Революция 2017. Предвидение

– А что надо?

– Да все, что угодно: железные прутья, камни, А лучше бы цепи. Кто знал, что они начнут избивать нас дубинками и ногами. С одними кулаками там делать нечего.

– Знаете, как я Даньку освободил? Я опоновцу, блин, камнем прямо в морду попал. Он, блин, стал маску сдирать, ну, Данька и рванул от него. Сейчас наберем камней и опять туда.

– Нет, сынки, вам больше туда нельзя, – предупредил их Дмитрий. – Если он вас запомнил, вам не сдобровать. Такое они не прощают.

Верхов заволновался: Вадик там очень даже мог быть. Его тянуло спросить об этом ребят – вдруг они знают сына, – но лишь сказал настоятельно:

– Ребята, дядя дело говорит. Свое дело вы уже сделали, а теперь бегите домой и о камне никому ни слова. Вас обязательно будут разыскивать. Эту одежду вам лучше сменить на какое-то время.

По тому, как они переглянулись, было видно, что они его узнали. Они послушно кивнули головами, и вдруг Данька проговорил:

– А я видел, как вашего Вадьку тащили два опоновца.

Второй ущипнул его за бок и стал успокаивать Верхова:

– Не, по-моему, он, блин, вырвался. Они так и не смогли воткнуть его в автобус. Он же, блин, здоровый. Точно вырвался. Вы не расстраивайтесь. – Он потащил за собой Даньку. Верхов расслышал. – Ну, ты, блин, дурак.

– Это ваш сын? – спросила Варя. —

– Сын. – И добавил зачем-то. – Он очень спортивный. Его не так-то легко затащить в автобус, если он не хочет. Разве что без сознания. Говорил я ему, чтобы больше не ходил туда. В тот раз ему тоже досталось. Да разве они нас слушают? А автобусы эти я видел утром. Их пригнали специально для задержанных.

– Да вы не расстраивайтесь раньше времени. Может, он убежал, как этот. Ой, смотрите, что там творится!

Площадь перед мэрией напоминала битву землян с инопланетянами: мужчины, женщины и дети, разношерстно одетые, оружием которых были белые плакатики, мужественно противостояли одетым во все черное и вооруженным дубинками и блестящими щитами пришельцам, прилетевшим на землю, чтобы забрать с собой в рабство наиболее понравившихся им землян, затаскивая в НЛО – автобусы. Земляне, естественно, идти добровольно не хотели, и их приходилось нести или тащить по земле. На помощь им спешили жители других поселений, прорывая кордоны инопланетян – опоновцев. Кордон со стороны Верхова и его спутников был прорван в трех местах, и лесковцы устремились через образовавшиеся бреши на площадь. Опоновцы плюнули на цепь и стали хватать первых попавшихся и тащить их в автобусы.

– То же самое творится, что и на въезде в город, – заметил Иван.

– Да нет, здесь посерьезнее, – поправил Ивана Дмитрий. – Здесь арестовывают.

– Думаю и туда подогнали автобусы и тоже арестовывают наших. Но всех не арестуют – тюрем у них не хватит. Ну, что, пошли в бой. За Родину, за Сталина. – Это я не вам, – поправился Иван перед Верховым. – Вы можете еще немного посмотреть и уходите. Если сын все же в автобусе, его вы не освободите, а вас арестуют. Для освобождения сына вам лучше использовать другие каналы, к примеру, ваши связи.

Верхов протянул Дмитрию его кепку. Тот отказался ее забрать, сказав, что от дубинки она его не защитит, а Верхову может помочь.

Они ушли, держа над головой свои плакаты из ученической тетради, а Верхов сосредоточил внимание на автобусах. Их было два, и стояли они на дороге по разную сторону от тротуара, идущего к площади. Заполнялись автобусы медленно, так как митингующие ожесточенно сопротивлялись: вырывались, отбивались руками и ногами, женщины к тому же кусались и норовили дотянуться ногтями до лица опоновца в маске, и кричали так пронзительно, что у стоявшего на солидном расстоянии Верхова едва не закладывало уши. Опоновцам даже женщин приходилось тащить к автобусу и заталкивать в него вдвоем. Одну миниатюрную девушку – подростка опоновец поднял и понес к автобусу один. Она умудрилась вцепиться пальцами в его маску и, видно, существенно оцарапала лицо. Он сбросил ее на землю и стал избивать дубинкой. К нему подскочил парень и обеими руками ухватил дубинку. Опоновец поднял вместе с дубинкой парня, но тот заплел ему ноги, и они упали. Вскочившая девушка двумя руками вцепилась в голову опоновца и стала бить по ней коленкой. Парень выпустил дубинку, схватил девушку за руку, и они растворились в толпе за площадью. Удалось освободить и мужчину, которого тащили в автобус трое опоновцев. Мужчина, по аналогии с девушкой, был некрупного телосложения, и рослый опоновец запросто мог бы поднять его и донести до автобуса, может, и попытался это сделать, но быстро понял, что один не справится, и позвал на помощь напарника. Но и вдвоем у них не получилось. Когда они появились в поле зрения Верхова, держа мужчину за руки и ноги, он вдруг подкинул тело, крутанул его вправо – влево несколько раз, высвободил правую ногу и врезал ею по голове опоновца, державшего его руки. Тот отпрянул назад и опустился на колено, как получивший нокдаун боксер. Мужчина акробатически согнулся и захватил в клещи голову второго опоновца, находившегося к нему спиной. И тут Верхов узнал в мужчине Руслана Коздаева, известного в прошлом акробата, а в последние годы тренера детской секции акробатики при Дворце Культуры. Опоновец освободил одну руку, ухватил висевшую на ней дубинку и дважды с силой воткнул ее в изогнутую спину Русика, как любовно дети называли тренера, парализовав его. Верхов по опыту знал действие такого удара по пояснице. К опоновцу, все еще стоявшему на колене, подбежал третий, помог ему подняться, они подошли к лежавшему на земле без сознания мужчине и втроем начали добивать его дубинками. Их окружили лесковцы, в основном ребята и женщины, стали хватать за руки, и те переключились на них. Вдруг с помоста спрыгнули три фигуры в форме и в масках, но посветлее, и набросились на опоновцев. Началась схватка не на жизнь, а на смерть. Воспользовавшись тем, что Русик остался один, его подхватил и быстро унес огромный мужчина в солдатской куртке советских времен защитного цвета. Трое героев одновременно прекратили схватку, подскочили к помосту и, запрыгнув на него, смешались со стоявшими на нем лесковцами.

Обе эти сценки вселили в Верхова надежду на то, что Вадик тоже мог спастись.

Он перевел взгляд на помост, где разворачивались главные события. Он был заполнен до отказа. Очевидно, лесковцы посчитали наиболее смелым и действенным выражением протеста помахать своими плакатиками именно с помоста перед окном непризнанного ими мэра. А может, потому они стремились на помост, чтобы защитить ораторов на трибуне. Приглядевшись к стоявшему на ней человеку, Верхов без труда узнал Безусяка. Полковник был в давно отмененными милицейской шинели и фуражке с кокардой. Он размахивал своим сдвоенным листом и что-то кричал без мегафона, до Верхова доносились лишь обрывки его хрипловатого голоса.

Трибуна была окружена сплошным кольцом рослых парней в такой же форме, как спрыгнувшие с помоста. Скорее всего, это были преданные полковнику бойцы из бывшего ОМОНа.

Как понял Верхов, перед опоновцами стояли две задачи: как можно больше и быстрее задержать протестантов, но более важной была задача очистить площадь и арестовать Безусяка, которого они считали главным организатором этого запрещенного митинга. Полковник не мог не понимать это и, тем не менее, не будучи на самом деле организатором, взял на себя эту роль. Верхов вспомнил его слова: «Я все сделаю за тебя», – и был благодарен ему за это.

Если на площади опоновцы задерживали наиболее активных протестантов, то на помосте хватали всех без разбора. Так как уводить задержанных по лестнице, забитой людьми, у них не получилось, равно как и аккуратно спускать их с помоста, то они стали стаскивать с помоста людей за ноги, стоя на земле, а на помосте – сталкивать и просто сбрасывать их вниз. Помост, как никак, был высотой метра полтора, и без увечья не обходилось. Разгневанные лесковцы сами стали сталкивать опоновцев и не пускать их на помост, отбиваясь ногами. Озверевшие опоновцы, размахивая дубинками, как саблями, проделали несколько проходов к трибуне, но на подходе к ней натолкнулись на дубинки защитников народа, то бишь, омоновцев, нисколько не уступавших им в умении владения дубинками.

Вдруг опоновцы, ни с того ни с сего, стали дружно пятиться назад и спрыгивать с помоста. Необъяснимое стало происходить и на площади. Её также спешно, чуть ли не обгоняя друг друга, стали покидать опоновцы и мужики в черных куртках с капюшонами. На этот раз дубинки опоновцы применяли лишь для прокладывания себе дороги. Тревога овладела Верховым. В пятницу вот также в спешке опоновцы ушли с площади перед приездом пожарных машин с водометами.

Какую подлость они применят против народа на этот раз? Хоть бы опять водометы, с ними люди уже знакомы и не так страшно будет. Но это должны понимать и блюстители порядка, поэтому наверняка придумали что-то другое. Верхов вспомнил рассказ Безусяка о выставке спецмашин для МВД этой весной в Подмосковье. Там демонстрировали спецмашины с лафетами на крыше и бампере с пушками с 8-ствольными гранатометами для водометания и отстрела светозвуковых боеприпасов и гранат со слезоточивым газом. Показали также адскую машину, выстреливающую различные типы поражающих веществ, оказывающих раздражающее, взрывное, дымокурящее и звуковое воздействие на человека. А что? После слов Президента о Лесках у полиции и ФСБ ума хватит пригнать сюда хотя бы одну из этих машин.

Он, как в воду глядел.

Но пока митингующие лишь обрадовались уходу полицаев, решив, что одержали верх над ними. Люди, стоявшие по бокам от площади, тут же перешли на нее, заполнив до отказа. Им хотелось спокойно послушать, о чем говорят ораторы на трибуне.

В наступившей тишине до Верхова отчетливо донесся женский голос, усиленный откуда-то взявшимся мегафоном:

– …они поняли, что народ им не победить и трусливо убежали.

Тут к женщине подошел Безусяк и, взяв у нее микрофон, крикнул в него:

– Мне только что донесли, что на подавление этого митинга из Москвы утром направилась спец машина. Я не знаю, чем она оснащена: водометом ли, но это будет уже не то самодельное устройство, которое применили против вас в пятницу, а специально созданное для усмирения вас. Или это будет страшное устройство для разгона вас слезоточивым и удушающим газами, или ослепляющим светом или оглушающим звуком. Дожидаться нам прибытия этих адских машин не стоит, и я настаиваю на том, чтобы вы немедленно разошлись, а свой протест выразили игнорированием выборов, где нам не за кого голосовать. Все! Быстро разошлись! Я сказал, быстро!

Но было уже поздно. К площади подъехала и неспешно развернулась к ней передом между автобусами грузовая машина с закрытым металлическим кузовом, составлявшим одно целое с кабиной водителя. Наверху кабины неспешно задвигались стволы в направлении на площадь, и не успели заглядевшиеся на машину люди понять угрозу, как услышали целую канонаду хлопков и увидели вылетавшие из стволов овальные снаряды, которые стали взрываться у них над головами, заволакивая площадь синим дымом и издавая не выносимо пронзительные разрывающие ушные перепонки звуки. В панике люди стали затыкать уши, тереть глаза от пронзительной в них рези, вызвавшей поток слез, и прикрывать нос и рот, почувствовав отвратительный запах и рвоту во рту. Ничего не видя и не слыша, плохо соображая, они стали натыкаться друг на друга и падать на землю или опускаться на колени.

Когда залпы, пропесочив всю площадь, наконец, прекратились, на ней остались стоять не больше двух десятков человек, в основном, омоновцы на помосте вокруг полковника. Самого его Верхов не увидел.

Постепенно люди стали подниматься с явным намерением поскорее выбраться из этого ада. Крайние, шатаясь и вытирая слезы, почему-то не спеша, двинулись в разные стороны от площади. Но тут, откуда ни возьмись, появились опоновцы и стали подхватывать людей под руки и уводить их, не имевших сил сопротивляться, в автобусы. Совсем скоро один и них, который был ближе к Верхову, тронул с места и стал разворачиваться, стараясь не задеть спецавтомобиль.

Не раздумывая, Верхов бегом направился к своей машине, ругая себя за то, что не спросил у ребят, в какой автобус воткнули Вадика

Он успел вовремя, когда автобус медленно пересекал шоссе. Он поехал за ним и быстро догнал его. Автобус продолжал идти совсем медленно, раскачиваясь и виляя из стороны в сторону, а вскоре совсем остановился. Проезжая мимо, Верхоав увидел в разбитое окно и мимо раздвинутых и сорванных занавесок взмахи дубинок и услышал крики и песню на мотив «Смело мы в бой пойдем». Перезвон его мобильника он не сразу услышал. Тревожный голос Коли спросил:

– Константин Алексеевич, вы где?

– Следую за автобусом с задержанными на площади. Возможно, Вадик в нем.

– Не переживайте, все будет хорошо. Вы конкретно где?

Верхов назвал улицу и место. Коля велел ему ехать за автобусом в пределах видимости, не приближаясь, и пообещал немедленно выехать ему навстречу.

Автобус продолжил движение чуть быстрее, но вскоре опять замедлил ход.

Коля появился не спереди, а сзади и, подсев к Верхову, был строг и краток.

– Чтобы больше без моего разрешения ни на шаг. Их везут во Дворец Культуры. Туда свозят всех задержанных горожан, в основном с площади. А для колхозников, отказавшихся вернуться домой, выделен кинотеатр «Луч». За три часа заполнили лишь пять автобуов задержанными с площади и лишь два прошли в «Луч» с колхозниками. А вы почему за автобусом поехали? Услышали крики?

– Ехал домой, увидел одноклассников Вадика, – полусоврал Верхов. – Поинтересовался у них, не видели ли они на площади сына. Они не хотели говорить, но все же сознались, что видели, как его несли к автобусу. Ты же его знаешь. Спокойно нести себя он не дал бы, значит, был без сознания. А в это время шоссе пересекал автобус. Ребята предположили, что в нем мог быть Вадик. Я, естественно, поехал за ним.

– А теперь спокойно езжайте домой. Вадика мы освободим, будь он в этом автобусе или в другом.

– Каким образом?

– Дима с ребятами прорабатывает разные варианты.

– Ты сейчас к ним?

– Сопровожу вас до дома и поеду к ним.

– Домой я не поеду, а поеду с тобой к Диме. Я правильно понял, что вы хотите освободить задержанных из Дворца Культуры и клуба?

Коля замахал головой и рукой.

– Не, не, не. И не думайте, не возьму я вас с собой. Да вы что? Димка меня прибьет. А если вас схватят? Не, не, не.

Верхов сказал тоном, не допускавшим возражения, который Коля не раз слышал от него.

– Вадик мой сын. Я могу помочь освободить людей и его. Дима и его ребята могут не знать, что из зала Дворца Культуры есть потайной выход в соседний дом. Тем более о нем не могут знать приезжие полицаи.

– Есть запасной выход? – обрадовался Коля. – Это выход. Димка как раз пытается найти ключи от задних дверей Дворца. А тут потайной выход. Тогда ладно. С Димкой я вас, пожалуй, сведу. Туда, где он сейчас, отвезти вас можно. Но во Дворец, конечно, мы вас не возьмем. Это исключено.

Он продолжал еще что-то говорить, вылезая из машины. Его отец, как и Димин с Женей, погиб в Афганистане. Они были старше его и относились к нему как к младшему брату. Он с трудом уговорил их порекомендовать его телохранителем Верхова. Зная по своему опыту опасность этой профессии, они не хотели, чтобы он рисковал жизнью (он был единственным сыном у матери и ее опорой в жизни). Но он сумел их уговорить и ни разу не подвел.

Верхов тоже любил Колю, который чем-то напоминал ему тезку, Катиного брата, хотя разительно отличался от того внешностью: был высок, могучего телосложения и белокур, как Верхов, но волосы у него были прямые и короткие. Онимел разряды по кикбоксингу и дзюдо. С Колей его роднили храбрость и преданность Верхову.

Они подъехали к Диминому гаражу. Коля попросил Верхова не выходить из машины и постучал условно в дверь. Когда она открылась, он исчез в ней. Минуты через три Дима вышел один с большим пакетом, указав на который, сказал с загадочной улыбкой:

– Для вас форма. Будете начальником штаба и руководителем операций по освобождению задержанных. О том, кто вы, кроме Коли и меня, никто знать не будет.

– Штаб находится в этом гараже? – улыбнулся Верхов.

– А чем плох? Столик и стул есть. А главное, есть запасной выход, который сроду никто не отыщет. Коля мне шепнул про потайной выход из Дворца Культуры. Он прямо из зала?

– Из зала в подвал, а оттуда в подвал и подъезд соседнего дома. Если аккуратно нейтрализовать находящихся в зале опоновцев, то за десять минут можно вывести всех из зала.

– А как с ключами?

– Дай свой мобильник. – Верхов набрал номер, заглянув в свой телефон. – Виктор Васильевич… Я в полной безопасности. А вы сами где? Вот и хорошо. Вам там не досталось? Даже так? Правильно сделали, что вас увели. Я там не был, узнал случайно, что Вадика задержали и, кажется в бессознательном состоянии. Мне нужны ключи от потайного выхода из Дворца Культуры. Хорошо, жду на этот номер. – Выключив телефон, Верхов почесал висок. – Он так ругался. Я первый раз от него мат услышал.

– За дело. Я даже не хочу думать, что с вами будет, если вас схватят. Лет на двадцать президент вас упрячет в тюрягу, несмотря на свой либерализм. Вы хоть это понимаете?

– Столько он во власти не продержится. Народ уже раскусил его. Во всяком случае, в семнадцатом году я вышел бы.

– Это почему же? А, понял. Вам звонят.

Верхов приложил телефон к уху.

– Прекрасно, Виктор Васильевич, спасибо. Дима, во сколько мы туда прибудем?

– Без вас мы туда прибудем в четыре.

– В четыре, Виктор Васильевич. И вы туда же. Мне уже сказали, что меня не возьмут. Посмотрю, может, так и сделаю. Еще раз спасибо. – Верхов отключил связь. – А с клубом что? Я хорошо знаю директора клуба.

– Там все нормально. Два бойца работали в клубе и уже связались с главным охранником. Он вам знаком как Володя Большой. Он сразу согласился открыть нам нужные двери и дальше нам помогать.

– Если Володя Большой пообещал, он все сделает, – подтвердил Верхов. – Я рад, что он в бодром здравии.

Дима взглянул на часы.

– Мне пора ввести в курс дела бойцов. А ваше, Константин Алексеевич, участие в этом деле, можно считать законченным и – домой. Оставаться здесь и дожидать нас вам смысла нет. С таким же успехом и безопаснее вы можете делать это дома. Спасибо за помощь. А то у нас были бы проблемы. А теперь, считай, их нет. В случае срыва операции этот гараж будет использован на какое-то время убежищем. Как бы вы ни маскировались, вас трудно не узнать, и кто-нибудь по глупости или под пыткой может проговориться, что видел вас здесь. Поэтому и мне и Коле будет спокойнее, если вы вернетесь на завод и уже оттуда уедете на своей машине домой, чтобы шпики у завода и у дома вас засекли. Все, так и сделаем. Коля сопроводит вас до завода и до дома сразу или вечером. Камуфляж и маску он передаст вам у дома, на всякий случай.

Не дав Верхову рта открыть, Дима вышел из машины вместе с пакетом. Коля появился сразу и поинтересовался, поедет ли он домой с завода сразу или вечером. Услышав, что вечером, он велел дождаться его и не уезжать одному, а также проинструктировал о деталях встречи вечером. И попросил не сердиться на него и Диму, потому что так надо.

– Я не сержусь, – успокоил его Верхов. – Но и вы должны меня понять: у них мой сын. Да и сидеть без дела не в моей привычке. Но я же вам помог с потайным выходом.

– За это спасибо, – посветлел лицом Коля. – А за Вадика не беспокойтесь. Я приеду к вам с ним.

Увидев его в двери, Зина обиженно надула губы.

– Вы меня обманули, Константин Алексеевич.

– Я сделал это с большим удовольствием, Зиночка. Как и обещал.

Она непроизвольно окинула его взглядом и вдруг покраснела.

– Да ну вас, Константин Алексеевич. На вас нельзя сердиться.

– И не надо. Виктор Васильевич на месте?

– У себя. Только он… вы сами увидите. Он так меня за вас ругал.

У Хохлова, сидевшего за столом, была забинтована голова и висела на привязи левая рука.

– Опять? Так кто кого должен ругать? – спросил сердито Верхов. – Вам того раза мало было? Зачем пошли туда?

– Вместе с коллективом. – Директор поднялся, придерживая руку, пожаловался, скривившись. – Болит толчками. Давай выпьем. Не волнуйся, тебя отвезут.

Верхов охотно согласился и помог достать из секретера рюмки и бутылки. Пока Зина готовила бутерброды, Хохлов рассказал, что на помосте к нему прицепились два опоновца, видно, приняв его за организатора митинга, заводчане кинулись его спасать, завязалась драка с использованием дубинок и кулаков. С залитым кровью лицом Хохлов переходил из рук в руки, пока опоновцу не удалось столкнуть его вниз. Рентген показал две трещины в локтевом суставе и сотрясение мозга.

Хохлову даже полусоврать Верхов не мог и рассказал все, как было на самом деле. Про использование полицаями адской машины Хохлов знал и резюмировал.

– Демократия в действии. Сволочи да и только. Это надо же так ненавидеть свой народ, чтобы подвергать его такому наказанию. Но это им дорого обойдется. Такое не прощается. Лесковцы этого никогда не забудут. Их ничем не запугать. По грубым подсчетам, сейчас в Лесках находятся триста опоновцев и сто фээсбэшников и политполицаев. Плюс армия представителей губернатора на замещение всех значимых должностей мэра, спикера, судьи, прокурора, начальника РОВД, председателей избирательных участков и комиссий, старост вместо председателей сельсоветов и колхозов. Все это брошено против простого народа и в принципе из-за тебя. Но пока, я скажу, успеха у них ноль. А если еще освободят задержанных, это будет полное их фиаско. Несмотря на применение адской машины. И здесь мы впереди всех в России, стали не демонстративным, а живым полигоном. Выходит, меня вовремя увезли. А то мог бы составить Безусяку компанию.

– В каком смысле? При мне опоновцы до него так и не добрались

– Опоновцы не добрались, добрались газы. Ты разве не знаешь, что он в реанимации?

– Нет, не знаю. А что с ним?

– У него недавно обнаружилась астма. Как и у меня. А тут эти газы. Он сразу потерял сознание. Боюсь, как бы плохо для него не закончилось.

– Типун вам на язык. А можно позвонить в больницу?

Хохлов попросил сделать это вошедшую с подносом Зину. Они наполнили рюмки и выпили за скорейшее выздоровление полковника.

– Дай бог, чтобы у него обошлось, – сказал Хохлов, беря бутерброд. – Но думаю, сегодня они его не взяли бы. Это еще больше обозлило бы лесковцев. Возьмут его после выборов, когда выдоровет. И не его одного. Там заснят на видео каждый. Не только мэровскими камерами, но и политполицаями и фээсбэшниками. Как мне сказали, у каждого их них есть твоя фотография. Вот, что значит президентское «Ату его!» А ты молодец, что послушал колхозников и не пошел на площадь. Представь себе, увидели бы они тебя там, не говоря про трибуну. Да они бросили бы на захват тебя не двоих, а сто два опоновца. Ты ведь тоже не пошел бы послушно с ними, и изувечили бы они тебя на совесть, получив благодарность от начальства. Да, я слышал, что Русику они повредили позвоночник. Может остаться неподвижным на всю жизнь при его-то юркости. Ну, никак нельзя тебе сейчас появляться на людях. – Забывшись, Хохлов дернул локтем и прикрыл от боли глаза.

– Домой вам надо, Виктор Васильевич, – забеспокоился Верхов.

– Теперь, после того как ты объявился, можно и поехать. Выпьем еще и поеду.

Они уже выпили по две рюмки. Наполнили и по третьей.

Верхов давно заметил, что лоб директора под повязкой и лысина над ней были покрыты испариной, а глаза, напротив, сухо блестели.

– Я на минутку. – Он поднялся и стал вылезать из-за столика, чтобы попросить у Зины градусник.

Тут в кабинет как-то нерешительно вошла она сама, и остановилась, опустив голову, не дойдя до них. Они успели заметить, что ее румяное лицо было покрыто белыми пятнами.

– Узнала? – не сразу спросил Хохлов.

Она молча кивнула. Верхову стало нехорошо.

– Ну? – тихо и нервно спросил Хохлов.

– Сказали, умер, – прошептала Зина.

У Верхова моментально выступили слезы. Он пальцем смахнул их и медленно опустился на стул, глядя на директора. Рука того опустилась на столик, расплескав водку, и он пальцами стал вытирать столик.

Верхов опять поднялся и, подойдя к Зине, попросил ее принести градусник.

Вернувшись на место, Верхов поднял свою рюмку, дождался, когда Хохлов взял свою, и они выпили, не чокаясь.

– Он мне был, как отец, – проговорил Верхов.

Вошедшая Зина с укором посмотрела на пустую рюмку Хохлова. Он послушно взял градусник и воткнул подмышку.

– Еще одна пенсионерка умерли, – сказала Зина. – Всего в больницу привезли шестьдесят два человека.

– Это ты для того говоришь, чтобы у меня поднялась температура? – разозлился Хохлов.

– Нет, не для этого, а для того, чтобы ехали домой и больше не пили, – возразила Зина и решительно сжала губы.

– Ты еще поучи меня. Лучше скажи Степану, чтобы подготовил машину.

Температура оказалась внушительной для возраста Хохлова: свыше тридцати девяти. Врач медпункта, осмотрев его, сказала с упреком:

– Я же велела вам ехать домой и соблюдать постельный режим с обязательным приемом лекарств, которые выписала. Такая высокая температура не от локтя, а от сотрясения мозга. А с этим не шутят.

Врач сама повезла Хохлова на «Скорой», чтобы дать указания жене. Верхов поехал с ними, попросив врача заехать по пути в аптеку за нужными лекарствами.

На завод он вернулся также на «Скорой» и стал ожидать приезда или звонка Коли. Самым неприятным было то, что не у кого было узнать, чем закончилась попытка освобождения задержанных во Дворце Культуры и в «Луче». А главное, удалась ли она.

***

Организаторы газовой атаки, увидев лежащими неподвижно больше двадцати тел, поняли, что слегка переборщили с наказанием митингующих. Первым пришел к такому выводу сам Алтухин, наблюдавший происходившее на площади из разбитого водометной струей окна своего кабинета.

– Что будем делать, если кто-нибудь из них умрет? – спросил он Щербину. – Слышите вой сирены? Очевидно, кто-то постарался вызвать ее.

– Ясно, кто. Я видел, как многие звонили по телефону. Надо бы запретить «Скорой» включать сирену, чтобы не будоражить народ. А вот еще одна, слышите?

– Хорошо, я распоряжусь. Так что будем делать, если будут мертвые?

– Все зависит от того, как широко это будет представлено в средствах массовой информации и прежде всего на телевидении. Но, думаю, раздуваться не будет, так как Лески с их социалистической идеологией не отвечают интересам либеральной оппозиции, где имеется засилье евреев. Ну, а то, что они доминируют в прессе и на телевидении России, это неоспоримый факт. Лески в этом случае редкое исключение. Я поинтересовался и не нашел ни одного еврея в руководстве города, на телевидении и в печати. Небывалый случай в истории не только современной России, но и Советского Союза. Отчасти поэтому разгон митингующих водометами в пятницу остался абсолютно незамеченным прессой страны, не считая местной.

– Нет сейчас здесь евреев – будут. Но и сейчас о сегодняшних событиях по местному телевидению и в «Лесковских вестях» не будет сказано ни слова. Тогда откуда об этом узнают в Москве?

– У патриотов путь один – интернет. Могут выложить в нем фотографии, заснятые на мобильники.

– Ах, да, я забыл приказать, чтобы их отобрали.

– У всех не отберешь. Для этого надо задержать три тысячи человек. А задержали максимум двести человек.

От разговора их отвлек звонок нового начальника РОВД Борзова:

– Генрих Анатольевич, что делать с вызванными на площадь «Скорыми»? Пропускать их или нет? Трое не подают признаков жизни, в том числе этот самый, как его… Безусяк, кого я сменил. И надо ли продолжать задержание в этих условиях? Сопротивление сейчас никто не оказывает, потому что еще не отошли от газов. Пользуясь этим, мы можем всех задержать, но здесь у нас всего два автобуса. Забрать их у крестьян мы не можем, там тоже всего два автобуса на несколько въездов в город. А сопротивление они оказывают упорное. Ранены два наших сотрудника. Предлагаю прекратить здесь задержание.

– Хорошо, я согласен. На площади задержание прекратить, а крестьян продолжать задерживать. Обязательно фиксируйте на фото и видео их сопротивление правоохранительным органам, чтобы предъявить на суде.

– Там тоже проблема. Не хватает наручников. Если бы они и были, куда их пристегивать до прибытия автобуса?

– А вы что предлагаете?

– Буду выступать с предложением о создании автобусов с большей вместимостью и сидениями в виде лавок. А можно и без лавок – не баре, постоят.

Алтухин рассердился:

– Меня интересует не ваше рацпредложение для будущего, а ваше предложение, что делать с крестьянами сейчас?

– А что с ними делать? К деревьям их не будешь пристегивать, тем более что их там нет. Как и самих крестьян тоже, которые просочились пешком в город. Они почти все здесь. Там задержано всего два неполных автобуса. Поэтому предлагаю оставить, как есть. Попробуем дозагрузить ими автобусы без второго захода, так как дожидаться их прихода они не будут и разъедутся по домам.

– Здесь всех удалось сфотографировать?

– Об этом не беспокойтесь. Помимо вашей видеокамеры, еще работали пятьдесят человек. Всех отыщем и заведем на них дело.

– Мэра не взяли?

– Как мне регулярно докладывают, он сидит на заводе, не высовывая носа.

– Не выпускайте его из наблюдения ни на минуту.

– Такое указание дано, Генрих Анатольевич. Так я приказываю прекратить задержание?

– Да, приказывайте.

– И распоряжаюсь пропустить «Скорые»? Все три или только одну?

– Я думаю, все. Быстрее увезут, будет меньше недовольства.

– Оно уже опять назревает.

Алтухин и сам это видел. Вокруг неподвижных тел сгрудились митингующие и, подняв головы, что-то кричали, размахивая своими игрушечными плакатами. Щербина шепнул ему:

– Скажите ему, пусть разгонит всех, пока они не очухались. Но только после отъезда «Скорых».

– Попробуй разогнать их всех, пока они не очухались, но только после отъезда «Скорых», – повторил по-попугаичьи мэр.

– Сделаю, Генрих Анатольевич. А что с защитниками полковника? Брать их?

Алтухин переправил вопрос Щербине. Тот покачал головой:

– Не стоит. Без боя они не сдадутся и вызовут новую волну протеста. Они все уедут за «Скорой» с полковником. Пусть уезжают.

Борзов не возразил, кажется, даже обрадовался:

– Так и сделаем, Генрих Анатольевич. Их фотографии в масках у нас есть. Я думаю, мы их всех вычислим.

Полицаям не пришлось разгонять митингующих, ослабленных газово-шумовой атакой. У людей хватило сил лишь дождаться машин «Скорой». Однако, при виде вносимых в машины носилок с неподвижными телами, гнев переполнял их души, и они стали выкрикивать проклятия в адрес этой антинародной власти, которую олицетворял прятавшийся за занавесками новый мэр. Но после отъезда «Скорых» протестный пыл людей стал угасать. На этом сказалась свойственная русскому человеку потребность в руководителе, которому они преданы и за которым готовы идти в огонь и воду. Возможно, и сейчас люди нашли бы в себе еще сил последовать за таким руководителем. Но его их лишили. Их мэра Верхова хочет посадить в тюрьму сам Президент, Паршин уже арестован, а заменившего их на митинге Безусяка увезли без признаков жизни. Его отъезд лишил людей последних сил, и многим из них потребовалась помощь добраться до дома, отчего они уходили парами, держась друг за друга.