Дикий мед. Окончание рассказа «Птичка певчая»

Вот и весь сказ внученька, – степенно произнесла бабушка. Давай спать будем ложиться, и она привстала из сундука, вновь положила в него узел с фотографиями и разными бумагами, закрыла на нём крышку, потом шагнула к углу, где висели иконы, несколько раз перекрестилась, прошептала,– …побеспокоили мы с тобою всех их,.. мёртвых, перед сном… Спите,.. земля вам пухом! И вновь наложила крест на своё немного морщинистое лицо, которое по всему видимое было очень красивое в далёкой молодости, как и у всех женщин рода Строговых.

Долго не спала Клава в ту ночь, много перевернулось разных мыслей в её голове от рассказа ей бабушкой. Но думай или не думай, а жизнь требует действий на сегодняшний день.

******

Зима вступала в свои права. Деревня Чернушка покрылась первым белым снегом, словно белыми стерильными бинтами перетянула свои раны, нанесённые ей за много лет законами человека. В отличие от осени, выглядела она теперь невестой в белоснежной фате. Одно только, хозяина на сегодня у неё не было. Так сказать,.. жениха, мужа. Всё, через пень – колоду… Не засылало сегодняшнее правительство к ней сватов из Московии. Бедными невестами стали сегодняшние деревни для богатых москвитян. А если правду сказать, то на много веков назад русские деревни всегда были нищими, нелюбимыми для правительства прошлого Руси. Их только насиловали. И получали взамен, жестокие бунты, восстания. Вот и сегодня, приедут, потопчутся по лесам и по полям, только простонут нивы и леса от их осенней охотничьей забавы, да девки понесут обильно в этот период, и уедут, сожалея о том, что урвать и приватизировать нет чего. Ну, да Бог с ними… Не трогали бы только людей, не собирали бы мзду для князей-чужеземцев,.. как было при Золотой Орде…

Ещё в начале наступившей зимы, бабушка Катя, заказала Гвоздёву Сашке привезти дров, для отопления своего дома на следующую зиму. Красивый из себя мужской красотой и весёлый балагур был по характеру Сашка. Знал всё о пчелиных семьях, вот только свою личную семью, никак не мог завести. И по годам было пора, отслужил давно службу в ВДВ и в эту зиму, в которую приехала Клава в деревню, шел ему двадцать седьмой годок.

Пора,.. пора!.. – нашептывали ему на ушко свахи и невест предлагали,.. с выбором. Нет! – отвечал он, смеясь свахам,– нет ещё у меня улья готового для семьи… Ждал он свою – единственную, как сегодня говорят – суженную, не уширенную. Вот только не знал, откуда её ждать? Где он её встретит?

Были в его хозяйстве трактор и тележка на резиновом ходу, пчёл вывозил на ней, в раннюю весну, на не заросшие кое-где лесом колхозные поля, которые были сплошь покрытые высоким разнотравьем, усеянные голубыми колокольчиками, багульником, пижмой, иван-чаем, зверобоем и другими цветами. Хотя основа пасеки находилась у самого его дома.

А главное, по закрайку леса, который окружал хутор Комарово, где он обосновался, росло множество лип. Мёд липовый был всегда отменный с его пасеки. Многие люди с окружности ехали в Комарово за мёдом. Так и называли его – гвоздёвский мёд. Жил он почти всё время на пасеке, работы хватало. К тому же, кроме ульев, были у него и колоды, закреплённые на липах. Сбор из них он называл – диким мёдом, сотовый, природный. Брали его приезжие люди на лекарства больным, или просто детям, а то баловались и взрослые.

Бабы, которые моложе, по горячее, кормили им и своих мужей, потому что было такое поверье, – дикий мёд, придаёт мужикам огромадную мужскую силу. А какая из молодых женщин против?.. Эх! Ничего не пожалеют они для этого.... Что только и не выдумают женщины, надеясь на лучшее всю свою жизнь?.. Пусть денег нет, зато усладу от мужиков никто не отымет, никакие кризисы не возьмут. Так с надеждой и умирают, потому, как говорят, – … надежда умирает последней… А ещё, есть пословица, -…кому что, а курице пшено…

Имелся в его хозяйстве и новый УАЗик, для поездок по неотложным делам. Словом, славный парень… Да вот беда – не давался он девкам в руки. Были на него нашествия и тайные, и явные; разные «грибницы» и «дачницы», студентки, просто отдыхающие женщины, которые того, случайно заблудились и вышли на его пасеку. Вот только неизвестно, в лесу они заблудились или по своей жизни? Часто устремлялись тайком и явно они к нему на пасеку. Нет!.. Угостит таких "блудниц" Сашка диким мёдом и,.. покажет им дорогу в Чернушку. Всё этим и заканчивалось.

Вот привёз он в один день, уже по снегу, дрова Екатерине Ивановне и зашел в дом, чтобы спросить,– куда вываливать их и замер у порога…

Клава, как раз занималась стряпнёй у русской печи… Такая домашняя, подвязанная белоснежной косынкой голова…Раскрасневшаяся лицом и кончик носика был немного в муке… В платье, стройная, как берёзка в лесу. Взглянул он на неё и замер. Обжег он своим взглядом Клаву, которая посмотрела на него и почувствовала под своим сердцем какую-то сладость и приятное томление. Сашка отошел немного душою, которая крикнула ему, наконец, – твоя!.. Твоя жена Сашка! Лишь бы только не замужняя…И говорит бабушке, – что же ты, Ивановна, прячешь от меня такую красоту?!.. А я,.. всё хожу сколько времени, ищу себе жену…

С того часа и завязался между Сашкой и Клавой узелочек. Да так крепко, что к весне, казалось, было уже никому его не развязать, разве что разрубить, как Гордиев узел.

Влюбилась Клавка в него, впервые в своей жизни, по-девичьи, хотя уже была женщиной. Бросилась,.. как в омут. Как говорят,– …дело забывчивое, а тело заплывчивое… Да и если рассмотреть её прежнюю любовь, – была ли она у неё до Сашки? Так, только бабой стала по своей глупости и по чужой вине… Да побои телесные… Но, как говорят, – за всё когда-то придётся платить, а иногда и сторицей…

Только чем дальше по времени была их дружба, тем больше она боялась за свою любовь. А вдруг опять "утопленник" всплывёт? И по паспорту она была беглянкой, к тому же, не в разводе… А если отыщет её муж?.. Словно что-то предчувствуя, вещуя недоброе, ворочалось в груди её сердце в такие минуты раздумья… Тяжело было у неё на душе, но без Сашки, как ей казалось, она уже жить не могла. Часто стал навещать их дом Сашка, протоптал значить стёжку-дорожку к её калитке и заодно к Клавиному сердцу. Дело молодое… Опять же, как говорят люди – супротив ОСНОВНОГО ЗАКОНА не попрёшь.

******

Наступила весна. Отскрежетала, отшептала днём и ночью ледоходом речушка Вонил, разлила свои быстрые паводковые мутные воды по оврагам, лугам и успокоилась. Приняла на свои плёса прилётную водоплавающую живность с жарких краёв. И стали часто раздаваться в зарослях рогоза и густой травы, в тихих заливах, на болотинах, призывные голоса уток-матёрок, а далеко, на клюквенных болотах, слышался иногда трубящий голос прилетевших журавлей. Закричали в лесу и в деревне своими переливчатыми голосами иволги. Далёким воркованием и чуфыканием, по рассветам, отозвались на лесных полянах тетерева, словно оповещая всё живое о начале зарождении новой жизни. Кинули по розовым веткам тальника пушистой бело-желтой россыпью свои почки. В таком весеннем наряде трепетало всё живое, радело весне.

Как бы ни был занятый, и уставший Сашка от своей работы на пасеке, а к вечеру непременно приезжал к берегу разлившейся речушки Вонил на УАЗе. У берега накачивал резиновую лодку и перевозил на ней Клаву на свою сторону, брал её на руки, нёс в заросли цветущего буйно черёмушника, целовал там её щёки, губы и ещё кое – что, до умопомрачения, шептал ей нежные слова. Клавка, млела в его руках от его любовной страсти и запаха черёмухи, смешанного с первоцветом трав, но дальше – ни-ни. Хотя Сашка и не охальничал… Пусть он и не знал ещё женщин до неё, но… Просто,.. он не переступал порог Гоморры. Полюбил он её до умопомрачения… Наступила его пора, которая приходит к каждому человеку на Земле, вот только кто и как её встретит, а главное – где и с чем? Пора любви…

А когда спала паводковая вода и речушка стала в берега, они встречались вечерами на восстановленном деревенскими мужиками вместе с Сашкой мостике на реке, для хозяйственных нужд, который выдерживал лёгкий транспорт, повозки с сеном, дровами, а так же легковые машины и долго беседовали меж собою.

Цветущая в весеннюю пору Клава, была как молодая берёзка с молочно-белым стволом, в своём белом платье. Вот только судьба у неё не складывалась, и конечно, всё что произошло до этого в основном не только по её вине. Хотя…?

Сколько раз приглашал её Сашка погостить у него на пасеке,.. хотя бы день – нет!.. Всегда получал отказ…

Но однажды, когда стала поспевать на мелкой траве, у закрайков леса земляника, Клава сама попросила его вечером, – …Саша, помоги мне набрать немного земляники завтра для пирогов бабушке. Ты наверно хорошо знаешь все места здесь, где она растёт? За это, мы с бабушкой угостим тебя пирогами, озорно улыбаясь, попросила она.

Сашка согласился, но с условием – рано утром, а то у меня дел много днём на пасеке. На том и разошлись.

На другой день, ещё до восхода солнца, Сашка ждал Клаву у моста. Пришел он к мосту пешим, чтобы не перегонять с места на место, время от времени, машину при сборе ягод.

Клава пришла, чуть позже обещанного ею. В белом в крапинку платье и с небольшой корзинкой на руке у локтя. Поцеловал Сашка её в прохладные губы, взял за руку и пошли они к стенке леса в направлении его пасеки. Клава, не бывала у него дома и не знала дорогу туда, шла, куда он её вёл за ягодами…

К обеду, промокшие в росе выше колен, собрали они полную корзинку земляники и остановились у ручья испить воды. Тут Сашка и стал её просить, – давай зайдём ко мне в гости, пообедаем, диким мёдом угощу. Ты такого ещё не пробовала, а находились они рядом с его пасекой.

Как произнёс он последние слова, она сразу вспомнила Газиза, когда он угощал её коньяком, приговаривая почти тоже, и наотрез отказалась от Сашкиного приглашения. Тогда Сашка поднял её на руки и понёс напрямик к своему дому, на пасеку. Оставили они сиротливо корзинку с ягодами в траве, вместе с Клавиными обутками.

Она, в начале, сопротивлялась, потом, наверно, как женщина, почуяла сильные его руки у себя под коленями и на талии, ощутила его сильное и жаркое тело своей не ласканной грудью, успокоилась. Обняла его своими горячими руками за крепкую шею и замерла, прижавшись к нему. Так он и нёс её почти километр на своих руках. Клава пожалела его и произнесла, – отпусти,.. чего уж, сама пойду,.. тяжело тебе. На что Сашка ответил, – своя ноша, не в тягость.

Принёс он её на руках к самому своему дому, поставил на крыльцо босую, с сырым подолом от росы и говорит,– …вот это моё жилище, оно мне дороже, чем жильё в городе. Что там?.. Один дым… А здесь… приволье, тайга, травы, а цветов море… Целое лето стоит на полянах запах мёда.

Огляделась Клава вокруг, правда красивое место; дом стоял на взгорке, рядом небольшая баня и гараж из досок для техники. У самого дома росло около десятка столетних лип, на которых слышался беспрерывный пчелиный гул. Дальше, виднелась пасека, за нею и рядом с домом рос лес. Метров в двадцати-тридцати от крыльца, протекал, ворчливо журча, ручей, между ручьём и домом, чернел скатной крышкой колодец. Правда, хорошо здесь, – подумала она, но Сашке об этом не сказала. Только посмотрела вправо, где виднелась наезженная дорога, спросила,– а эта дорога куда ведёт? Сашка, весело засмеялся и произнёс, – к сердцу твоему, Клавушка… В деревню Чернушку. И он вновь взял её на руки, перешагнул два порога, поставил её сырую и босую на пол ещё крепкого дома и говорит радостно, – вот Клавушка, звал я тебя сюда не так, чего там. Не для баловства… Здесь, в моём доме, я сейчас угощу тебя диким мёдом… Есть его будем только с холодной водой из колодца или ручья. В том великое познание вкуса этого необычного мёда.

Я, сейчас, наложу кусочки сот с мёдом, взятым из самой сильной пчелиной семьи в блюдо, а ты возьми, вон там, на подставке ведро и вылей воду на улице, ту, что имеется в нём, тёплая она. Потом зачерпни с колодца холодной и мы пообедаем с тобою. Хорошо? – спросил он её. И посмотрел в её голубые, казалось, бездонные глаза произнёс,– у меня, Клавдия Георгиевна, сегодня день особенный. После чего он отправился за мёдом, а Клава, выйдя из дома, пошла к колодцу с ведром.