По сути дела Закономерность, стабильность процесса – это застой, который выводится из своего застойного состояния Случайностью, приводящей в неравновесное состояние эту Закономерность. И так до следующего отклонения Закономерности от своей «нормы», до следующего спонтанного возникновения Случайности и необходимости эту Случайность нивелировать, и до следующего возникновения нового сущего, приводящего – своей функцией – Закономерность развития в стабильное русло. Вот этот закольцованный сам на себя процесс возникновения отклонений и нивелирования их посредством образования нового сущего с его функцией – это и есть процесс развития. Назвать его эволюцией можно, конечно, с большой натяжкой, потому что эволюция – это нечто идущее по восходящей линии (спирали), в то время как описанный нами процесс развития обусловлен возникновением Случайностей на фоне Закономерностей.
А потому одна из основных задач метафизики состоит в том, чтобы определять условия, при которых становится уже возможным возникновение Новизны, то есть определять «порог», за которым она должна появиться в обязательном порядке. Иными словами: в какой степени должны отклониться – от нормы – условия существования для того, чтобы стало возможным возникновение нового сущего. По сути дела внове образованное сущее – это тот бактерицидный лейкопластырь, который залечивает травму, нанесенную стабильным условиям существования Случайным отклонением от Закономерного развития. Мир стремится к стабильности. Но таковая есть лишь идеал. Отклонение от временно сложившегося идеала компенсируется посредством возникновения нового сущего и функции им исполняемой. Новая же функция приводит систему на новый уровень временной стабильности. Это и называется развитием.
Трудно сказать, какой наукой должна быть метафизика. Но то, что она должна стать, хотя бы отчасти, наукой, заглядывающей в будущее, в этом нет никакого сомнения. Для этого ей и дана методология возникновения сущего. А иначе, для чего? Ведь и законы гравитации были даны космологии не только для того, чтобы своими мощными телескопами заглядывать в далекое прошлое, но и для того, чтобы предвидеть то, что нас неизбежным образом ожидает в далеком будущем. Разница только в том, что космологическими объектами мы не можем оперировать в реальности, а вот объектами рукотворными, объектами, находящимися в нашем распоряжении, вполне можем. Что мы и делаем в нашей повседневной жизни, изобретая и открывая что-либо Новое. Только делаем мы это стихийно в силу нашей природной способности творить и созидать. Научиться же мы должны творить и созидать не только стихийно, но и, хотя бы в некоторой степени, целенаправленно и планомерно. Уж больно высокая цена поставлена на кону нашим стихийным развитием – цена нашего собственного существования. И выйти из этого затруднительного положения должна нам помочь методология возникновения сущего. Именно в этом, как нам представляется, ее призвание: дать нам импульс развития в этом направлении.
И самое последнее. Из вышеизложенного нам становится понятной первостепенной роль возникновения нового сущего в процессе, названном – Бытием. И, конечно же, «бытие» сущего имеет, – если позволительно так выразиться, – возникновенческий характер, а не присутственный, как это представляла себе прежняя метафизика. И если Бытие – это процесс возникновения новизны, то внове созданное в этом процессе искомое сущее (далее преобразуемое в подручное средство) есть не только орудие, которым производится развитие само по себе, но оно есть жемчужина, придающая ценность всему устройству жизни, поскольку сама ткань Жизни ткется утоком сущего по основе существующих Закономерностей, перемежающихся со Случайностями. И эту формулу, несмотря на ее достаточно наглядный характер, дополним следующими соображениями, ее поясняющими.
Как мы выяснили, любое сущее, будь оно природным или рукотворным, обязано своим возникновением столкновению существующих Законометностей со Случайностями. Так, положим, какая-либо атмосферная катастрофа (тайфун, град и т. д.) обязана своим возникновением столкновению (встрече) циклона с антициклоном. И риск, о котором так много говорит Хайдеггер в статье «К чему поэты?»42, – это тот водоворот, в который попадает формируемый исходный комплекс сущих и из которого как фенист из пепла возникает новое сущее в виде уже готовом к исполнению своей сущностной функции.
И, конечно же, Случайности провоцируют исходный комплекс сущих к возникновению идеи и нового сущего. В то время как внове созданная функция искомого сущего «вплетается» в процесс протекающих Закономерностей. И это происходит со всяким внове созданным сущим и со всякой внове созданной функцией: так, Случайным образом созданная письменность, обладающая сущностным свойством запечатлевать нами помысленное на длительное время, исполняет функцию сохранения и передачи накопленного знания на долгие века. И эта функция, став Закономерным и обыденным явлением нашей жизни, была «вплетена» в саму жизнь цивилизации, что позволило письменности стать еще одним сущим (утоком) в самой ткани жизни. Причем сама письменность (и ее функция), став Закономерностью определенного рода деятельности, способствовала созданию все новых и новых сущих, а вслед за ними все новых и новых функций (деятельностей). Взять хотя бы все созданное и сохраненное (изобретения, открытия, произведения литературы и т. д.) при посредничестве письменности. Ведь она была одним их сущих их идей.
И если уж говорить более строго, в мире нет ничего Закономерного: все Закономерное – результат когда-то возникшего Случайного. Притом сущее выполняет двойную функцию: оно и поддерживает жизнь Закономерного исполнением своей функции (деятельности), и служит материалом для возникновения новых Случайностей, в дальнейшем становящихся Закономерностями. Так письменность как деятельностная Закономерность стала в то же время «случайным» объектом (то есть одним из исходных сущих) для создания способа (идеи) более эффективной коммуникации между людьми посредством мела (оставляющего свой след на доске в виде текста), посредством книгопечатания, Интернета и т. д. Поэтому вполне определенно можно сказать, что Закономерность – это состоявшаяся на длительное время Случайность. Так Случайность возникновения Вселенной, Солнечной системы, законов природы, жизни, интеллекта человека разумного, речи, письменности и т. д. стала Закономерностью их проявления на длительные времена.
Итак, Случайным возникновением нового сущего постепенно организуется определенного рода Закономерная деятельность, служащая основанием для возникновения новых Случайностей, формирующих новое сущее, функция которого рождает новую Закономерность. И так без конца: столкновение Случайностей с Закономерностями провоцирует возникновение все новых и новых сущих с их сущностными свойствами, способствующими формированию все новых и новых Закономерных деятельностей.
И если перейти на язык философии Новых и Новейших времен и принять Волю: волю к жизни (Шопенгауэр), волю к власти (Ницше) и волю к воле (Хайдеггер) – за Закономерность самой жизни, а Случайность принять как спонтанно возникающие отклонения (всплески воли) все той же Закономерности от своей «нормы», то, действительно, на вопрос, как организована жизнь в метафизическом плане, можно было бы ответить следующим образом: ткань Жизни ткется утоком внове образуемого Сущего по основе существующих Закономерностей, перемежающихся со спонтанно возникающими Случайностями.
6.13. Предпосылки обнаружения методологии возникновения сущего
Мы уже не раз давали повод понять, что развитие метафизики и ранее могло бы выйти на свой исконный путь, тот путь, который был намечен досократиками и отдельные элементы которого с тех или иных позиций разрабатывались философами последующих времен. Вот почему у нас возникает – уже ретроспективно – следующий вопрос: существовавание каких предпосылок могло послужить обнаружению методологии возникновения сущего? Думается, что таковыми могли быть следующие обстоятельства.
Во-первых, наличие некоторого опыта генерирования идей, в процессе которого все более явственным становится как структурный характер идеи, так и комплексность этих структур, состоящих не из конгломерата каких-то искусственно пригнанных друг к другу объектов, а из элементов (сущих), взаимосвязанных между собой в «механизм» способный производить определенную деятельность (функцию) по производству необходимого Продукта. То есть, важно было понять, что идея – это не облако какого-то мысленного образования или представления, а нечто структурированное, иначе говоря, состоящее из четко обозначенных и взаимосвязанных в замкнутую цепочку объектов, каждый из которых как актер в спектакле имеет свою роль, а один из них – роль главную, как главную роль играет бриллиант в цепочке ожерелья.
Во-вторых, необходимо было иметь некоторое представление о самом цикле возникновения сущего: с чего он начинается и чем кончается, какие этапы он проходит и что является результатом каждого из них. А для этого надо было «схватить», увидеть и разложить саму цепочку этапов, то есть последовательность нашего продуктивного мышления, того мышления, которое порою совсем не замечаемо нашим сознанием, а порою способно вводить в заблуждение своей кажущейся непоследовательностью. Ведь из этих этапов складывается сама методология возникновения искомого сущего. Но что собой представляет эта методология? Сначала напомним: в любой идее, какую бы мы ни взяли, есть четыре компоненты:
– вполне определенный комплекс между собой взаимосвязанных сущих;
– искомое, то есть главное сущее, формируемое нами в процессе раскрытия смысла идеи и создания технологии его изготовления;
– сущностное, метафизическое свойство, то есть сущность искомого сущего, посредством которого (в виде подручного средства) исполняется определенная функция, конечно же, не без участия человека;
– и сама функция, то есть деятельность в определенном направлении или поле.
Так вот, методология возникновения искомого сущего – это по сути дела «запись» тех манипуляций, которые мы должны совершить с самой идеей и с теми компонентами, из которых она состоит, то есть:
– сначала мы должны создать (открыть, обнаружить) саму идею,
– затем развернуть ее в Истину, чтобы, во-первых, увидеть те сущие, из которых она состоит, и, во-вторых, понять смысл в ней заключенный, то есть понять, для разрешения какой конкретной ситуации она предназначена;
– далее, из комплекса сущих выделить и сформировать новое, искомое сущее, то есть то сущее, которого нехватало для полной комплектации идеи; да к тому же наделить его сущностным свойством (сущностью), посредством которого можно будет исполнять ту деятельность, потребность в которой возникла на данном этапе нашего социального существования;
– затем по идеальному образцу искомого сущего изготовить его материальную форму в виде подручного средства;
– и последнее, это этап самого деятельностного существования подручного средства, посредством которого нами выполняется определенная функция – изготовление Продукции нового вида.
Как видим, возникновение потребности в определенной деятельности взывает к нашему Бытию, в процессе которого, поэтапно осуществляя методологию возникновения новизны, мы находим искомое сущее, способное помочь нам выполнить вышеозначенную деятельность по производству необходимого Продукта для полноценного существования социума.
В-третьих, важно было понять, что в саму методологию возникновения сущего «вкраплена» – на ее завершающей интеллектуальной стадии – технология изготовления материального подручного средства по образцу идеального искомого сущего. Причем сама методология имеет интеллектуальный характер, то есть характер мысленного сотворения идеи, формы и сущности сущего, в то время как технология – материальна, поскольку любое изготовление искомого сущего в его материальном виде, то есть в виде подручного средства, призвано только к тому, чтобы в конечном счете произвести материальное воздействие на то, чем оно окружено и с чем соседствует. При этом нам не следует забывать, что под словом «изготовление» имеется ввиду не только создание какого-то предмета (вещи), положим, кусочка мела, телескопа, громоотвода и т. д., но и появление такого подручного средства как психоаналитик (идея психоанализа), или формирование институтов социальной защиты (идея справедливости), или «самовозникновение» нового растительного или животного организма (идея видообразования в Природе) и т. д.
И, в-четвертых, немаловажным является понимание того факта, что сущность объекта заключена не в наборе каких-то его основных свойств, а в его порой даже не совсем заметном сущностном свойстве; тем не менее том свойстве, без наличия которого не могло бы состояться само искомое сущее со всеми его «главными» свойствами. Приведем два уже известных нам примера из технической сферы и сферы искусства. Спрашивается, можно ли было предположить, что сущностным свойством кусочка мела является его способность мелкодисперсно крошиться, а сущностным свойством доски – свойство оставлять на своей поверхности след от мела.
А теперь другой пример, пример, на котором мы остановимся более подробно, чтобы понять всю важность правильности обнаружения и вычленения сущности объекта. Это пример идеи красоты. Зададимся вопросом, можно ли было предположить, что сущностным свойством такого искомого сущего как идея произведения искусства является его свойство воздействовать на нашу душу и наш интеллект новизной своего смысла, а сущностным свойством созерцателя – свойство воспринимать этот смысл в виде «понимания» (на бессознательном уровне) смысла заложенной в нем идеи и испытания чувства удовольствия от созерцания этого произведения. Как видим, наиболее скрытым в искомом сущем является его сущность, то есть сущностное свойство, которое порой трудно бывает не только вычленить из всех его возможных свойств, но даже и заметить. Но это самое скрытое от нас, как ни странно, является к тому же самым главным – вот в чем парадокс! – поскольку выпадение сущностного свойства (да и любого сущего) из данного комплекса разрушает саму идею, а значит и возможность исполнения какой-либо функции.
Не отсюда ли возникают все трудности по выявлению сущности объекта. А если мы не способны ее вычленить, то грош цена той метафизики, которая не предоставляет нам методологии, посредством которой мы могли бы это сделать. Потому что отсюда возникают не совсем благоприятные для нас последствия: если мы не знаем, что сущность идеи произведения искусства заложена в новизне смысла этой идеи, а сущностью созерцателя произведения является его свойство воспринимать (то есть «понимать») эту новизну и определенным образом на это реагировать (наслаждаться), то ни о какой метафизической сущности искусства не может быть и речи, поскольку проблематичной становится сама необходимость его существования, возгласы о чем раздавались во все времена и со всех сторон. Проблематичной становится и его роль в становлении человечества. Ведь не затем же оно явилось со времен зарождения человека разумного, чтобы ублажать какие-то наши «неутилитарные», пускай и высшие, духовные потребности. Роль искусства, как и всего когда-либо созданного и открытого весьма прагматична – исполнять необходимую функцию. И такой функцией, скорее всего, является функция развития и поддержания творческих способностей человека на должном уровне, на том уровне, на котором он был бы способен продуцировать идеи. А потом не забудем о роли искусства в становлении нашей нравственности, о чем речь у нас еще пойдет в Разделах 9.2. «Метафизика и нравственность» и 9.4. «Идеи технические, научные, нравственные и эстетические: различие между ними».
Ведь искусство, орудием воздействия которого является новизна смысла идеи любого настоящего произведения, призвано не только к тому, чтобы научать нас продуктивно мыслить, но и к тому, чтобы создавать для подобного мышления благоприятные предпосылки в виде высоконравственной атмосферы самой обыденной жизни, Без наличия последнего вряд ли можно рассчитывать на плодотворность мышления. Интриганство и война всех против всех в безнравственном обществе – не тот путь, на котором возможно творчество. Потому что здесь речь уже идет не о творчестве, а о выживании и оборонении от всего негативного, что наступает на тебя со всех сторон. Творчество требует свободы и отстраненности от всего обыденного, а тем более, от негативного. А где их взять в условиях безнравственных «норм» поведения? Вот здесь и просматривается непосредственная взаимосвязь метафизики как учения о творении новизны и с эстетикой, и с нравственностью, и с самой жизнью во всех ее проявлениях.
Так что наша неспособность (или неумение) вычленить сущностное свойство сущего и понять ту функцию, для которой оно предназначено, может привести к забвению самой функции искусства, искажению его форм и деградации искусства, что мы, хотя бы отчасти, уже наблюдаем в последние времена. Именно в этом опасность того, что, не зная методологии возникновения сущего, нам трудно бывает выделить сущность искомого сущего (то есть подручного средства) и ту позитивную функцию, которую оно призвано исполнять. В связи с чем возникает опасность отмирания самой способности культивировать эту функцию. Это мы привели только один пример, а таких примеров можно было бы привести великое множество и особенно в сфере нравственности, где достаточно много таких расплывчатых понятий (идей) как совесть, вина, доблесть, благородство, достоинство, злодейство, коварство, справедливость и т. д. Здесь неистощимое поле деятельности для метафизики: выявлять из этих идей искомое сущее, а уже затем пытаться культивировать (поощрять) функции, исполняемые этими сущими.
Вот, как нам представляются, те предпосылки, владение которыми могло послужить обнаружению и раскрытию методологии возникновения сущего. Это мы привели доводы, исходя из собственного взгляда на данный вопрос. Но мы еще не рассмотрели, можно сказать, главную предпосылку, которая была заложена еще Платоном, а затем обнаружена и обозначена проницательным взором Хайдеггера. О чем речь? В «Европейском нигилизме» Хайдеггер, анализируя платоновское понятие идеи, со всей определенностью отмечает двусмысленность, двузначность бытия как идеи. Не поленимся привести соответствующий текст и вникнуть в его содержание – оно этого вполне заслуживает.
«Согласно учению Платона, бытие есть ιδεα, видность, присутствование как выглядение. Что выступает в таком выглядении, то становится и является, насколько в нем присутствует, сущим. При этом, оттого, что верховная идея понимается одновременно как αγαθον, сущность всех идей получает решающее истолкование. Идея как таковая, то есть бытие сущего, приобретает черты αγαθοειδεζ, того, что делает пригодным для… – а именно, сущее для того, чтобы быть сущим. Бытие получает сущностную черту обеспечивающего. Тем самым и с тех пор, т. е. вместе с началом метафизики, в истолкование бытия привходит своеобразная двусмысленность. Бытие известным образом есть чистое присутствование и оно есть одновременно обеспечение возможности сущего. (Подчеркнуто нами – И. Ф.). Так как затем само сущее выбивается вперед, привлекая на себя и затребуя себе все человеческое поведение, бытие вынуждено отступить в пользу сущего. Правда, оно еще остается обеспечивающим возможность и в таком смысле предшествующим, априори. Только уже это априори, хотя оно не поддается устранению, никоим образом не обладает весомостью того, что им каждый раз обеспечивается, самого сущего. Априори, в начале и в своем существе пред-шествующее, становится так тем привходящим, которое перед лицом всевластия сущего терпимо как условие возможности сущего»43.
Но прежде чем анализировать данный текст и пытаться понять, где находится та скрытая пружина, которая, хотя и дала верный импульс метафизике, но и одновременно оставила ей возможность пойти не совсем верным путем, нам необходимо сначала напомнить три момента:
– во-первых, как мы уже установили, Бытие – это не какая-то идея (или мир идей), Бытие – это возникновение интеллектуальной новизны в виде идеи;
– во-вторых, идея – это не идеальный образец реально существующих вещей физического мира; идея – это умственно нами созданный (или открытый) комплекс взаимосвязанных сущих-объектов;
– и, в-третьих, платоновское благо (αγαθον) – это высшая идея (идея идей), благодаря которой, с одной стороны, «познаваемые вещи могут познаваться», а с другой стороны, благо «дает им и бытие и существование».
Имея в виду только что отмеченное, сначала зададимся вопросом, почему это вдруг умом созерцаемые образования, то есть идеи, оказались у Платона образцами для подражания реально существующих вещей? Ответ предполагается сам собой: потому что возникновение этих вещей каким-то образом связано с существованием идей. У Платона не было понятия о том, что идеи это сложные образования, но он своим интуитивным чутьем прозревал, что идея с вещью, – которой (то есть идее) она обязана фактом своего возникновения и существования, – находятся в неразрывном единстве. Но поскольку идея для Платона была неким нерасчлененным представлением о вещи, то она стала образцом для нее. Платон прекрасно понимал, что идея имеет сущностную взаимосвязь с возникшим сущим, но ему не был известен механизм этой взаимосвязи.
Именно поэтому для того, чтобы каким-то образом обосновать и подчеркнуть эту взаимосвязь, он вынужден был (насильственно) постулировать Благо как то, что дает возможность проявиться и появиться вещи (из идеи). (См. Р. S. 1). Бездеятельная сама по себе занебесная идея была дополнена деятельностным началом, благом, и дополнена была в части проявления ее деятельностного характера, каковым она на самом деле и обладает, поскольку она и возникает сама собой и проявляет из себя сущее. И здесь нам важно не выпускать из виду фактор разделенности Бытия и сущего: идея – это умственное образование нашего интеллекта, в то время как сущее (вещь) – образование материальное, выделенное, сформированное (по виду и сущности) из образования умственного, то есть из идеи.
А. Теперь, обращаясь к тексту Хайдеггера, мы понимаем, почему бытие сделалось «пригодным» к тому, чтобы обеспечить возможность явления сущего. Да потому, что оно есть предтеча сущего, того сущего, которое – подобно Мюнхгаузену – не может «вытянуть» само себя на уровень явления: сия операция возможна только при непосредственном участии – Бытия, то есть возникновения идеи как комплекса сущих, одним из которых является внове образуемое искомое сущее.
Б. Понимаем мы теперь и то, откуда у Платона, – рассмотренного сквозь призму взгляда Хайдеггера, – «вместе с началом метафизики, в истолкование бытия привходит своеобразная двусмысленность», а именно:
«Бытие … есть чистое присутствование…»,
«… и оно есть одновременно обеспечение возможности сущего».
Во-первых, бытие как «чистое присутствование» обеспечивается возникновением сущего, которое своим наглядным («чистым») видом заслоняет бытие, некогда выведшее сущее на передний план. А во-вторых, «обеспечение возможности сущего» исходит из самого бытия (то есть из возникновения идеи). Не будь идеи, никакое сущее не явилось бы в своем наглядном виде.
В. Стало нам понятным и то, почему бытие, ранее бывшее априори, и уже не обладающее «весомостью», «не поддается устранению». Да потому что «перед лицом всевластия сущего» бытие (как гарант его возникновения) все же забывается в процессе последующего существования сущего, поскольку забывается идея, которая (как звезда на небе) вспыхивает и исчезает. Но исчезает не совсем. Остается некое излучение, создающее фон от множества когда-либо возникавших идей. Так вот, бытие со времен Платона и по настоящее время, как нам представляется, отчасти воспринимается как некий фон подобный фону реликтового излучения в космологии.
Вот почему бытие «не поддается устранению». Как раз в этой, последней фразе заключен весь смысл превратного понимания бытия. А именно, смысл присутственного характера бытия «всякого сущего» (Хайдеггер), того бытия, которое мы должны «увидеть» за присутствующим сущим. То есть за этим сущим мы должны «увидеть» тот исток, из которого оно когда-то возникло. Иначе говоря, должны «увидеть» идею, память о чем давно угасла, оставив некий фон. Таким образом, бытие в метафизике стало неким фоном, объяснить происхождение которого так никто и не удосужился, потому что, не имея представления о том, что является истоком (началом) возникновения сущего, объяснить это вообще невозможно. На самом же деле бытие – это не то, что когда-то было и оставило свой след в виде как возникшего сущего, так и исчезнувшей памяти об истоке его возникновения, Бытие – это процесс, который всегда происходит в настоящем. Оно всегда здесь и сейчас.
У Бытия нет прошлого. Можно сказать что Бытие – это возникновение новизны, у которого (и у которой) никогда нет прошлого. Есть только возникшее, то есть существующее сущее. Оно и есть его след в настоящем, в присутствующем. Но следом Бытия, конечно же, можно считать и ту идею, благодаря которой некогда возникло существующее сущее. Но этот след уже не является бытием. Канув в лету, он стал достоянием истории, как достоянием истории стали «Эврика!» Архимеда, яблоко Ньютона, пасьянс, приснившийся Менделееву, змея, кусающая свой хвост, Кекуле. Это всего лишь отголоски тех моментов истинного «чистого» Бытия, когда этим авторам являлись их судьбоносные инсайтные идеи. И если мы говорим о рукотворных сущих, то Бытием является процесс возникновения интеллектуально-материальной новизны, процесс, сопровождаемый пониманием смысла явившейся нам идеи и психосоматическим отреагированием нашего организма в виде испытания чувства удовольствия-удивления.
Так что метафизика не смогла объяснить происхождение «своего» «реликтового фона» только потому, что она не знала механизма возникновения искомого сущего из идеи, и не знала она этого потому, что ей была неведома структура идеи. Как видим, дух идеи как того, что обеспечивает саму возможность возникновения сущего, так и того, из чего проявляется это сущее, так вот, дух идеи, рожденный гением Платона, уже со времен Античности витал в воздухе. Но до раскрытия сущности самой идеи дело так и не дошло.
Вот теперь мы достигли, можно сказать, хотя бы частичного понимания в том, что явилось причиной того, что метафизика так и не вышла на стезю осмысления бытия, намеченную досократиками. А именно, понимания бытия как сомовозникновения-самовозрастания (φυσιζ) и несокрытости (αληθεια). А не вышла она на этот путь только потому, что:
– во-первых, после Платона, верно усмотревшего в идее двойственную ее сущность, не была разработана концепция идеи как комплекса соединенных сущих, того комплекса, который выдвигает из своей среды искомое (подручное) сущее, обладающее той сущностью, посредством которой оно способно исполнять свою функцию производства определенного Продукта,
– а во-вторых, метафизика взяла на вооружение представление о бытии как о чем-то, оставившем свой «реликтовый» след и фон от возникшего сущего, вместо того, чтобы склониться к пониманию возникновенческого характера самого бытия, то есть бытия как процесса возникновения и смысла новой идеи и самого сущего, наделяемого в этом процессе сущностным свойством.
Вот так мы добрались – по наводке Хайдеггера – к истоку той причины, где начинается так называмое забвение бытия. Да, действительно, досократики своими понятиями природы (φυσιζ) и Истины – не-сокрытости (αλεθεια) дали верное направление метафизике. Платон, как нельзя точно, подхватил это направление. То есть он за древнегреческими понятиями природы и истины увидел тот феномен, который трансформирует, «переводит» их в нечто умственно постигаемое и реально существующее, в то, чем можно было бы оперировать на интеллектуальном уровне. А именно, он увидел идею, которая, обладая двойственностью, не только предоставляет саму возможность проявиться сущему, но и выделяет и формирует из самой себя это сущее (см. цитату Хайдеггера выше). То есть он увидел, что в идее уже заключена и духовная, и материальная возможность существования сущего. Но, к сожалению, Платоном не был разгадан сам механизм возникновения сущего из идеи. А не был он им разгадан только потому, что в те времена еще не был известен структурно-функциональный состав самой идеи. Догадайся он об этом составе, ему бы не пришло в голову размещать свои идеи так далеко – в занебесной сфере – от вещей материального мира. Отсюда и началось, как верно определил Хайдеггер, забвение бытия, то есть забвение истинного смысла древнегреческих понятий Природы и Истины. Но началось не только их забвение, но и искажение их смысла, что и было великолепным образом проанализировано Хайдеггером все в том же «Европейском нигилизме» и других работах.
P. S. I. Кстати, уж если мы затронули понятие блага, то следует сказать следующее. Фундаментальный принцип Античности, сформулированный в виде тезиса: «все существующее стремится к благу», конечно верен. Но в нем, в этом тезисе, заключена лишь половина истины. И действительно, все существующее стремится к тому, чтобы наилучшим образом исполнять то единственное, к чему оно предназначено. Но для того чтобы оно смогло это делать, оно сначала должно возникнуть и сформироваться как в своей форме, так и в своей сущности. Ведь последние не падают с неба сами собой. Они возникают только при посредничестве нашего Бытия. А вот это и является самым трудным и самым неуловимым для познания. Уже существующее сущее постоянно находится перед нами в своей неизменности. Оно может быть воспринято и нашими чувствами и в нашем представлении, оно может быть нами познано.
Что же касается возникновения сущего, то все здесь находится в процессе сотворения новизны, в процессе поиска и изменения, в процессе переплетения духовного и материального, логического и интуитивного, прошлого и настоящего, настоящего, нацеленного на будущее. Все здесь «растянуто» во времени и пространстве, все находится в стадии неопределенности. Вплоть до того момента, когда искомое сущее будет сотворено и продемонстрирует эффективность своей сути в действии. Именно отсюда возникают все трудности восприятия Бытия самого по себе и «бытия» сущего, поскольку все здесь зыбко, неоднозначно и трудноуловимо. И даже не столько трудноуловимо, сколько трудноопределимо в каких-либо известных нам терминах, понятиях, словах и т. д. Здесь мы вступаем в сферу прощупывания самой почвы интеллектуальной новизны, в сферу того, что находится за гранью нами представимого, что нам дотоле не было известно. А не было нам известно то, как она возникает. Зная это, мы могли бы расширить сферу понимания того, в каких направлениях мы могли бы употребить наше знание.