Никогда не кончится июнь

Text
3
Kritiken
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Keine Zeit zum Lesen von Büchern?
Hörprobe anhören
Никогда не кончится июнь
Никогда не кончится июнь
− 20%
Profitieren Sie von einem Rabatt von 20 % auf E-Books und Hörbücher.
Kaufen Sie das Set für 3,28 2,62
Никогда не кончится июнь
Audio
Никогда не кончится июнь
Hörbuch
Wird gelesen Авточтец ЛитРес
1,64
Mit Text synchronisiert
Mehr erfahren
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Глава девятая

На этот раз сон смежил веки, стоило мне только забраться под тонкое одеяло и пожелать Степе спокойной ночи. Не знаю, сколько времени я проспала как убитая, но через какое-то время покров сна стал истончаться, словно его подтачивала какая-то внешняя сила. Наконец, он стал легким, как клочок прозрачной ткани, и эта неведомая сила сдула его с моих ресниц.

Я открыла глаза и повела ими вокруг, оглядывая темную комнату – белеющее в ногах одеяло, пятно ковра на стене, очертания Степиной неподвижной фигуры в кресле рядом…

И светящую в окно огромную луну.

Из-за чего это я вдруг проснулась среди ночи?..

У меня возникло необъяснимое ощущение, будто кто-то меня позвал.

Но не голосом, а как-то иначе.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и я вновь ощупала взглядом просторную спальню. И вдруг из глубины груди вырвался тихий возглас.

Я увидела прямо перед собой сидящую на спинке кровати, уцепившись лапками за французскую шишечку, большую бабочку с темными крыльями.

От моего непроизвольного крика Степа вздрогнул, пробормотал что-то невнятное и перевернулся на другой бок.

Бабочка посмотрела на меня – казалось, она пронзила насквозь мои черные зрачки – потом медленно поднялась, взмахнула крыльями, как опахалами, и подлетела к раскрытой форточке.

Я села на постели и остолбенело уставилась на нее.

Оказавшись снаружи, существо не улетело, а продолжало виться вокруг бледных оконных рам, будто плясало в прозрачном лунном сиянии.

И этот удивительный танец неудержимо притягивал и влек меня к себе.

Словно невидимым магнитом прикованная к этому зрелищу, я вылезла из-под одеяла и, ступая неслышно, как тень, подошла к высокому окну.

Странная бабочка как будто одобрила мое приближение, взмахнула крылом, точно маня за собой, и начала медленно опускаться вниз.

Не ведая, что творю, я, как была, босая и в белой рубашке до пят, бросилась к двери, распахнула ее и по освещаемым откуда-то снизу ступеням стремительно побежала вниз.

И ничуть не удивилась тому, что она встретила меня там своим бесшумным полетом и, продолжая указывать путь, устремилась вперед по ночной улице.

Я побежала за ней, слыша, как со свистом цепляется воздух за широкий подол рубахи.

Наконец, когда счет времени был уже давно потерян и силы начали иссякать, а от мелькания маленькой летящей тени зрение стало терять окружающие очертания, я замедлила бег и увидела, как сужается незнакомая темная улица и вдали из мрака вырастает вытянутый, как башня, ярко освещенный дом.

Подлетев к его входу, бабочка широко махнула крыльями и исчезла внутри.

Я подошла вслед за ней и сощурилась от неожиданно яркого света окон четырех этажей и одного высокого фонаря, стоящего возле распахнутой входной двери, которая вела в кромешную темноту.

В окнах мелькали цветные силуэты, раздавались возбужденные выкрики и вульгарный женский смех.

Бросив краткий взгляд вокруг дома, я удивилась одной необъяснимой странности. Он стоял словно сам по себе – пространства около него будто не существовало вовсе.

…Не препятствуй ничему, что покажется невероятным…

Поколебавшись всего одно мгновение, я вошла в мрачный дверной проем и сразу провалилась в глухую тьму. Бабочки, как путеводной звезды, больше не было надо мною, и я, натыкаясь на какие-то углы, на ощупь пошла по внезапно ставшей холодной и какой-то странно рыхлой, напоминающей песок, земле.

«Я ничего не вижу, это опасно…» – подумала я, и в то же мгновение рыхлая земля под ногами оборвалась, и, не успев уцепиться хоть за что-нибудь, я ощутила необыкновенный полет и приземление в ворох чего-то мягкого, похожего на гору старых тряпок.

Выпутавшись из-под подола рубахи, я подняла глаза и увидела, что метрах в пяти от того места, куда я упала, из щели в полу льется узкая полоска света.

Слыша бешеный стук собственного сердца, я осторожно приблизилась к ней и прислушалась к тому, что происходило за дверью.

– Ну ты будешь бить или нет?! – послышался из-за двери грубый мужской голос.

– Сейчас… сейчас… – ответил другой, послабее и потоньше.

– Похоже, не фартит тебе сегодня!

– Похоже, так…

Придвинувшись вплотную и замирая от страха, я приблизила глаз к узкой щелке неплотно притворенной двери, и взору моему предстала, как на ладони, картина: в маленькой комнате за квадратным столом играли в карты двое мужчин, а вокруг них толпились еще несколько человек, заинтересованно следя за ходом партии.

Один из играющих, невысокий мужичок, растерянно почесал в затылке. Я подумала, что именно ему сегодня не везет.

– Давай, давай!.. – грубым басом поторопил его напарник – волосатый мужлан в тельняшке, и тот, другой, наконец, сжав до белизны тонкие губы, дрогнувшей рукой положил на стол карты.

– Да нечем мне… – раздался робкий голос.

Наблюдатели безмолвно ахнули и переместили взоры на второго.

Под низким потолком прогремел его жуткий, леденящий душу, смех, и, похожий на циркового борца, огромный волосатый человек в тельняшке рубанул по столу рукой, держащей карты.

И они горой высыпались на его неровную поверхность.

– Ха! – рявкнул он довольным голосом так громко, что чуть было не выплеснул пиво из стоящей на углу стола высокой стеклянной кружки.

Зрители злобно загоготали, и от их оглушительных криков я зажала уши.

– Ну что, еще партейку? – довольно спросил толстяк, сгребая колоду волосатой рукой.

– Нет… – Проигравший попытался вылезти из-за стола, но сгрудившаяся толпа не дала ему этого сделать.

В комнате вдруг стало очень жарко – жара просочилась даже за дверь, где, прильнув глазом к щели, стояла я, упираясь босыми ногами в мягкое тряпье.

– Давай, давай еще разок!.. – принялся подначивать волосатый громила, и в толпе раздались громкие разношерстные выкрики:

– Давай!

– Еще партейку!

– Отыгрывайся!

Отчаявшись выйти, бедолага уселся обратно на свое место.

– Что на кону? – Из толпы вывернулся тощий небритый мужичок скользкого вида.

– У меня больше ничего нет… – бесцветным голосом произнес маленький человек за столом.

– Тогда пари! Пари! ПАРИ! – загоготала толпа.

– Пари… – голосом, затухающим, как слабый огонек свечи, согласился тот.

Слово «пари» из его помертвевших уст прозвучало равносильно слову «смерть».

Тот, что был в тельняшке, уверенной рукой начал быстро тасовать колоду. Проигравший следил за движением его рук, и полные безысходности глаза его ходили туда-сюда. Наконец, удачливый игрок закончил раздачу. Заглянув в свои карты, он довольно крякнул и изрек:

– Начнем?

– Начнем… – эхом откликнулся его соперник, ставший бледнее, чем моя рубаха.

Толстяк же, напротив, совсем не разделял его уныния. Он ловко выкинул на стол карты, которые бедняга принялся было покрывать, но следом полетели еще и еще, и, наконец, маленький человек сдался, сгреб все в кучу и начал разбирать ее дрожащими руками.

Внезапно игра побежала быстро-быстро, как будто кто-то нажал на кнопку перемотки.

И вдруг над столом пролетел громовой бас:

– Смотри, КАКИЕ у меня козыри!

Мужик в тельняшке растопырил грязные пальцы и показал десятку, валета, даму, короля и туза – всё масти треф.

Довольный хохот сотряс его крупное тело.

– Если бы мы играли в покер, я бы сказал так…

Возникла короткая пауза, во время которой я услышала, как прерывисто дышит проигравший.

Его дыхание перекрыл тот же бас, грянувший вдруг в самое ухо:

– КОРОЛЕВСКИЙ ФЛЕШ!!!

И огромный мужик в засаленной тельняшке выскочил из-за стола. Толпа бешено заулюлюкала, раздался бесноватый смех, сокрушающий стены, и маленький человечек с потухшим взором вдруг качнулся, глаза его помутнели, и из рук выпала горстка мелких карт.

– Пари! Пари! ПАРИ!!! – раздались отовсюду безумные выкрики, такие громкие, что мне снова пришлось изо всех сил зажать уши.

Вдруг что-то тихо коснулось моего оголенного плеча.

Я повернула голову и различила в свете, льющемся из дверной щели, очертания темных крыльев. Они порхнули возле самого моего лица, и где-то над ухом послышался тихий выдох:

– Пора…

Разрезая разрывающий уши смех, из соседней комнаты вдруг донесся голос:

– Там кто-то есть!

Внезапно все звуки за дверью разом стихли, и наступила тишина – такая неестественная, словно всех, находящихся там, вдруг накрыла своим покрывалом смерть.

Но это была обманная тишина – неожиданно голоса раздались с новой силой, и дверь, за которой я стояла, начала медленно открываться. Свет потоком хлынул из нее, и душа моя ушла в пятки – сейчас я в одной своей белеющей в темноте ночной рубашке предстану перед страшной оголтелой толпой…

И в тот момент, когда из щели высунулась огромная волосатая рука, меня, объятую невыразимым ужасом, вдруг подхватил поток воздуха и, подхватив, обнял и завернул, как в простыню, в легкое темное крыло.

И, сжатая в этом крыле, я взлетела, чувствуя, как стремительно поднимающихся ввысь ступней вскользь коснулись чьи-то липкие горячие пальцы. Глубоко внизу, хрипло ругаясь, наперебой закричали голоса, но постепенно они начали отдаляться и вскоре остались где-то далеко, в наплывающей удушливой жаре, а мимо меня пронеслась светлеющая улица, длинные волосы развевал ветер, и свободный воздух забивался под вздымающуюся парусом рубаху.

Неожиданно перед глазами промелькнули интерьеры комнат, и я поняла, что, без труда пролетев сквозь стены, опускаюсь на раскинутую на постели простыню.

Коснувшись головой светлого пятна подушки, я вдруг почувствовала невероятную усталость и невозможность шевельнуть ни рукой, ни ногой. Очертания комнаты начали расплываться и очень скоро исчезли совсем, уступив место убаюкивающей темноте.

Глава десятая

…– Даша, ну сколько можно спать!

 

Отгоняя чей-то навязчиво бубнящий над ухом голос, я, наконец, разомкнула тяжелые веки.

– Одиннадцатый час! – укоризненно произнес стоящий посреди комнаты Степа. Он был в спортивном трико и майке-борцовке. – Завтрак на столе.

– Какой завтрак?.. – пролепетала я, с трудом поднимаясь на локте и сгоняя со щеки длинную русую прядь.

– Гречневая каша с молоком. А чего бы хотела принцесса? Икры и шампанского?

Я вдруг вспомнила свое ночное путешествие.

– Подойди сюда, – позвала я парня, не отрывая взгляда от шишечки на спинке кровати.

Той самой, где сидела удивительная бабочка.

Степа настороженно приблизился.

– Как ты спал?.. – осторожно спросила я.

– Слава богу, нормально. Наверно, дядя дописал ноты, – прибавил племянник, понизив голос и покосившись на приоткрытую дверь.

– Тебе ничего… странного не снилось?.. – опять задала я вопрос, чувствуя учащенное биение сердца под тонкой рубашкой.

– А что? Тебе приснилось что-то?

Я посмотрела сквозь Степу.

Перед глазами отчетливо всплыла подземная комната, и тишину словно вновь прорезал леденящий душу громоподобный крик:

КОРОЛЕВСКИЙ ФЛЕШ!!!

– Мне? Нет… Такое чувство, что не приснилось. Что я была там… наяву.

Неожиданно Степа рассмеялся.

– Нигде ты не была наяву! Спала как убитая!

– Откуда ты знаешь? – насторожилась я.

Степа покраснел и ничего не ответил.

– Ну, говори! – поторопила я.

Парень помялся, потом неохотно произнес:

– Ну, в общем, я тебя брал ночью за руку, как ты просила – помнишь? Ну, чтоб я тебя не отпускал.

– Ну?

– И знаешь, ты почему-то была очень холодная. Даже пульса почти не было. И дыхание такое легкое-легкое, еле уловимое…

Я помолчала. Потом вновь посмотрела на светловолосого мальчишку.

– А что ты красный такой?

Степа опустил глаза, и, наконец решившись, признался:

– Я испугался, наклонился и стал слушать дыхание, и… в общем, я тебя поцеловал. Как-то незаметно… Ты была такая красивая, прямо как панночка! Лицо белое, волосы распущенные… Ну, и… А ты лежишь себе, как статуя… и почти не дышишь…

От услышанной новости я даже забыла, с чего начался разговор, и сурово взглянула на рассказчика.

– Ты что это себе позволяешь?!

Степина скромность вдруг куда-то девалась.

– А что? – неожиданно бессовестно заявил нахал.

Я вылезла из постели.

– А ну прочь отсюда, я оденусь!

Степа склонился в дурашливом поклоне.

– Будет исполнено, ваше высочество…

Я быстро надела оливковый сарафан и туфли и, не глядя на него, пошла через зал к выходу.

– А каша? – донеслось в спину.

Реплика прилетела вслед за хлопком входной двери, и я услышала ее уже с лестничной площадки.

«Вот негодяй!» – закипела я праведным гневом, открывая дверь своей квартиры и слыша, как опять разрывается настойчивым звонком телефон.

– Дашка, выручай! – раздалось из трубки, когда я, нахмурившись, бросила на пол пакет с ночной рубашкой и поспешила к аппарату. – Это Марк Смилевич!

Чем, интересно, я могу выручить однокурсника Марка?..

– Что случилось?

– Понимаешь, такое дело… Срочно нужна гитаристка, и не простая, а супер-пупер. Ну, в общем, такая, как ты.

– Зачем? – поинтересовалась я, чувствуя, как начинает посасывать под ложечкой. Зря я отказалась от каши. Надо было сначала поесть, а уж потом уйти с гордо поднятой головой…

– Нужно срочно сыграть на свадьбе. Да там ерунда… – начал увещевать Марк.

– Какая ерунда?.. Говори яснее, – потребовала я, и Марк стал сбивчиво излагать суть дела.

– Сегодня у одного крутого мэна состоится свадьба. Жених приготовил невесте подарок – музыкальную шкатулку, а внутри – две крохотных статуэтки: жених играет на скрипке, а невеста – на гитаре.

– Интересно… – пробормотала я, хотя мне было совершенно неинтересно.

– И после вручения подарка он хочет, чтобы шкатулка типа ожила. И тут появляетесь вы…

– Кто – мы? – уточнила я.

– Ты и Димка Кортнев. Нужно, чтобы пара была очень талантливой и очень красивой. Они заплатят прилично, в обиде не будешь!.. – продолжал убеждать Марк.

Проигнорировав замаскированный комплимент, я выслушала предложение с кислой миной на лице.

– Ты знаешь, у меня сейчас другие проблемы… – начала я.

– Я понимаю, что деньги тебя мало интересуют, – перебил Марк. – Ну выручи тогда Димку! Он не может найти пару …

Я с тоской глянула на полку с дисками. Тебе-то хорошо рассуждать…

«Марк Смилевич, браво, браво!..» – вспомнила я восторженные возгласы Артема Витальевича.

– Возьмите Кузьмину, она красавица, – предложила я, зевнув.

– Но ведь надо еще здорово на гитаре сыграть! – напомнил Марк. – А ей до тебя далеко…

– Тогда Болященскую, она неплохая гитаристка… – Такое ощущение, что я совсем не выспалась.

– Но она слишком тощая… – заканючил Марк.

– Невесты разные бывают, – ответила я и положила трубку.

Как же хочется есть!..

Я подошла к холодильнику и заглянула в него. Н-да… Придется тащиться в магазин.

Открыв шкаф, где лежали деньги, оставленные родителями, я обмерла.

Денег – сложенных стопкой, и довольно внушительной – в шкафу не было.

Батюшки, обокрали!.. – ахнула я и ощутила приступ сильного головокружения.

Сердце подкатилось к горлу, и, чтобы не упасть, я ухватилась за скрипучую спинку кресла.

«Да нет, не могли обокрасть… каруселью завертелись в голове мысли, у нас же фирменные замки, сделанные на заказ в единственном экземпляре, их невозможно открыть ничем, кроме родного ключа…»

Все еще не веря в случившееся, я судорожно пошарила ладонью по полке.

И все-таки денег на месте не было.

Через десять минут, слегка отойдя от шока, я набрала номер Марка Смилевича.

А еще через полчаса синеглазый брюнет, первый красавец курса Марк Смилевич уже деловито затягивал на моей спине корсет длинного свадебного платья.

– Ну вот, просто конфетка! – довольно потер он руки, закончив работу и посмотрев на меня со стороны. – Значит, так. Свадьба начнется в восемь вечера в кафе «Лабиринт», но вы понадобитесь позже. Сыграть надо пьесу для скрипки и гитары какого-то неизвестного автора. Вот ноты. Через час приедет Димка, позанимаетесь. В девять подадут машину. Деньги попросишь у жениха вперед, сразу по приезде. Часиков в одиннадцать сыграете, после чего вам вызовут такси и отправят на все четыре стороны. Вопросы, пожелания?

– Пожелание, – сказала я. – Пусть Димка привезет пиццу и салат. Есть очень хочется.

– Будет сделано, жди!.. – крикнул Марк и испарился.

А я взглянула на лежащие передо мной ноты.

Какие они загадочные – ни названия произведения, ни автора…

Потом медленно взяла в руки гитару и начала играть…

Над комнатой вдруг поднялись и взлетели звуки необыкновенного танго. Они то рассыпались дождем, то шелестели травой, то летели неведомыми птицами, то уходили в туман одиноким ночным поездом…

И трепет объял меня от этой необычной, чарующей, волшебной музыки…

Когда я доиграла до конца, на лбу выступила испарина.

Будто исполнение отняло у меня все силы.

Отложив гитару, я уставшей, неподъемной рукой еще раз пролистала ноты – может быть, где-нибудь указано имя автора?.. Это же невероятный талант!.. Еще ни от одного произведения меня так не бросало в дрожь.

Я никогда не слышала и не играла такой музыки

Но даже инициалов нигде указано не было.

Я отложила ноты, но танго не шло у меня из головы. Казалось, в скрытом от глаз уголке мира вдруг открылась потайная дверь, и я вошла в незнакомый город и ясно увидела эти падающие на него сумерки, трепетание птичьих крыльев под проливным дождем, бьющим по мостовой, и чей-то страстный ночной танец, словно наперекор судьбе…

Время пролетело быстрой, острой стрелой, и я даже не заметила, как появился облаченный в черное скрипач, и в аккомпанемент гитары вплелся высокий голос скрипки.

И танец на лезвии ножа вдруг обернулся ласковой рекой и перетек в песню влюбленных, которым предстоит разлука до конца жизни.

Или смерть.

Я увидела, как, заламывая руки, бежит по мостовой девушка в длинном сером платье, и по ее бледному лицу, смешиваясь с дождем, текут слезы. И, отдаляясь все дальше и дальше, что-то отчаянно кричит ей юноша, и ломающийся голос его пронизан невероятной мукой…

– Я больше не могу, – внезапно прервав игру, взмолилась я, чувствуя, что неуклонно погружаюсь в эту музыку, как в темную воду, и, поиграй я ее еще немного, мне уже не вынырнуть из страшной пучины.

Димка, белый как полотно, не произнеся ни слова, отложил скрипку. Рука его дрогнула, и инструмент чуть было не упал на пол.

– Жуть какая… – произнес он на выдохе.

Мы посмотрели друг на друга, и я почувствовала, как нас разделил ледяной холод только что исполненного танго.

С трудом оторвав взгляд от скрипача, я окинула взглядом собственную квартиру и внутренне призналась себе, что еще никогда она не казалась мне такой родной, теплой и уютной.

«Я не хочу ехать в это кафе…» – Внезапно под тонкую кожу пробрались острое нежелание и смятение.

И, заглянув в Димкины глаза, я прочла в них ту же тревогу.

Глава одиннадцатая

Однако ровно в девять часов вечера мы с Димкой вышли из квартиры и двинулись вниз по ступенькам – заходить в тесный лифт в таком шикарном платье я посчитала неразумным.

–…Беременная, на четвертом месяце уже, – услышала я с нижней площадки глубокий бас Андромеды Николаевны, – от энтого белобрысого… Родители у ней уехали, а они бознать че творять…

Я невольно замедлила шаг и прислушалась. Похоже, речь идет обо мне.

– Но ведь родители уехали раньше, чем он приехал, откуда же четвертый месяц? – резонно возразил голос другой соседки – престарелой вдовы генерала Бартышева.

– А она еще весной с ним встречалась, в Астрахань ездила к нему. Помнишь, Лера говорила – Даша в Астрахань на конкурс поехала?.. На конкурс, ага… Тогда-то все и началось. Вот отец-то ей устроит…

Собеседница тихо ахнула.

А я вдруг вспомнила, что последний международный конкурс, на котором я победила, действительно проходил в Астрахани.

Я подивилась и даже отчасти позавидовала умению Андромеды Николаевны сопоставлять факты. Это не мне, а ей Борис Тимофеевич должен был поручить свое ответственное задание…

В этот момент лестница закончилась, и я, в ослепительно белом платье до пят, под ручку с Кортневым в костюме предстала перед изумленными сплетницами.

– Куда это ты, Дашенька, такая нарядная?.. – пролепетала Андромеда Николаевна, заходя за щуплую спину генеральской вдовы, косящейся на мой, обтянутый корсетом, абсолютно плоский живот.

– В загс, – сообщила я громко и, указав на Димку, добавила: – А это жених мой. Бизнесмен, владелец четырех частных авиакомпаний.

Про авиакомпании выскочило как-то само собой – иногда, начав врать, я не могу остановиться.

Эффект оказался потрясающим – бабы застыли как две обледенелые статуи.

Я не стала дожидаться, пока они очнутся, и быстро застучала каблучками по ступенькам, утянув за собой хлопающего глазами Кортнева.

Скрипач опомнился только на улице.

– Поздновато для загса… – только и вымолвил он.

Я не успела ничего ответить, потому что увидела Степу.

Он шел со стороны магазина с пакетом в руке. Увидев у подъезда меня в белом платье со шлейфом и выплывающего вслед за мной Кортнева, парень густо покраснел и шарахнулся в другую сторону.

На мгновение я замерла и хотела было его окликнуть, но псевдожених, владелец четырех авиакомпаний, легонько подтолкнул меня в спину, я обернулась и увидела подъезжающий к подъезду черный «Фиат».

– Это за нами, – шепнул он.

Краем глаза я заметила, что Степа подошел к детской площадке, присел на скамейку и закурил.

– Садись, Даша!.. – поторопил Кортнев, и я, подобрав платье, забралась на заднее сиденье.

Машина мягко тронулась, и из затемненного окна мне было видно, как Степа выкинул недокуренную сигарету, зло топнул по окурку и направился к подъезду.

В эту секунду дверь распахнулась, и оттуда выползла необъятная туша Андромеды Николаевны. Увидев Степу, она мерзко улыбнулась и указала на машину, в которой я сидела.

Степа, нервно дернув головой, бросился в подъезд и исчез внутри.

В тот же миг «Фиат» завернул за угол и понесся по улице.

В сердце поселилось какое-то гнетущее чувство, и я не могла понять, отчего оно там – то ли от неловкой ситуации со Степой, то ли от музыки – надрывной, горькой, не отпускающей и до сих пор терзающей меня.

 

Мы ехали довольно долго, петляя какими-то тупиками и переулками, пока, наконец, впереди не возникло нарядное здание с яркой вывеской «Кафе «Лабиринт». Этажи его были словно неловко поставлены друг на друга – наверно, в этом эффекте был особый замысел архитектора.

В премерзком настроении я вышла из машины, потом вытащила тяжелый гитарный футляр.

«Так, все проблемы переносим на завтра – и настроиться только на работу», – дала я себе мысленное указание.

И вслед за Димкой шагнула внутрь помещения.

– А, музыканты приехали?.. Сюда, сюда!.. – залепетал невесть откуда взявшийся мужичок в костюме и нелепом розовом галстуке и, ухватив Кортнева за руку, поволок куда-то вглубь узкого коридора.

Я, перекинув шлейф через плечо, поспешила за ними, с удивлением оглядывая череду дверей по бокам.

На кафе совсем не похоже…

Влекомые мужичком, мы вскоре очутились в маленькой комнатке со столом и двумя стульями. В углу помещения была прорублена дверь.

– Это выход на сцену, – пояснил провожатый. – Ровно в полночь, ни раньше, ни позже, откроете ее и пойдете вперед. По сторонам не смотреть. Сделаете то, зачем пришли – и сразу обратно. Костюмы оставите здесь. За углом будет ждать такси.

После этого монолога человек положил на стул две стопки денег и быстро вышел.

Мы с Димкой ошарашенно посмотрели друг на друга.

– Странно как-то… – наконец, произнесла я.

Тот махнул рукой.

– А, ладно! В каждой избушке свои погремушки… – и засунул свою долю в футляр скрипки.

Я прислушалась к тишине за дверью. Может, свадьба пока где-то в другом месте?.. Никто не кричит, не смеется…

Моя рука сама потянулась к дверце…

– Не лезь! – Димка ухватил меня повыше локтя и тут же более мягко добавил: – Нам же сказали… А то деньги отберут.

Я вырвала руку и опустилась на стул, по-прежнему не слыша никаких звуков, кроме собственного дыхания, и необъяснимая тревога перехватила горло.

Димка, казалось, ее не разделял. Он спокойно достал скрипку и пробежал пальцами по струнам. В гробовой тишине эти звуки резанули по ушам.

– Позанимаемся? – И голос его глухо взлетел под низкий потолок.

Не сказав ни слова, я начала распаковывать футляр.