Ну, вобщем, вот это я, да, из своей коллекции сделал. Но больше вообще, мало чего ещё… Почти ничего. Ведь больше мне за поделки мои никто подарки не предлагал пока… Хотя один раз меня, как раз таки и дернуло сказать про это дело!.. И в самый неподходящий момент! Я тоже пошёл на мастер-класс, в тот самый магазин, вместе с папой. И там оказался не мастер-класс, а встреча с одною такой детской писательницей. И я был немножечко разочарован. Ведь я хотел себе мастер-класс, а не писательницу ни какую… А тут – вот тебе и раз!.. И писательница, тоже была несколько разочарована, ведь писала она, как оказывается – для детей, что постарше. А то есть, для тех, кто уже взрослые: прямо аж подростки. А тут мы пришли с папой… Да ещё одна девочка какая-то была, лет трёх с половиной, мальчик был – совсем карапуз, мама какая-то с совсем ещё маленьким ребёнком, таким, что аж на руках держится… Ну и мальчик такой, большой, крупный и чуть, вроде бы, постарше. Ну и писательница так, вроде бы и сказала, что: -"Я думала, конечно, что будут детки чуть постарше… А вот!.."
Я думаю – куда же тут думать, что детки будут чуть постарше, с такими-то столами?!. Да тут и я-то в свои семь еле уже помещаюсь!
А ей та мама, которая с ребёнком на руках и говорит:
– Да, да, конечно… Ну, мы как подрастем, почитаем, конечно!..
Это она так успокоить писательницу хотела. А та посмотрела так жалобно на ребёнка ещё не подросшего этого и так у неё на лице и написаны были все те годы ожидания, пока тот ребёнок расти будет и пока ей, писательнице ждать гонорара придётся. И вот, она говорит что-то про книгу, сюжет нам описывает… Я ещё слушаю, из приличия… Девочка – куда ни шло. Карапуз куда-то всегда убегает. Младшенький даже спит кажется. Ну а потом она, когда видимо дорассказала нам до самого того места, где вся уже развязка начинается, и где дальше уже рассказывать нельзя, ведь и книжку так потом никто не купит, так стала она придумывать – чем бы нас напоследок развлечь?.. Ну, чтобы у нас уж не остались совсем мрачные о ней воспоминания. И говорит:
– Давайте теперь с вами знакомиться, ребята. Вот, как вас зовут, для начала? Сколько вам лет? Давай с тебя начнём, девочка!
И девочка молчит.
– Ну, как тебя зовут?..
Молчит. Видимо тоже мастер-класс хотела.
– Та-ня!.. – ей мама громким, громким шёпотом подсказывает. А та, всё равно, молчит. И писательница ещё ждёт чего-то. И мама той девочке говорит:
– Ну, Таня!.. Не бойся!..
И Таня говорит:
– Таня… – тихо и надувшись.
А писательница довольна, что так вот, ей уже удалось завоевать доверие читателя!.. И говорит:
– Та-аанечка!.. Как замечательно!..
Как будто бы в том какая-то заслуга её есть что она Танечка. И дальше у ней спрашивает:
– А сколько тебе ле-еет?..
Ну, думаю!.. Это надолго! И это писатель?.. Который должен замечать характеры и их переносить к себе в бумагу?.. Так ведь ежели она тут никак не поймёт что из девочки этой ничего просто так не вытащишь из информации… Да ещё и не поймёт по глазам у неё – сколько той лет. Так что же это, скажите мне, за писатель?!.
Ну, девочка, конечно же, опять ни в какую. Там мама уже без посредников сразу сказала писательнице сколько той лет и все, вроде, остались довольны. Кроме девочки этой.
Потом стала знакомиться писатель со всеми остальными. И с мальчиком тем познакомилась, который постарше всех нас будет. И он что-то очень уж тихо чего-то мямлил… как будто его голосу не тринадцать лет, как он сказал, а два с половиной по мощи. И со мной познакомилась, который ей честно сказал и громко – что я Валентин Георгиевич Былинкин семь лет и три месяца. И так я это ей честно и громко сказал, что будто на стуле стою и сейчас стихи кричать начну. И она даже назад чуть-чуть отпрянула. Ну, это от моей честности громкой такой. А тише всех почему-то сказала про имя ребёнка своего мама с малышом. Она, хотя старше нас всех, но у неё уж совсем с голосом что-то плохо. Возможно это потому, что она на другое дело ещё отвлекается, помимо того чтоб говорить – ребёнка своего всё укачивает. И возможно что у неё туда, в это дело часть сил уходит.
Ну, смотрит писательница, что вроде со всеми уже с нами перезнакомилась, а мы всё даже от этого радостные никак не сидим. И стала она, видимо, придумывать – о чём же с нами таком ещё интересном поговорить. И стала с нами говорить о том, "чем вы, ребята, заниматься в жизни любите?.." Я думаю – да мастер-классами я заниматься люблю!.. А не этим вот всем! Слушать тут. Если хочешь детей развлечь, так уж и учитывай запрос аудитории! Покажи ж ты нам уж просто мастер класс всем нам, где можно бы блестки разбрасывать и клеем измазаться вволю!.. А это всё… Кому ж это нужно?.. Кроме писательницы?
А оказалось что нужно!.. Как не странно… И вот тебе раз!.. Всех вдруг как прорвало про себя рассказывать! И даже та девочка маленькая, что молчала как партизан, вдруг стала, прям первая говорить. И, говорит, я поделки у нас в садике делаю из шишечек… И браслетик себе из бусинок я спела и нанизала… И бутерброды мне мама самой один раз сложить давала. И мальчик большой – тоже… Давай про бутерброды рассказывать!.. Как он их вообще аж часто делает – ведь уже два раза пробовал, и как он ещё зомби слепил из пластилина, и ещё там что-то… А я всё это слушаю и думаю: "Даааа!.. Ну вы, ребята, и даёте!.." Ведь если бы я так сейчас всё рассказывал, так я бы и вообще наверное гений вышел! Ведь я бутерброды тоже делал. Когда мне их мама с собой в школу соберёт а у меня вдруг из рук всё рассыпется, так я же ведь как-то назад собираю?!. Так значит и делал… А уж зомби слепить из пластилина?!. Да это уж каждый может!.. Да я их сто раз уже в жизни, наверное, лепил! Я всё, как раз-таки наоборот, как ни стараюсь хотя бы однажды нормальное лицо вылепить – так у меня всё равно… одни только зомби получаются!
Я думал – сейчас уж и мама с тихим голосом про своего малыша как начнёт говорить!.. Что он ей и бутерброды всегда делает и шишки по вечерам друг к другу крепит!.. Знаем мы!
Но ей только писательница сама не дала. Она улыбнулась этой маме, что, мол – молчите… Ну и всё. И на меня переключилась дальше.
А я и думаю – что ж?!. Мне нужно теперь в грязь лицом не удариться перед этими всеми… Хвастливыми мастерами бутербродного дела!
И я как стал говорить!..
И все свои лучшие поделки вспоминал (а то есть те две для фальшивого Деда Мороза), и стал все ингредиенты, которые я наиспользовал тут перечислять!.. Чтобы побольше казалось.
Я, говорю, мол, и из целофанок из-под конфет люблю поделки делать, и из рулонов от туалетной бумаги, и из крышечек от йогурта, и из коробок из-под сыра… И ещё много чего перечислил, что я у мамы обычно прошу на поделки. Ведь я вообще талантливый. И, говорю в конце, ещё бутерброды умею делать. Но достижением это не считаю. И поглядел в довершение укоризненно так на девчонку и мальчика. Что бы те знали – как это быть скромным.
Я мог бы вообще ещё много чего перечислить, ведь я чувствую так в себе много талантов. И пианист я, кажется, был бы неплохой, если б играть на фортепьянах умел, и гитарист… и резчик по дереву. И много чего ещё, мне кажется, было бы мне по плечам. Если бы я только захотел. Но я уж не стал их совсем угнетать тем что я тут продвинутей всех. Ведь я с жалостью тоже. Пусть уж совсем у них горьких не останется впечатлений после писательницы. Вот… А мама с папой… к чему я всё это рассказывать и начал… Так мама с папой за это на меня немножко обиделись, что даже и думать заставили о своём поведении. Они говорят: -"А зачем же тогда мы тебе покупаем тут столько фольги разноцветной, фломастеров с запахами фруктовыми, бумаги там всякой бумажной – блестящей, да матовой, да бархатной, да гофрированной… если ты всем потом вокруг так рассказываешь, что будто бы тебе кроме как из крышечек всяких от йогурта, поделки делать больше не из чего?.."
Ну, вот так оно было…
Но с грустной страницы – на веселую!.. Ведь мы, вот, с папой нашли бабочку!.. Хотя это тоже ведь грустно, что она нам уже после жизни нашлась… Но всё же!.. Ведь мы её взяли с собой!
И, в общем говоря, папа сказал, что теперь можем ходить и смотреть по пути – не найдётся ли нам ещё и проволочка на земле. Ведь тогда, если нам она найдётся, то станем мы уже и настоящими коллекционерами.
А я так подумал, что нам бы тогда хорошо бы ещё, когда проволочку мы уже найдём, так поискать на земле ещё стеклышко за которое нам надо бабочку на проволоке ставить в шкаф. А потом бы ещё и шкаф. Вот это бы было бы хорошо!
***
20 марта
Сегодня я был шокирован и даже немножко пристыжен. Дважды. Вначале – это когда я услышал от мамы:
– Ну вот!.. Теперь они и на каланхоэ!..
И я не знал – о чём это она? Ведь был в другой комнате и кушал козинак. И он так громко хрустел у меня во рту, этот козинак, что даже порой было ощущение, что как бы это не зубы мои там хрустели уже вместе с ним! И когда у тебя хрустит козинак во рту, вперемешку с зубами, то ты уже и не поймёшь так сразу ушами своими – где ж и кто ж сейчас что говорит. И я сначала подумал что это она про какие-то новости на телевизоре что-то сказала. Ведь так я тогда знал в своей голове, что они – каланхоэ – это племя индейцев таких очень храбрых. И думал что кто-то там на них теперь напал… после того как и на кого-то ещё уже напал. И вот поэтому мама моя и говорит, что – "Ну вот!.. Теперь они и на каланхоэ!.." А иначе как же?..
Ну я и пошёл к маме скорее на кухню, чтобы поподробнее разузнать и сразу же за индейцев своих побеспокоиться хорошенько. Ведь я же к ним уже прикипел – я так часто себе сам себя напоминаю как будто бы каланхоэ!.. И вот… Спрашиваю я у мамы, мол – что там такое с каланхоэ?.. И кто там на них напал?..
Сейчас, кстати, думаю – мама и поймёт, какой я у неё храбрый расту, что даже и сразу решил разузнать, кто же такие враги моих побратимов, и может быть даже и их защитить! Ну, не врагов а побратимов. Ведь мама знает, что я к бою очень готов. Она сама мне светящийся меч, раз я просил, на рынке купила!
А мама и говорит:
– Да мошки!..
А я думаю – какие мошки?.. Разве так племена называют когда-нибудь вражеские? Я понимаю ещё – "кровожадные мошки", "орлиные мошки", "остроглазые мошки"… Но чтобы вот так – просто "мошки" – так люди не делают!
И я говорю: "Всмысле – мошки?"
А мама говорит, что это, мол, так выходит, что мошки у нас вдруг вчера из канализационной трубы впервые полезли и папа там их всех прочистил и обезвредил для безопасности, а некоторые из них, видимо, выживши, вылетели из трубы себе и пересели на каланхоэ. Ведь там есть тоже что покушать для мошек.
А я спрашиваю, что, мол – как же это они так из нашей трубы аж до самых индейских земель долетели?..
А мама мне объяснила, что каланхоэ – это оказывается растение такое у нас на окне. Вернее что было у нас на окне, а надо теперь его прочь угостить от нас во двор. Чтобы мошки дальше не летали. И я понял как я ошибнулся!.. Ведь… Ведь я думал, что каланхоэ – это племя такое, где обитают индейцы. А это?!. А это всего лишь горшок, где обитает растение!.. Ну, правда теперь и мошки.
И как же я был вне себя от стыда!.. Ведь вы же всё это время читали, мои дорогие, и думали видимо, что я аж такой глупый, что даже не знаю как каланхоэ на самом деле смотрится!.. А я и не виноват, дорогие мои потомки! Ведь я просто не правильно понял что это такое. Я слышал что-то когда-то про каланхоэ… И так вот решил. А мне мама сильно уж прямо всё, всё про наши растения-то не рассказывала, чтобы я нам горшки с ними не поразбивал. Вот так вот и случилось моё заблуждение.
И я не знал!..
Но стало мне жалко моё каланхоэ неверно понятие, что нам его так вот теперь выкидывать придётся… Тем более что с ним я уже, того сам не зная, почти что сроднился душами.
И я тогда маме сказал, что: "Давай я, мама, его так на улицу в руки возьму и стану с ним бегать по улице, и быстро буду бегать, и мошек тогда всех аж ветром с него посдувает, а потом они нас с ним догнать и не смогут. И останутся они все в растерянности парить над улицей. Бедные."
Но мама сказала что так не пойдёт, ведь я, во первых, так выроню сразу горшок и пораню себе даже ноги…
А я говорю: "Давай же тогда мы туда папу пошлем, вместо меня бегать?.. Ведь его же тебе не так жалко?.. Тебе-то он не родной!.."
Но мама сказала что это глупости и что во вторых там уже мошки наверное личинки свои отложили в нашем горшке и ветром их всех всё равно уже не сдует, а останутся они там жить и потихонечку рождаться. И станут, когда родятся, опять летать у нас над супом и котлетами. А это не хорошо!
Вот… И пришлось нам с папой тогда выносить на улицу мошек – весь их каланхоэвый роддом, как раз по пути в наше новое приключение!..
Ведь это ещё не всё, что я вам про сегодня уже рассказал, мои потомки!.. Ведь это только часть!
А ещё… А ещё мы с папой сегодня попали в дождь. И это замечательно – попадать в дождь!.. Особенно если ты в автобусе. А мы с ним были в автобусе. И папа был с сумкой с продуктами. Мы это с ним ездили далекоооо на рынок за продуктами. Это мы специально ради мамы ездили – чтобы ей было из чего нам с папой еду готовить. И я ощутил по настоящему – что такое стихия!.. Вот, только уезжали мы с папой от рынка, и было ещё сухо. А чуть прошло – и всё уже в реках – так течёт!.. А ведь заходили мы только на рынок – так было ещё яркое солнце!.. Мы, правда, были на рынке довольно долго. Ведь папа всё сравнивал цены. И не решался купить что-нибудь, ведь мог так ошибиться, что взять что-нибудь подороже, чем где-нибудь в другом ларьке. А потом мы ещё с ним ходили всё что решились купить, перевешивать. На контрольных весах. Это – чтобы нас уж никто не обманул и не сказал нам, что мы тут купили чуть больше, чем мы купили. Но всё, вроде бы было хорошо и все продавцы оказались довольно необманчивыми. Лишь только с одной продавщицей мой папа немножко поссорился, ведь она нам вовнутрь, в пакет, поналожила обманно заплесневелой клубники. А на прилавке у ней вся лежала хорошая. И мы, конечно, её захотели вернуть. Чтобы было поделом как людей обманывать!..
И папа в конце концов сказал что "все нервы вытрепят!", и, видимо чтобы не вытрепали, пошёл, наконец-то со мною к автобусу. А вот на небе уже собралось столько туч!.. И автобуса ещё долго не было и у остановки собралось и столько людей, что нам так уютно там стало стоять!.. Когда все вместе – и люди, и тучи, и все машины, что в пробке рядом с нами – что тоже все тут… Всё так дружно и радостно!..
Это такое большое шоссе возле рынка есть, ведь сам рынок у вокзала. Но это не очень большое шоссе – я видел и больше. И не только видел а ездил по таким шоссе иногда. А это – такое, среднее. Ведь рядом вокзал. А у вокзала рынок. На рынке много всего продают! И фрукты, и ягоды, и овощи, и рыбу… И зелень, и мясо, и пирожки. А ещё там есть крытый такой ряд двухэтажный, где всё одежду продают. Но мы туда с папой не ходили. Это мы только с мамой туда ходим. Ведь папе моему сильно одежда не нужна. А вот маме часто нужна – ей и костюмы мне в школу нужны, и брюки новые, потому что я старые часто рву, и обувь, ведь я из старой порой вырастаю… Один раз ей даже ранец очень нужен был. Это когда я в школу ещё первый раз только шёл. И не знал, во что иду.