Дети на дороге

Как бы там ни было, секретарша Зоя ни в чём не виновата…

– … Лёш…

– М?

– Телефон звонит…

– Мг…

В сравнении с громоподобным раскатом домашнего телефона, треньканье телефона в конторе звучало беспомощным писком. Лёша работал здесь уже не первый месяц, но всё никак не мог привыкнуть к этому различию.

– Алло.

– А я сегодня в школу не пошла, – сказала Света, – сказала, что заболела, мама мне поверила…

– И тебе, Светлана, тоже здравствуй, – отозвался Леша, с удовольствием превеликим оторвавшись от тягомотины, связанной с рекламным прославлением итальянских умывальников.

В офисе, за его спиной возникло оживление: Свету здесь знали ещё с «Весёлых Каникул…»; превращение «племянницы» в «любовницу» в шок никого не повергло, прикалывались по-доброму: то «Особенности подросткового воспитания» подсунут, то «Лолиту» Набокова на испанском языке (Лёша хохотал, представляя себе Ло, болтающую на испанос).

– Привет передай.

– Света, тебе привет, – сказал Леша.

– От кого? (удивлённо)

Он обернулся.

– Как тебя… Постоянно забываю…

– Боря, – напомнил улыбающийся Боря. Не контора, а сброд улыбающихся рекламщиков!

– От Бори тебе привет.

– И от меня тоже передай, – возникла в дверях секретарша Зоя.

– И Зоя тебе тоже привет передаёт, – покладисто сообщил в трубку Лёша.

– И от…

– Свет, тебе здесь все привет передают, – быстро проговорил Леша, бессмысленно таращась в текст на мониторе компьютера.

– Угу. Им всем тоже от меня передай, – сказала девочка.

– Вам всем привет! – крикнул Лёша, чуть обернувшись.

– От кого? – хором отозвалась вся контора…

Он всё пытался представить себе, что она сейчас делает: сидит в кресле качая в воздухе ногой с полуснятым тапочком; смотрит в окно, наматывая на палец телефонный шнур; играется с котёнком…

– А я голая по квартире хожу. В одних носочках, – сообщила Света с детской лихостью – и всё, можно было сворачивать работы на компьютере, закрывать контору и, вообще, весь малый и средний бизнес…

– А я тоже голый здесь сижу, статью набираю о сексуальном белье, – небрежно сообщил Лёша.

– Да ну, ладно врать-то, – рассмеялась она.

Лёша обернулся.

– Боря скажи: я тут голый весь сижу, – попросил он.

– Я тут голый сижу! – проорал Боря, стремясь голосом достать до телефонной трубки в руке Леши. Контора крикливых улыбающихся рекламщиков!

– Слышала?

– Ладно, – сказала девочка. – Чего делать потом будешь?

– Не «чего», а «что». В издательство уйду, – сказал он.

– Зачем?

– Там мою книжку печатают.

– Какую? А я её читала? А почему ты за весь месяц ничего не написал?

– В командировку ездил.

– В Город?

– В Город, – усмехнулся он.

– Значит, скоро новое что-то напишешь?

– Обязательно.

– А в общежитие пойдём?

– Посмотрим. Настенька, кстати, тебе привет передавала…

– Так а что за книжка? Я читала, или нет?

– Нет. Ты ещё не созрела для такого, – сказал Лёша

– Как не созрела?! – возмущённо воскликнула света. – Созрела, ещё как созрела! Созрела! Созрела! Созрела! Созре…

Город – населённый пункт, расположенный примерно на 47-параллели; численность населения – два миллиона человек; в Городе имеются кинотеатры, институты, множество училищ и техникумов. Благодаря мягкому, умеренному климату, жизнь жителей Города практически бесконечна.

Как и во всех выдуманных городах…

… Леша включил селектор и, пока собирался в издательство, на всю контору неслось:

– СОЗРЕЛА! СОЗРЕЛА! СОЗРЕЛА! СОЗРЕЛА!

Лишь только после его ухода Боря снял трубку, оповестил:

– Светик, он ушёл уже… Во сколько?… В четыре?… Хорошо, я передам, когда он вернётся…

…на циферблате лет.

Назад я стрелку передвину…

Лена сама во всём виновата. Лёша, дурачок, думал, что она замуж за него вышла, потому что у него были офигенные литературные перспективы; на самом деле Лёша был скромным, тихим, покладистым, симпатичным парнем без обилия вредных привычек – ну как за такого замуж не выйти скромной, тихой, покладистой девушке?

А Лёше, в принципе, не жена нужна была, а любимый читатель – он сам обнаружил это с удивлением, с подачи ребёнка с большими карими глазами. Он без особых опасений сказал об этом Лене, утратившей интерес к его творчеству почти сразу же после свадьбы, но он ему не поверила. Когда длительное время живешь рядом с тихим, скромным, покладистым человеком, стоит труда поверить в то, что он может быть каким-то другим. К тому же Лена постепенно становилась на деятельно-бесполезный путь, параллельный с колеёй старшей сестры, и времени проверить даже то, что солнце светит днём, не было совершенно…

А Света с головой уходила в Город, стремительно зарабатывала очки любимого читателя, о чём Леша, естественно, не подозревал, так как был равнодушен к впечатлениям родственников жены. Когда ему всё это было предъявлено (Света знала наизусть целые страницы и даже главы), он с ужасом обнаружил, что сам не верил в существование любимого читателя. Сумбурное развитие отношений между писателем и читателем могло загнать родственников жены в обморок, или даже кому. Лёша и Светлана разыгрывали сцены из его книжек, благо топография Города была им доступна; надо отметить, Леша знал свои книжки далеко не наизусть, что вызывало у девочки укоризну, и крыть ему было нечем…

По общепринятому среди родственников жены мнению, Лёша переспал со Светой, и Лена ушла от мужа к родителям.

В соответствии с Лешиной версией, он нашёл любимого читателя и ушёл вместе с ним в Город…

Нас теперь до утра не трогать,

Не будить, может быть, мы уснём

Хоть на сколько-нибудь, у соседей

Сигналы точного времени,

Молчат телефоны, провода перерезаны,

Нас не будите, до утра не будите,

А если срочное что-то – звоните,

Но не рано…

Разбудили-таки.

– Лёш…(сонно-монотонно, где-то в районе его лопаток)

– М?..

– Я одним ухом твоё сердце слышу, а в другом вроде телефон звонит…

– Мг…

– Вправду звонит…

– … рядом…

Неслышное движение девичьей руки, высунутой из-под одеяла. Гулкий звук, с которым трубку неловко сняли с аппарата.

– Алё… Здравствуй, мамочка… у него… Мг… Леша, мамочка говорит, что ты извращенец…

– Сама извращенка…

– Мамочка, Лёша говорит, что ты сама извращенка… Конечно пойду… Я тебя тоже люблю…

Нежные руки обвили его, оставив телефонную трубку, сонное тепло согрело шею.

– Мне в школу пора. Будешь чай пить?

– М… буду спать…

– Ты позвонишь?

– М…

– Я?

– Мг…

Он раскрыл глаза, разбуженный её поцелуем, сохранил свежий и чистый образ любимого читателя, зная, что его ему хватит на весь день…

Вновь проснулся от звучания чьего-то гулкого голоса, – казалось, этот голос проникал во все уголки комнаты, пролезал даже к нему под одеяло.

Участковый. Уже с утра растрёпанный и хмурый.

– У тебя открыто было, – сказал участковый, – думал, – ждёшь…

– Жду, – подтвердил Лёша, едва открыв глаза. – Тебе чего?

– Малая уже ушла? – спросил участковый, прекрасно зная хитросплетения семьи Ефремовых с молодыми писателями.

– Мг…

– Ну и, слава Богу, – обрадовался участковый. – Это… Курить есть?

– В пальто.

Участковый рванул, было в прихожую, словно вспомнил о чем-то, вернулся обратно на стул, стоявший перед кроватью.

– Тебе пригодятся, – пробормотал он.

– Чего? – Лёша привстал на постели.

Отчаянно смущаясь того, что вот, мол, какая невыгодная роль ему выпала, участковый вынул из планшета серый лист бумаги.

– О, нет! – Лёша рухнул обратно на подушку; с мольбой посмотрел на участкового.

– Мне на работу нужно… и ещё в одно место, – сказал молодой писатель.

– Да ладно, какая работа… Скажи «спасибо», что наручники не надеваю, – отозвался участковый.

– Спасибо, – буркнул Лёша; решил попробовать ещё раз. – Слушай, приходи вечером, как всегда, на ночь меня запрёшь…

– Ну не могу я! – плаксиво закричал участковый. – Это ж заява, документ, мать его!

– Скажи, что дома меня не нашёл.

– Да знают уже, что ты дома…

…на циферблате лет,

стрелу назад я передвину…

…Тогда молодая семья снимала не квартиру – целый дом недалеко от парка «Сту Джиз», огромный дом, с появлением в нём Светланы превращавшийся в театр двух актёров и двух зрителей. Они, не сговариваясь, избегали постельных сцен, это превратилось в целый механизм, отработанный в действии два весенних месяца, но все механизмы имеют свойство ломаться и однажды какая-то пружина лопнула в нём и на пороге большущей комнаты (очевидно, гостиной) с тяжёлыми бархатными портьерами, которые при стирке заставляли буксовать винт стиральной машины, Света появилась абсолютно голенькая, беленькая, укрывая грудь руками, напуганная своим собственным поступком, и произнесла дрожащим голосом: «Я несколько не одета…»

Это была цитата. Нужно было или доигрывать до конца, или переписывать всё заново. Лёшу изумил не вид обнажённого тела, а обилие родинок; это возбуждало сильнее наготы, и превращало Светлану в совсем уж ребёнка… и ещё носочки: серые, с синей полоской на щиколотке…

Лёша выбросил белый флаг. Выбрал трусливую середину. В голове шумело и гудело, когда он, крадучись, приблизился к девочке и поцеловал в никому непослушные губы так, что родственники жены, узнай обо всём этом, тихо отправились бы в мир иной…

«Здесь холодно», – сказал Лёша, таким образом, цитату закончив…

Ближе к вечеру его отпустили. В кабинет к Соколову Лёша влетел со словами: «Мы так не договаривались!», но, к сожалению, вечерний следователь Соколов сильно отличался от утреннего следователя Соколова. Он даже не подарил на память заявление и проигнорировал вызванное этим Лёшино возмущение.

Лена ждала его на лавочке, – хоть что-то соответствовало традициям.

– Ленка, давай ты ко мне переедешь, – сказал Лёша, не выпуская её из объятий.

– Что?

– Или хоть сегодня – побудь сегодня со мной… если не занята…

Оказалось, что не занята. Детства в середине двора не обнаружилось, зато в квартире вовсю звонил телефон. Лёша усиленно не замечал его позывных; когда Лена, наконец, сняла трубку, он вышел на лестничную площадку, оставив приоткрытой дверь, слушал, как она говорит: «Нет, света, сейчас его нет… А я здесь, да… Что-то передать..?»

«Два дня», – подумал Лёша. Присаживаясь у стены. Он продвинул службу в конторе, не был в издательстве, не сдал статью. Удар в спину. Галя перешла к запрещенным приёмам…

– Ты здесь весь вечер собираешься просидеть? – Лена вышла к нему на лестничную площадку.

– Лен, а давай опять вместе жить, – сказал он. – Знаешь как: старый друг лучше новых двух, и всё такое… А Светка сама по себе и отстанет, повзрослеет – вон, видишь, она твой голос в телефоне услыхала…

– …и будет весь вечер огрызаться на родителей, а потом проплачет всю ночь в подушку, – завершила Лена.

– Ты же сама говорила, что у неё это пройдёт.

– А ты меня послушался…

– В конце концов, послушался, – сказал он. – Лучше поздно. Чем никогда… А..?

… стрелу назад,

на циферблате лет я передвину…

После сцены в доме Светка обиделась. Лёша думал, она от стыда на глаза ему не показывается. А она обиделась. Не звонила. Не просила новых порций сказок и повестей. Помириться с ней было пустяковым делом: в круглый бокал он напустил сигаретного дыма поверх красного вина, а она в изумлении наблюдала, как дым неохотно покидает бокал – и всё это напоминало поверхность далёкой планеты.

Через некоторое время – пусть будет через два дня – Лена, посмеиваясь, рассказала мужу, как Света заставила своего отца повторить то же самое у них дома, на кухне – так смешно было…

И правда смешно. Леша так смеялся, что перемешал страницы машинописного текста и долго потом не мог собрать их в нужной последовательности.

Итак, они помирились, но требовалось какое-то разрешение на креативном уровне, более доступном, чем поверхность далёкой планеты.

На уровне Города.

Девятый этаж четвёртого общежития Университета называли «Зоной Свободного Ведения Огня». Там обитали одни наркоманы, и делать можно было всё, что угодно, – но и за жизнь посетителей ответственности никто не нёс. Для выпускников универа ЗСВО становилось всё общежитие, это было больше чем просто традиция. Содержимое двухкорпусной двенадцатиэтажной коробки привело Светлану в восторг. Вместе с Лешей они не были большими оригиналам: в «четвёрке» время от времени зависали то двадцатилетняя шлюха с четырнадцатилетним мальчиком, то начинающий кинорежиссёр-третьекурсник с пятнадцатилетней девочкой, но на Свету магическое воздействие оказала сама атмосфера общежития. Да, здесь можно было делать практически всё, именно в таком месте мог родиться Город…

Славик Кайдашов, малооригинально прозванный обществом «Рыжий», принадлежал к старшему эшелону студенческой прослойки. Рыжий был уверен в том, что действительно талантлив тот, кто сумеет проявить свои способности, оказавшись на необитаемом острове в качестве потерпевшего кораблекрушение; думал он так совершенно серьёзно, говорили, что она даже из-за этого своего мнения задвинул карьеру режиссёра видеороликов.

Лёша сильно сомневался в наличии портативных пишущих машинок на необитаемых островах, но если здесь уже есть «Весёлые Каникулы…», то пусть будет и «Вечер в Общежитии» за карточным столом, где по случайному совпадению оказались он, Рыжий, Светлана и еще одна студентка-третьекурсница, Настенька Серебрякова, девушка с разноцветными глазами, которыми она стреляла в сторону Рыжего так, как если бы незадолго до этого они переспали.

Правильнее было бы сказать, что играли втроём, так как Света была перевозбуждена уделённым ей вниманием обитателями четвертого общежития. Настенька, как опытный психиатр со стажем в три курса, подтвердила, что это – нормально и в доказательство привела массу примеров из жизни.

Универ был знаком с Лешиными бреднями о Городе. С картами в руках Рыжий говорил, что у каждого есть свой город – и только у Леши хватило терпения облечь свою мечту в завершённую форму…

– … не до конца, – говорил Славик.– Пока ты не нарисуешь – на стене, на полу, на потолке – чёткую схему всего Города, пока не распишешь биографию каждого жителя…

– Светочка, у тебя туз, значит всё твоё, – прервала его Настенька, кажется, единственная, кто тщательно следила за игрой.

– Нет, – возразил Лёша. – Мне нужен сущий пустяк…

– Всего-то? – усмехнулся рыжий.

– Кто-то должен верить в существование моего Города. Кто-то, кроме меня самого…

– Слава, у тебя двух карт не хватает, – осторожно напомнила Настёна.

– Интересно, Господь Бог мечтал стать, например, Адамом, или каким-нибудь Каином, или Авелем, – задумчиво проговорил Рыжий, вынимая недостающие карты из рукава…

Вполне естественно и обычно Лёша переспал со Светланой в одной из комнат общежития после классической вечеринки с дискотекой в холле, а потом он ей рассказывал о самой большой своей мечте, – о Городе, всё то, чего Света прежде не знала. Она слушала его, завернув одеялом ноги. Склонившись вперёд, уложив руки на стройные голени, слушала и смотрела большими глазами с дымкой очарования в них. Ему казалось, что она воспринимает это все как очередную сказку, – Света действительно не всё поняла. У неё был небольшой комплекс из-за возраста, так как близких подруг у нее не было, а из всех родственников Лёшиной жены она была самой юной. Он довёл ее до слёз своими рассказами о Городе, Светлана думала, что он её бросит, раз она ничего не понимает, – он убеждал её в обратном, что всё не так на самом деле, но впредь бывал осторожен в своих разъяснениях.

Потом как-то сама собой сложилась схема: «Одна ночь со Светой, вторая ночь со Светой – ночь в КПЗ». Если религия принадлежит лишь одному человеку – это безумие, форменная шизофрения, так что Лёше досталась совсем неплохая система. Психушка вместо следователя Соколова – это очень даже ничего, к тому же образ жизни Леши всё больше и больше, день за днём походил на образ жизни его персонажей, и девочка с большими карими глазами всё сильнее и сильнее верила в существование Города…

Но Город нужно было разрушить; это был единственный шанс на существование в реальном мире. Лёша создавал Город в течении двенадцати лет; могло статься, для разрушения понадобится едва ли не вдвое больше…

…или можно было обойтись двумя фразами.

– Лёш…

– М?

– К тебе Светик пришёл.

– Сюда не идёт?

– Нет… не говорит почему…

– Спасибо, Зоинька, – Лёша вернул секретарше улыбку, гадая – поняла, что фальшивая, или нет.

«Двумя фразами», – напомнил себе Леша, поднимаясь из-за стола. Всё было в порядке. Статья сдана. Издательство обласкано его визитом. Лена не торопясь, перевозит вещи на теперь уже вновь их квартиру. Галя не звонила уже два дня – прекрасно, просто прекрасно…

– Привет…

Света не ответила, стояла, спрятав ладони в соединённые вместе рукава – как в муфту. Смотрела исподлобья, но безо всякого выражения, дышала как-то странно: выдохнет, замрёт, как статуя, вздохнет, снова замирает.

– Ты с тётей Леной теперь живёшь? – голос как изо льда, но во льду трещина, должно быть огромная.

– Да.

– А как же Город?

– Света, Города нет на самом деле, – произнёс он, не зная, что ему сложнее: сказать это, или смотреть в глаза обманутому ребёнку.

– Почему?

– Потому что я его выдумал.

– Чтобы меня в койку затащить?

– Это твоя мама так говорит?

– Не знаю, – однотонно произнесла Света. Молчание должно было превратиться в тишину, но здесь тихо не было никогда: контора трезвонила-тренькала телефонами, окно было распахнуто, шумели машины.

– А я тогда тебя сейчас застрелю, – сказала Света.

Это была цитата. Лёша усмехнулся, опустил взгляд, когда поднял вновь, она рылась в своём рюкзачке, на пол выпали какие-то девчачьи мелочи. Лёша намеревался их поднять, когда Светлана ткнула ему в лицо маленький чёрный пистолет. Можно было сказать «пистолетик», но по неким незримым признакам Леша определил, что пистолет – настоящий. С секунду посмотрев в малозаметное отверстие для выхода пули, он взял пистолет из рук Светланы.

– Ты с ума сошла, дай сюда…

Пистолет был действительно не понарошный, у игрушечного вес поменьше.

– Ты всегда так, да? – голос Светланы был далёк от слёз. – Пишешь одно, делаешь совсем другое. И все так делают. И я так тоже делаю…

– Да нет, почему, можно попробовать, – пробормотал Леша. – Ты всё правильно делаешь, только вот здесь, вот эту фишечку поднять нужно (он снял пистолет с предохранителя)… Держи…

Девочка послушно взяла пистолет обратно.

– Давай, – сказал Леша и поспорил сам с собой, что она не выстрелит.

Грохот прозвучал на всю контору – и дальше – но в коридор выскочил, почему-то, один Боря.

– Святая корова, – прошипел Лёша сквозь зубы. Опустив взгляд, он увидел крошечное отверстие с опаленными краями в своём свитере. «Я носитель пуль, – подумал Лёша, – пуленоситель…» Ему казалось, что он слышит запах горелой шерсти. С трудом отдавая себе отчет в своих действиях, он отнял у девочки оружие, сунул его за пояс джинсов и съехал по перилам площадкой ниже – как раз в руки Бори.

– Вызови «скорую», – сказал ему Леша.

Всё было так, как он привык описывать в своих выстраданных опусах. Даже головокружение было, и кровь текла по спине, и болело нестерпимо в том месте, куда вогнала пулю отверженная любовница.

– Лёша, я не хотела!

– Конец цитаты, – прошептал он…

Санитар ему не поверил, когда услышал, что Леша стрелял сам в себя. Уже на носилках Лёша задрал край свитера, показал пистолет – санитар кивнул. Поверил.

– Это кто? – кивнул он на заплаканную Свету. Машина «неотложки» для Лёши казалась бесконечно длинной, испуганные большие глаза находились далеко-далеко от него – вместе с тем, совсем рядом.

– Дочь, – сказал Леша и сделал вид, что потерял сознание…

Медсестра раз двести, наверное, повторила: «Я должна поставить в известность милицию!» Когда сказала в двести первый, Лёша догадался, что она ждала деликатного предложения принять условную сумму за молчание. Не дождалась. Толку от Светки было мало, сидела у окна, шмыгая носом. Пришёл какой-то местный аналог Соколова, скучный и вялый. «Приводы в милицию были? – Были – Причина? – Развращение – Кого? – Не ваше дело – Пистолет откуда у вас?…»

– Света, где я взял пистолет? – спросил Лёша, повернув голову к подоконнику с одинокорастущим цветком. Впрочем, теперь к нему прибавился цветок с названием «Любимый читатель»,

– У отца, в ящике лежал, – настороженно отозвалась девочка.

– Значит, запишите так: муж сестры бывшей жены, – распорядился Леша.

Мент посмотрел на него, как на идиота, но всё записал…

Покладистость следователя таила в себе первые признаки Города. «Липовые визитки, – думал Леша, – удерживая ладошку Светы в своей руке, – псевдонимы в газетах, которые никакие не псевдонимы, а имена персонажей… пулевое ранение… Неужели всё?.. Может Светка что-то знает?..» Как по заявке выскочила сложная цитата из подаренной книжки про подростков; что-то о повышенном восприятии… возраст, располагающий к повышенной чувствительности и восприятию…

Если Светлана что-то и знала, то, скорее, не знала, интуитивно чувствовала, считала всё это само собой разумеющимся, обычным и естественным: сидела на стуле, болтая ногами, как всегда напевала под нос какую-то радиотему.

– Свет…

– Я не хотела, – немедленно завелась она.

– Я знаю. Посмотри – телефон далеко?

– Какой телефон? – удивилась девочка. Лёшу в палате перевезти не успели, до сих пор находился на кушетке в приёмном покое. Телефон стоял на столике у выхода.

– Ну, вон телефон стоит, принеси сюда…

– А если…

– Давай, неси, ничего тебе за это не будет!

– Ага, не будет, я уже совершеннолетняя, – пробурчала Светлана, но послушно направилась к столу, принесла аппарат, чудом не уронила трубку на пол.

– Какой номер? – спросила она, чувствуя себя секретаршей. Пристроила телефон на коленках, самостоятельно набрала номер, затаив дыхание. Когда на том конце ответили, устроила трубку на подушке, рядом с ухом Лёши.

– Алло?.. Здравствуйте, это я, – Леша печально вздохнул. – К сожалению, не смогу сегодня у вас показаться – лежу в больнице…

– Ничего страшного, Алексей, вы можете себе это позволить, – сказал редактор, – одна маленькая неувязочка, бюрократическая нестыковочка.

– Мг…

– Ваши данные… Звонили из налоговой… Вы номер дома указали, а квартиры – нет…

Лёша не подорвался с постели, не издал радостного победного клича. Украдкой посмотрел на девочку: без перемен, также сидит на стуле, танцуя, напевает себе под нос: «Созрела…созрела…созрела…созрела…»

– Номер квартиры? – уточнил Лёша.

– Совершенно верно…

– Ну-у… пусть будет четыреста шесть. Это, вообще-то, общежитие…

– Значит, четыреста шесть… Я записал, всего доброго, выздоравливайте скорей, – отрезонировал редактор.

«Получилось», – подумал Лёша. Теперь он понял, почему Светлана не звонила родителям, не канючила: «Мамочка, забери меня отсюда!» Его любимый читатель догадался раньше него – возраст? Пусть будет возраст. Задумываться особо над этим Леша не хотел, его устраивало элементарное объяснение. Он обнаружил, что до сих пор держит трубку с гудками отбоя на подушке.

– Стветлана-а…

– Чего? То есть – что?

– Ты не можешь забрать из дома свои вещи?

– А тётя Лена? – тут же спросила девочка.

– Можешь, или нет?

– Самые нужные?

– Зубную щётку. Купальник. Джинсы, вот те классные, в которых ты…

– Ну, могу, конечно… А мы куда-то уезжаем?

– Мг…

– Не бурчи под нос. А куда?

С чувством человека, мечта которого наконец-то, сбылась, Лёша произнёс:

– В Город…

Примечание: двустишие с циферблатом принадлежит В. Набокову, в оригинале выглядит так: «… на циферблате лет, назад, назад я стрелку передвину…» Куплет взят из песни «До Утра» питерской группы «Мультфильмы». Эпиграф придуман автором; Вячеслав Кайдашов – вымышленный персонаж, в действительности не существующий и прототипов не имеющий.

ноябрь, 2000