Что следовало за этим «иначе» для меня уже не являлось секретом Полишинеля. Срок и автоматическое зачисление в Низшие, Лишние или вовсе в Послушники. Так что страх опуститься на самую низшую ступеньку социальной лестницы, был сильнейшей мотивацией к тому, чтобы не совершать уголовных или должностных преступлений.
Павел тоже не отказал себе в удовольствии и взял рожок с шоколадным наполнителем. Покончив с холодной сладостью, он заговорщицки оглядел нас и сказал:
– А знаете, девочки, где я раздобыл эту вкуснятину?
– И где это? – строго спросила Мара.
– В магазине Высших на улице Победы.
Мара недовольно заерзала на стуле, а Гольский улыбнулся жене и сказал:
– Марочка, не волнуйся. Я все это купил у их грузчика. Он свой парень. Тем более, надо же было поразить госпожу Свенсон.
– Да, Пашка, поразил, так поразил! – отозвалась я и облизала палочку. – Класс!
– Ну, а теперь, расскажите, как прошел ваш день.
– Пашенька, не обижайся, но я очень устала сегодня. Пусть Мара тебе все расскажет. Ты не против? – я умоляюще посмотрела на друга.
Гольский нахмурился:
– Что-то случилось?
– Пашенька, я все тебе расскажу. Пусть Женечка идет отдыхать, – мягко сказала Мара и положила руку на колено мужа.
– Женя, ты не забыла, что мы завтра поутру едем на дачу? – спросил у меня Гольский, а в его голосе прозвучали тревожные нотки.
– Нет, Пашенька. Именно поэтому я и хочу лечь пораньше.
На прощание я всех поцеловала и направилась в спальню. Оставшись одна, я позвонила домой.
– Привет, милый, – по-французски поздоровалась я.
– Здравствуй, дорогая. Как отдыхается? – заботливо поинтересовался Олаф.
– Отлично, – соврала я.
– У тебя голос какой-то странный. У тебя все в порядке?
– Да. Просто я очень устала за день. Мы с Марой много гуляли. Она все показывала, а я набиралась впечатлений. Завтра Гольские везут меня на дачу. Рыбку ловить будем.
– Что ж, милая, удачи. Потом похвалишься уловом.
– Непременно, дорогой. Спокойной ночи. Целую.
– Спокойной ночи, любимая.
День третий.
14.
Неугомонный Гольский поднял нас в 5 утра. Мы наскоро перекусили, подхватили рюкзаки и удочки, собранные супругами еще с вечера и шумно вывалились из квартиры.
Мара, естественно, призвала нас быть потише, приложив указательный палец к губам. А Лада сделала выразительный жест, словно застегивает рот на замок. Мы громко засмеялись, игнорируя правила, строго регламентирующие нормы поведения граждан Элитарии, проживающих в многоквартирных домах. (Позднее я ознакомилась с ними в сети. И тогда же пришла к выводу, что людям желательно вообще безвылазно сидеть дома и не высовывать из квартир даже кончика носа).
Сейчас, вчетвером, мы представляли из себя вполне нормальную, дружную и веселую компанию, которая намеревалась классно провести время на природе. Громко топая, мы спустились вниз и вышли на улицу. Утро обещало жаркий и солнечный день, совершенно не характерный для сентября. А этот факт еще больше поднял наше и без того отличное настроение.
Как ни странно, «Элли» моих друзей уже стояла у подъезда. За рулем сидел незнакомый мне человек. Шапка его вьющихся и черных с легкой проседью волос, едва умещалась в бейсболку с трудом нахлобученную на голову. Мужчина был плохо выбрит, но от него исходил приятный запах дорогого мужского дезодоранта. Этот запах я почувствовала сразу, как только втиснулась в салон малогабаритной машины. Поначалу я плохо рассмотрела незнакомца, но не могла не заметить, как пристально и настороженно он наблюдает за мной, глядя в зеркало заднего вида. Темно-карие, почти черные глаза мужчины светились незаурядным и острым умом. Он будто прощупывал, изучал и оценивал меня, пытаясь определить в какой стан меня зачислить: друзей или врагов.
– Женя, познакомься, это мой друг Сергей Петрович Нырков.
– Очень приятно, – приветливо отозвалась я.
– Близкие друзья называют меня просто Серега, – пробасил мой новый знакомый и улыбнулся. Его улыбка была весьма благожелательной, а пронизывающие шипы в глазах исчезли.
(«Решил все же причислить к друзьям»).
– А это Женя. Евгения Ильинична Свенсон, урожденная Максимова, – высокопарно представил меня Гольский, обернувшись ко мне в пол-оборота. – О ней, Серега, я тебе много рассказывал. Именно ее приезда мы с таким нетерпением ждали.
– Я понял. Ну что, други, поехали? – опять пробасил Сергей Петрович и, не дожидаясь нашего ответа, завел мотор.
Маленькая юркая «Элли», управляемая искусным водителем выехала со двора, шустро объезжая все препятствия. Погода благоволила нам и на всем протяжении пути к Заозеровке, дачному поселку, где находилась дача Гольских. Мы о чем-то болтали и дружно хохотали над анекдотами, которыми сыпал Нырков. Лада тоже оживленно участвовала в наших разговорах. И я просто не узнавала ту зажатую и закомплексованную девочку, какой я увидела дочь своих друзей в день знакомства.
По дороге довольно часто можно было встретить баннеры с пропагандистскими лозунгами, но я старалась не обращать на них внимания. Я была полностью поглощена общением с Гольскими и их другом. Правда, проезжая мимо какого-то сельскохозяйственного предприятия, мой взгляд все же зацепился за деревянный щит, на котором была изображена краснощекая бабища с серпом в руке. Изображение дородной колхозницы было полностью слизано с агитплакатов 30-х годов прошлого века. Надпись на щите гласила: «Сельчанин, твое место на родной земле!», но какой-то смельчак красной краской крест-накрест перечеркнул предлог «на» и заменил его буквой «в». («Да, с фантазией у них скудновато. Придумать что-то новенькое, видать, было трудно. Но все же еще есть те, кто пытается хоть как-то сопротивляться»).
Минут через пятьдесят, Нырков притормозил у высокого металлического забора, огораживающего дачный поселок по всему периметру. Гольский резво выскочил из машины, подбежал к воротам и проделал какие-то манипуляции с замком (из-за его спины мне не было видно, как открывается запорное устройство ворот). Наверное, Серега заметил отразившееся на моем лице недоумение, поэтому произнес через плечо:
– Не удивляйтесь, Евгения Ильинична. Это вынужденная защита от беглых Лишних и Послушников.
– А что и такие имеются?
– Увы, да.
– Понятно.
Гольский вернулся в машину. Заржавевшие ворота, издавая скрип напоминающий стон, медленно распахнулись. Мы въехали в Заозеровку и буквально через пять минут остановились у дачи Гольских.
Это был весьма добротный сельский дом с солидным участком земли. Стараниями родителей Мары сад и огород всегда были в идеальном порядке и на зависть соседям щедро плодоносили. Позднее Мара рассказала мне, что мать и отец после выхода на пенсию несколько лет жили только здесь. Сложив уме два и два, я прикинула, что родители Мары должны быть еще живы и находиться в полном здравии. Но подруга почему-то до сих пор ни разу не обмолвилась о них. Я припомнила, что Павел тоже ничего не рассказывал о своих родителях. Я по-прежнему так ничего не узнала и о старшем сыне друзей. Это странное нежелание Гольских говорить о близких людях порождало массу вопросов. Но я чувствовала, что мне не стоит торопить события. Когда придет время Гольские расскажут мне и о своих родных.
Выбравшись из машины, Мара отправилась открывать калитку, а мы принялись перетаскивать сумки и пакеты из багажника «Элли» в дом. Гольский нетерпеливо подгонял нас:
– Братцы, шевелитесь, а то местные рыбаки переловят всю нашу рыбу.
Мы посмеялись над его нетерпением закинуть удочки, но постарались передвигаться быстрее.
Павел загнал машину в гараж и мы, нацепив свои рюкзаки и распределив между собой удочки, бодро потопали на рыбалку. Наша маленькая компания миновала центральную улицу поселка и свернула на грунтовую дорогу. Когда мы приблизились к лесу, путь нам преградил закрытый шлагбаум. Возле него возвышался вбитый в землю столб, на котором висел банкомат старого образца.
Гольский вытащил из кармана джинсов купюру (кажется в десять талеров), просунул ее в верхнее узкое отверстие устройства и набрал на панели длинный код. Потом поднес правое запястье к экрану и нажал на зеленую кнопку. После слов: «Операция произведена успешно», банкомат выдал чек из второй щели, расположенной в самом низу аппарата. После этого стрела шлагбаума поднялась, и мы двинулись к реке. А мне в голову пришла шальная мысль, что мы могли просто обойти неожиданную преграду и не платить вздорный побор за то, что хотим провести выходной день на природе. Меня поразил еще и тот факт, что у моих друзей даже мысли не возникло о том, чтобы проигнорировать установленное кем-то это дикое правило, тем более что кроме нас на дороге никого не было. Я бы еще поняла друзей, если бы и лес, и река находились в частном владении. Хотя… Кто знает? Может быть уже есть какой-то собственник этих земель, только люди об этом не подозревают. И граждане Элитарии даже и не догадываются о том, что им уже давно здесь ничего не принадлежит: ни земля, ни реки, ни озера, ни леса. Ну…, наверное, их собственные жизни пока еще принадлежат им самим. Но так ли это?
– Покажи-ка чек, – попросила я, поравнявшись с Павлом.
– Ну и любопытная же ты, Женька, – засмеялся мой друг и подал чек: – Держи! Только верни потом.
– Ладно, – согласилась я.
На серой, дрянного качества бумажке было выбито: «Гражданин Гольский П.А. Оплачено: 12 часов нахождения в лесу: за 5 человек – 5 талл. Рыбалка: за 5 человек – 5 талл. Вход разрешен». А еще более мелким шрифтом на чеке указывалось название реки Язь и допустимое количество улова, выраженное в килограммах.
– Ну и ну… – протянула я и вернула талон Павлу. – А за воздух вы еще не платите?
– За воздух, уважаемая Евгения…
– Можно Женя, – поспешно перебила я Ныркова.
– Хорошо, Женя, – мягко согласился Серега и продолжил: – За воздух мы не платим, не расстраивайся. Но за сбор грибов, ягод и целебных трав – платим.
– Да уж, весело вам тут живется, – с горечью отреагировала я на новую информацию и почувствовала, как градус моего настроения резко пошел вниз.
– Не думай об этом, подруга. Мы к этому давно привыкли, – похлопал меня по плечу Гольский. – Мы платим абсолютно за все: за медицину и школы, за ношение и обслуживание наших чипов и СЭФ. За общенациональную компьютерную сеть и еще за бог весть за что.
Я снова поразилась. Пашка говорил о страшных вещах равнодушно и почти спокойно, словно все происходящее в Элитарии – это есть нечто привычное, обыденное, повседневное. А еще в интонациях его голоса я не услышала ноток боязни быть услышанным.
Павел внимательно посмотрел на меня и с легкостью прочел все мои мысли. Немного поразмышляв о чем-то, добавил:
– К счастью в этом районе еще нет столько прослушивающих антенн, как в городе. Ну не могут они пока охватить всевидящим оком Саурона все территории. И наш поселок – одно из таких редких мест. Но, надо полагать, уже совсем скоро они доберутся и сюда.
В это время лес расступился, и мы оказались на высоком берегу широкой чистой реки с рыбным именем Язь.
– Видишь, – Гольский указал рукой на противоположный берег, – там уже строится вышка. Как только она будет сдана в эксплуатацию, здесь уже нельзя будет ни ходить нормально, ни говорить спокойно. – Павел сделал коротенькую паузу и предложил: – Друзья, давайте пройдем еще чуть-чуть. Я хочу показать вам свое любимое место. Если вам понравится, то там мы и расположимся.
Гольские и Серега двинулись дальше, а я еще какое-то время стояла и тупо смотрела на почти законченное высокое ажурное сооружение, утыканное антеннами. И отныне еще очень долго оно будет осквернять своим присутствием этот уголок чудной, восхитительной природы.
– Максимова, не отставай, – позвала меня Мара, и я послушно поплелась вслед за друзьями.
Нырков немного поотстал от Гольских и когда я поравнялась с ним, добродушно сказал:
– Не принимайте, Женечка, все так близко к сердцу. Я по вашему лицу вижу, что вы расстроились. В конце концов вы здесь просто гостья. И как я знаю, ваш отпуск не будет длинным. Вы вернетесь домой и обо всем забудете.
Я промолчала.
– А знаете, Женя, – продолжил Нырков, – я ведь по образованию компьютерщик и всю жизнь занимался написанием различных программ и даже принимал участие в создании некоторых гаджетов и девайсов.
– А что вы заканчивали? – вяло поинтересовалась я для поддержания разговора.
– Я учился сразу на двух факультетах Госуниверситета в Столице.
– Да? Как такое возможно? – пораженно спросила я.
– Возможно, если голова хорошо работает, – улыбнулся Серега, весьма довольный произведенным эффектом.
– А какие?
– Информационных технологий и управления, а еще прикладной математики и информатики.
– Но это же круто. Очень круто, – искренне восхитилась я.
– Да, согласен, круто, – не стал кокетничать Нырков. – Но учеба давалась мне легко. А после университета, я вместе с парой однокурсников создал стартап.
Я заинтересованно посмотрела на собеседника. Серега был чуть младше меня. Имел худощавое телосложение, но уже наметившаяся полнота и чуть выпирающий животик, выдавали в нем человека, ведущего преимущественно сидячий образ жизни. Его нельзя было назвать ни красавцем, на симпатичным. Он был каким-то обыкновенным, неприметным. Если бы я увидела Ныркова на улице, то не обратила бы на него внимания. Но справедливости ради надо сказать, что его открытая улыбка, несколько смягчавшая чуть заостренные черты лица и глаза умницы, могли привлечь женщину, ценящую в мужчине прежде всего ум и энциклопедические знания. Да и странная прическа выбивалась из общего портрета этого обыкновенного гения. На Ныркове были надеты вполне приличные джинсы и фирменные кроссовки; рубашка, еще помнившая лучшие времена своего хозяина и дорогая изрядно изношенная ветровка, явно импортного производства. У меня создалось впечатление, что друг Гольских когда-то принадлежал классу Высших, но по каким-то неведомым мне причинам, скатился в Средние.
И, увы, я не ошиблась.
– Я очень любил свою работу, – неторопливо продолжил Серега, – отлично зарабатывал. Потом моими наработками заинтересовались в МСС и мне предложили должность начальника сверхсекретного отдела, в котором уже были собраны спецы в области высоких технологий. Я с радостью согласился. Ведь передо мной открывались такие перспективы, что дух захватывало. Сам-то я вырос в семье Средних, но еще в начальной школе учителя заметили мои способности. В четырнадцать лет директор школы написал докладную в Министерство образования и меня забрали в колледж для одаренных детей при Госуниверситете. В университет меня зачислили без экзаменов. Таким образом я автоматически перешел в Высшие. Но общение с родителями для меня было закрыто, когда я начал работать в МСС. Это было одним из условий моего продвижения по карьерной лестнице.
– А твои родители живы? – я незаметно перешла на «ты». – Как они отнеслись к вашей разлуке?
– Родители, слава богу, живы. Они сейчас живут в интернате. Я иногда их навещаю. А что касается того, что меня рано оторвали от семьи, то здесь не все так просто и однозначно. Понимаешь, они, естественно, очень переживали поначалу, а потом, когда стала вырисовываться перспектива повышения моего социального статуса, они даже были рады за меня. Из класса Средних шагнуть в Высшие возможно лишь при наличии обширных знаний и таланта в какой-то определенной области науки и техники, необходимой государству для выполнения текущих задач. («Или прихотей ГГ»). И такой отраслью стали когда-то IT-технологии…
Серега осекся почти на полуслове и устремил взгляд на Гольских, призывно машущих нам руками. Семейство остановилось у небольшого песчаного пляжа, окруженного высокими соснами. Мы с Нырковым ускорили шаг. Когда мы приблизились к друзьям, Пашка весело доложил:
– Здесь мы остановимся, а рыбу будем ловить чуть выше по течению. Видите, заросли? – Гольский указал рукой в сторону участка реки с нависающими над водой деревьями и кустарниками. – Там течение реки медленнее и там я вас рассажу с удочками, а сам на своей лодчонке поплыву на середину реки. Не зря же я тащил ее на себе. Согласны?
Все дружно закивали, а Серега деловито поинтересовался:
– Мы можем рассчитывать на хороший улов?
– Естественно, – еще больше оживился Гольский. – Здесь и окунь водится, и плотва, и большие караси. Можем даже и леща подцепить. Но если не поторопимся, то останемся без рыбы. Время бежит быстро. Так, девочки, – обратился он к жене и дочери, – разбирайте рюкзаки и сумки. Серега, пошли сначала надуем лодку, потом приготовим удочки и накопаем червей. А ты, Женечка, займись хворостом. За работу!
15.
Наша маленькая, но сплоченная команда бодро принялась за дело. Вы не представляете, каким для меня было счастьем окунуться вместе с друзьями в эти простые и незатейливые хлопоты по обустройству нашего лагеря! Мы были веселы и свободны от страшной действительности, которая существовала где-то там, далеко, за десятки километров от этого райского уголка чистой и целомудренной природы. Я наблюдала за друзьями и понимала, что и они рады хоть на один день позабыть жуткие реалии своей повседневной жизни. Сегодня они могли позволить себе роскошь делать именно то, что они хотят сами. По их жестам, голосам и выражению лиц я видела, как они наслаждаются каждым мигом своего пребывания здесь.
Довольно скоро я уже сидела на берегу, нацелив взгляд на неподвижный поплавок. Было, наверное, еще часов семь. Кристально свежий воздух легко проникал в мои легкие, очищая организм от ненужных ему веществ. Я дышала глубоко и ровно, словно пила чистейшую, сладкую и вкусную воду. Я уже не помнила, когда так свободно и легко дышала. В бешеном ритме жизни и круговороте дел я уже начала забывать, что можно вот так спокойно и безмятежно наслаждаться маленькими прелестями жизни. И сейчас я была благодарна друзьям за возможность вспомнить о том, что необходимо почаще радоваться самому существованию здесь и сейчас, не зацикливаясь на вчера и завтра.
Но чудесные мгновения единения с природой, гармонии с собой и окружающим миром продлились недолго. Я готова была возненавидеть себя за непрошенные мысли, которые принялись одолевать меня вновь. Мой неугомонный разум снова захотел проанализировать все произошедшее за последние дни. Слишком много информации навалилось на меня. Как с этим справиться? Как не согнуться под тяжестью новых знаний? Как принять все на веру и смириться? Как со всем справляются Гольские? Почему ничего не предпринимают? Готова ли я сама к этим знаниям, совершенно не вписывающихся в мою счастливую картину мира? Чем я могу помочь своим друзьям? И за какие такие грехи страдают люди, родившиеся и прозябающие в стране, которая всегда отличалась своим миролюбием и толерантностью? А если постараться все забыть и завтра же уехать домой? И сидя в самолете, уже не вспоминать эти страшные дни вовсе?
Но я твердо знала, что не смогу ни забыть, ни смириться. Я опять почувствовала, как гнев вновь закопошился внутри. Но мой странный и нежеланный попутчик уже был не один. Теперь к нему присоединилась ненависть. Я испытывала ненависть к тем, кто сотворил это непростительное насилие над моими друзьями и этим чудесным краем. Это открытие поразило меня. Никогда прежде я не испытывала столь сильных негативных чувств.
Меня передернуло от озноба, прокатившегося по всему телу. Я отвела взгляд с поплавка и устремила его на середину реки. Павел сидел в лодке и к моему удивлению разговаривал с кем-то по телефону. Я заметила, как он напряжен и по серьезному выражению лица было понятно, что разговор этот не из приятных.
За своими тягостными размышлениями я не услышала, как ко мне подкрался Нырков.
– Ты не замерзла, Женя? Мара приказала принести тебе плед.
– Спасибо. Все нормально, – отозвалась я и спросила: – Ты поймал что-нибудь?
– О да! – улыбнулся Серега. – В моем садке уже есть две плотвички и одна уклейка.
– И все? Вот у меня вообще не клюет, – разочарованно пробормотала я, старательно подавляя отрицательные эмоции. Мой СЭФ вполне уже мог передавать их в систему надзора.
– Не грусти! Будет и на твоей улице праздник. Глянь-ка на свой поплавок. Он же дергается!
– Точно!
Я вскочила на ноги и рванула удочку. На крючке болтался довольно упитанный карась.
– Тащи его, Серега. У меня что-то не получается.
Нырков охотно пришел мне на помощь и через секунду у моих ног трепыхалась первая пойманная мною в жизни рыбка.
– Эка ты вовремя подоспел, Нырков. Без тебя я бы не справилась. Запуталась бы в леске, да и удочку могла сломать. Пашка бы мне этого не простил.
– Опять не буду спорить. Павел у нас заядлый рыбак. Давай-ка сделаем вторую попытку. Теперь ты знаешь, что нужно делать.
Серега нацепил наживку на крючок и закинул удочку. Поплавок мирно покачивался на воде, а мы удобно устроились на пледе.
– Женя, о чем ты думала, когда я подошел к тебе? – тихо поинтересовался Серега и с удовольствием вытянул ноги вперед.
– О многом, – задумчиво ответила я.
– Поделишься?
Сергей снял бейсболку и встряхнул головой. Его густые волосы разметались по плечам. Нырков выудил из кармана куртки резинку и собрал волосы в хвост. Затем опустился на локти и вопросительно заглянул в мои глаза.
Но вместо ответа на его вопрос, я, как можно мягче, спросила:
– Как ты оказался в Неверске? У тебя есть семья? Где ты сейчас работаешь?
– Ты хочешь поговорить обо мне? Хитрая ты, Женька. Ну да ладно. Помнишь, я тебе говорил, что я неплохо разбираюсь в компьютерных системах?
Я кивнула в знак согласия, и Серега довольно откровенно рассказал мне о своей работе и о себе. Я не знаю, зачем он поделился со мной некоторыми подробностями своей жизни, но кое-какие факты его биографии были мне интересны и многое объясняли.
Когда Нырков согласился служить в МСС, то его жизнь стала другой. Он по-прежнему много трудился, а его голова была полна новых проектов и открывающихся перспектив. Среди изобретений Ныркова были и те, которые можно было использовать в системах слежения. Именно поэтому, где-то через полтора года службы в МСС, Серегу отправили на стажировку в союзницу Элитарии Иконию. В те времена мощная Икония, имеющая огромную территорию с населением почти в сто пятьдесят миллионов человек, обладала огромными залежами углеводородов. Страна успешно торговала нефтью, нефтепродуктами и газом. Колоссальные деньжищи стекались в ее столицу Олигарск и благополучно делились между Императором (а сей титул Президент страны присвоил себе при помощи верхушки Православной Церкви лет через пять после моего отъезда за границу) и несколькими олигархическими кланами. Богатство Иконии давало ей возможность наращивать свой военный потенциал. Император Иконии мнил себя сильным геополитическим игроком и вынашивал идею мирового господства. Икония много воевала в разных точках земного шара, а мировое сообщество пыталось остановить его амбициозные планы путем введения санкций и нескончаемых переговоров в верхах.
Конечно, современное вооружение требовало новейших технологий, поэтому именно в эту сферу направлялись огромные средства. И Нырков оказался в нужном месте в нужное время. В Иконии он застрял почти на три года, работая на военно-промышленный комплекс чужой страны. Там же женился и там же родилась его старшая дочь. Потом Серегу отозвали. Он подписал документы о неразглашении и вернулся вместе с семьей на родину. А спустя некоторое время, возглавил только что созданный небольшой закрытый институт, который был размещен на территории Парка Высоких Технологий. Парк был отстроен под Столицей еще во времена Стабильности, в так называемой Песочной долине. (Подобие Силиконовой долины в Калифорнии).
Сергей Петрович Нырков не жалел ни времени, ни сил, собирая по всей стране талантливую молодежь. Многие амбициозные молодые люди хотели работать с ним. Постепенно он начал осознавать где и каким образом будут применяться его программы и девайсы, и… растерялся. По словам Сереги, даже испугался. Ему было противно участвовать в слежке за людьми. Как считал Нырков, разработка современного оружия – это одно, а вот слежка за простыми людьми – это совсем другое дело. Он пока еще не подозревал, что созданная его ребятами общенациональная компьютерная сеть «Look-Book» станет использоваться как инструмент изоляции населения страны от всемирной сети интернет и закроет доступ к любой информации, неугодной правящей верхушке.
В те далекие времена были запущены многие изобретения, программы и IT-системы его института. И все они работали безотказно, позволяя власти в короткие сроки взять под контроль практически все сферы жизни людей. Сверхсекретная служба надзора над гражданами в составе МСС, как раковая опухоль стремительно разрасталась, и из небольшого отдела превратилась в монстра, жестко контролирующего всех и вся.
Когда Нырков говорил о своих изобретениях, в его голосе слышались горделивые и даже пафосные нотки. Но когда он начал рассказывать о чипах, СЭФах и прочих электронных устройствах и испытаниях их работы на людях, его тон уже не был таким бодрым и заносчивым. А чипы и СЭФы были испытаны на людях весьма успешно. И всеобщее чипирование это тоже, как оказалось, заслуга института Ныркова. Но власти уже было мало видеть местонахождение человека, она хотела слышать его и даже знать его настроение, чувства и даже мысли. А потом научиться манипулировать сознанием людей с самого рождения, чтобы послушный и податливый народец не мешал власть имущим наслаждаться сытой и комфортной жизнью.
Я слушала Ныркова и как губка впитывала каждое его слово. Я не хотела прерывать его. Но неожиданно он замолчал. После довольно продолжительной паузы, спросил:
– Я не утомил тебя?
– Нет. Я слушаю тебя внимательно.
– А ты заметила, Женя, что на улицах Солнечногорска нет моповцев?
– Да…, пожалуй, – неопределенно отозвалась я, стараясь припомнить эпизоды нашей с Марой вчерашней прогулки. – И в какой-то момент мне это показалось странным.
– А тут все очень просто. Теперь служивым нет надобности патрулировать улицы. Теперь они это делают, сидя в своих уютных кабинетах. Собственно, всю работу за них делает сеть. А они просто отслеживают свои районы по мониторам мощных компьютеров. Информация передается по-разному. Антеннами, чипами, СЭФами и дронами в том числе. Так что, если что-то где-то происходит, достаточно нажать одну кнопку и передать информацию дежурной бригаде. Спецмашина быстро доставит ее на место.
– А бытовуха… Ну там… домашние ссоры, разборки…
– Я понял. Нет, сейчас таких происшествий не бывает в принципе. Все понимают, чем это чревато. Да и базы для этого уже нет. Ну, а ложные вызовы наказываются жестко. Так что… в этом городе я уже почти год и ни о чем подобном не слышал.
– А сколько же людей служит в МСС и МОПе?
– Настоящей численности офицерского и рядового состава этих министерств не знает никто. Они строго засекречены. Возможно этой информацией владеет ГГ и несколько приближенных к нему людей. Так называемый ВСД (Высший Совет Десяти). Это ГГ поставил когда-то перед айтишниками задачу разработать систему тотального контроля за населением и каждым сантиметром земли. Видимо, он был сильно напуган событиями периода Стабильности, когда люди стали выходить на улицы не только с экономическими требованиями, но и с политическими. Люди желали уже смены власти, а не просто удовлетворения своих базовых потребностей в работе, еде и нормальной жизни.
– Да, я помню. В нашей прессе эти события освещались широко. Было страшно смотреть на то, как подавлялись протесты. Так, как ты оказался в Неверске? – напомнила я Ныркову свой первый вопрос.
– После опытов над людьми… – начал Серега, осекся и горячо продолжил: – Пойми, Женя, я совсем не горжусь тем, что принимал участие в этом. После опытов над людьми по вживлению наших чипов, а мы не могли использовать импортные из-за секретности, и попыток через СЭФы влиять на сознание людей, я начал выражать недовольство. Меня один раз предупредили, потом еще пару раз. В последний раз предупредили так, что я оказался в больнице. После этого я заткнулся надолго. Я знал, что мне подыскивают замену. И когда подходящий человек нашелся, меня убрали. И еще хорошо, что не в ЛК и не в тюрьму, а просто отправили на пенсию подальше от глаз ГГ. Я встречался с ним несколько раз, поэтому меня не закрыли, а перевели в Средние и сослали сюда. Но дали квартиру и пенсию, как всем Средним в 120 талеров. Если перевести в доллары, то это ровно сотня получается.
– Так как ты живешь на эти деньги?
– Как все. А что мне надо одному-то? Ни-че-го.
– А семья?
– Семья осталась в Столице. Жена, теперь уже бывшая, скоро выйдет замуж за какого-то шишкаря из концерна «ЭЛЛИ». А детей я успел отправить учиться в Иконию. У меня ведь еще и сын есть. Дети живут в Олигарске с тещей и тестем.
За разговором мы не замечали, как время неумолимо бежит вперед. Солнце начало припекать по-летнему и не верилось, что сейчас сентябрь. Я скинула куртку и взглянула на свой поплавок. Да, определенно, мне не везет в рыбной ловле. Хотя…
– Тетя Женя, тетя Женя! Что вы сидите? Вы не видите, что у вас клюет? – услышала я звонкий голосок Лады, которая пробиралась к нам сквозь заросли ивняка.
Я подхватилась с места и дернула удочку. На конце лески, проглотив наживку, болтался маленький пескарик.
– Вот улов, так улов, – громко заржал Серега. – Поздравляю, Женя, теперь ты настоящая рыбачка.
– Да ну тебя, – я улыбнулась. – С таким уловом Пашке лучше на глаза не показываться. Засмеет.
– Лиха беда начало, тетя Женя, – как-то по-взрослому серьезно высказалась девочка и мы с Сергеем чуть не повалились на землю от смеха.
Ладушка сначала хотела обидеться, но потом захохотала вместе с нами.
– А давайте, выпустим его, – предложила младшая Гольская, наблюдая, как Нырков снимает рыбешку-неудачницу с крючка.
– Конечно, милая, непременно отпустим его домой, – поддержала я девочку и приказала: – Серега, выпускай!
Нырков встал у самой кромки воды и опустил руки в ее спокойные воды. Довольная Лада проследила глазами за уплывающим пескарем и сказала:
– Я ведь пришла за вами. Мама уже готова уху варить. Она ждет ваш улов. А если бы вы видели сколько папочка рыбы наловил, вы бы удивились! Папино ведро полное, не то что у вас.
Я заглянула в свое пластмассовое ведерко. На его дне одиноко отдыхал упитанный карась.
16.
Часам к двенадцати наша уха была готова. Гольский, вне всяких сомнений, оказался лидером по части ловли рыбы. Он хвастался своим уловом и, посмеиваясь, подтрунивал над нами, менее удачливыми рыбаками. Пашка предложил моего карася засолить, высушить и сохранить на память о сегодняшнем дне. А я ответила, что заберу бедолагу домой и буду демонстрировать его всем желающим, если таковые, конечно, найдутся.