся, – проговорил Нырков и полез в багажник за моими вещами.
Я подхватила из рук Ныркова сумку и двинулась за начальником поста к месту досмотра. Краем глаза я заметила, что к Ныркову подошли двое моповцев, гражданский долг которых заключался в обнаружении запрещенных предметов, не подлежащих ввозу в поселок «Грачи-2».
Начальник КПП привел меня в просторную длинную комнату и представил невысокой женщине в черной форме.
– Казанцева, это госпожа Свенсон с визитом к ГИСу. Проведите досмотр.
– Есть, – отрапортовала короткостриженая брюнетка и обратилась ко мне: – Сумку на стол. Пройдите сквозь рамку.
Я выполнила требование таможенницы. Рамка не засвистела, и я приблизилась к столу. Женщина тщательно обследовала мои вещи. Не найдя ничего крамольного, она соизволила улыбнуться:
– Майор Кузнецов уже ждет вас. Идемте.
Я засеменила за Казанцевой по длинному коридору к выходу из здания, стараясь не смотреть по сторонам. На стенах висели те же отвратительные таблички и плакаты, что и в высотке «МСС» в Неверске.
Мы вышли на улицу, и брюнетка подвела меня к симпатичному мужчине, который оказался тем самым майором Кузнецовым, который передавал мне приглашение Бельской.
– Здравствуйте, Евгения Ильинична, – приветливо поздоровался майор. – Рад познакомиться с вами. Анна Станиславовна с нетерпением ожидает вас.
– Правда?
– О да. Госпожа Бельская любит встречать гостей. Идемте, я подвезу вас к ее дому. Позвольте ваш багаж.
Я передала майору сумку и устроилась на заднем сиденье «Рено», стоящую у самого крыльца. («Хоть этот говорит нормальным, человеческим языком, а не лает, как цепной пес»).
Машина мягко тронулись с места. Какое-то время мы ехали по дороге, окруженной сосновым лесом. Затем передо мной во всей красе предстал поселок (городок), куда простым смертным въезд был строго воспрещен. Особняки и коттеджи Высших (нет, дворцы и виллы), утопали в роскошной зелени холеных садов. Правда, не все дома отличались хорошим вкусом и классными архитектурными решениями. Некоторые я бы даже назвала, скорее, уродливыми и кичливыми. Но на вкус и цвет, как говорится, товарищей нет.
Главное правило застройки поселка угадать было проще пареной репы. Все особняки и дворцы должны были выглядеть богато, престижно и пафосно, подчеркивая статус и положение новых господ. Полное пренебрежение ландшафтом и «понты» богатых колхозников были продемонстрированы в «Грачах-2» во всей своей красе.
3.
Вскоре майор Кузнецов остановился у огромного трёхэтажного дворца с мощными колоннами и странными уродливыми башнями и башенками, украшенными флюгерами в виде животных. Я бы затруднилась отнести это строение к какому-то определенному архитектурному стилю. Да и не было у меня никакого желания разбираться в этом. Мое внимание было приковано к совершенно другим вещам. Во-первых, у красивой кованой калитки меня поджидала сама Анна Станиславовна Бельская собственной персоной. А во-вторых, во дворе дома было много детей разного возраста, одетых в одинаковые мешковатые серые платья и костюмы.
Мне показалось, что Главный Идеолог Страны почти не изменилась с тех пор, как я впервые увидела ее в стенах университета. Маленькая, толстенькая и блеклая, с той же отвратительной химической завивкой. Но когда я приблизилась к ней, то заметила глубокие морщины на лбу и безобразные складки у рта. «Гусиные лапки» у уголков слегка подкрашенных глаз, уже нельзя было скрыть ни тональным кремом, ни под толстым слоем пудры. Бледность и сморщенные отвисшие мешки под глазами делали Бельскую настоящей старухой. Свободный блузон черного шелкового брючного костюма не скрывал ее дряблой полноты. («Хоть бы корсет надела, старая карга. Могла бы и подтяжку лица сделать»).
Бельская растянула свои тонкие губы в жабьей улыбке, протянула ко мне пухлые ручонки и любезно проворковала:
– С приездом, Евгения Ильинична. Очень рада, что вы откликнулись на мое приглашение. («А разве можно было отказаться?»).
– Здравствуйте, Анна Станиславовна. И я рада вас видеть, – беззастенчиво соврала я, глядя Бельской прямо в ее бесцветные тусклые глаза. – Признаюсь, я была очень удивлена вашему приглашению.
– Кузнецов, отнеси вещи госпожи Свенсон в ее комнату, – проигнорировала мои слова Бельская и посмотрев куда-то в сторону, властно добавила: – Варя тебя проводит.
К нам подбежала девчушка лет десяти и худенькой ручонкой поманила майора за собой.
– А вас, Евгения Ильинична, прошу в дом. И как мне вас называть? Женя, Максимова, госпожа Свенсон или Евгения Ильинична?
– Евгения Ильинична, пожалуйста, – ответила я, сразу выстраивая между нами определенную дистанцию.
– Как скажете, милочка, – согласилась Бельская, не удержавшись от пошлой фамильярности.
Майор потопал за Варей, а мы с Бельской направились к ее дворцу по длинной заасфальтированной дорожке.
Участок вокруг особняка был огромен. В наличии имелись сад, фонтан, бассейн и собственный пруд. Очевидно, все это являлось непременным атрибутом поместий Высших.
Вокруг нас кипела работа. Детишки от восьми до двенадцати лет подметали дорожки, некоторые тяжелыми граблями собирали опавшую листву на лужайке. Ребята постарше чистили бассейн и таскали мешки с мусором куда-то за дом. Все это они делали безмолвно и быстро. Дети даже не смотрели в нашу сторону. Никто из них не поднял голову, чтобы удовлетворить свое любопытство, вполне естественное в их возрасте. Чувствовалось, что дисциплина в поместье Бельской была на редкость жесткой.
– Кто эти дети? – осторожно поинтересовалась я, старательно скрывая свое изумление.
– Послушники, живущие в моем доме, – безразлично ответила Бельская. – А вон та бабища, – Анна Станиславовна указала толстым пальцем в сторону аккуратно подстриженной лужайки, в центре которой стояла высокая обрюзгшая женщина с испитым лицом, – это надзирательница из Лишних. Только моя природная доброта заставила меня взять ее на службу. Надо же ей где-то жить и что-то кушать… Она моя дальняя родственница. Без меня она бы быстро закончила свои дни в ЛК или сдохла под забором. Надо же помогать близким…
– Да, помогать родным надо, – вяло согласилась я, а потом посыпала вопросами, которые непроизвольно вырвались из моего рта: – Так вы используете труд детей и Лишних, Анна Станиславовна? Сколько их у вас? Это разрешено? Это законно? (А, ведь накануне поездки я дала себе честное слово, что лишних вопросов задавать никому не буду, ничего комментировать не буду, а постараюсь только наблюдать, слушать, запоминать увиденное и делать выводы).
– Сколько их точно, я не знаю. Знает Кузнецов. Он мой личный секретарь и глава охраны. А законно ли? Да. Теперь да. Мы уже подготовили проект закона, который легализует воспитание детей-сирот и Лишних в наших домах. И уже совсем скоро он будет опубликован. («Воспитание? Или использование рабского труда детей и обездоленных людей?»). Надо же когда-то начинать приучать детей и асоциальных элементов к труду и показывать им пример достойной жизни и нормального поведения в обществе. Кто же кроме нас, Высших, сможет сломать их старые стереотипы поведения и менталитет? Никто. Ведь дети, которых вы видите – это все выродки Лишних, скатившихся на самое дно жизни: наркоманов, пьяниц, тунеядцев, преступников. (Игорь Гольский, видно, тоже когда-то вошел в категорию выродков). Какую модель поведения эти дети наблюдали, живя с этим отребьем? Правильно. Антисоциальную. А посему, недопустимую в нашем обществе. ГГ и я, не жалея своих сил и здоровья трудимся над тем, чтобы создать новое государство, где общественные интересы превалируют над личными. («История уже знает подобные примеры. И люди еще хорошо помнят, в трагедии какого масштаба может вылиться подобное строительство»). Дети с младенчества должны знать и понимать в какой чудесной и передовой стране они живут. И в нашей обновленной стране преступным, деструктивным элементам нет места. Дети и некоторые еще не совсем испорченные Лишние должны воспитываться в строгости, приучаться к образцовому порядку и общественно-полезному труду на благо родины. («Прежде всего для ГГ, тебя и вам подобным»). Мысли нашего подрастающего поколения должны быть чистыми и незапятнанными всякой непотребщиной и направлены в нужное нам единственно верное русло – преданности, любви и верности стране. А Элитария дает им все: мирную жизнь, еду, образование и возможность верно служить идее построения нового мира, очищенного от всякой скверны. Дети, как, впрочем, и все остальные, должны четко выполнять все правила, прописанные в нашем «Кодексе Поведения Обновленного Человека». Я работаю над ним много лет. И очень горжусь своей работой. Мы с Главой Государства долго и упорно трудились над тем, чтобы граждане Элитарии стали рабами закона. Но вы же понимаете, что важны даже не сами правила и законы, а то, чтобы люди их беспрекословно исполняли. Мы все должны жить в согласии и думать, как единое целое, как один живой организм. Глава Государства своим гениальным руководством ведет нас в новое, особое общество Чистых Разумов и Всеобщего Мира и Благоденствия. Аналогов такого общества в мире нет. Мы первопроходцы.
Бельская многословно, весьма путано и непоследовательно излагала искаженную (извращенную) и доведенную до абсурда официальную доктрину Элитарии «построения социализма (коммунизма или еще какого-нибудь «-изма») в одной взятой стране». И чем дальше она забиралась в дебри своей теории, тем больше распалялась, перескакивая с одного тезиса на другой. Она говорила все громче и громче. Ее плоское лицо стало пунцовым, а глаза… О, это были глаза непримиримой фанатички, готовой на все ради своей цели.
Я уже начала задыхаться от возмущения. Лицемерная «благотворительность» Бельской ужасала своим неприкрытым ханжеством и лживостью, а вера в утопическое идеальное государство, выглядела, по меньшей мере, неестественной и абсурдной. Не сказать больше – безумной, дикой и чудовищной.
– А почему вы вдруг так разволновались, милочка? – переведя дух, искренне удивилась Бельская. Она не могла не заметить перемену в моем настроении. – Разве вы до сих пор не знали, что мы стараемся оградить бедных детишек от тлетворного влияния их так называемых родителей? Уверена, что знали. И для вас не является секретом, что эти люди сами, по своей собственной прихоти и инициативе, выбрали именно такое существование – жизнь в нищете, алкогольном или наркотическом угаре и тунеядстве? Поверьте, все родители хотят, чтобы их дети жили намного лучше, чем они сами. А многие просто мечтают о том, чтобы их несчастные отпрыски жили и работали именно у меня. Я их воспитываю, одеваю и очень хорошо кормлю («Своими объедками»). На заднем дворе у них есть свой домик с ванными и чистым туалетом. И работа у них хорошая, легкая и чистая. Другим Послушникам повезло не так, как этим милым деткам.
Я с сомнением посмотрела на Бельскую. Здорова ли она? Что за бред она несет? Верит ли она сама во что говорит, или только прикидывается этакой благотворительницей и верной соратницей ГГ? Но, если она говорит искренне и верит в то, что сейчас изрекает, то главный советник диктатора явно имеет какое-то психическое расстройство личности.
В эту минуту я ненавидела себя за то, что у меня не достало смелости отказаться от предложения Бельской. Но я нашла себе оправдание. Я не хотела подвергать Гольских излишнему вниманию со стороны МСС и властей накануне акции. И мой отказ приехать в Столицу мог был быть расценен Бельской, как отсутствие лояльности к ней и ГГ.
Оказавшись внутри особняка, я поразилась безвкусице, царящей в нем. Более всего, меня поразила одна очень маленькая, но характерная деталь убранства просторного холла. У самого порога, на дорогой итальянской мраморной плитке лежал… (вы не поверите!) простой деревенский круглый коврик, сплетенный из разноцветных тряпок! Я тут же предположила, что хозяйка дворца сплела его собственноручно. Я чуть не расхохоталась, но взяла себя в руки и серьезно выслушала приказ Бельской:
– Евгения Ильинична, сейчас вы можете отдохнуть в своей комнате. А в 14-30 нам подадут обед. После обеда у вас будет время на отдых и сборы в театр. Мы поедем смотреть балет «Спартак». Сегодня открываются празднества в честь Дня Рождения Главы Государства. Мы с вами приглашены лично им. А не прихватили ли вы случайно с собой вечерний туалет? Если нет, то до вечера мы легко разрешим эту проблему.
– Не беспокойтесь, уважаемая Анна Станиславовна. Вечернее платье у меня с собой.
– Вот и отлично. Можете идти отдыхать.
Господи, как же мне захотелось взять под козырек и громко крикнуть: «Есть, мой генерал!». Но я увидела Варю, робко жмущуюся к стене и ожидающую распоряжений хозяйки. И мне сразу расхотелось ерничать и издеваться над властной фарисейкой. Я только кивнула в знак согласия и потопала вслед за маленькой Послушницей в отведенные мне «барыней» апартаменты.
Оказавшись в своей комнате, я скинула туфли и костюм и отправилась в ванную. Здесь все было обустроено, как в неплохом трехзвездочном отеле. Импортная сантехника, унитаз с подогревом, дорогие гели и шампуни. Мягкий махровый халат, висящий на крючке у двери.
Я наполнила ванну и добавила в воду ароматизированную морскую соль. Я долго лежала в теплой воде, отдавая ей усталость и приводя нервишки в порядок. Спустя двадцать минут я почувствовала себя отдохнувшей и решила, что не мешало бы прогуляться по дому. Но затем отмела эту мысль. Ну, что нового я могу здесь увидеть? Китч, безвкусицу хозяйки и очередной сплетенный ею коврик? Нет, лучше уж я поваляюсь в постели и попытаюсь связаться с Гольскими.
Я так и сделала. Вылезла из ванны и, накинув пушистый банный халат, плюхнулась на широкую мягкую кровать, покрытую турецким покрывалом. Дозвониться до Гольских я не смогла. Шли длинные гудки.
4.
А в 14-30 я спустилась на первый этаж. Маленькая Варя, видимо выполняющая в доме роль проводника, провела меня в огромную столовую. Длинный стол был сервирован на двоих. Сама хозяйка дома уже сидела в торце стола и нетерпеливо поглядывала на золотые наручные часики от «Картье».
– Вы пунктуальны, Евгения Ильинична, – констатировала факт Бельская. – Это хорошо.
– Хорошо для чего? – поинтересовалась я, усаживаясь за выделенное мне место на противоположном конце стола.
– Для нашего дальнейшего общения, – хозяйка дома сделала паузу и обратилась к надзирательнице, бесшумно появившейся в проеме массивной дубовой двери столовой: – Пусть подают.
По приказу Бельской в столовую начали заходить дети с подносами в руках. Это были те же Послушники, которые трудились во дворе. Они по-прежнему были одеты в серые шерстяные бесформенные платьица и костюмчики. Правда, на головах девочек были повязаны серые косынки.
Дети аккуратно расставляли на столе тарелки с едой. Сейчас я думала о том, что девочки и мальчики, прислуживающие мне и своей «барыне», напоминают детишек из сиротских приютов или работных домов Викторианской Англии 18-19 века. Это сравнение было столь ярким и образным, что мне захотелось предложить Бельской прочесть Чарльза Диккенса и особенно его роман «Приключения Оливера Твиста». А еще Теккерея, который очень красочно и точно описывал ханжество и лицемерие в «Ярмарке тщеславия». Но мне показалось, что разговаривать с Бельской о «высоких материях» – значит впустую сотрясать воздух. Женщина с видимым удовольствием уплетала салат и не смотрела в мою сторону. У меня же аппетит совершенно пропал.
Покончив с салатом, Анна Станиславовна принялась за суп. Она набросала в наваристый куриный бульон куски хлеба и начала есть, быстро орудуя серебряной ложкой. Она присербывала и чавкала, и эта манера есть вызывала у меня отвращение. Я опустила глаза, но заткнуть уши, увы, не могла.
Наконец, покончив с бульоном и насытившись, «барыня» соизволила взглянуть на меня.
– Почему вы не едите? Вам не нравится? У меня, между прочим, отличный повар.
– Спасибо, что-то расхотелось… – отозвалась я, демонстративно отодвигая тарелку с салатом.
– И напрасно вы не едите, госпожа Свенсон. Все очень вкусно. Вы чем-то расстроены? Или вас смущают дети? – наконец догадалась Бельская.
На самом деле мне кусок в горло не лез при виде изможденных и, как я была уверена, постоянно недоедающих детей. Как я могла есть копченую лососину или куриный суп, когда рядом со мной находятся голодные Послушники?
– Ай, да брось ты свои сантименты, Женя! – фамильярно перешла на «ты» хозяйка дома. – Не обращай на них внимания, милая. Поверь, они счастливы здесь. Им необычайно повезло. А вот другим детям повезло гораздо меньше. Вот к примеру…
Бельская сделала знак рукой, и надзирательница подала ей планшет, который держала в руке. Анна Станиславовна поводила пальчиком по экрану планшета и, близоруко сощурившись, начала что-то читать. Затем воскликнула:
– Ага! Вот, нашла!
Бельская удовлетворенно поерзала на стуле и серьезно посмотрела на меня:
– Госпожа Свенсон, – покровительственный и развязно-снисходительный тон голоса «барыни» сменился на сухой и официальный, – вы ведь гостили несколько дней в семье Гольских, не так ли?
– Да.
– А знаете ли вы, уважаемая, что их сын Послушник?
– Да, знаю.
– Это хорошо, что вы об этом осведомлены, – почти счастливо заметила Бельская. – И сыну ваших знакомых не так повезло в жизни, как этим очаровательным детишкам. Когда Игорю Гольскому исполнилось десять лет, он начал работать в супермаркете уборщиком в секции продовольственных товаров для Низших. (Моя память сразу же выбросила картинку первого этажа Универмага, закрытого непроницаемыми щитами). Так вот… Частенько, после закрытия магазина Низшие и Лишние приходят туда и копаются в баках, в которые сбрасываются просроченные продукты, отходы и помои. Эти грязные свиньи разворачивают баки, выбирая вялые овощи, фрукты и провонявшие продукты. Зачастую, они из вредности гадят не только в баки с отходами, но и прямо на пол. Простите, милая, что говорю об этом за столом. То есть они гадят там, где стоят. И убирать за этим отребьем, надо полагать, сущий ад. Вообще-то мы хотим для этого человеческого мусора ввести комендантский час. Эти, с позволения сказать люди, не должны своим непрезентабельным видом, развязными манерами, отвратительным поведением и жутким запахом осквернять улицы наших городов и смущать гостей страны. («А может сразу же помещать их в ЛК?»). Но вернемся к Послушнику Гольскому. В двенадцать, его повысили до второго этажа. В четырнадцать, он начал ездить в поле на общественные сезонные работы вместе с другими Послушниками и Лишними. Мы же не звери, в самом деле, чтобы отправлять на тяжелые физические работы маленьких деток. Там сын ваших друзей собирал камни, копал, пропалывал сорняки, а осенью помогал собирать урожай. В общем, делал все, что было необходимо. В шестнадцать, у него появился выбор: либо пойти чернорабочим на стройку, либо в армию. Мальчик выбрал первое. Теперь у него есть специальность. Но отслужить в армии ему все равно придется. И его призовут тогда, когда в этом у страны появится необходимость.
(«А она отлично осведомлена, сволочь»).
– Так что, Женечка, теперь тебе есть с чем сравнивать. Расслабься и угощайся, чем бог послал, – елейным голоском выдала Бельская, откладывая планшет. – Ешь, ешь, милая. До ужина еще далеко.
(«0-1 в ее пользу»).
Тщательно скрывая отвращение, я подхватила на вилку кусочек лососины и отправила его в рот. Вкуса рыбы я не почувствовала, но постаралась абстрагироваться от окружающей меня обстановки. Конечно, сейчас можно было подняться и покинуть этот страшный дом. Но в этом случае, Бельская воспримет мой уход как бегство. А я ведь до сих пор не знаю, зачем и для чего она затащила меня к себе. А выяснить это было необходимо.
И только, когда Бельская неторопливо покончила со вторым блюдом и дети подали нам десерт и кофе, она напористо и властно заговорила о главном:
– Как вы думаете, госпожа Свенсон, почему я, не взирая на свой плотный график и обилие дел государственной важности, пригласила вас к себе в гости? («И я бы очень хотела знать»). А чтобы показать вам, чем живет Элитария и к чему стремится. И как живем мы, простые граждане страны. Ваша пресса всячески старается очернить нас, выставляя этаким тоталитарным государством с властным диктатором во главе. Это все ложь («Ложь???») и происки наших врагов и недоброжелателей. На самом деле во многих областях науки и техники, особенно в медицине и IT-технологиях мы обгоняем некоторые развитые страны, а наше социальное устройство является самым передовым и прогрессивным в мире. У нас большие планы и мы хотим сотрудничества и взаимодействия с другими странами. Мы хотим мирно торговать и делиться своими открытиями. Мы мирная страна и ни с кем не собираемся воевать или соперничать. И я хочу, госпожа Свенсон, заключить с вами деловое соглашение. Я предлагаю вам освещать в вашей прессе нашу жизнь и достижения в выгодном для нас свете. («Вот, чего ты хочешь от меня, гадина, на самом деле!»). Вы расскажете всему миру о том, как процветает наша страна и Столица, в частности. Ну и люди, конечно. Мы щедро, очень щедро, оплатим ваши услуги, и вы всегда будете желанным гостем у нас в Элитарии («Она что, предлагает мне работу? И по своему скудоумию решила купить меня и мою лояльность?»). Я ожидаю от вас серию грамотных и объективных статей в западных СМИ. Подчеркиваю, объективных. Но вы не должны писать о Лишних, Послушниках, Списанных и другой ерунде, присущей желтой прессе. За вас это сделают другие и так как нам нужно. В этом вопросе вы не сможете быть объективной по ряду известных нам причин. Ваша тема – это наука, культура, образование, техника, промышленность и прогресс в этих сферах. Вы должны понимать, что жизнь и трудности деклассированных элементов нашего общества – это всего лишь издержки построения нового социально-ориентированного государства, аналогов которому в мире пока нет. И только история подтвердит или опровергнет правильность принимаемых нами решений. («Эка ты хватила, дорогая! И кажется, она старается промыть мне мозги. Но ничего у тебя не выйдет, тварь»). Я хочу, чтобы вы прониклись духом построения уникального общества, приняли его идеологию и наш образ жизни. И тогда, повторяю, вы станете желанным гостем в нашей стране. А еще я хочу, чтобы вы знали, что именно я ускорила ваш приезд к нам. Я запомнила вас как умную, трудолюбивую и весьма активную студентку. Правда, вы не всегда отличались примерным поведением и дисциплиной, и порой поступали необдуманно и опрометчиво. («А она ничего не забыла»). Но я уверена, что вы уже выросли из детских штанишек и не станете вести себя неподобающим воспитанной женщине образом. А ваш успех в бизнесе и постоянно растущие тиражи вашего журнала («Ого! Она, оказывается навела все справки обо мне»), указывают на то, что вы способный редактор и журналист, и в состоянии писать отличные статьи и репортажи. Именно поэтому мой выбор пал на вас. Я уверена, что, погостив у нас, вы примите наш образ жизни и вольетесь в наши ряды с радостью. («А самоуверенность Бельской граничит с безнадежной глупостью»).
Бельская остановилась, переводя дух. Она сделала глоток остывшего кофе и скривилась:
– Быстро заменить! – приказала она, обращаясь непонятно к кому.
Ушлая надзирательница резко подскочила к столу и схватив красивую фарфоровую чашечку, быстро вышла из столовой. Тем временем хозяйка дома вновь принялась пролистывать страницы какого-то документа на планшете. Найдя нужную, она уже более мягким, почти дружественным тоном заговорила:
– Итак… На завтра мы запланировали вашу поездку с Разумовским на Концерн «ЭЛЛИ». Вам покажут сборочный конвейер. В тот же день, если пожелаете, Разумовский отвезет вас отдохнуть в «Оазис Парк». И вы заночуете у Разумовских. Они просили меня об этом. В четверг, вы и майор Кузнецов посетите Парк Высоких Технологий, где сможете ознакомиться с нашими некоторыми новыми разработками. Я попрошу Сергея Петровича Ныркова сопровождать вас. («Странно… Серега же в опале»). Он лучше всех знает где, что и как. Я сначала планировала сама поехать с вами в ПВТ, но, к моему великому сожалению, дела государственной важности не оставили мне выбора. На утро четверга назначено экстренное заседание Высшего Совета Десяти. Но вечером, мы с вами встретимся за ужином здесь, у меня. И вы должны будете дать мне ответ. Если вы захотите погостить в столице еще несколько дней, мы возражать не будем. Мы будем только рады. Но если вы захотите вернуться в Солнечногорск, мы так же согласимся с вашим выбором. Вы вольны поступать так, как хотите. А пока отдыхайте. Можете прогуляться по дому и территории моего особняка. Но к 18-30 прошу вас быть готовой к посещению театра. Вы все поняли?
– Да, Анна Станиславовна, поняла, – ответила я, стиснув зубы и быстро оценив ситуацию. Задавать вопросы, отказываться от сделанного предложения и конфликтовать с Бельской сейчас было нежелательно, да и опасно. Придется принять правила игры, навязанные мне Главным Идеологом Страны. Пусть она думает, что мне необходимо время для раздумий и принятия решения. Хотя мне с самого начала было ясно, каким оно будет.
– Прекрасно, – удовлетворенно поставила точку в разговоре Бельская и расслабленно откинулась на спинку стула. Затем поманила к себе надзирательницу, которая ожидала разрешения приблизиться, стоя как безмолвное изваяние в проеме двери. – Света, поставь кофе на стол и налей-ка мне вина из маленького графинчика. А дети могут убирать грязную посуду.
5.
Здание оперного театра было оцеплено моповцами. У парадного входа стояли те же грозные стражи общественного порядка, но в штатском. Их каменные физиономии абсолютно ничего не выражали. Гораздо более живыми казались красивые лица бога Аполлона, Мельпомены, Полигимнии, Каллиопы и Терпсихоры – прекрасных муз искусств. Их бронзовые скульптуры украшали парадный вход и создавали праздничное настроение, не взирая на огромное количество охраны ГГ.
«Майбах» Бельской бесшумно подкатил к высоким мраморным ступеням, ведущих в храм Мельпомены, выстроенный еще в прошлом веке. Сейчас он выглядел величественно и помпезно. Театр был тщательно отремонтирован и чувствовалось, что в реставрационные работы были вложены огромные средства.