– Да уж, – недовольно вздохнула девочка. Таисию будто дернуло током. Она задумалась о том, что только что сказала, будто услышала это от кого-то другого и нашла этому практическое применение.
– А ведь и вправду, – сказала она толи вслух, толи про себя.
– Ты что-то сказала? – спросила ее девочка.
– Я… нет ничего. Просто я немного занята сейчас. Хочешь, я тебе позже перезвоню?
– Давай. Только на этот раз обязательно перезвони, – настойчиво попросила девочка.
– Хорошо, – пообещала Таисия. – И запомни, столица Австралии – Канберра.
– Зачем это мне? И разве не Сидней?
– Нет, именно Канберра. Запомни – пригодится, вот увидишь.
– Хорошо, тогда пока.
– Пока, – ответила Таисия и отключила телефон. Мысли ее занял данный ей самой совет. Что если она изменит что-то в прошлом? Это непременно повлияет на будущее. Возможно ей удастся вернуть папу. Но как? Она не может сказать себе, что родители разойдутся. Это ее убьет. Она встала и огляделась. Все вокруг показалось ей глупым. И это розовое небо и синеватая зелень деревьев и травы, дети, бесцельно бегающие по полю, и Вениамин с его незатейливыми делами. Все это было пустым и бездушным, но красивым и беззаботным. Таисии стало грустно и даже немного страшно. Она захотела увидеть маму, узнать, что с ней все в порядке, возможно даже о чем-нибудь поговорить. Ведь раньше у них это получалось, значит и сейчас получится. Это так просто.
Небольшая тень пробежала у ног Таисии. Она вскинула голову. В небе летел буревестник. Он снижался, направившись в сторону леса. С тех самых пор, как Таисия очутилась здесь, она ни разу не видела буревестников. Она подозвала Рыжика, тот податливо опустил свою длинную шею и, взобравшись на него, устремилась следом за птицей.
Рыжик был хорош в погоне. Он лавировал мимо деревьев, оставаясь при этом незамеченным, бежал мягко и быстро, вслед за скользящей по траве тенью птицы. Тень становилась меньше и ярче. Буревестник спикировал вниз, чуть ли не до самой земли, устремившись к бурлящей воде под водопадом. Еще мгновение и он исчез, пронзив поток воды словно стрела. Жираф не отставал. Он ловко просунул длинную шею сквозь воду, и Таисия, спешившись, побежала по темной пещере. Птицы не было видно, но вдалеке отчетливо слышались взмахи крыльев. Стараясь не отставать в полумраке, она бежала почти на ощупь. Она бежала, будто хорошо знала эту дорогу, каждую ее кочку, неровность. Туда, вглубь пещеры, где стены растворились во мгле, где не было ничего, кроме биения ее сердца, звонких шагов и шороха крыльев буревестника.
В одно мгновение все это исчезло. Она закрыла глаза, но продолжала бежать, не чувствуя под собой земли. Послышался визг, она ощутила как падает, и снова захлопали крылья.
Все произошло очень быстро, и в следующее мгновение она уже лежала на мокрой траве. Под тяжестью воды и постоянным давлением ветра, трава ковром прижалась к земле. Серые и черные сухие листья кружились вокруг. Таисия подняла голову и обнаружила, что лежит перед тем самым цветущим домом. Только теперь, обвивавшая его зелень пожухла и облетела, оголив пошарканные стены серого бетона. Высохший фонтан перед крыльцом молчал, а фигуры вокруг него были разбиты. В нос ударил резкий запах. Этот запах, она узнала сразу – запах мандаринов, от которого во рту мгновенно собиралась слюна, и слегка щекотало в носу. Она внимательно вглядывалась в полумрак окон дома. В одном из них что-то моргнуло, и за ним возникла фигура мальчика. Окно было раскрыто настежь, так что она хорошо его разглядела. От его пристального взгляда по телу Таисии пробежал холод. Мальчик постоял еще немного и, отступив назад, растворился во мраке комнаты.
– Стой! – крикнула вдруг Таисия.
Она бросилась к двери, но та не поддавалась. Тогда она крепко ухватилась за обвивавшие стены дома стебли и, взобравшись вверх по стене и влезла в открытое окно.
В комнате было темно. Постепенно привыкнув к темноте, она сумела различить очертания некоторых предметов, как и разглядеть через густой мрак серые стены из голого бетона, которым пропах воздух в комнате. У стены стояла кровать, рядом стол, напротив – шкаф и кресло. Все вокруг было ей знакомо, и запах, и темные силуэты мебели. В их очертаниях она увидела свою комнату. Таисия дернула ручку и вышла. За спиной захлопнулась дверь. Она обернулась, но двери уже не было. Лишь голые стены и коридор ведущий неизвестно куда.
С каждым пройденным шагом, пол под ногами все сильнее наклонялся, так что Таисии приходилось идти в гору. Становилось все труднее удержаться и не упасть обратно. Вскоре девочка выбилась из сил. Мимо пролетал белый блестящий снег. Откуда-то доносился приглушенный голос. Таисия так устала, что ей хотелось упасть. Идти совсем не было сил. Она присела, спиной к стене, ощущая ее холод, и холод таящих на лице снежинок. Больше всего на свете ей хотелось домой. Но не туда, где она одна и никому не нужна, а туда, где мама и папа вместе … вместе с ней … и они счастливо живут своей беззаботной жизнью. Она видела их лица, их глаза наполненные любовью, их тесные, крепкие объятия, объятия в которых хочется утонуть. Она знала, что это все неправда, и что раскрыв глаза, она не увидит ничего кроме черного космоса внутри себя. Черной, изрытой, ничем не заполненной ямы. Она внутри, она вокруг, она больше, чем страх и сильнее, чем любовь. От нее глаза наливаются слезами и закладывает уши. От нее сбивается дыхание, слабеют и опускаются руки. Черным вороном она клюет изнутри, заставляя тебя ненавидеть. И ехидно улыбается, добившись своего. Таисия уткнулась лицом в подушку и тихо заплакала. Она лежала в своей кровати и морозный зимний воздух растрепал ей волосы. Снова она почувствовала запах нового года, и эти ощущения неминуемого разочарования, когда занавес опускается и пустеет зал. И то время, сказочное, волшебное, беззаботное время, называемое детством, заканчивается. Оно исчезает. Резко, как обрыв. В одно мгновение, ты летишь вниз и, упав смотришь на небо. А оно пожирает тебя своим презренным взглядом, показывая тебе всю твою ничтожность и крохотность.
Таисия услышала, как за стеной зазвонил телефон. Услышала мамин голос, прервавший звонок. Она поднялась с кровати и направилась к маме. Ей ничего не хотелось так сильно, как прижаться к ней, щека к щеке, как в детстве почувствовать ее тепло. Ощутить ее горячее дыхание на шее. Она тихо вошла в комнату. Мама сидела в кресле, закрыв лицо руками. Ее плечи слегка подергивались, тяжелое дыхание прерывалось. Таисия подошла совсем близко. Она видела, как на маминых пальцах, блестели и падали на коленях слезы. У Таисии перехватило дыхание. Раскрыв рот, она жадно хватала им воздух. Она пыталась сказать что-нибудь, но не смогла произнести ни звука. Голова закружилась. Все вокруг поплыло. Комната перевернулась. Таисия, цепляясь руками за воздух, оторвалась от пола, который в одно мгновение поменялся местами со стеной, и, перелетев через стол, вылетела в окно. Будто волной, осколки выплеснулись вслед за ней. С огромной скоростью она падала вниз. Ветер свистел у нее в ушах, обжигал холодом лицо и руки. Время при этом, казалось, было неподвижным. Секунды свободного падения, превращались в минуты. Минуты тянулись, растягивались и лопались, разбиваясь на миллионы маленьких осколков секунд. Они замирали в ледяном воздухе, рассыпаясь по нему кристаллами воспоминаний, и вспыхивали над Таисией все новыми и новыми окнами. Она видела каждое из них настолько ясно, словно снова переживала эти моменты жизни. Обида, грусть, тоска, злость. Все вспыхнуло в ней с новой силой. На глаза навернулись слезы, новые слезы старых обид. Все такие же соленые, как море, такие же быстрые, как река, холодные, словно лед. Она закрыла глаза, стало тихо, как и должно было быть, когда закрываешь глаза, и мир вокруг, все что ты не хочешь видеть, исчезает.
В темноте послышались шаги. Мягкие, неуверенные шаги. Таисии было плевать, что это за шаги. Они затихли совсем близко. Девочка открыла глаза. Над ней стоял мальчик. Сейчас он казался еще меньше чем в окне или вагоне поезда, где они впервые повстречались. Он сел рядом.
– Ты упала прямо с неба. Тебе не больно? – спросил он, внимательно разглядывая ее.
– Я всегда так делаю. Ни капли, – ответила Таисия поднимаясь. Мальчик смотрел все тем же холодным взглядом. Чувства юмора у него нет, подумала она. На руке у него блеснула серебряная нить. Она маленькой молнией сверкнула до самого неба, с которого послышались взмахи крыльев буревестника.
– Это твоя птица? – спросила девочка.
– Это мой друг.
– Друзей не привязывают на… что бы там ни было, – указала Таисия на серебрянную нить на руке мальчика.
– Привязывают, если не хотят чтобы они поранились.
– Интересная у тебя дружба. Где ты его нашел?
– Он сам меня нашел. Была сильная буря, он упал, и я помог ему.
– Что ты делал один в такую сильную бурю?
– Я прятался.
– От кого?
Мальчик указал рукой в сторону неба. Тонкая серебрянная нить вновь сверкнула в полумраке.
– Хочешь, я тебе что-то покажу, – предложил мальчик и, махнув в сторону, двинулся прочь.
Таисия последовала за ним. Только теперь она разглядела лес вокруг, темный и непроглядный. Высокие деревья с пышной зеленой листвой казались мрачными и неживыми. Такое же небо, без единого движения и света. Они вышли на голую равнину, где небо казалось еще более отвратительным, а посредине, раскинув свои извилистые корни и изрыв ими землю вокруг себя, стоял большой дуб. Мальчик прытко проскакал по его корням и, взобравшись вверх по дереву, исчез в тени. Таисия пробралась ближе, но его так и не было видно.
– Эй, ты где? – тихо спросила она.
– Я здесь, – послышался голос над Таисией, и из зияющей черной дыры в стволе выглянула голова мальчика. Таисия уцепилась за ветку и влезла в расщелину. Внутри было еще темнее, но она отчетливо видела мальчика, сидящего напротив.
– Это твой дом? – спросила она.
– Нет, – неохотно ответил он.
Таисия не рискнула продолжить разговор. Они сидели молча какое-то время.
– Зачем ты привел меня сюда? – нарушила тишину девочка.
– Ты сама пришла.
– А как же та карета и прочее?
– Я лишь исполнил твою волю.
– Не было у меня такой воли – попасть невесть куда. Что это вообще за место?
– Разве тебе не нравится?
– Нравится, но здесь все иначе, чем дома.
– Это может стать твоим домом, если ты захочешь.
– Я думаю, что буду скучать по дому.
– Невозможно скучать по тому, чего нет.
– У меня есть дом.
– Почему тогда ты ушла?
– Я … – Таисия попыталась вновь что-то сказать, но замолчала.
– Ты думаешь, что никому там не нужна? Поэтому и ушла? Тебе некуда возвращаться. Поэтому ты и здесь. Больше никто тебя не обидит и не предаст. Ты сломалась, когда ушел папа. И больше никогда не будет как раньше.
Таисия опустила голову в пол. В ее глазах заблестели слезы. Они прокатились по щекам и упали на пол.
– Ты должна остаться здесь. Ты теперь принадлежишь этому миру, и только ему. А он принадлежит тебе. Никто не в праве войти в него, если ты этого не захочешь. И он может быть каким угодно, но он всегда будет оставаться твоим.
Таисия подняла голову и посмотрела на мальчика.
– Кто ты? – спросила она, пристально глядя в его серые глаза.
– Ты пришла не за тем, чтобы узнать, кто я, ты пришла за тем, чтобы узнать кто ты.
Он указал рукой вглубь дерева. В темноте, на полу, засияла гладь воды.
Вода светилась изнутри. Темнота над ней по-прежнему была непроглядной. Таисия подошла ближе. Гладкая как зеркало поверхность слегка подрагивала от ее дыхания и биения сердца. Девочка опустилась перед ней на колени, вглядываясь вглубь, откуда исходил свет. Вода покрылась мелкой рябью, закружилась голова. И там, на дне, она увидела себя. Так отчетливо, так ясно, словно она стояла рядом. И даже когда она закрывала глаза, или ей только казалось, что она их закрывала, она по-прежнему видела себя.
Дверь распахнулась, и в комнату вошла мама. Она была чем то очень рассержена. Таисия испугалась и хотела было бежать, но поняв, что ее никто не видит, продолжила наблюдать. Невозможно было разобрать то, о чем они говорили. Все плыло, переливалось, бурлило. Слова терялись в потоке подводных звуков. Таисия вслушивалась в гул, она с головой погрузилась в воду. Мама прошла совсем рядом, едва не задев ее. Видно было как играют ее скулы, и по тому как она слегка ссутулившись, уперла руки в бока, можно было с уверенностью сказать, что она ужасно зла.
– Мама… – невольно вырвалось у Таисии.
Это была минутная слабость, во время которой ей хотелось обнять ее, простив все, за что так злилась. Но быстро одернув себя, она высунула голову из озера и кинулась в тень, привычную и такую желанную тень под деревом. Под ногами сочная зелень травы, вокруг деревья, а над головой все те же розовые облака заката. Не было ни тьмы, ни болот, окружавших гигантский дуб, изрывший корнями болотистую почву вокруг, ни мальчика, настойчиво пытавшегося не давать ответов на вопросы. Журчала вода, шептались листья на деревьях. Где-то вдалеке резвились дети. Таисия лежала в траве. Она больше ничего не чувствовала, ни тоски, ни обиды, лишь приятную усталость во всем теле, от которой хочется вытянуться и зевать.
11
"Мама" – пронеслось в голове у Ирины Александровны и холодом пробежало по телу. Она раскрыла глаза. За окном по-прежнему было темно. Белый свет луны, как прожектор светил в окно. Она вышла из купе. В проходе было тихо, но сквозь ровный стук колес, она услышала всхлипывания. Женщина двинулась в конец вагона, звуки усиливались. Войдя в тамбур, она открыла дверь в следующий вагон. Платформа тряслась и уходила из-под ног. Еле удержавшись, она шагнула вперед, через проход, в темный вагон. Звуки оглушительным эхом летали вокруг нее. Стучали колеса, завывал ветер, и этот пронзительный, истошный, почти не слышный, но знакомый плач дочери. Он расстраивал и злил, в одно и тоже время. Злил своей несправедливостью по отношению к ней, как к матери, своей бездумностью и нелогичностью. Этот плач не был чем-то конкретным, был обиден и глуп. Неужели так трудно согласиться и сделать так, как от тебя хотят? Неужели так трудно… Чем больше мать думала об этом, тем сильнее она злилась и ярче перед глазами возникала картина их последней ссоры. Только сейчас она поняла, насколько эта ссора была тяжелой для них обоих. Начавшаяся из-за какого-нибудь пустяка, маленькой искорки, которой оказалось достаточно для того, чтобы разжечь настоящее пламя. Так бывает, когда долго молчишь о чем-то, откладывая это на дальнюю полку. Рано или поздно, все, что было отложено, будет вновь поднято волной в воздух, и ударит с новой силой. Но почему же так несправедливы эти слезы. Она абсолютно не хочет меня понимать, думала она. Разве мало сделано для нее? Женщина оглянулась, узнавая по этим стенам и мебели вокруг, комнату дочери. Она испуганно обернулась, все та же дверь их квартиры, все тот же коридор за ней. Шума поезда уже не было слышно. Она не знала, в какой момент он исчез. Мысли бурлили и кипели в ее голове так громко, что ничего другого не было слышно. Таисия лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и плакала.
– Не надо устраивать истерик, – спокойно сказала мама. Тая нечего не ответила, продолжая плакать.
– "Мама", – уже знакомый шепот раздался над самым ее ухом. Она дернулась от неожиданности и, оглядев комнату, вернулась к кровати. Дочери на ней уже не было, не было и кровати. Пронзительный стук и грохот раздавался в самой голове и эхом отражался от стен вагона.
Что-то заскрипело. Женщина бросилась к двери. Как раз в этот момент, сопровождаясь громким щелчком, вагоны расцепились между собой и впереди идущий вагон, принялся стремительно удаляться. Женщина с силой оттолкнулась, и в затяжном прыжке вцепилась в поручни вагона. Она подтянулась за них и села на железную платформу, все еще держа поручень побелевшими от страха пальцами. Снег вылетал из-под колес, закручивался вихрем, поглощая отстающий вагон. Еще мгновение и вагон исчез в его белизне.
– Женщина! Вернитесь в вагон! – послышался крик проводницы за спиной.
Проводница схватила женщину под руку, затащила внутрь, и проводила в вагон. Она была вне себя от злости и, видя подавленное состояние пассажирки, едва сдержалась в выражении всего своего недовольства. Проводница завела ее в свое купе и поставила перед ней кружку горячего чая.
– Вот, пейте.
– Я не хочу, спасибо, – ответила женщина после долгой паузы.
– Что с вами? Вам плохо? – не унималась проводница.
– Мне? Я не знаю. Я не понимаю, что происходит, вагон просто взял и отцепился, и этот вагон… он… – она не решилась упоминать о том, что там видела.
– Вам не положено расхаживать с вагона в вагон.
– Я не нарочно, просто… но ведь он отцепился.
– И что?
– Что значит и что? Вы шутите? Вас что, совсем это не беспокоит? У вас вагоны отцепились только что.
– Ну да. Что это вас так удивляет. Иногда нужно отцеплять ненужные вагоны, так идти легче.
Она многозначительно посмотрела на мать, что у той больше не возникло не единого вопроса. Она лишь закрыла ладонью глаза и беззвучно застонала.
– Вам плохо? – снова спросила проводница.
– Я плохая мать, – прошептала она.
– Да бросьте вы причитать. Все уладится. Все мы не ангелы.
– Нет, вы не понимаете. У меня действительно не получается быть хорошей. У него получалось. Он был хорошим отцом. Но я оказалась еще и плохой женой.
– Поговорите с ней. Найдите общий язык.
– В том то и дело. Сколько я не пыталась, а словно пропасть между нами.
– Вам все же следует с ней поговорить. А сейчас успокойтесь и больше не пытайтесь спрыгнуть с поезда.
Проводница криво улыбнулась, Ирина Александровна задумчиво смотрела в окно.
– Я должна найти ее. Я даже не знаю где она, – женщина закрыла лицо руками. – Я даже не знаю где я.
Проводница села рядом и положила руку ей на плечо.
– Не переживайте, мы обязательно найдем ее, – сказала она. Женщина умоляюще посмотрела на проводницу. Ее каменное лицо было мягким и бледным.
– Мы? – спросила она. В ее голосе чувствовалась надежда. Она не привыкла просить, но сейчас она пошла бы на что угодно, чтобы вернуть дочь. – Вы поможете мне?
– Непременно. Мы найдем ее. Я обещаю.
Мама крепко обняла проводницу. Ей не хотелось отпускать ее от себя. Она почувствовала себя маленькой, потерявшейся девочкой, мечтающей вернуться домой. Все вокруг, ощущения, эмоции, мысли, все было другим, чужим, неизвестным, и происходило словно во сне. Она ждала, что вот вот проснется и, войдя в комнату дочери, найдет ее там, спящей в своей кровати. Свою маленькую, белокурую красавицу.
– Вы ложитесь, поспите. А я пока схожу к капитану и мы решим как вам помочь, – сказала проводница, проводила маму до ее купе, и захлопнув дверь, ушла.
Мама, вновь прошептала Таисия. Ветер доносил до нее запах маминых волос, таких же пышных, как и у нее самой. Она чувствовала ее присутствие где-то рядом, как чувствуют наступление утра через тонкую ткань век. Казалось, подними их, поднимется занавес, и все исчезнет. Наступит утро, долгожданное, прохладное утро. Чистое и ясное небо, большое яркое солнце, озаряющее своим светом все, что находится под ним. Даже самое безобразное и черное. Солнце справедливо дарит свое тепло всему, не требуя ничего взамен. И уходя, оно всегда возвращается обратно, чтобы снова дарить тепло тебе. Ведь оно для этого и есть на свете. Ведь оно и есть свет. Оно и жизнь и смерть, оно губительный огонь и теплая вода. Оно – это проросшие из земли стебли, и набухшие почки, готовые раскрыться. И ты привык просыпаться от его теплого света, и спать когда оно, отыграв закат, красиво уйдет за горизонт. Ты видишь его отражение во всем. Вдыхая воздух, ты чувствуешь его у себя на груди; и внутри, там где за тонкой кожей прячется душа. И когда ей радостно – она летит, ловя потоки теплого воздуха, парит словно птица.
Но стоит солнцу спрятаться за тучи – разом потемнеет. Все вокруг перестанет светиться и сиять, обретя свою природную форму. Алмазы обратятся камнями, гладкое зеркало воды – бушующим волнами морем, а свет снова станет тенью. Появится страх. Холодный, сковывающий цепями душу, страх.
Где же ты мое солнце? Возьми меня за руку и никогда не отпускай. Не отпускай … слышишь?
Таисия набрала свой номер. Через шипение в телефоне, слышно было как бьется ее сердце. Да, именно так думала она, я должна попробовать. Это сработает. Я чувствую, я знаю. Или просто надеюсь… нет, я уверена, как никогда. Это сработает. Плевать на остальное. Я хочу все назад, я хочу все как было. И именно сейчас, я знаю, у меня получится. Но почему так долго? Почему не беру телефон? Быстрее, бери телефон. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…