5.8. Чувство как недозрелая интуиция
Если мы попытаемся понять, что скрывается за такими – обычно выражающими понятие интуиции – фразами как: предельно ясное чувство, кристально чистое ощущение, интуитивное чувство и т. д., то увидим следующее. Мы не можем с достаточной долей точности определить степень «чистоты ощущения», но можем – правда, всего лишь приближенно – оценить силу этого ощущения – от смутного до яркого. Но, как нам представляется, сила ощущения определяется не столько силой (и продолжительностью) взволновавшего нас чувства, сколько степенью ясности той идеи, которая внезапно появилась на горизонте нашего сознания в сопровождении положительно окрашенной эмоции. И чем ярче освещена внове явленная идея, тем сильнее ощущение интеллектуального удовольствия, ее сопровождающего. Так что интуиция это не чувство и не ощущение истинности или достоверности какой-либо важной, но еще неопределенной ценности, интуиция – это понимание внезапно явленной нам и новой для нас идеи (или, скорее всего, просто взаимосвязи между отдельными сущими).
Чувство всегда расплывчато и неопределенно, интуиция, а тем более инсайтная мысль, всегда конкретна, хотя и не всегда нами может быть сразу же определена и оформлена в какой-либо знаковой системе. Она всегда требует тщательного логического развертывания в вполне понятную нам мысль. То же, что мы еще не способны понять, так и остается на уровне ощущения, чувства. Поэтому условно можно было бы сказать, что чувство (ощущение) в своем «чистом» виде – это интуиция, еще не обремененная смыслом или интуиция, смысл которой нам еще не внятен. То есть наша психика (физиология) уже «доросла» до необходимости выражения какой-либо духовной или материальной потребности, но она еще не созрела до способности (и возможности) выразить, в чем именно заключается смысл этой новой для нас потребности. То есть наше бессознательное еще не создало, (не обнаружило, не «поняло») той конкретной идеи, которая была бы способна эту потребность удовлетворить.
И если чувство, как правило, есть следствие возникновения какой-либо неудовлетворенности, то при нахождении нами того решения, которое может ее удовлетворить, негативное чувство сменяется позитивным интеллектуальным чувством удовольствия. Исходя из этого, становится более ясным, почему существует путаница между понятием интуиции и понятием чувства (ощущения), часто принимаемых друг за друга. Чувства указывают на какую-либо не вполне осознаваемую нами материальную или духовную потребность. (Речь не идет о фундаментальных потребностях выживания, питания, размножения – здесь все осознанно и конкретно). И сопровождаются они (потребности) чувством беспокойства, неудовлетворенности, поиска и т. д. Но как только нами найдено решение волнующей нас проблемы, в свои права вступает инсайт (интуиция): он-то и есть само решение (в форме объективной идеи), сопровождаемое спонтанным возникновением чувств удовольствия. Вот здесь, на рубеже между чувством поиска, беспокойства, неудовлетворенности и чувством удовлетворения результатом поиска и совершается таинство превращения материально-духовных, – а по своей сути изначально физиолого-психологических – потребностей в ментальный продукт (идею), эти потребности разрешающие и удовлетворяющие.
Но на этом, как мы уже теперь знаем, процесс сотворения новизны не заканчивается. Он только выходит на свой «зенит». Поскольку идея перво-наперво раскрывается в мысль-Истину, из чрева которой нами формируется новое искомое сущее сначала в своей интеллектуальной, а затем и материальной форме. Посредством же материальной формы искомого сущего – то есть с помощью подручного средства – организуется деятельность по производству нового продукта, как правило, в своей материальной форме. Иными словами, интеллектуальная новизна, оставаясь сама собой (идеей), в то же время всегда трансформируется в новизну материальную. Точнее говоря, производит ее из самой себя. Поэтому вполне определенно можно сказать, что все рожденное интеллектуально к тому только и предназначено, чтобы в той или иной степени стать материальным.
Взять хотя бы интеллектуальную идею справедливости: не материализуется ли она сначала в человеческие взаимоотношения, социальные законы и нравственные нормы, а затем и в саму материальную жизнь с ее благотворительностью, защитой детства, старости, здоровья членов общества и т. д. И, конечно же, подтверждением трансформации интеллектуальной новизны в новизну материальную являются все те материальные преобразования жизни, которых не было бы и в помине, если бы им не предшествовали новые идеи. Так что только через объективную идею Новизна, будь она духовной или материальной, проникает в мир.
И здесь нам нужно напомнить в очередной раз: новизну материальную мы можем воспринять на уровне органов наших чувств, но по-настоящему понять ее мы можем только в том случае, если мы поняли ту интеллектуальную идею, благодаря которой эта материальная новизна возникла. Так, притяжение больших масс функционировало и на Земле и в наблюдаемой нами Солнечной системе, но «увидели» мы тяготение только через идею, через закон всемирного тяготения. До Ньютона тяготения как такового не было, было лишь «естественное» падение или стремление тела к центру Земли (Аристотель). То есть понимание какой-либо материальной новизны может быть достигнуто только в рамках той идеи, которой принадлежит данная новизна. Идея – она и есть сама новизна в ее «чистом» интеллектуальном виде.
Это первое что нам бы хотелось отметить относительно первенствующей роли идеи-новизны. И второе, на что нам хотелось бы опять же обратить внимание, так это та единственная и единая форма рождения новизны, каковой является инсайтная (интуитивная) идея. Возникновение новой идеи может совершиться только в иррациональном акте инсайта или интуиции, но никак не в процессе логического мышления. Логика в принципе не может создать новой идеи, так как она оперирует только известным знанием, а знание ей не известное она не может ни увидеть, ни узнать, ни понять.
Можно сказать, что логика подобна перистальтике пищеварительного тракта, посредством которой осуществляется всего лишь механическое продвижение потребляемого продукта. В то время как интуиция – это ферментативная обработка этого продукта на разных участках до состояния, которое необходимо для усвоения его уже на клеточном уровне. Разница есть и она принципиальная. Сколько бы мы ни анализировали на логическом уровне известное нам знание, но если данная стадия мышления (рефлексия-I) не завершается инкубационным этапом и последующим спонтанным актом возникновения новой для нас инсайтной (иррациональной) идеи, то никакого нового знания никогда мы не получим.
И в заключение важно не упустить одно соображение относительно того, что ни одна духовно-материальная потребность в процессе своего разрешения не может миновать физиолого-психологической стадии своего развития в форме чувства беспокойства, неудовлетворенности, увлеченности, захваченности предметом поиска, имей этот предмет научный, технический или художественный аспект. Только через душевное переживание возможно рождение нового духовного знания в виде интуитивно-инсайтных идей. Душевное – трансформатор «старого» материально-духовного содержания в содержание принципиально новое. Более того, можно сказать, что интеллектуальное чувство удовольствия при явлении новой идеи в наше сознание есть в некотором роде компенсация за чувства беспокойства и неудовлетворенности, которые мы испытали в процессе поиска выхода из неблагоприятно сложившейся ситуации.
Как видим, изначальная необходимость-потребность в каком-либо продукте (Событие-I), пройдя душевно-духовный горный перевал рождения интеллектуальной новизны и нового сущего (Событие-II), оказывается воплощенной (Событие-III) в каком-либо, необходимом для нашего дальнейшего развития продукте. (О Событиях-1, -11 и -111 смотри далее в Разделе 6.15 Главы 6). И только скрытость и незаметность для нашего сознания указанных процессов трансформирования и возникновения новизны из своих материальных форм в интеллектуальные и обратно может быть оправданием той понятийной и терминологической неопределенности, которая испокон веков сопровождает развитие эстетики, метафизики и теории познания.
5.9. Заметки по поводу интуиции, инсайта и созерцания
Два смысла слов «интуиция» и «иррациональность»
Сначала нам надо обратить внимание вот на что. Следует различать как иррациональность интуитивно (инсайтно) явленных научно-технических идей, идей, имеющих при спонтанном происхождении вполне определенный однозначно понимаемый смысл, но спонтанное происхождение, так и иррациональность нравственно-эстетических идей, то есть идей морально-художественных, имеющих поливалентный смысл «неизвестного» (внелогического) происхождения. Это, во-первых. А во-вторых, следует иметь ввиду, что интуиция и инсайт иррациональны в своем происхождении, но рациональны по своему смысловому содержанию.
Исходя из вышеизложенного, необходимо различать два понятия, скрывающиеся за словом «интуиция»:
– интуиция как способ явления смыслового содержания, то есть: внезапность, непредсказуемость, первоначальная смутность того, что было представлено сознанию нашим бессознательным;
– и интуиция как само смысловое содержание того, что нам явилось.
Точно также необходимо различать два смысла за словом «иррациональность»:
– иррациональность как способ явления идеи в наше сознание
– и иррациональность как вид явленного нам смысла.
Первый смысл предполагает – в противовес ступенчатому, рациональному способу возникновения смысла – интуитивно-инсайтный способ появления нового смысла, который проникает в наше сознание внезапно и в целостном виде. Правда, этот смысл, положим, смысл изобретения или открытия, возникает не на «голом» месте, а как результат ранее проделанной на этапе рефлексии-1, но так и не законченной рациональной проработки какого-либо вопроса. (И незаконченной она является только потому, что на данный момент времени её в принципе невозможно решить на рациональном уровне). То есть суть этого смысла в некоторой, но не в окончательной, степени уже была предрешена этой предварительной мыслительной проработкой нашего сознания (а может быть и не без участия бессознательного?).
Второй же смысл предполагает возникновение такого содержания, которое невозможно «втиснуть» в рамки какой-либо однозначно понимаемой мысли, поскольку этот смысл будет расплывчатым вследствие поливалентности самого смыслового содержания, как это бывает характерным для идеи художественного произведения искусства. Или, на худой конец, этот смысл может быть амбивалентным, что характерно для нравственных идей: хорошо-плохо, смелый-трусливый, правый-неправый, добрый-злой и т. д. Да к тому же в этом случае нам, нашему сознанию, не был предъявлен сам процесс возникновения этого смысла. Если можно так выразиться, этот смысл обладает свойством «ниоткудаявленности». Поэтому мы пытаемся его рационализировать, то есть создать какую-либо «историю» его возникновения. Итак, иррациональность смысла – это поливалентность содержания, положим, сути произведения искусства, в то время как иррациональность способа явления смыслов – это внезапность как бы неизвестно откуда взявшегося и притом нового содержания.
Так что в способе явления смыслового содержания интуиция и рациональность совпадают между собой: целостность, внезапность, «ниоткудаявленность». А вот по своему смысловому содержанию они принципиально различаются. Если иррациональный смысл многозначен, неопределенен в своей сути, то интуитивный смысл однозначен, хотя и предполагает смутность своего содержания на начальной стадии своего возникновения. (Он подобен запотевшему окну, сквозь которое видно еще не определившееся в своих очертаниях смысловое содержание). И это в противовес инсайту, когда четкость «рисунка» смысла буквально подгоняет нас к тому, чтобы мы как можно быстрее зафиксировали в словах или символах это содержание.
Парадокс иррационального мышления: интуиция как уловление взаимосвязей между объектами, один из которых – и притом главный – еще не создан
Сначала напомним наш основной тезис: только бессознательное (но не без содействия логики) способно создать (обнаружить, «понять») интеллектуальную новизну в виде идеи. Предметный мир в виде объектов изначально дан нашим органам чувств. Это, во-первых. А во-вторых, он дан – через восприятие чувств – нашему сознанию, которое запечатлевает его с разной степенью отчетливости. Но что нами создается (нами обнаруживается, нами «понимается») так это только новые взаимосвязи, которые объединяют объекты между собой посредством взаимодействия («соприкосновения-зацепления») каких-либо своих свойств. И цель создания идеи в том, чтобы получить некое новое ценностно-смысловое содержание (Истину). Не будь последнего, у нас не было бы необходимости ни в создании (техника), ни в обнаружении (наука), ни в «понимании» (искусство) чего-либо нового.
Так что нет интуиций, то есть идей, отдельно (самих по себе) взятых объектов. Есть интуиции (понимания) внове уловленных взаимосвязей между объектами, в комплексе, составляющими идею.
Это у нас было общее замечание ко всем иррациональным идеям: и интуитивно-инсайтным и нравственно-эстетическим. Что же касается интуитивно-инсайтных идей, то есть идей, относящихся к техническому изобретательству (патент) и научному творчеству (открытие), то здесь в скрытом от нашего внимания виде наблюдается следующий парадокс. При создании идеи мы сначала улавливаем взаимосвязи в некотором комплексе объектов. Но после явления ее в наше сознание, при развертывании (раскрытии) ее смысла мы обнаруживаем, что для полноты этого комплекса нам не хватает одного, самого главного объекта, которое мы назвали искомым сущим. А поскольку мы не находим его в готовом виде ни в нашем представлении, ни в окружающей нас действительности, то вынуждены создать его внове, то есть сформировать сначала интеллектуальную (умственную, идеальную) его форму, а затем и материальную в виде подручного средства. В последующем только с помощью этого подручного средства может быть выполнена деятельность по получению вполне определенного Продукта, вид которого нами ранее также не представлялся. Иными словами, посредством внове явленной нам идеи мы улавливаем взаимосвязи между объектами, один из которых – и притом основной, искомый – нами еще не создан. Более того, у нас еще нет никакого представления ни о нем самом, ни о той деятельности, которую он должен исполнять, ни о том Продукте, который в результате должен быть получен на «выходе».
Как иррациональное мышление умудряется «провернуть» столь противоречащую нашей логике операцию – вот в чем главная его загадка. Получается так, что идея создания искомого сущего является в наше сознание до знания о том, в каком виде оно должно быть осуществлено и каким образом посредством него – уже в материализованной его форме – может быть исполнена деятельность по производству необходимого Продукта, вид которого опять же нам еще не известен.
Так и в природе: в яичке, отложенным насекомым, заключена уже и будущая гусеница, и личинка, и бабочка. И это в очередной раз свидетельствует о том, что возникновение и интеллектуальной новизны (идеи) (яичко), и нового искомого сущего (гусеница), и нового подручного средства (личинка), и новой Продукции (бабочка) – это не «рукотворное», а природное явление, заложенное в нас самой Природой, а не выработанное самим человеком в процессе своей эволюции, как, положим, были выработаны способы перемещения груза (рычаг, колесо и т. д.), добывания огня, создания орудий охоты и т. д. Хотя не лишним было бы заметить: выработаны они, конечно, рукотворным способом, а вот идеи этих изобретений опять же, скорее всего, плод все той же природной способности генерировать идеи на интуитивно-инсайтном уровне. Поэтому под «рукотворным» здесь понимается разработка технологии и получение объекта в его материальной форме; не «рукотворным» же является возникновение самой идеи, из которой формируется объект.
Интуиция и созерцание
Здесь нам необходимо еще раз вернуться к представлению о возникновении идеи как иррационального инсайтного) акта, результатом которого является интеллектуальная новизна. Но если последняя представляет собой Истину, то есть развернутую новую мысль, то возникает вопрос, в каком процессе происходит развёртывание идеи в Истину-мысль? Для этого нам надо рассмотреть, что нами понимается под словами «интуиция» и исторически с ним переплетённым понятием «созерцание» В нашем понимании акт интуиции, а тем более, инсайта – это понятийный акт, поскольку нам в нём является идея. «Схватывание» смысла идеи – это начальный момент понимания ее смысла. Что же касается созерцания, то это также понятийный, но не акт, а процесс, и заключается он в том, что явившаяся из бессознательного в наше сознание идея ориентирует наше мышление на саму же себя. И наша задача заключается, во-первых, в том, чтобы сосредоточить все наше внимание на ней с целью не упустить ее, а во-вторых, в том, чтобы логически развернуть идею в мысль и параллельно, по возможности, оформить и зафиксировать ее в каких-либо знаках, символах, образах и т. д. Или, на худой конец, просто запомнить, то есть заложить в память нами обдуманное. Созерцательное состояние нашего сознания – это по сути дела внутренний монолог (или внутренняя речь, по А. Выготскому) нашего сознания. (Более подробно об этом в Главах Части 111).
Так что если мышление – это процесс, то созерцание – состояние сосредоточенности нашего сознания на этом процессе. Нет интеллектуального созерцания без логического мышления, но есть иррациональное мышление без созерцания. И последнее случается в акте продуктивного мышления: идея приходит к нам внезапно, когда мы вообще не думаем или думаем совсем о другом, то есть тогда, когда наше мышление, а вместе с ним и сосредоточение, находятся вне зоны той идеи, которая внезапно заглядывает в наше сознание. И в этом один из парадоксов творческого мышления.
И, конечно же, желтый цвет мимозы, воспринимаемый моим зрением – это не интуиция «желтого», а всего лишь восприятие определенных длин волн света, то есть ощущение определенного цвета, поименованного словом «желтый». И если я, даже закрыв глаза, представлю себе желтизну этой мимозы, это также не является интуицией «желтого». Это всего лишь представление запечатленного в моем сознании и в моей памяти ощущения когда-то воспринятого цвета мимозы.
Созерцая, мы не просто смотрим (глазами или «умом») на объект нашего интереса, – которым, как правило, является какой-либо объект или идея – но и пытаемся понять его сущность. И эта сущность может быть нами постигнута только в процессе мышления по поводу тех его свойств и тех взаимосвязей, соответственно, которыми он обладает и в которые может вступить (или в которых он уже находится). Так что созерцание может быть только интеллектуальным. Так называемое чувственное созерцание – всего лишь восприятие органами наших чувств, которое, правда, может подтолкнуть нас на путь интеллектуального созерцания, если воспринятый нами объект показал себя в свете какой-либо идеи. Так, воспринимаемый нами поток воды может засвидетельствовать себя не только в качестве предмета нашего любования, но и одним из объектов идеи круговорота воды в природе, идеи гидроэлектростанции и т. д. Равно как и увиденный нами согбенный старик может быть не только предметом нашей жалости, но и одним из объектов идеи бренности жизни. Так что созерцание – это не столько визуальное видение, не столько чувствование увиденного, сколько мысленное развертывание того, что могло быть помысленным в представленном нами.
Что же касается так называемого чувственного созерцания, положим, зрительного созерцания прекрасного ландшафта или картины художника, то оно также не имеет никакого отношения к интеллектуальному созерцанию явленной нашему сознанию новой идеи. Оно – тот «продукт», который, будучи воспринят нашими органами чувств и запечатлен нашим сознанием, в дальнейшем может стать одним из объектов как сознательного, так и бессознательного мышления. (Почему, спрашивается, бессознательного? Да потому, что на бессознательном уровне происходит «понимание», положим, идеи произведения искусства. Правда, только в том случае, если у нас есть способность к этому. А критерием такой способности является тяга и любовь к искусству в любых его проявлениях). Оно – материал, наравне с другими обработанными интеллектом чувственными созерцаниями, для продуктивного иррационального мышления и последующего интеллектуального созерцания. Оно – элемент манипулирования нашего интеллекта в процессе продуктивного мышления, и остается таковым до тех пор, пока не будет включенным им в какую-либо из новых интеллектуальных идей.
Вот почему ни интуицию, (ни, тем более, инсайт), ни созерцание (интеллектуальное) никак нельзя отнести к чувственным актам или состояниям нашей психики. Чувственным в них является только то, что эти понятийные акты и состояния сопровождаются интеллектуальным чувством удовольствия-удивления. Но это удовольствие-удивление – следствие понимания той новизны (идеи), что явилась подарком, столь желанным нашему сознанию.
Интуиция и логика
Удел иррационального мышления в «лице» его интуиций и инсайтов – это взаимосвязывание известных нашему сознанию объектов в неизвестные ему еще ценностно-смысловые комплексы, которые не могут быть ни созданы, ни обнаружены, ни «поняты» нашей логикой в силу того, что эти взаимосвязи либо алогичны, либо неочевидны для нашего сознания. И чем лучше мы знаем объекты и те свойства, коими они обладают, тем легче наша интуиция (наше иррациональное) может заметить те взаимосвязи, в которые они способны вступить. И даже более того: открытие или изобретение какого-либо свойства предполагает возможность вступления его во многие взаимосвязи. Так, обнаруженное менее века назад свойство атомного ядра распадаться с выделением огромного количества энергии, было в последующем не только использовано в идеях атомного оружия и ядерных реакторов, но и привлечено для объяснения процессов космогонического характера. То же самое можно сказать и о таком свойстве материалов как рентгеновское излучение, которое нашло применение не только в медицине, но и в идеях, объясняющих процессы, происходящие в звездных системах.
Логика же была разработана человеком для таких объектов, взаимосвязи между которыми могут быть подчинены (или объяснены) ее правилам. Для тех же объектов, взаимосвязи между которыми не могут быть созданы по правилам логики и не могут быть ими объяснены, Природа «придумала» иррациональное мышление в форме инкубационного созревания идеи с последующим явлением ее в акте инсайта, интуиции, озарения, вдохновения. Поэтому логика, работающая внутри сферы нами осознаваемого опыта и манипулирующая известными объектами, свойствами, взаимосвязями, не способна создать нечто новое (то есть объективную идею). Иррациональное же мышление, не обремененное логическими «предрассудками» (то есть правилами), наоборот, способно взаимосочетать как угодно, казалось бы, не сочетаемые объекты (и их свойства) – лишь бы взаимосочетания эти или взаимосвязи имели смысл и ценность для самого человека. Вне человека они просто абсурдны. Сознание, конечно, может насильственно взаимосочетать объекты алогичными связями, но такие объекты не будут обладать ни смыслом, ни ценностью. В лучшем случае они будут иметь художественную ценность: кентавр, единорог, амазонки и т. д.
«Умные» вещи древних греков
Если
«устойчивой мыслью греков была мысль о существовании особой категории явлений, где умное и истинное явлено самим составом явления»19,
то почему бы нам не предположить, что под этим «умным и истинным» греки подразумевали явление интуитивных или инсайтных идей в их сознание. Данный источник является единственным в своем роде, благодаря которому у греков вообще могла зародиться мысль об «умных» вещах: космос, душа, число, полис, ум, прекрасное, истина, справедливость, сущее и т. д. Прежде чем что-либо предположить («умные» вещи) необходимо было, если не понять, то хотя бы сначала прочувствовать на самих себе, что собой представляют «умные» вещи. А прочувствовать их можно, в том числе и испытанием интеллектуального чувства удовольствия-удивления от понимания самой сути тех идей, которые внезапно являются в наше сознание. И как тут не вспомнить о справедливости классической формулы сенсуализма: «нет ничего в разуме, чего не было бы прежде в ощущениях».
Интуиция и инсайт как путь к «самим вещам» (Гуссерль)
Инсайт (интуиция) – это непосредственное интеллектуальное созерцание действительности, это, как верно подметил Гете, «откровение, развивающееся изнутри человека». А откровение всегда внезапно и выступает оно либо в виде поражающего наше сознание инсайта, либо в форме гораздо менее заметной интуиции, открывающим нам некую доселе неизвестную тайну, облеченную в форму объективной идеи. В процессе же последующего, гораздо более длительного по времени созерцания, добытая нашим бессознательным идея в процессе ее осмысления разворачивается в мысль-Истину. Но эта мысль должна полностью соответствовать тому, что явилось в самом акте инсайта или интуиции, а не тому, что может быть привнесено нами под давлением того, что мы ранее уже знали о предмете нашего размышления. И в этом, скорее всего, заключены посыл к тому и намек на то, что Гуссерль назвал феноменологической редукцией и возвратом к «самим вещам», «вещам», увиденным не столько в своей форме, сколько в своей сути. Суть идеальна, она первее и главнее формы, она уникальна и оригинальна. Форма же, как правило, не всегда способна «точь-в-точь» соответствовать сути. Между ними всегда «зазор», определяемый талантом мыслителя не только генерировать четкие идеи, но и выражать их сути как можно с меньшим «зазором», то есть, как можно более точно.
Вот здесь-то в процессе согласования формы выражения с той сутью, которой она должна соответствовать, то есть на арене созерцания и развертывания смысла идеи, разыгрывается сама драма, в которой Истина не на жизнь, а насмерть – подобно окруженному спартанцу – борется с наступающими со всех сторон закоснелыми догмами и ходячими мнениями, преднамеренной ложью и общественной идеологией, этическим конформизмом и духовной леностью, откровенным заблуждением и всесильным забвением.
Удовольствие как маркер интуиции и инсайта
Согласно Бергсону, интуиция – это
«…род интеллектуальной симпатии, путем которой переносятся внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что есть в нем единственного и, следовательно, невыразимого»20.
И раз «интеллектуальная симпатия» предполагает возникновение, по крайней мере, каких-либо положительных чувств, то можно предположить, что она есть не что иное как интеллектуальное чувство удовольствия, но удовольствия не столько от слияния с тем «невыразимым» и оригинальным, что находится в предмете, сколько от понимания тех новых взаимосвязей, в которых находится предмет с другими предметами. Понимание «невыразимого» – это и есть интеллектуальное слияние с ним.
Понимание же того, что нам уже известно, никак не может ни возбудить нашу симпатию, ни вызвать чувства удовольствия как, положим, «повторное» понимание сути закона Ома, – которая нам уже известна – вряд ли заставит нас испытать чувство удовольствия. Так же этого удовольствия мы не испытаем, если впервые будем постигать (понимать) этот закон в процессе обучения. Но мы бы непременно испытали это чувство, если бы однажды его суть впервые открылась нам самим, как она однажды когда-то открылась его открывателю-создателю.
Условие эффективности иррационального мышления
Не вдаваясь в подробности понимания интуиции Дж. Сантаяной, а только используя его образ, можно согласиться с ним в том, что все
«…сущности являются зерном для помола на мельнице интуиции…»21.
Правда, интуиция – это не непрерывно работающий агрегат, перерабатывающий все, что в него ни попало: интуиция обрабатывает в основном только то, что являлось когда-то и является сейчас предметом пристального внимания нашего сознания на протяжении какого-то длительного промежутка времени. И этого времени должно быть вполне достаточно для прочного усвоения соответствующего знания на сознательном уровне. Прочность усвоения «старого» знания и многогранность наших познаний – вот что является одним из критериев создания (обнаружения, «понимания») нового знания. Потому вполне понятен призыв Гуго Сен-Викторского: «Учись всему, потом узнаешь, что ничто не лишнее» или «Изучай все! Позже ты увидишь: ничто не лишне». (Цит. по Кр. фил. Энц. –М.: Изд. гр. «Прогресс» – «Энциклопедия», 1994. С. 119). Так что, несмотря на то, что усвоение знания на этапе его приобретения и сознательной обработки – это процесс постепенный и длительный, иррациональный этап обработки знания, по крайней мере, в своей завершающей стадии, носит спонтанно-дискретный характер.
Без-рассудность интуиции.
Интуиция – то же самое можно отнести и к инсайту – без-рассудна, она умозаключение нашего бессознательного, то умозаключение, которое явилось в наше сознание в готовом виде, но не предъявило «истории» своего возникновения. А эта «история», как мы знаем, складывалась – да так и не сложилась! – в процессе рефлексии-1. Вот мы и занимаемся созданием этой «истории» в процессе так называемого созерцания (рефлексия-11), то есть в процессе развертывания – в обратном порядке – явившегося нам в целостном (но свернутом) виде смысла. Потому что смысл в свернутом виде невыразим, а потому и не передаваем. Раскрывая его и фиксируя в словах-символах нашего языка, мы делаем его понятным не только для самих себя, но и для всех тех, кому понятен этот язык.
Пример инсайта как внезапного обнаружения взаимосвязи
между объектами
Одним из ярких примеров инсайта можно привести описанную в литературе эмоционально-эйфорическую реакцию слепоглухонемой Элен Келлер на поток воды через ее ладонь22. А испытала она ее в тот момент, когда однажды поняла наличие однозначной взаимосвязи между знаковым обозначением вещи («вода» по ручной азбуке) и самой вещью (водой), тактильно ощущаемой ее ладонью.
Рассмотрим те существенные объекты, свойства и взаимосвязи, которые были причастны к открытию, то есть к явлению идеи в сознание семилетней девочки. Во-первых, объектами являются: ладонь, обладающая свойством тактильного ощущения, передаваемого через нервные окончания в мозг; вода, обладающая вполне характерными свойствами (текучесть, прохладность и т. д.); и символическое знаковое обозначение вещи, обладающее уникальным свойством однозначно соответствовать данной вещи. А во-вторых, семилетним ребенком на данном примере была понята – вернее, обнаружена – универсальность взаимосвязи между знаковым обозначением вещи и конкретной вещью, проявляющей себя через свои свойства. Вот та идея, обнаружение и осознание которой поразило сознание девочки. Ребенок с нормальным развитием органов чувств и речи обнаруживает эту взаимосвязь постепенно в течение достаточно длительного промежутка времени и в процессе достаточно многообразных форм своей деятельности (игры, общение с взрослыми, наблюдение окружающего мира и т. д.). И он не испытывает внезапного эмоционального потрясения от понимания данной взаимосвязи. (Если понимание как бы растянуто во времени, то, естественно, растянуто во времени будет и психологическое восприятие от понимания). Другое дело ребенок с нарушением функционирования органов чувств и речи. Обнаружение данной взаимосвязи может произойти внезапно и даже с испытанием шокового состояния, как это и случилось с ребенком.