Революция 2017. Предвидение

– Если они тебя арестуют, то уже не выпустят, – была уверена она.

– Ну и что ты предлагаешь? – спросил он. – Раньше времени податься в бега?

– Костя, не знаю. Но до ареста допускать нельзя.

Пока он обдумывал ее слова, она позвонила мужу и узнала, что здание редакции ее газеты «Заре навстречу!» два часа назад опечатали по указанию нового губернатора. Костя и Катя, как могли, стали ее успокаивать. Вдруг она спросила Костю:

– Рогов не побоится напечатать мой репортаж о пресс-конференции Президента? Лесковцев он очень разозлил бы.

Костя отыскал в мобильнике номер телефона Рогова, главного редактора Лесковских вестей», и передал мобильник Нине. Редактора она хорошо знала. Отойдя в сторонку, она рассказала ему о пресс-конференции. Он, не раздумывая, согласился, а Костя разрешил ей воспользоваться компьютером, и она тут же села писать. Через час приведенная в начале этой книги статья была написана и отправлена по электронной почте Рогову. Через десять минут он позвонил и попросил Нину приехать в типографию. Отвез туда ее Костин водитель Вася, живший рядом. Там она, поработав, прикорнула на диване и вернулась к Косте в восемь утра с толстой кипой готового номера газеты с ее статьей на целую страницу.

Они вместе позавтракали. Нина вдруг раздумала ехать домой. Понимая, что основные события должны произойти в Лесках, она уговорила Костю взять ее с собой на работу. Она была для него, как родная сестра, да он и не видел причины отказа.

***

Рогов удвоил тираж этого номера газеты и, попросил разносчиков донести газету, помимо подписчиков, в самые дальние уголки района.

В десять утра у Ветрова должно было состояться совещание с директорами Трика (от ООО), как назывались для отвода глаз в районе и области колхозы, скотоводческие и прочие фермы, по вопросу подготовки к севу и другим весенним работам. Когда Нина раньше Ветрова вошла в конференцзал, то увидела у каждого сидевшего «Лесковские вести». Это предусмотрительный Рогов положил кипу газеты на стол регистратора, хотя у многих прибывавших она уже была.

Без пяти десять Верхов только собрался встать из-за стола, чтобы отправиться на совещание, как в его кабинет вошел возбужденный телохранитель Коля со словами: «Рвутся к вам из Центрограда», а за ним протиснулись трое незнакомых людей. Один из них, не намного старше Верхова, приземистый, полноватый и лысоватый с неприметным небритым лицом, одетый в черную блестящую куртку с капюшоном, отороченным дорогим мехом, подошел вплотную к столу и ткнул в Верхова коротким пальцем:

– Ты мэр?

Верхов медленно поднялся и, смерив хама недобрым взглядом, проговорил, не сдерживая гнева:

– Я мэр. Порядочные люди, входя, здороваются и не тыкают до знакомства. А непорядочных я обычно вышвыриваю из кабинета.

С этими словами он вышел из-за стола и направился к хаму. Тот быстро попятился назад и спрятался за спинами более рослых попутчиков, шагнувших вперед. Стоявший от хама справа молодой человек лет тридцати, одетый в длинное черное пальто, с коротко стриженой фигурной бородкой, которая ему очень шла, придавая артистический вид, достал из кожаного портфеля, висевшего на плече, лист бумаги и протянул его Верхову со словами:

– Это распоряжение губернатора Центрограда Фогеля Аркадия Михайловича о введении в Лесках прямого губернаторского правления с временным отстранением вас от занимаемой должности и назначением вместо вас Алтухина Генриха Анатольевича. – Бородач указал кивком головы на хама. – Я, позвольте представиться, следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Щербина Виталий Леонидович. С нами также приехал заместитель председателя ЦИКа Корягин Анатолий Дмитриевич.

Корягин, абсолютно бесцветный во всех отношениях достаточно пожилой человек, одетый во все темносерое, вместо того, чтобы наклонить голову, высоко ее задрал.

Сразу видно, кто есть кто, подумал Верхов, обведя всех троих внимательным взглядом и остановив его на листе. Взяв его в руки, он сказал стоявшему у двери Коле:

– Коля, иди, я разберусь. – Он вернулся на место, сел и пробежал глазами бумагу. – Вовремя вы подъехали. В конференц-зале собрались руководители всех сельхозпредприятий нашего района для обсуждения вопросов по подготовке к весне. Пойдемте, я вас представлю, а вы разъясните цель вашего приезда. Это, чтобы избежать кривотолков.

Алтухин не без опаски выдвинулся вперед и возразил:

– Никаких кривотолков тут быть не должно. Все видели по телевизору выступление Президента.

– И смею вас заверить, что многие из лесковцев мало что поняли, чем конкретно Лески не угодили Президенту и на каком основании он назвал меня киллером.

От возмущения у нового мэра Лесков отнялся язык. Увидев, как он открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба, Щербина поспешил ему на помощь:

– Мы для этого и приехали сюда, чтобы во всем разобраться.

– Вот и воспользуйтесь случаем поговорить с народом.

– У меня другое задание, – помахал рукой перед заметно выступавшим животом Корягин.

– Среди них, кстати, есть кандидаты в депутаты от компартии, которых вопреки всем законам Президент приказал ЦИКу снять с предвыборной гонки.

Теперь уже Корякин открыл было от возмущения рот, но, взглянув настороженно исподлобья на Верхова, пересилил себя и выдохнул:

– Хорошо, я согласен.

Щербина посмотрел на Алтухина.

– Я бы на вашем месте, Генрих Анатольевич, тоже обязательно пошел. Вам с ними не один день работать.

Чтобы не терять лицо, Алтухин снял куртку и хозяйским взглядом оглядел кабинет в поисках вешалки. Верхов подошел к стенному шкафу у двери и открыл дверцу. Дождавшись, когда разделись остальные, он вышел вслед за ними.

В приемной к нему подошла бледная, с трясущимися губами секретарь Татьяна Петровна и подала ему полученное по факсу распоряжение нового губернатора.

– Я уже в курсе, – шепнул он, прикасаясь пальцами к ее плечу. – Не переживайте, все будет хорошо.

Она с сомнением покачала головой и проводила его тревожным взглядом до двери.

***

Зал встретил их настороженным гулом. Верхов понял, что присутствующие каким-то образом уже узнали. Это было заметно не только по гулу, но и по гневным взглядам на его спутников, усаживавшихся за председательский стол. Сам он встал сбоку стола.

Когда непрошенные гости уселись, он зачитал распоряжение губернатора и, представив гостей, сказал замершему в зловещей тишине залу:

– Сами понимаете, проводить или не проводить это совещание, теперь решаю не я. Но продолжать работу с вами по подъему сельского хозяйства, если позволят обстоятельства, я, разумеется, буду. А сейчас я вас покину, чтобы освободить место в кабинете для нового мэра.

По дороге к двери его остановил окрик Алтухина:

– Кабинет опечатан! Входить и выносить из него что-либо до окончания работы комиссии категорически запрещено.

От взрыва негодования, словно от ветра, шевельнулись на окнах гардины.

Верхов подошел к Щербине и попросил:

– Вы не пройдете со мной, я заберу свое пальто.

– Разумеется, разумеется, – поднялся следователь.

Топот ног и стук сидений заставили Верхова обернуться. Зал, как по команде, поднялся и направлялся вслед за ним к двери.

За столом раздался крик Алтухина:

– Кто разрешил уходить? Я вас не отпускаю!

– А, пошел ты! – ответил за всех хрипловатый голос директора зверофермы.

В приемной между столом секретаря и дверью сидел на Колином стуле внушительного вида парень. Татьяна Петровна, увидев Верхова, вскочила и вопросительно уставилась на него. Он показал ей жестом, что подойдет к ней, и вслед за Щербиной прошел в кабинет. С вешалки настенного шкафа он снял пальто, а со стола взял сигареты с зажигалкой.

– Мобильный телефон у вас служебный или ваш личный? – спросил следователь.

– Общий. Телефон мой, а за разговоры оплачивает мэрия.

– Вообще-то положено его у вас на время забрать и просмотреть записанные в нем номера.

– Бога ради, только не сегодня. Надеюсь, вы понимаете, сколько будет сегодня мне звонков, и, если я не буду отвечать, они парализуют работу мэрии.

– Хорошо. В крайнем случае, я воспользуюсь справочником секретаря.

– Все, что записано у меня, у нее есть. Ну, я пошел. Успешной вам работы.

Щербина поднял в знак прощания руку и предупредил:

– Постарайтесь не отлучаться из Лесков в течение полутора недель.

– Хорошо, но имейте в виду, что Лесками у нас считается не только город, но и весь район.

Следователь хотел что-то сказать, но передумал и кивнул.

В двери Верхов столкнулся с Алтухиным. Взглянув на его висевшее на руке пальто, мэр хмуро бросил:

– Я вас не отпускаю. Вы мне можете понадобиться.

– Если такое случится, мой домашний телефон есть у секретаря.

– Я вас не отпускаю!

– И не надо. Успешной вам работы я уже пожелал через Виталия Леонидовича.

Верхов повернулся и вышел.

– Константин Алексеевич, – зашептала Татьяна Петровна, когда он подошел к ней, – я не хочу здесь без вас оставаться.

– Татьяна Петровна, успокойтесь. Все уладится. Потерпите.

– Я бы сколько угодно потерпела бы, если бы знала, что вы вернетесь.

– Это вряд ли. Но без работы я не останусь. Захотите перейти ко мне, я вам буду рад.

– Захочу, – обрадовалась она и опять зашептала. – Нину Олеговну сюда не впустил амбал у двери. И не только ее. Она ожидает вас внизу.

Чмокнув ее в щеку, Верхов в сопровождении Коли прошел мимо караулившего у двери внушительного парня и спустился вниз. Нина и Паршин поджидали его у раздевалки. Обратив внимание на их сочувствующие взгляды, он указал пальцем на урну:

– Слезы и сопли прошу сливать сюда. Где остальные?

– Ожидают у машин, – ответил Паршин. – Хотят хоть что-то услышать от тебя. Понять их можно. Сколько ты у нас мэром? Двенадцатый год? И до него еще полгода нами занимался. И все это время мы были с тобой, как телок за маткой. Тогда ты всего на полмесяца исчез, так нас с потрохами сожрали. И сейчас могут. Пойдем, хоть чем-то нас успокой.

– Скажите, чтобы ехали в ФОК Платона. В зале там все поместятся. Я с Ниной чуть позже подъеду.

– Особо не спеши. Нам самим надо определиться.

Едва Паршин исчез за дверью, как к Верхову подбежал запыхавшийся от бега по ступенькам амбал.

– Алтухин приказал вам оставить ему машину с водителем.

Верхов развел руками и проговорил с усмешкой:

– Ну, раз Алтухин приказал, как же ослушаться?

Тепло попрощавшись с расстроившимся Васей, Верхов и Коля сели в машину Нины. Видя ее подавленное состояние, Верхов спросил с нежностью в голосе:

– Ты чего? Это давно следовало ожидать. Да и сколько можно быть мне мэром? На четвертый срок я так и так не собирался идти. Все, что можно было здесь сделать, я сделал. Вспомни, какими были деревни в Лесках двенадцать лет назад. Сплошное кладбище. А сейчас?

– Они опять превратят их в кладбище.

– Вот об этом я и хочу сейчас сказать. Пора народу самому себя защищать и отстаивать свои права.

– А мне как их отстаивать? В суд подать на губернатора?

– Почему бы и нет? Не получится в центроградском суде, подашь в Верховный. Откажет он, обратишься в Страсбург. И привлеки к этому всю свою журналистскую братию. Денег на все твои судебные издержки я дам. Вернее, не я, а Хохлов.

***

Их появление в спортзале было встречено аплодисментами. Нина поинтересовалась, у всех ли есть «Лесковские вести» с ее статьей. Услышав, что у всех, она попросила, по возможности, снять копию со статьи и ознакомить с ней, как можно больше лесковцев.

– Но с соответствующими комментариями, – добавила она. – А то могут и вправду поверить Президенту, что Лесками правил киллер.

– У нас таких нет, – заверил ее незнакомый мужчина с военной выправкой.

Другие подтвердили то же самое.

Верхов удивился, не увидев сочувствия и растерянности во взглядах на него у присутствующих в зале. Приготовившийся наставлять, что им делать, он немного стушевался, не зная, с чего начать разговор. Его опередил Паршин:

– Мы тут без тебя посовещались и хотим сказать тебе, что ничего страшного не произошло. Ты как был у нас мэром, так им и останешься. Нового мэра мы не признаем, хотя и будем использовать его, когда нам надо. Что касается выборов. Если наших депутатов отстранят, выборы мы проигнорируем. На совести каждого из нас, я имею в виду присутствующих здесь руководителей хозяйств, будет каждый проголосовавший. Вот, что мы хотели тебе сказать. Да, и вот еще, что. Нельзя исключать угрозы твоего ареста при таких словах о тебе Президента. Доводить дело до твоего ареста никак нельзя. Они могут продержать тебя несколько лет в камере предварительного заключения, перенося суд всякий раз на полгода. Поэтому ты всегда можешь рассчитывать на нас. Если потребуется, мы тебя укроем и, надо будет, уйдем вместе с тобой в леса. В общем, в обиду мы тебя не дадим.

От этих слов у Верхова даже запершило в горле.

– А куда я без вас денусь? – проговорил он, откашлявшись. – Кроме вас, у меня другой защиты от власти нет. Но меня сейчас волнует, как быть с доплатами мэра? Открою я вам секрет или нет, но все доплаты, в том числе и субсидии вам, я производил не из государственной казны. Поэтому с моим уходом неизбежно исчезнут и они, но неофициально я, естественно буду продолжать оказывать вам помощь, с учетом и добавок наиболее нуждавшимся слоям населения, в первую очередь многодетным семьям. Такой список вы мне составьте.

Вперед опять вышел Паршин.

– Мы и этот вопрос коснулись без тебя. Никаких списков для тебя мы составлять пока не будем. Сейчас пенсии и детские пособия и без твоих надбавок не дадут умереть с голоду. Пусть народ знает, кем для них был ты и кем будет для них новый мэр, если он снимет эти надбавки. Если он действительно печется о народе, он должен будет добиться получения денег от государства, которое опять жиреет от цен на нефть. Но мы уверены, что таких денег оно ему не даст.

По одобрительному гулу Верхов понял, что возражать нет смысла. Он сказал:

– Я рад вашему боевому настрою. Для нас сейчас это самое главное. Работать отныне я буду дома. Мой домашний телефон, если у кого нет, – он продиктовал номер. – Номер моего мобильного телефона не называю, потому что его могут отобрать для проверки. Поэтому я не уверен, что и домашний телефон не могут прослушивать. Так что в разговоре будьте осторожны. Лучше будет, если связываться со мной вы будете через Паршина, если он не возражает. Вы не будете против, Петр Трофимович?

– Я буду только рад такому твоему доверию ко мне. Но до выборов трогать тебя мы не будем, потому как нельзя. И ты отдохни, посиди тихо. Поживи с родными в свое удовольствие. Чтобы не было у власти и органов к тебе никакой придирки.

Верхов попрощался с каждым за руку, услышав почти от каждого слова поддержки. Паршину он, на всякий случай, назвал номер Катиного мобильного телефона, предупредив, что и его могут прослушивать.

Нина дала Платону несколько экземпляров газеты со своей статьей, попросив, если потребуется, размножить ее на ксероксе. А Верхов договорился с Платоном, в случае, если ФОК прикроют, не терять связь с бойцами, которые могут в любой момент понадобиться.

Нина захотела попрощаться с Катей и предложила Верхову отвезти его домой. Но в двери они столкнулись с возбужденным Колей. Он радостно сообщил, что на площади полно народа, приехавшего со всего района. Все интересуются, что с Верховым. Кто-то пустил слух, что его арестовали.

– Может покажетесь им, чтобы успокоить?

Верхов вопросительно взглянул на Паршина.

– А надо ли их успокаивать? – возразил тот. – Пусть узнают правду и повозмущаются тем, как тебя, избранника народа, выгнали из кабинета. Мы все пойдем туда без тебя и расскажем об этом. А тебе никак нельзя сейчас высовываться, чтобы власти не обвинили в подстрекательстве народа к протесту. Без ОПОНа тут не обойдется, и тебя первым арестуют. Так что езжай домой. Я буду держать тебя в курсе всех дел. Расскажу, как они встретят нового мэра, если он осмелится к ним выйти.

– Я расскажу, – сказала Нина.

Определенная логика в доводах Паршина была, и Верхов не стал настаивать на встрече с народом. Однако он попросил Колю, который успел съездить за своей машиной и повез его домой, проехать мимо площади. Она почти вся была заполнена, а люди все прибывали не только пешком и на машинах, но и на телегах и даже верхом.

Коля указал на человека в черном пальто в начале тротуара, ведущего от дороги к площади.

– Таких чужаков я насчитал больше двадцати. Расставлены они так, что вся площадь ими охвачена. И у всех миниатюрные видеокамеры меньше спичечной коробки. Они их держат в ладони, манипулируя пальцами. Вон, там, слева, видите, еще один, а поближе к мэрии еще. Вас они сразу вычислили бы и засняли каждый ваш шаг и слово. Я подошел к одному из них и, демонстративно сфотографировав, попросил предъявить документы. Он стушевался и нагло спросил, кто я. Я представился службой безопасности мэрии, показал на расстоянии удостоверение и похлопал в подтверждение по пистолету подмышкой. И знаете, он мне показал удостоверение службы безопасности при губернаторе. Я поинтересовался, сколько их. Он ответил, столько, сколько надо

– Ну, а ты что ему на это? – забеспокоился Верхов.

– Сказал, что учтем в своей работе.

– Он не спросил, в какой?

– Не спросил, но меня сфотографировал. И слава Богу, что не спросил, а то я бы сдуру мог и проколоться, ляпнув, в какой работе.

– За это молодец. Показывать фээсбэшникам свою удаль глупо. Но за то, что узнал, кто они, спасибо. Мы должны учесть, что против нас брошена большая сила.

Проезжая мимо школы, в которой учился Вадик с Любушкой, они обратили внимание на толпу старшеклассников с преподавателями во дворе.

– Тоже, наверное, на митинг собрались, – сказал Коля. – Учителя точно пойдут. Они за вас горой.

К их удивлению, постового милиционера в будке не оказалось. Сидевшая на лавочке у подъезда старушка рассказала, что час назад подъезжала полицейская машина, которая и увезла постового.

Коля взял у Верхова слово, что из дома он не выйдет и открывать дверь чужим не будет, и уехал на митинг, пообещав вернуться сразу после его окончания.

***

– А ты почему не там? – встретила его вопросом Катя, показывая глазами на телевизор. – Они хотят тебя видеть.

Костя взглянул на экран и увидел поднимавшегося на возвышение перед мэрией Паршина, Нину, Птицына и Осипову.

– А я хотел видеть тебя, – ответил он, целуя жену в щеку.

По тому, как засияло ее лицо, было видно, как сильно она его любила.

– Пойдем на кухню, я тебя покормлю, – сказала она. – Телевизор там посмотришь.

В ванной, моя руки и глядя на себя в зеркало, он пытался угадать, что Кате было известно. Возможно, она, как и люди на площади хотела знать, что произошло и что будет дальше. Но она, по сравнению с ними, хотя бы знала, что он цел и невредим. В смысле, не арестован, пояснил он сам себе. И ему уже в который раз стало не по себе оттого, что он уклоняется от открытой борьбы из-за боязни ареста. Весь он находился там, на площади, произнося про себя речи перед народом.

Так и не придумав, что ответить Кате на ее вопрос, он прошел на кухню. Но она вдруг озадачила его новым вопросом:

– Если ты уже никуда не пойдешь, может, выпьешь?

– И не пойду и выпью, – ответил он, увеличивая пультом звук телевизора, где Паршину кто-то протягивал мегафон.

Сейчас она все узнает. Больше всего ему не хотелось, чтобы померкла ее радость оттого, что он обедает дома.

– Вы хотите знать, где наш мэр и что с ним? – спросил в телевизоре Паршин.

В наступившей на миг тишине послышался гул голосов, разобрать что-либо было невозможно. Камера остановилась на пожилой женщине в пуховом платке, к которой подбежала девушка с микрофоном, и отчетливо послышался вопрос женщины:

– Он не арестован? Почему он не с нами?

Паршин повернулся к женщине, усмехнулся и бросил в толпу:

– Как я понял, всех вас интересует, не арестован ли Верхов, а если нет, то почему он не здесь? На первый вопрос отвечу: «Пока не арестован». А на второй вопрос вы сами должны знать ответ, если подумаете хорошенько. Если, конечно, есть чем.

– А если нечем? – послышался чей-то мужской голос перед тем, как утонул в гуле в основном от смеха.

Паршин тоже улыбнулся, но ответил серьезно:

– Раз пришел сюда, значит, есть мозги и должен сообразить, что присутствие здесь нашего мэра дало бы им прекрасную возможность обвинить его в организации этого митинга против вчерашнего выступления Президента или на языке закона против власти. Вас бы отпустили по домам, а на него надели бы наручники. Теперь всем ясно, почему он не с нами?

– Ясно! – опять опередил всех тот же мужской голос, на этот раз встреченный не смехом, а одобрением.

– А кто назначен вместо Верхова? Он уже здесь? Почему не вышел представиться народу?

Эти вопросы задал явно для затравки толпы парень с широким добродушным лицом, присутствовавший при встрече с Костей в клубе станкозавода. Костя знал его как лучшего тракториста района и самого молодого многодетного отца в области (ему было всего 26 лет, и в этом году у него родился четвертый ребенок).

– А потому он не выходит к нам и не представляется, что знает нашу любовь к единодушно выбранному Константину Верхову, поэтому и прячется за толстыми стенами.

Камера пробежала по толпе и остановилась на окне кабинета мэра на втором этаже. Какое-то мгновенье в окне были видны лица, которые затем быстро исчезли.

– А нуждаемся ли мы в его представлении нам? Что он может нам сказать, как говорится, в свое оправдание? Что Верхов вернется на работу? Не скажет. Скажет, что ни один наш кандидат не будет снят с выборной гонки? Не скажет. Скажет, что выборы будут честными и справедливыми? Обязательно скажет, но только такими они вряд ли будут, потому что в этом случае партия власти их с треском проиграет. Вот поэтом, я думаю, нам нет смысла требовать, чтобы этот человек вышел к нам. Как говорится, он здесь будет сам по себе, а мы сами по себе. Мы без него как-нибудь проживем, а вот как он будет работать без нас – это еще вопрос.

Из толпы слышались крики, но понять, о чем они, было трудно. Костя бросил взгляд на Катю. Она, как ни в чем ни бывало, ставила на стол бутылки, рюмку и бокалы. Однако сияние в ее глазах потускнело.

– Может, завтра съездим на Колину дачу или к Пашиным родителям, – спросила она, наполнив вином свой бокал и затем наблюдая, как он делает «кровавую Мэри» из водки и томатного сока.

– Это мысль, – ответил он и чуть округлил глаза, увидев на экране «мороз» вместо толпы и Паршина, начавшего рассказывать о введении в Лесках и области губернаторского правления. Разумеется, они не могли допустить трансляцию на пол-области этого безобразия. Игоря Юрьева за это опять уволят. Жаль талантливого парня.

– Переключить? – спросила Катя, поднимая бокал.

– Сейчас чем-нибудь заменят. Ну, давай выпьем за все хорошее, что нас ожидает.

– Главное, чтобы мы все были живы и здравы. Чтобы дети нас радовали

Они чокнулись и выпили. А на экране появилось название киностудии и сцена захвата кого-то ОПОНом. Костя заметил:

– Раньше в таких случаях запускали «Лебединое озеро», а сейчас ОПОН. Готовят людей к его появлению в Лесках.

– Только, чтобы не повторилось то, что было в Лесках после вашего похищения, – вздохнула Катя. – Толю жалко.

Костя ел любимый им борщ, не чувствуя вкуса: был там, на площади. Наблюдавшая за ним Катя это поняла.

– Костик, не ходи туда. Что даст людям твое там появление? Как бы они ни хотели, а не смогут защитить тебя от ОПОНа, если он объявится? А если окажешь сопротивление, могут и изувечить. ОПОН сейчас другой, полицейский, обученный специально против народа. Тогда бюро «Щит и меч» было намного сильнее, и в основном оно дало отпор омоновцам.

Но Костя уже не мог сопротивляться самому себе. Он выпил еще рюмку водки без сока, быстро доел второе и, поцеловав Катю, вышел из кухни. Она последовала за ним и наблюдала, как он доставал с антресоли коробку с масками, приготовленными для него Вероникой Максимовной двенадцать лет назад. Там не было лишь маски Ивана Спиридоновича, на всякий случай разгримированной. Но не успел Костя превратить себя в стриженого громилу охранника, как квартиру заполнил ставший мгновенно оглушительным гул. Он и Катя вышли на лоджию и увидели пролетавшую над домом вереницу снижавшихся вертолетов.

– Легки на помине, будь они неладные, – проговорила Катя. – Ну, куда ты теперь пойдешь? У тебя в гараже бомбардировщик стоит?

Костя насчитал девять вертолетов, а вдали показались еще два. Он живо представил, как омоновцы будут стаскивать с трибуны могучего Паршина, нагибая его гривастую голову, и у него зачесались руки.

Когда гул стих, они услышали в передней мелодию звонка и стук в дверь. Посмотрев друг на друга, они подумали об одном и том же. Если бы не жена рядом, Костя обязательно задумался бы: открывать или отстреливаться до последнего патрона.

– Я пойду, спрошу, кто там? – спросила Катя.

– Нет, я сам.

К их облегчению, за дверью стоял запыхавшийся Коля.

– Слава богу, застал вас, – проговорил, отдышавшись, он. – Вам туда никак нельзя.

Он рассказал, что Татьяна Петровна подслушала, приложив на кухне к стене тарелку, разговор, за что можно арестовать Верхова прямо сегодня. Им нужны позарез доказательства его участия в организации проходившего на площади незаконного митинга. Идеальным вариантом для них было бы его выступление с призывом неподчинения власти, чтобы арестовать его сразу после митинга, но не при людях, а лучше дома, где можно произвести еще и обыск с подбросом компромата. Если же сегодня арестовать его не удастся, то они будут искать в его выступлениях призывы к насильственному свержению нынешней власти. Какому-то Грибакину было поручено отыскать причастность Верхова хоть к какому-нибудь убийству в районе. Еще говорили о прослушивании его разговоров в квартире, машине и по всем телефонам. Затем один из них позвонил куда-то и попросил ускорить прибытие спецназа для разгона митинга, но тут в дверь кухни постучал новый охранник. Она наврала ему про свое женское недомогание и отлучилась якобы в аптеку, а сама позвонила Коле и, встретившись с ним, все ему рассказала. Коля хотел передать услышанное Паршину, но тот выступал, он ознакомил Нину, а сам поехал сюда.

– Вам туда никак нельзя, – повторил он. – Я уверен, что они уже вас пасут. На той стороне припаркована «тойота» с затемненными стеклами и с не лесковскими номерами. Могут быть они. Не вздумайте туда пойти. Я скоро опять приеду и все расскажу.

Костя не успел поблагодарить Колю, как тот уже бежал вниз по лестнице.

***

Нина готовилась выступить после Паршина и рассказать людям об истинных причинах внезапного отстранения Верхова от работы и о намерении его арестовать. К ней вдруг подошел Игорь Юрьев. Они обнялись. Его хмурый вид ей не понравился.

– Что случилось? Что-нибудь с трансляцией митинга?

– Уже двенадцать минут, как его не показывают. Я опять уволен.

– Рассказывай.

И он рассказал. Трансляция митинга по телевизору шла полным ходом, когда в студию вошли трое и, сунув Игорю указ губернатора Центрограда о введении в Лесках прямого его правления, потребовали прекратить показ митинга. Игорь стал возражать, но один из них умело разъединил нужные шнуры и стал просматривать диски с фильмами для замены митинга. Игоря известили, что он уволен, и, сопроводив в кабинет, отпустили две минуты на сборы.

– Вот и выступишь после меня, – сказала Нина. – Расскажешь народу об этом беспределе.

Ее слова заглушил быстро возраставший гул в небе. Люди на площади, словно оцепенев, наблюдали, как вертолеты садились вокруг площади, и из них выпрыгивали одетые во все черное, включая темную маску, омоновцы с прозрачными щитами и, не теряя ни секунды, словно провели немало здесь тренировок, окружили ровным забором с метровой ширины зазором площадь с трех сторон. Четверо заняли места под окнами здания мэрии. Когда люди опомнились, у многих возникло желание убежать, но оно быстро исчезло при виде живого забора, а больше из-за чувства единения с другими людьми, заставившее их еще больше уплотниться.

Когда гул последних приземлившихся вертолетов стих, над площадью раздался громкий голос из репродуктора, извещавший участников митинга о том, что указом исполняющего обязанности губернатора Центрограда господина Фогеля о введении в Лесках губернаторского правления мэр Верхов отстранен от занимаемой должности и вместо него назначен господин Алтухин, приступивший к своим обязанностям. Данным указом запрещалось проведение в Лесках и районе митингов, собраний и сборищ людей свыше 10 человек на площади 100 тысяч квадратных метров без особого на то разрешения господина Алтухина. К нарушителям будут применяться принудительные меры вплоть до заключения под стражу.

После небольшой паузы, предоставленной, очевидно, для осмысления людьми услышанного, голос продолжил: «Учитывая, что данный митинг организован до ознакомления населения Лесков и района с вышеуказанным указом, господин Алтухин, в виде исключения и доброй воли, принял решение не предпринимать принудительных мер к участникам данного митинга. Для этого вы обязаны покинуть площадь до 15.00 включительно. Лица, обнаруженные на площади после указанного срока, полежат задержанию и соответствующему наказанию».

Нина, стоявшая на возвышении, хорошо видела, как те, у кого были часы и мобильники, стали смотреть время и подсчитывать, сколько им осталось до свободы. Те, у кого не было ни того и ни другого, спрашивали у соседей, который час, и тоже занялись арифметикой.

Она и Игорь не были исключением. У них получилось 18 минут, отпущенных на освобождение площади от пятитысячной спрессованной толпы.

Не сообразив, много или мало им отпущено, толпа пришла в движение. Стоявшие по бокам площади направились в стороны, но, наткнувшись на омоновцев, остановились, не рискнув воспользоваться щелью между ними, и завертели головами в поисках выхода. Им оказался трехметровый проход в сторону дороги. На самом деле он оказался еще уже, так как люди старались держаться подальше от омоновцем, образовавших коридор до дороги. Создалась давка, и послышался истошный женский крик.

– Товарищи, спокойно! – пронесся над площадью зычный голос Паршина. – Кого и чего вы испугались? Они же этого только и хотят, чтобы мы от страха в штаны наложили. Поэтому не бойтесь не поспеть в отведенное специально, чтобы напугать нас, время. Всех они не пересажают, не хватит тюрем. Не они здесь хозяева, а мы, лесковцы. И не им указывать нам, когда нам заканчивать обсуждение жизненно важных для нас вопросов. Два из них на сегодня являются самыми главными для нас. Это возвращение на свою работу нашего мэра Верхова. И второе: недопущение снятия с предвыборной гонки наших кандидатов – коммунистов. Предлагаю включить в резолюцию митинга эти наши главные два требования. Кто за, поднимите…