Затем автор описывает сам эксперимент, суть которого заключается в постепенном, ступенчатом (с интервалом в 16 миллисекунд) увеличении временного промежутка между быстрым (16 миллисекунд) показом цифры и последующим показом маски в виде набора букв. При этом на ЭЭГ фиксировалась работа мозга, и принимались во внимание субъективные отчеты испытуемых. И что же было обнаружено? Самое интересное они обнаружили при временном интервале – между показом цифры и показом маски – в 270 миллисекунд. Вот данное Деаном описание:

«Но когда срок появления маски достиг 270 миллисекунд от начала демонстрации цифры, на ЭЭГ внезапно отобразилась массированная вспышка (…). В ходе экспериментов, участники которых сообщали, что видели цифру, волны мозга вдруг приобретали иной характер, а активность нарастала лавинообразно, быстро и мощно. Силу этого взрыва невозможно было объяснить крохотным изменением длительности паузы (в 16 миллисекунд – И.Ф.) перед появлением маски. Так мы получили прямое доказательство того, что доступ в сознательный опыт связан с фазовым переходом в динамике нейронных сетей». (Там же, стр. 172).

Фазовый переход – это изменение структуры вещества, проявляющееся самыми разными способами:

– переход ламинарного течения жидкости в турбулентное и обратно;

– изменение состояния взаимосвязей между частицами этого вещества – вода: жидкость, лед, пар;

– изменение характера осуществления теплообмена – «ячейки Бенара»: теплопроводность сменяется конвекцией;

– изменение свойств вещества – жидкий гелий: нормальное состояние мгновенно меняется на состояние, обладающее свойством сверхтекучести и сверхтеплопроводности;

– изменение характера движения электронов – сверхпроводник: электрическое сопротивление проводника тока мгновенно снижается до нулевого значения.

И как мы теперь понимаем, к этой же категории «изменения структуры вещества» мы могли бы отнести образование «комплексных диссипативных структур» (Пригожин), состоящих из определенного числа взаимосвязанных нейронов, представляющих – уже на уровне сознания – смысл идеи.

Таким образом, мы никак не можем исключить, что и в случае спонтанного явления идеи в наше сознание происходит фазовый переход в виде спонтанно-когерентной самоорганизация ранее «разрозненных» нейронов в некий низкоэнтропийный ансамбль, идентифицируемый нами (по «выходе» его на уровень сознания) как внове явленный смысл идеи.

Но мне бы не хотелось, чтобы у читателя складывалось впечатление, что я собираюсь «притянуть за уши» эксперименты, не имеющие прямого отношения к самой конкретике исследуемого вопроса, а именно, вопроса непосредственной взаимосвязи материального взаимодействия нейронов с отражением этого взаимодействия на идеальном уровне сознания в моменты инсайтов, озарений, интуиций. На самом же деле, моя задача состоит только в том, чтобы обратить внимание на сам факт возможности синхронной работы самоорганизующихся нейронов в эти моменты. И если, согласно многочисленным данным, полученным Деаном со своими сотрудниками (и коллегами), спонтанная активация деятельности нейронов возможна при такой достаточно простой операции, как осознание, как понимание ранее спрятанной за маской (то есть в бессознательном) картинки, то она, массовая активация, тем более должна быть возможна при понимании так же ранее спрятанной в бессознательном (на инкубационном этапе) «картинки», то есть смысла внове явленной идеи. Тем более, что явление идеи сопровождается возникновением достаточно мощной «группы поддержки», названной нами «эскортом ощущений», тех интеллектуальных ощущений, которые не могут не иметь своего отражения в деятельности мозга.

В связи с этим нам необходимо сделать одно пояснение, а следом за ним (в следующем абзаце) одно предположение. Начнем с пояснения. Одно дело «увидеть» в какое-то мгновение, не воспринятое нашим сознанием – то есть оказавшееся в бессознательном – сублиминальное изображение предмета, и только затем, через доли секунды, осознать его; другое же дело понять (осознать) предъявленный бессознательным нашему сознанию такое сложное образование как сгусток смысла идеи, сформировавшийся непонятно каким образом в этом бессознательном, и предъявленный в форме, которую мы также не можем «схватить»: то ли это образ, то ли метафора, то ли символ и т. д. Ведь рождение идеи – это итог и нашего сознательного опыта, и целеустремленности в разрешении именно этого вопроса, и интенсивности нашего логического мышления на самом этапе рефлексии-1, предшествующей инкубационному этапу.

Что же касается заявленного предположения, то по поводу него я могу сказать следующее. Вообще говоря, смысл формирования нового смысла идеи именно на бессознательном уровне, но выдаваемого именно в сознание – причем, выдаваемого в виде какого-либо «сгустка» (образа, метафоры, символа) – заключается, скорее всего, в том, чтобы максимально (то есть, до предела) упростить то, что выдается из бессознательного в сознание. И цель подобного упрощения в том, чтобы сознание имело возможность «едино-моментно» воспринять этот новый для него смысл в его целостности. То есть воспринять мгновенно в виде «картинки», как это происходит в экспериментах, описанных Деаном. Потому что сознание, исходя из своей Природы, не может «едино-моментно» вместить в себя нечто разрозненное, разделенное на части или представленное в виде хотя бы двух разнородных частей. (Можно даже сказать, что та ин-формация, что была получена на этапе рефлексии-1 и далее обработана на этапе инкубации проходит «бутылочное горлышко» в точке 3 (на наших Рисунках), прежде чем оказаться на допонятийном этапе и на этапе рефлексии-11).

Вот почему оно, сознание, должно на допонятийный этап получить в свое распоряжение нечто целостное, Единое, и только потом, на этапе рефлексии-11 (в процессе раскрытия смысла идеи) разложить это целостное (сгусток смысла) на части, то есть на те элементы, из которых на самом деле состоит смысл идеи. (А состоит он, как мы уже знаем, из комплекса взаимосвязанных исходных сущих. И этот комплекс позволяет нам обнаружить то недостающее звено, – а именно, искомое сущее – вид которого мы должны внове сначала создать (сформировать) в своем представлении, а затем воплотить в материальную форму подручного средства). Вот и создается впечатление, будто бы ин-формация, полученная на этапе рефлексии-1 и обработанная на инкубационном этапе, проходит в точке 3 (см. Рис. 1 и 2) через «бутылочное горлышко» (там же, стр. 47), чтобы на выходе получить не сам смысл идеи в развернутом его виде, а то, что мы назвали «сгустком смысла». Но это нисколько не мешает тому, чтобы наше сознание поняло этот «сгусток» смысл идеи в наиболее ярком свете озарения (прозрения, инсайта). Причем светоносный характер явления идеи необходим для того, чтобы наше сознание сразу же сосредоточилось на ее смысле, и в дальнейшем не упускало его вплоть до того, как этот смысл нами будет раскрыт и зафиксирован в словах, символах, знаках.

Более того, в пользу справедливости нашего предположения говорит еще и то, что на предварительном этапе рефлексии-1 наше мышление, оперируя некоторым набором исходных сущих, не в состоянии создать новый смысл идеи. А все потому, что рефлексия может двигаться только поэтапно, от одного этапа мышления к другому – она не может мгновенно соединить эти этапы в нечто Единое, целостное. На это способно только бессознательное – и то только потому, что оно оперирует не идеальным знанием, а материальным, то есть на уровне живой материи нейронов нашего мозга, на том уровне, на котором в определенных, весьма специфичных граничных условиях возможна спонтанно-когерентная самоорганизация нейронов мозга в низкоэнтропийный ансамбль. Вот этот переход в состояние «замороженности» определенных структур мозга Деан и назвал фазовым переходом (бифуркацией), что и было у нас темой данного пункта.

И, конечно же, только проведение экспериментов с фиксацией деятельности нашего мозга в моменты прихода новых идей в наше сознание может окончательно либо подтвердить справедливость нашей гипотезы, либо внести в нее дополнения и уточнения, либо опровергнуть ее. В том же случае если данное предположение, – а именно: возникновение новой мысли происходит в результате соединения нейронов нашего мозга в комплекс (ансамбль) определенного вида – в дальнейшем будет экспериментально подтверждено, то у нас появится основание к тому, чтобы считать, что мысль материальна, по крайней мере, в момент зарождения и возникновения ее в нейронных структурах нашего мозга. (Правда, затем перед нами встанет не менее сложная задача: объяснить, каким образом материальный комплекс (ансамбль) нейронов в дальнейшем трансформируется (на уровне нашего сознания) как в идеальный смысл идеи, так и в наименования тех объектов-сущих, которые входят в комплектацию данной идеи). И это явится еще одним подтверждением, что самоорганизация макроматерии берет начало в микроструктурах этой материи. Надо только знать, какие условия необходимо создать для того, чтобы побудить микрочастицы к началу процесса спонтанной самоорганизации.

Что же касается экспериментов, описанных в книге Деана, то они, конечно же, не дают нам повода отказывать живой (органической) материи нейронов нашего мозга в том, чтобы в экстремальных (сильно неравновесных, предбифуркационных) условиях проявлять те свойства, которые присущи неживой (неорганической) материи. Тем более что живая материя тем только и занимается, что самоорганизуется на всех уровнях, начиная от эмбрионального зарождения до появления высшего уровня развития в виде сознания и самосознания.

4). Выводы.

Заключая данный пункт, скажем следующее.

1. Новизна (идея, мысль, Истина) не может появиться как результат одного только сознательного (логического) манипулирования объектами-образами в нашем мышлении на этапе рефлексии-1, собирающей сущие в предполагаемую нами идею; но она, новизна, не может появиться и на этапе рефлексии-11, поскольку на этом этапе раскрывается уже ранее созданный – созданный в конце инкубационного этапа (т. 3), и уже предъявленный на допонятийную фазу – сгусток смысла новой идеи.

2. Новизна сама по себе, кроме как в живых материальных (нейронных) структурах, возникнуть не может, поскольку на уровне идеального сознания (сознания, манипулирующего образами) наше мышление может функционировать только как мышление логическое. А оно, как мы уже не раз заявляли, не способно на создание новизны, так как оперирует известным знанием: а манипулируя известным, невозможно получить неизвестное, то есть новое. Более того, сознанию от Природы не присуща функция мгновенного соединения образов-понятий в нечто целостное и Единое. Оно, сознание, может мыслить только в «текучем» режиме, переходя от одного образа к другому. И если оно связывает неким способом эти образы, то опять же, оно попеременно оперирует ими – и этими образами и возможными связями между ними, и свойствами этих образов, – извлекая их из «ближней» памяти.

3. Так что в разбираемом нами случае возникновения новизны самой по себе, сознание – всего лишь идеальная надстройка над материальным взаимодействием нейронов нашего мозга. Оно, сознание, есть первая производная этого взаимодействия, в то время как язык (речь) есть производная самого сознания, а, следовательно, вторая производная от нейронного взаимодействия, осуществляемого в материальных структурах нашего мозга.

4. Язык (в виде речи) не мог возникнуть у существа, не обладающего сознанием, у него не было бы почвы, на которой он мог бы взрасти и закрепиться. Потому что взрасти он может только на почве манипулирования образами, имеющими наименования, озвучивание которых необходимо для дистанционной взаимосвязи между членами данного сообщества. В то время как закрепление языка стало возможным благодаря памяти, присущей сознанию: не обладай сознание памятью, оно могло бы «манипулировать» только сиюминутными представлениями. А это значит, что оно могло бы только переходить от одного «изолированного» представления к другому, но не в состоянии было бы связывать их в логическую цепочку хода мысли. Ведь для того чтобы создавать эту цепочку, надо было время от времени извлекать из памяти необходимые объекты и «вплетать» их в общий ход мысли, помня при этом, что именно нами было чуть ранее помыслено.

5. Память есть необходимый элемент нашего мышления, потому что наше сознание может иметь в зоне своего сиюминутного внимания, скорее всего, не более одного элемента (см. там же, стр. 44, 47, 214, 243), остальные поочередно изымаются из различных зон памяти и связываются с другими элементами посредством наших логических «рассуждений». Именно последняя, то есть логика, решает, можем ли мы соединить один элемент с другим через посредство присущих им свойств. Так, положим, в идее кусочка мела способность письменности передавать на расстояния смыслы, ею изображаемые, может быть связана со свойством классной доски оставлять на своей поверхности видимые нашим зрением знаки этой письменности, а значит и смыслы на ней запечатленные. И этот вопрос связанности одного сущего с другим – через свойства и способности этих сущих – находится в компетенции нашего логического мышления, осуществляемого посредством манипулирования сущими, имеющими наименования, то есть приобщенными к культуре языка.

Вот к этому вопросу, вопросу более подробного рассмотрения роли языка, мы и переходим.

9.3. Роль языка.

Как видим из выше изложенного, в случае продуктивного мышления, генерирующего идеи, наше индивидуальное (идеальное) сознание через коллективно понимаемый (материальный) язык транслирует «наружу» – то есть в коллективное сообщество – то, что произошло в (материальных) нейронных структурах нашего мозга. Поэтому, если бы создание идей не содействовало развитию языка, и наоборот, развитие языка не способствовало созданию идей и внедрению их в практику жизни, то не исключено, что у человека отпало бы само желание продуцировать идеи.

Оно (сознание) всегда должно быть начеку, чтобы не пропустить что-либо важное, происходящее в нейронных структурах. А наиболее важное оно всегда может зафиксировать посредством языка, в то время как менее важное – пропустить «мимо ушей», чем оно по большей части и занимается. (Кстати сказать, как мы уже поняли и предыдущего, индикатором появления в нашем сознании «наиболее важного» является сопровождение его (появления) интеллектуальным чувством удовольствия от понимания смысла внове явленной новизны, и чувством удивления от внезапности появления последней в нашем сознании, о чем были осведомлены, как мы уже знаем, и Платон, и Аристотель, ставившие удивление в исток самой философии).

Так что материя (нейроны) нашего мозга опосредованным образом – через индивидуальное сознание и коллективный язык – может быть соединена с коллективным сознанием общества, то есть с его культурой. А через них, через язык и культуру, не исключено, и с так называемым коллективным бессознательным (К. Г. Юнг). (Ведь архетипы бессознательного могут быть не чем иным как закрепленными – с незапамятных времен и, может быть, даже на генетическом уровне – в нейросетях структурами, то есть комплексами нейронов, «намертво» соединенных между собой взаимосвязями. И эти структуры проявляют себя как культурные архетипы. Данное обстоятельство может явиться еще одним свидетельством того, что бессознательное связано с материей нейронов нашего мозга, а не с тем, что будто бы может быть «вытеснено» из сознания).

Вот эту привилегию, привилегию коллективного сознания, вряд ли могут себе позволить даже высшие приматы. Именно поэтому они не объединяются в более крупные образования. Их социум – это группа. У них нет необходимости в этом, поскольку, не обладая способностью генерировать идеи, им незачем иметь речь и не для чего соединяться в эти образования. Они вполне обходятся языком эмоциональных жестов и гортанных звуков.

(Гипотетическая ситуация: заимей вдруг приматы способность создавать идеи, и обладай они «своим» языком, не исключено, мы могли бы иметь, кроме современного урбанистического социума, социум лесных обитателей, объединенных, подобно нациям, в сообщество разных видов приматов, сообщающихся между собой и взаимодействующих друг с другом).

Далее переходим к неразрывной взаимосвязи продуктивного (иррационального) мышления, с логикой и языком, следствием чего, как можно полагать, является «одновременность» их возникновения в процессе становления человека как разумного существа.

9.4. «Одновременность» возникновения иррационального мышления, логики и языка.

Сначала зададимся вопросом, почему (идеальное) сознание избрало себе в помощники (материальный) язык в виде озвученных наименований (слов) или слов, изображенных в знаках письменности? Только потому, что посредством него можно, во-первых, зафиксировать, какое новое знание производится в материальных структурах мозга, а во-вторых, поделиться этим знанием со своими сородичами. А поскольку наиболее важным результатом работы мозга – из всего того, что им производится (обработка поступающей информации, логическое мышление, эмоции и т. д.) – является генерирование им идей, то становится понятным и оправданным ранее уже не раз высказанное нами предположение, что иррациональное мышление (продуцирующее идеи), логика и язык зародились «одновременно»; или, по крайней мере, иррациональное мышление, зародившись, способствовало интенсивному развитию как логики, так и языка. (Напомним в очередной раз: под иррациональным мышлением мы подразумеваем мышление, продуцирующее новые идеи). Потому что без логики и без языка внедренная в мозг человека способность генерировать идеи была бы напрасной затеей Природы: без логики (на этапе рефлексии-11) невозможно было бы раскрыть (развернуть) смысл внове явленной идеи, а без языка нельзя было бы этот смысл зафиксировать и поделиться им со своими сородичами.

Более того, этот новый смысл мы не могли бы даже создать, поскольку на подготовительном этапе рефлексии-1 нашему логическому мышлению нечем было бы оперировать, потому что в нашем представлении не было бы поименованных нами образов, коими, в основном, только и может манипулировать наше логическое мышление. (Сознание владеет размещенными в его памяти («материализованными») словами-знаками, за каждым из которых «прячется» его (идеальный) образ). Так что можно даже сказать: если наше сознание есть способность оперировать знаками языка, – а значит и образами, скрывающимися за этими знаками, – то оно есть не что иное, как наша способность (в той или иной степени развитого) логического мышления. Только осознавая объекты мышления (сущие) и только взаимосвязывая их, можно осуществлять саму последовательность процесса логического мышления.

Как видим, положим, словами как наименованиями и словами как образами наше сознание соединяется и с языком, и с логикой. А это, естественно, означает, что «одновременно» возникли не только продуктивное (иррациональное) мышление, логика и язык, но и наше сознание. А если точнее, то можно сказать, что способность создавать идеи не только содействовала развитию логического мышления и языка, но и способствовала возвышению нашего сознания на новую ступень. Так что возникновение чего-либо одного из этой четверки или любого неполного сочетания без появления остальных компонентов было бы бессмысленным. Поскольку не достигалась бы главная цель – создание (техника) или открытие (наука) новизны. И подтверждением этому является весь ход развития цивилизации хотя бы за последнюю сотню тысячелетий.

Далее постараемся более четко локализовать место возникновения новизны самой по себе, о которой мы уже начали вести речь в п. 2 данного Раздела.

9.5. Что создает новизну саму по себе: рефлексия на уровне сознания или материя на уровне нейронов нашего мозга?

Из ранее изложенного в пункте 2 мы уже поняли: в случае продуктивного мышления сознание на этапе рефлексии-11 только проявляет то, что уже случилось! в материальных структурах нашего мозга, и что уже было выдано на допонятийный этап. (А выдан был сгусток смысла идеи). Оно само (сознание) не создает новизну, оно в процессе логического мышления раскрывает идеальный смысл того нового, что нам уже было предъявлено бессознательным. И одновременно оно обо-значает нечто нам представленное (в сознание) в знакомых нам знаках какой-либо системы. То есть оно как бы «материализует» его в знакомые нам знаки, тем самым превращая доступное только нашему сознанию идеальное знание смысла идеи в материальное знание (слова и предложения письменности, формулы, речь и т. д.). А это, последнее, есть то знание, которое может быть воспринято материальными органами чувств любого члена данного сообщества (и тем самым уже внедрено в культуру и практику). Не будь этого превращения идеального знания (смысла новой идеи) в материально воспринимаемые знаки, смысл идеи так и остался бы достоянием сознания творца и его памяти. Он не мог бы быть сообщен кому-либо другому.

Как видим (см. Рис. 1 и 2), исходя только из того, что в процессе рефлексии-11 мы раскрываем внове предъявленный нам (предъявленный бессознательным) смысл идеи, вот именно, исходя только из этого, у нас складывается ложное впечатление, что это рефлексия-11 (логика) создала саму новизну, то есть сам смысл идеи. (Тем более, что инкубационная фаза отдалила от нас память о том, что именно мы мыслили на этапе рефлексии-1) На самом же деле этот смысл был создан до (момента) начала процесса нашей рефлексии-11 и даже до допонятийной фазы. И скорее всего он был создан в конце инкубационного этапа, в точке 3. Поскольку в конце (на излете) нашей рефлексии-1, предшествующей этому этапу, его, этого смысла, еще не было, а вот на допонятийном этапе он уже появился в виде сгустка смысла, который нам еще предстоит раскрыть (развернуть) в полноценный смысл-Истину.

Это, во-первых. Зафиксируем этот момент – сам смысл идеи появился в промежутке между рефлексиями-1 и -11. А это значит не что иное, как то, что – и это уже, во-вторых – этот сгусток смысла был создан не в идеальных (духовных, ментальных) «структурах» нашего сознания, то есть не на уровне действия нашей логики, манипулирующей осознаваемыми нами идеальными образами, а создан он был в материальных нейронных структурах нашего мозга. То есть, создан он был в нашем бессознательном. И это дает нам неоспоримое право идентифицировать бессознательную деятельность нашего мозга – по крайней мере, в случае создания идеи – как деятельность материальную, ту деятельность, которая осуществляется на уровне спонтанного материального взаимодействия нейронов в виде взаимосвязывания их в определенные (диссипативные, как сказал бы Пригожин) структуры. Тогда находит свое оправдание тезис о том, что функционирование нашего мозга (и организма в целом), по крайней мере, в подавляющем своем большинстве происходит под патронажем нашего бессознательного. Сознанию остается лишь следовать теми путями, которыми ему дозволено следовать самим бессознательным.

Правда, ни в коем случае не надо забывать, что сама подготовка к моменту создания новизны самой по себе и инсайтного явления ее в наше сознание была произведена в процессе достаточно интенсивных – и, казалось бы, напрасных! – интеллектуальных (идеальных) усилий на этапе рефлексии-1, когда мы пытались

– не столько интенсифицировать процесс логического мышления на этом этапе,

– сколько, как мы полагаем, именно, «достучаться» до самих материальных структур мозга,

то есть, довести их до такой степени «возбуждения» (флуктуирования, по Пригожину), когда, в результате достижения точки бифуркации, становится возможной спонтанная самоорганизация бесконечного количества «разрозненных» нейронов в некий ансамбль, «выход» которого на уровень сознания наша психика воспринимает как внезапный приход идеи в наше сознание, результатом чего является:

– и понимание смысла этой идеи,

– и чувство интеллектуального удовольствия от самого акта мгновенного понимания этого сгустка смысла,

– и чувство удивления от внезапности его явления,

– и уверенность в надежности и единственности этого смысла для решения задачи, стоящей перед нами.

Спрашивается, для чего мы так скрупулезно разбирались в этом пункте с последовательностью процесса продуктивного мышления и с тем, каким материалом оно манипулирует? Данным рассуждением мы постарались локализовать место возникновения новизны самой по себе. Все дальнейшие действия нашего мышления (сознания) направлены только на то, чтобы зафиксировать (хотя бы в словах), сохранить (хотя бы в памяти) и представить эту новизну, – а именно, представить искомое сущее – на всеобщее обозрение, облачив его в одеяние всем знакомых слов, предложений, знаков, метафор и т. д. И только после всего этого мы уже можем по созданному нами идеальному виду-образцу искомого сущего изготовить материальное его воплощение – подручное средство, с помощью которого в социуме будет изготавливаться Продукция для каких-либо его нужд.

Далее переходим к вопросу бессознательности возникновения той сингулярной материальной структуры, которая формируется в нашем мозге и которую мы назвали новизной самой по себе.

9.6. Бессознательность процесса создания новизны самой по себе.

Но какие же основания мы имеем к тому, чтобы отнести процесс создания новизны самой по себе к категории бессознательных процессов? Скорее всего, основанием является то, что творение новизны данного вида не освещается нашим сознанием, и мы, естественно, ничего не знаем о том, что и как там творится, – потому и принимаем этот процесс как процесс бессознательный. Правда, в ходе последующего раскрытия смысла идеи нам все-же, постфактум, становится понятным, что именно творилось в нашем бессознательном. (А творился сам смысл идеи). А вот, как он творился, этого мы не знаем. Мы можем лишь предположить, что творение самого смысла идеи произошло в процессе спонтанно-когерентной самоорганизации материи нейронов нашего мозга в некий ансамбль, который, будучи «предъявленным» сознанию и проявленным им – как проявляется позитив из негатива – мы воспринимаем как инсайтное явление идеи в сознание, или как озарение, прозрение.

Так что бессознательность данного процесса определена нами двумя факторами:

– отсутствием его представленности в нашем сознании вплоть до момента инсайта

– и материальностью тех процессов, которые лежат в основании спонтанной самоорганизации нейронов в некий, как мы полагаем, низкоэнтропийный ансамбль, образованный из ранее «разрозненных» нейронов.

Из чего можно заключить, что материальные процессы, происходящие в нашем мозге, не имеют непосредственной представленности в нашем сознании. Они могут быть в нем, в сознании, представлены только опосредовано, – и то в достаточно редких случаях – то есть через приданные этим процессам наименования, а именно, слова, знаки, образы, метафоры и т. д. (В самом же мозге эти процессы представлены в виде электрических сигналов и функционирования нейромедиаторов). Видимо, как управление автоматическим материальным процессом пищеварения (сердцебиения, дыхания и т. д.) не доводится до нашего сознания, так и управление спонтанным материальным процессом создания новизны самой по себе не доводится до нашего сознания. Доводится лишь результат достаточно значимых его операций, тех операций, которые «прорвались» в сознание, облачившись в одежду каких-либо наименований. «Одеяние» наших мыслей есть непременное условие их представленности в нашем сознании.

(Кстати сказать, если продолжить аналогию проявления негатива, то последний проявляется через посредство специального раствора (галогенидов серебра), в то время как проявление внове явленного смысла может быть осуществлено посредством символов какой-либо всем знакомой знаковой системы (слова, формулы, таблицы, графики, речь и т. д.). Ясно теперь: человеческая способность «овеществлять» наши идеальные мысли посредством материальных знаков языка есть тот «раствор», который проявляет их с той целью, чтобы они могли быть «увидены», восприняты и поняты как нами самими, так и другими членами данного сообщества).

Так что все, что поступает в сферу идеального сознания может быть осознано, но не может быть осознано (здесь и сейчас), что и как свершается в материальных структурах нашего мозга. О том, что свершается мы можем узнать, но не в момент свершения, а только после того как это, уже свершенное – через какой-то достаточно небольшой промежуток времени – будет нам предъявлено на уровень сознания. О том же, как свершается возникновение новизны самой по себе – для нас это тайна за семью печатями. Для проникновения в эту тайну, скорее всего, надо «опуститься» на уровень микровзаимодействия нейронов нашего мозга (посредством электрических сигналов и нейромедиаторов), а скорее всего, спонтанно-когерентного их взаимодействия и образования макроструктур-ансамблей. Аналогией же здесь, – постоянно нами эксплуатируемой, – может послужить спонтанно-когерентное взаимодействие микрочастиц (молекул, 10^-8 см) воды, результатом чего является спонтанное образование макроструктур – циркулирующих потоков воды (1 см), то есть «ячеек Бенара», о чем речь уже шла выше.

И я не вижу принципиальной разницы между:

– спонтанной самоорганизацией молекул воды в «ячейки Бенара» под воздействием управляющего параметра в виде подводимой к системе тепловой нагрузки (в вт/м²)

– и возможностью спонтанной самоорганизации нейронов нашего мозга под воздействием уже осуществленной и уже запущенной в ход «реакции» воздействия умственных усилий (в джоулях) на ход процесса мышления.

Вопрос только в том, как создать условия для возникновения спонтанной и когерентной самоорганизации микрочастиц материи того или иного вида, будь то неживая материя (молекулы воды) или материя живая (нейроны). (Не забудем притом, разница между неживой материей и живой весьма условна: взаимодействие, положим, между живыми нейронами осуществляется посредством весьма реальных неживых заряженных материальных частиц – трансмиттеров, передающих электрические сигналы от одного нейрона к другому).

Итак, мы разделили:

– понятие внове создаваемого смысла идеи, исходя из которого мы формируем недостающее для комплектации идеи искомое сущее, и по образцу последнего изготавливаем подручное средство,

– и понятие новизны самой по себе, благодаря которой этот смысл возникает и в дальнейшем оформляется.

Далее постараемся зафиксировать те тайны продуктивного мышления, которые находятся вне зоны нашего понимания. И не только зафиксировать, но и, по возможности, предложить некоторые пути их разрешения.