Терпкость вишни

Середина ноября

Сегодня я сидела у Миленки на кухне, и вдруг неожиданно появилась хозяйка квартиры, пани Квятковская, пенсионерка и любительница фарфора, судя по содержимому буфета. Она выросла перед нами прямо как зловещий гриб после взрыва атомной бомбы.

– Здравствуйте, – высокомерно бросила она, снимая кожаные перчатки (как ей удалось натянуть их на такие большущие перстни?). – А это что за девушка? Она что, живет тут без регистрации?

– Это моя подруга, мы вместе учимся. Она из Кракова, – объяснила Мила. – А ко мне пришла просто в гости.

– В какие еще гости? – Пани Квятковская приподняла тоненькую бровь, старательно нарисованную коричневым карандашом. – Меня никто не спрашивал, можно ли приводить подруг. У меня здесь антикварный паркет, и я не желаю, чтобы его топтали грязными ботинками.

Я представила себе, как язвительно бросаю ей, что мои ботинки в гораздо лучшем состоянии, чем ее паркет, и в зале раздается смех развеселившихся зрителей, что приводит владелицу паркета в замешательство. Между тем пани Квятковская, никакого замешательства не испытывающая, продолжала атаку:

– Я вижу, вы пользовались моей фарфоровой чашкой. Небось, пили из нее чай, воображая себя графиней, да?

– Вот еще! – вскинулась Милена. – Да я лучше буду пить из одноразовых стаканов на вокзале.

– Мало того что вы наглая девица, так вы еще врете, – процедила владелица паркета, чашки, гриба-трутовика в сортире и всего унылого прочего. – Надо вам сказать, я поставила точечку у самой ручки. А теперь вижу, что этой точечки нет. Вот я и спрашиваю, кто стер ее?

– Может, она сама сбежала, потому что ей надоело столь аристократическое окружение.

– Не такого ответа я ждала, – загремела пани Квятковская.

– А какого? Мы что, должны играть в детективов и выслеживать путь таинственной точечки?

– Осторожнее, деточка, а не то, смотри, лишишься теплого угла.

– Теплого угла? – возмутилась Миленка. – Да если я тут все оболью бензином и подожгу, все равно тепло не будет. В этой квартире холодрыга, как в могиле за полярным кругом. Половина печей – бутафория, окна плотно закрыть невозможно, а обогревателями пользоваться нельзя, потому что они портят паркет. Поэтому я на вашем месте как следует подумала бы, прежде чем употреблять слово «теплый».

– А тебя никто не заставляет здесь жить. У меня множество желающих на твое место. Можешь убираться хоть сейчас.

– С удовольствием, если вы мне вернете деньги.

– Какие такие деньги? – возмутилась хозяйка.

– За квартиру за четыре месяца, которые я заплатила авансом, – напомнила Милена.

– А нанесенный мне ущерб? А мои нервы? После каждого разговора с жильцами мне приходится покупать дорогие лекарства от печени. Кто мне их возвратит?

– Может, больничная касса? – вырвалось у меня.

– А я вашего мнения не спрашиваю. И вообще не желаю, чтобы здесь присутствовали посторонние. Прошу немедленно удалиться. – Пальцем с гигантским перстнем она указала на дверь.

– Стоп! Стоп! Куда? – рявкнула Милена так, что я подскочила на полметра. – Ни шагу! Ты – моя гостья и уйдешь, когда я тебе позволю.

Боже, что за террористка! Можно ведь было просто попросить.

– Раз так, – прошипела хозяйка, – вам придется до конца недели освободить жилплощадь.

– А договор?

– Это вы нарушили договор. У меня есть свидетели того, что в квартире устраиваются оргии, что вы экспериментируете с наркотиками и мочитесь в подвале.

– А меня, случайно, не спутали с большим белым котом из пятой квартиры?

– Соседи подтвердят, что у вас полностью отсутствуют моральные принципы. А я не могу позволить себе держать таких квартирантов. Я происхожу из приличной буржуазной семьи, где меня в детстве учили играть на пианино. Поэтому до воскресенья извольте освободить квартиру, – объявила пани Квятковская и направилась к двери, но остановилась и с порога припугнула нас еще сестрой-юристом, внуком-полицейским и семью казнями египетскими.

– Вот такой вот гриб, – промолвила Милена, нервно постукивая каблуком.

– И что ты теперь будешь делать?

– Перееду к знакомой. Она еще в сентябре предлагала, но мне хотелось жить поближе к универу. Ну и вот пожалуйста. Тысяча злотых псу под хвост, на пятнадцать часов солярия хватило бы. Ладно, люди порой совершают и не такие ошибки.

Спустя два дня

К сожалению, Виктория, знакомая Милены, тоже была вынуждена съезжать. Хозяин квартиры переругался с женой и решил залечивать раны вдали от семейного гнездышка.

– Вы уж поймите, девушка, если я не удеру от своей старухи, она меня как-нибудь прибьет сковородой. Поэтому, уж простите, мне приходится спасаться и убегать, пока руки-ноги целы. До конца месяца я еще вытерплю, но потом, – он сделал соответствующий жест, – хана.

Сердце Виктории иногда оказывается мягким, как плавленый сырок. Она сочла, что не имеет права обрекать человека на смерть от сковороды, и поклялась, что до воскресенья освободит квартиру. И вот теперь мы втроем (я чувствовала себя частично виновной в том, что Миленка потеряла крышу над головой и сорок шесть квадратных метров антикварного паркета) искали новое жилье.

– Может, купить какую-нибудь газету с объявлениями? – предложила я.

– Сперва объявления у Анны, – решила Виктория. – Там самые дешевые квартиры.

– Квартира с грибом тоже казалась дешевой, – скривилась Милена. – Я предпочла бы найти что-нибудь постоянное, чтобы через два месяца опять не пришлось искать, Ладно, пошли, – наконец сдалась она. – С чего-то надо начинать.

Мы взошли на крытую паперть костела Святой Анны и принялись читать объявления.

– Это интересно, – показала Милена. – «Темная комната для добродетельных юношей с первого курса медицинского. Визиты девушек категорически запрещаются». Класс.

– А это? «Комнатка в квартире для девушки за небольшую помощь в мытье окон, покупках, уборке и уходе за беспомощным стариком. Квартирная плата всего сто злотых», – прочла я. – Служанка, которая еще должна приплачивать.

– У меня еще лучше. – Виктория подсунула нам вторую тетрадку с объявлениями. – «Сдается комната при условии минимального пользования водой (приготовление еды и душ категорически исключаются) для чистоплотной студентки обязательно с трудного факультета. На выходные отъезд к родителям».

– Естественно, поедешь, надо же помыть спинку и все остальное, – заметила Милена. – Ничего нет. Я начинаю жалеть, что лишилась гриба.

– А я начинаю чувствовать себя виноватой в том, что пришла тогда к тебе.

– Да перестань ты, Вишня. Шуток, что ли, не понимаешь? Я уж скорее предпочла бы спать в парке Иордана.

– Наверно, потому что никогда там не спала, – сказала Вика. – А мне вот случилось однажды в июле. Мне негде было переночевать во время вступительных экзаменов, и я устроилась в парке. Удовольствие сомнительное. Во-первых, спала я чутко, как заяц.

– Один глаз открыт, а ухо как антенна?

– Оба уха. А глаза попеременно – то левый, то правый. Каждую минуту меняла. Так что сами понимаете, нормально выспаться мне не удалось.

– А что во-вторых? – поинтересовалась я.

– Я жутко замерзла. Проснулась около пяти, вся закоченевшая от холода. Чувствовала я себя как сильно накрахмаленная простыня, только не такая свежая. Минут десять мне пришлось топать ногами, чтобы вернуть главным суставам подвижность. Прыгаю я, значит, растираю синие ноги и вдруг меньше чем в метре от себя слышу голос: «Не топай ты так, а то у меня уши отвалятся».

– Ёж?

– Какие-то ханыги, развалились буквально в метре от меня. Удивительно, что я не почувствовала их вони. Видимо, нос у меня тогда отмерз.

– Отбила ты у меня охоту к ночевкам в парке, – перепугалась Миленка. – Остается только монастырь.

– И в монастыре я спала. На Варшавской. Мне некуда было деться во время переэкзаменовки, а в парк после июльской попытки уже как-то не тянуло. Хотя, с другой стороны, там могло быть и неплохо, потому что листьев много нападало. Если хорошенько в них зарыться, то не замерзнешь и можно не бояться, что кто-то тебя обнаружит. Разве что наступит.

– А что с монастырем? – напомнила я.

– Ах да. Постучала в ворота и дрожащим голосом сказала, что опоздала на последний автобус, денег на гостиницу нет, никого в городе не знаю. Умоляла мне помочь.

– Умеешь ты создать трагическую атмосферу.

– Я просто хотела, чтобы сестрам было легче принять решение. Но оказалось, что решения тут принимают вовсе не они. Монахини велели мне подождать, а сами пошли спросить эту… как ее…

– Мать настоятельницу? – подсказала Милена.

– Вот-вот. Та согласилась, и меня отвели в келью два на три метра, но зато высотой метра четыре.

– Как сортир у Квятковской? А зеркало там было?

– Зачем монахиням зеркало? – удивилась Виктория. – Было только маленькое круглое оконце. Утром я вскочила выспавшаяся, как никогда. Сестры подали мне завтрак в постель – ломоть хлеба с сыром и какао. Говорю вам, полный комфорт. Потом провели меня в часовню и сказали, чтобы я помолилась, если мне хочется.

– И что? – спросила я.

– Через пять минут я почувствовала неземное спокойствие и мне показалось, что мое призвание – стать монахиней. Я сразу побежала к одной из них, а она объяснила, что это обычный страх перед действительностью. А от жизни убежать невозможно. Она даже в монастыре тебя настигнет…

За два дня до выселения

Мы пересмотрели все газеты. Миленка истратила четыре телефонные карты – и все без толку. Кроме обшарпанной комнатенки в квартире вместе с алкашами, которые в ванной хранят два кубометра картошки, ничего.

– Не знаю, можно ли это назвать приемлемым предложением, – усомнилась Виктория.

– В конце концов, вы могли бы поселиться у меня, – не слишком уверенно произнесла я, – но сперва мне нужно будет поговорить с папой и убедить его, что необходимо протянуть вам руку помощи потому, что у вас есть потенциал или что вы являетесь будущей интеллектуальной элитой воеводства…

Первой я бы представила ему Вику – с ее милой мордашкой, аккуратной прической и робким выражением глаз за стеклами очков в металлической оправе она просто вылитая зубрила.

– Нет, знаешь, я скорее предпочту парк Иордана, – объявила Миленка.

– Надеюсь, мы найдем что-нибудь поуютнее, – вздохнула Вика. – Листья там уже убраны, да и заморозки начались.

– Можем нелегально перекантоваться в общежитии, – вспомнила вдруг Милена. – У меня там есть знакомый – Анджей с социологии. Правда, у него в комнате уже живут двое, но, может, он пристроит нас под столом или умывальником.

– Остаются еще лестничные клетки в многоэтажках. И летний дачный домик родителей моего экса в очень спокойном районе на том берегу Вислы.

– Огромный выбор! – обрадовалась Милена. – Девочки, все не так плохо!

За день до выселения

Дело дрянь. Мы потратили еще четыре карты. Всюду либо уже сдано месяц назад (что они печатают, эти газеты?), либо квартира еще свободна, но:

– только с Нового года, когда съедут нынешние жильцы;

– сдается только парням, тихим и спокойным, не пользующимся туалетом (видимо, таким, кто облегчается лишь в университетском сортире);

– сдается Золушке, которая после занятий будет готовить обед из трех блюд. Не для себя. Для хозяев;

– студентам не сдается, потому что они успели здорово насолить соседке с четвертого этажа;

– студентам сдается, но только с медицинского, чтобы, в случае чего, могли делать теще уколы. На худой конец, с ветеринарного. Теща не заметит.

Вдобавок ко всему дачный домик уже занят, так же как и последние свободные места за шкафом в общаге у знакомого Миленки.

Одним словом, кранты.

– Я сегодня поговорю с папой. Расскажу о таящемся в вас интеллектуальном потенциале…

Мы стояли на Плянтах, обсуждая, что делать дальше. Где еще могут висеть объявления о нормальной комнате для двух нормальных студенток Ягеллонского университета?

– Пока не торопись, – попросила Милена. – Может, еще чего-нибудь найдем. Может, случится чудо.

В эту минуту на дорожке показались джинсы и свитер, окутанные клубами зеленоватого дыма.

– Травка! – обрадовалась Миленка. – Что ты тут делаешь?

– Гуляю. Ну и еще поставщика жду. Он уже час назад должен был прийти.

– Как мы рады тебя видеть. Ты так неожиданно исчез, что мы даже не успели попрощаться.

– Это в знак протеста и из солидарности с тобой, – объяснил Травка. – Пусть теперь она ищет желающих на обе комнаты.

– А где ты теперь живешь?

– В Казимеже^[5] у друга, большого любителя компьютерных игр. Рядом есть еще одна квартира, сейчас она как раз свободна. А вы где теперь живете?

– Нигде, мы ничего не нашли, – пожаловалась Вика с обреченностью андерсеновской девочки, у которой осталась всего одна спичка.

– Уже нашли, – торжественно объявил Травка. – Добро пожаловать в Казимеж!

День, на который назначено выселение

Все вещи девочки перетащили еще вчера, чтобы не травмировать пани Квятковскую своим видом. Без нескольких минут одиннадцать, усталые, но счастливые, они выключили антикварную люстру, заперли старинную дверь, ключ же от антикварной квартиры положили под старый, выцветший дверной коврик. Как воспитанные дети. А сегодня я помогала им устраиваться на новом месте. Мама дала мне коекакие вещи для них – занавески, одеяло, разную посуду.

– Если что-то не понадобится, выбросьте на помойку, – сказала она, укладывая все в большую полиэтиленовую сумку. – Вишня, а ты не хотела бы пожить с ними?

– Наверно, нет, – ответила я. – У меня же есть дом, своя комната…

– А я бы с таким удовольствием переехала на недельку или хотя бы денька на три… – Мама перестала укладывать вещи и застыла, глядя на голые деревья за окном.

Я посмотрела на ее грустное, тщательно подкрашенное лицо и подумала, что наступил тот единственный, неповторимый момент, когда можно сказать, что я перевелась.

– Мама, – начала я, – мое поступление на СЭРБ было не самой удачной идеей, хотя папа считает…

Мама не дала мне закончить:

– Не все решения твоего отца так уж бесспорны. Боже! Уже почти два, а я еще не сварила вермишель для бульона!

Ну да, завтра же воскресенье. А по воскресеньям у нас всегда бульон. Я вздохнула. Волшебное мгновение улетучилось. Я закончила паковать сумку и поехала к девчонкам.

– Кухня большая, – осматриваясь, сделала вывод Виктория. – Точнее, кухня, совмещенная с ванной.

– Слава богу, что не с клозетом. Представляете, одна оладушки печет, а другая на горшке тужится?

– А я так когда-то и жила, – сообщила Вика. – В Познани, до переезда в Краков. Все находилось в одном помещении. Унитаз, газовая плитка, спальня, душ. И мы жили там вчетвером. А потом, когда Гоську вышибли из общаги, даже впятером.

– И как вы там устраивались?

– Нормально. Если кому-то приспичило на горшок, все выходили на балкон или садились спиной и затыкали уши. Все культурно. Ну ладно. – Вика осмотрела комнату. – Где лежанку устроим?

– Наверное, на том большом столе в углу, – предложила Милена, – потому что каменный пол – не самое лучшее место для чувствительных почек. А мне именно такие достались в лотерею.

– Можно и на столе. Проверим только, устойчивый ли он.

– На таких-то ножищах? – Я показала на толстенные древесные стволы, подпирающие столешницу. – Да скорее пол провалится, чем рухнет этот стол.

– Тогда забрасываем матрац, – скомандовала Милена. – Беритесь за углы. На счет «три» вверх его. Раз, два, у-ух, три, рывок! – Матрац упал на стол, взбив клубы вековой пыли.

– Надо было сперва протереть, – заметила Вика секунд через пятнадцать после броска. – Стучат?

– Пойду открою. – Милена подбежала к двери. – Привет, Травка. Какой ты общительный стал. На старой квартире ты носа не высовывал из своего логова.

– У меня была осенняя депрессия, – объяснил Травка, окутанный, как обычно, огромным облаком дыма, но на этот раз цвета баклажанов. – У, как вы здорово устроились.

– Да будет тебе, – ответила Вика. – Мы всего-то матрац забросили на стол, и Милена повесила занавески.

– Ну и достаточно, – оценил он. – А вот это занавески? Выглядят как рыболовные сети из России.

– В десятку попал, потому что это и есть сети. Мы купили их, соблазнившись ценой, фактурой и интересным цветовым решением, – объяснила Миленка.

– Ну да, офигенный розовый и фиолетовый, – признал Травка. – Да, русским не откажешь в фантазии. Надо же, выкрасить в розовый рыболовную сеть.

– В фантазии? Это не фантазия, а сны о западной жизни.

– К слову, о снах, – подхватил Травка. – Может, посмотрите мою комнату? Заодно взяли бы себе розовую ширму. Будет в тон занавескам. Ну что, пошли?

Ну пошли. Травка извлек из кармана большущую связку ключей.

– Охота было тебе запирать двери, – удивилась Милена. – Ты даже ниже этажом не спустился.

– После нового товара из Амстердама я сделался какой-то подозрительный. Черт, который из них? Кажется, этот, большой. – Он выбрал ключ величиной с рожок для обуви. – Подходит. Прошу ко мне. Только не прикасайтесь к выключателю. Может ударить током. Моя комната в конце коридора.

– Вот это да! – хором воскликнули мы, застыв на пороге. – Откуда у тебя столько бордово-желтых подушек?

– Распродажа. Покупаешь сорок штук и получаешь бесплатно золотой шнур.

– А покрывало и балдахин? – осведомилась я, пораженная богатством орнаментов.

– Получил в подарок от бабушки соседа по квартире. Она купила их за какие-то гроши. У нее в квартире мало места, так что она отдала мне вот это и еще много чего – трубку для кальяна, гамак… Классная старуха. А как гадает!

– А где кухня? – поинтересовалась Вика, беспредельно изумив Травку. Дело в том, что Вика выглядит так, будто она питается исключительно росой небесных цветов. Она вся такая прозрачная, эфирная, хрупкая и совершенно не рифмуется с кухней.

– У нас кухня-ванная. Сейчас покажу.

– Вы тут моетесь? – спросила Милена, указав на лохань, водруженную на постамент из кирпичей.

– Пытаемся, но для этого надо быть эквилибристом. Во-первых, забираешься в эту, с позволения сказать, ванну. Потом приседаешь и открываешь кран.

– А это душ, да? – Вика дотронулась до коричневой резиновой трубки, торчащей из стены. – Такой же был у нас во Вроцлаве, прежде чем я перебралась в Познань. И резервуар на пять литров. Надо было здорово торопиться, так как под конец уже летели куски льда.

– Здесь то же самое. Пять литров – и следующую порцию теплой воды надо ждать час.

– А почему вы поставили лохань на кирпичи? – спросила Миленка. – Любите шаткие конструкции?

– Да, но главным образом из-за стока. Лохань выше раковины, так что вода может спокойно стекать. И не надо мучиться, выливая ее.

– Здорово придумали, – оценила Вика.

– А то! – обрадовался Травка. – А вон там слева комната моего соседа. Сейчас я вам его представлю.

– Так он что, дома? – удивилась Миленка. – И ты запирал дверь на ключ?

– Я ведь сказал уже, что в последнее время у меня бывают приступы страха. Надо будет сменить дилера. Ладно, пошли. Тук-тук!

– Открыто. Всем привет, – ответил низкий голос из-под стола. – Простите, что не вылезаю, но я только-только занялся сменой процессора, и мне неохота терять винты.

– Привет, – хором ответили мы.

– Я слышал, одна из вас лишилась квартиры из-за таинственной точки?

– Это я, – сказала Милена.

– Интересный повод, – признал сосед. – Но если хочешь вышибить квартиранта, любой повод хорош. Я на предыдущей квартире тоже здорово натерпелся.

Предыдущая квартира соседа Травки

Жили они уже вторую неделю, и вдруг в погожий октябрьский вечер в квартиру заявилась хозяйка, пани Стадницкая. После короткого обмена любезностями и вежливыми улыбками она изложила предложение: либо квартиранты соглашаются на шестидесятипроцентное повышение платы, либо выметаются в течение недели. Договор заранее не был заключен, и в соответствии с наставлениями хозяйки ребята изображали перед соседями ремонтную бригаду, чтобы избежать возможных налогов. Козырей в такой ситуации у них практически не было. Поэтому они без колебаний выбрали второй вариант, а именно выметаться. Через день после изложения этого ультиматума хозяйка опять посетила их и с улыбкой на бежевых губах объявила, что у них ровно двадцать четыре часа на то, чтобы вынести вещи. По истечении этого срока она заявит в полицию о самовольном вселении в ее квартиру и обеспечит им бесплатный ночлег в камере. Приятель Травки, самый храбрый из всей компании, попытался дискутировать с ней:

– А вы не могли бы объяснить, почему вы отказались от услуг нашей ремонтной бригады?

– Потому что не вижу прогресса в ремонтных работах, – ничуть не смутившись, ответила хозяйка.

* * *

– Впрочем, мы в долгу не остались и отомстили, как уж смогли, – продолжал свой рассказ приятель Травки, закручивая очередной винт. – Знаете, что делают строители, когда их кидают на бабки? Замуровывают в стену сырое яйцо. Через пару месяцев в помещении стоит такая вонь, что туда заходить стремно. Конечно, многое зависит от самого яйца. Так что мы для верности оставили аж три штуки: два за неработающей печкой, и еще одно под ванной.

– Неуловимые мстители, – похвалила их Вика.

* * *

– Между прочим, – припомнил Травка, – мы тут болтаем, а я вас еще не познакомил. Это Ирек, специалист по винтам и виртуальным битвам с монстрами.

– Милена.

– Виктория.

– Вишня.

– Красивое имя, моя сестра тоже зовется как ягода. Видимо, мода на здоровый образ жизни коснулась даже имен.

– По-настоящему мое имя – Вислава. Мой папа – большой поклонник Шимборской и всех великих ученых. Например, профессора Ягодинской.

– Урожденной Мозговитой, по имени Кристина? – спросил из-под стола Ирек.

– А ты что, знаешь ее?

– Я – нет. Для этого я слишком молод. А вот моя бабушка училась с ней в лицее в одном классе. Эта Мозговитая была жутко затюканная девица, прямо мешок несчастий, еще больший, чем моя сестра. Она уже собиралась бросить школу и пасти коров в Бещадах. И тогда бабушка придумала такой фортель: предложила погадать ей на картах. И стала сочинять: посулила этой Кристине, что ее ждет блистательная научная карьера. Профессорство, кафедры в заграничных университетах, только нужно закончить СЭРБ. Тогда это еще называлось БОА.

– Да, верно, – вспомнила я, – папа мне говорил. «Болтология и остроумные анекдоты».

– Точно, – подтвердил Ирек. – Так вот, эта Кристина Мозговитая поверила гаданию, а остальное вы знаете. Звание профессора, публикации, заграничные кафедры. Потому я никогда не прошу бабушку погадать мне.

* * *

А я бы охотно узнала свое будущее, например, что ждет меня через десять лет. Буду ли я счастлива и реализуюсь ли профессионально? Выйду ли замуж, построю дом, посажу дерево? И спокойно ли папа воспримет известие о том, что я перевелась?