НА ПОВЕРХНОСТЬ
Через две недели отцу позвонили:
– Алло! Сан Саныч, здорова! – поприветствовал он кого-то, потом долго молчал, слушая, судя по интонации, гневную речь собеседника и дожидаясь паузы: – Я же тебе растолковал, когда уезжал, что за пять дней дело не сделать. Да справятся они без меня… Ну, гуд, уволен – так уволен. В трудовую только не спеши вносить, приеду – лично обсудим. Подожди… Ну ладно, как хочешь, твоё право! Нет, всё равно не приеду. Точка.
Его уволили! И выходит, из-за неё, из-за того, что возится с нею так долго, пока там, в далёком Ейске жизнь идёт и идёт дальше.
Алёна даже сжалась, будто стремясь сгинуть вон. Она не знала, чего ей хочется больше: провалиться сквозь пол на первый этаж, а через него в подвал и лететь до самой лавы, чтобы в ней сгореть, или пожалеть этого несчастного человека, на которого явно перекидывается её заразное невезение.
Но отец только балагурил, шутил и рассказывал, как поймал в заливе самую крупную в своей жизни рыбину, о которой мечтал с детства, но пока снимал с крючка, не только упустил, но и сам свалился в море вслед за нею.
– И… как потом? – открыла рот Алёна, с интересом исследуя его реакции на несчастья, чтобы пропитаться его странной бесшабашностью.
– Чуть не утонул, – рассмеялся отец. – Так хохотал в воде, что чуть не захлебнулся. Представляешь себе, опытный рыбак, свалился с лодки! Глаза по пять рублей, руки дрожат! И… плюх! Прямо в одежде.
– А, поняла. Ты не расстроился.
– Да нет! – он вздохнул, посерьёзнел, и от его смеха на лице осталась только тёплая, задумчивая улыбка. – Всё есть, что нужно. Всё, что можешь удержать. А что не удержишь, то и выскальзывает. И слава Богу! Я, кстати, тем летом ещё крупнее поймал. Но на тот раз уже сам отпустил.
Чувство вины все же захватило Алёну.
Она подошла к отцу, он сидел на кухне за столом и болтал ложечкой в давно остывшем чае, неуверенно обняла со спины, почти некасательно прилегла головой на его плечо и попробовала извиниться:
– Прости меня, что тебя уволили из-за меня, – она не знала, что и сказать, как угодить ему, чтобы загладить свою неуместность в его жизни. – Бог тебя наказывает за меня?
Отец со вздохом приклонил свою крупную голову к её голове, погладил по руке и ответил:
– Он поставил меня перед выбором, потому что хочет утвердить мою руку. Я должен выбрать правду, и я выбираю тебя, а Он позаботится об остальном. Так это устроено, и всегда так работает. Ему нужна только правда.
Собственные её мысли о Боге не имели определённости, то питая сердце надеждой, от которой хотелось плакать, то пугая непредсказуемостью и сложностью и вселяя в душу чувство необъятности Вселенной, в которой сама Алёна имеет меньше смысла, чем пылинка, которая существует по делу, для чего-то, а не просто так, ради заполнения пустот.
Наконец, Алёна осмелилась.
– А Бог… Неужели ты узнал о Нём из мифов и так в них поверил?
– Нет, – снисходительно улыбнулся отец. – Я узнал о Нём из своего сердца и из всего, что вижу вокруг себя, как и все. Даже те, кто от Него прячется. Хотя, конечно, книг я тоже прочитал много, и сейчас читаю.
– Но зачем все эти сложности, когда мир и так сложный?
– Всё просто, и Бог предельно прост. Даже атом сложнее Бога. Но Бог парадоксален, потому что непостижим больше, чем вся Вселенная. Вопрос в другом: как жить? Кто я? Зачем я? Что мне делать? А вдруг Бог – это выдумка, как ты говоришь, миф? Что тогда?
– И что тогда?
– Тогда я буду верить в Него всё равно. И я буду наполнен смыслами, мотивациями и мужеством, которое даётся бесплатно. Потому что верю просто так, без всяких «а вдруг». И часто бываю счастлив.
Теперь Алёна не плакала. Она чувствовала себя девочкой, которую утешили, утёрли и успокоили ванильным мороженым, игнорируя саму причину её слёз. И от этого игнорирования ей и самой верилось, что причина глупа и пуста, хотя пережитое и вжившееся в ум привычно сдавливало душу, выдавливая из неё слёзы против воли.
Теперь вообще всё было по-другому.
Будущего Алёна всё ещё не видела, но старалась в него и не всматриваться – отец напрочь запретил ей искать перспективы. Говорил, что никаких твёрдых перспектив нет ни у кого, а если кто в них верит, то это только его надежды, предположения и вымыслы, а не твёрдая реальность. И что существует только то, что существует. Остальное – Божье, и все перспективы в Его руке.
Правда, в ближайшее будущее она всё же заглядывала. И видела, что отцу пора домой, что не сможет он жить при ней вечно, водить за ручку по лабиринтам реальности и зажигать перед нею белые неоновые светильники.
И она хотела успеть взять от него хотя бы самое ценное. Или хоть что-нибудь.
– Я тоже хочу иногда быть счастливой, – призналась она за ужином в привычной кафешке, до румянца стесняясь своей откровенности. – И хочу «бесплатное» мужество.
– Тогда милости просим в реальность, как она есть, – улыбнулся отец.
– А я где?
– Ты в своей реальности, в вымышленном страшном мире. Ты же интерпретируешь, оцениваешь? Посмотри, как тебе погода?
Алёна коротко взглянула в темное окно, за которым укутанные в зимнее шмыгали туда-сюда озабоченные, угрюмые люди, чудом не сталкиваясь друг с другом в морозной вечерней темноте.
– Ну, там мерзко, мороз. Конечно, уже февраль, устаёшь от зимы. Плохая погода.
– Вот… – удостоверился в чём-то своём отец. – А между тем – это не плохая погода или хорошая погода. А просто погода. Какая есть, такая и есть. Божья.
– И в чём разница подходов? – усмехнулась Алёна иронично. Конечно, это смешно и несерьёзно – как ни назови погоду, хорошей или плохой, а она от того не изменится.
– Во внимании! Если ты целый день будешь впечатляться тем, что тебя пугает или раздражает, то такой день станет для тебя кошмаром. Тогда к вечеру ты взвоешь. Но это будет твой выбор.
– Уже взвыла, – поняла Алёна, и слёзы привычно защипали в слезницах.
– Бог дает тебе свободу. Он не игнорирует тебя, но дать тебе чувства Он не может, потому что не хочет влезать в твои «настройки». Это было бы нечестно по отношению к тебе, ты же не робот. Ты свободный человек.
– Но что же Он тогда может? – разочарованно выдохнула Алёна. Она чувствовала, как комом к горлу
подступает боль, от которой в последние недели удавалось ускользать. – От меня уж точно не зависит ничего!
– Зависит! – не согласился отец. – Бог даёт тебе то, к чему стремишься ты, Сам он для тебя целей не придумывает, а желает тебе свободы. Нету у Него для тебя готовых сценариев, иди своим путём! Молчи только внутри себя и идти прямо: не жалуйся, тем самым обвиняя Его, и не гордись, присваивая себе то, чем Он тебя наделяет. Только прямо иди к Нему, а не к своим вожделениям. А Он приведет тебя туда, куда ты пожелаешь, если это для тебя не разрушительно. Да и в том случае, думаю, очистит, если выдержишь, и приведёт.
– Выглядит, как сказка, – она снова усмехнулась и посмотрела в окно – погода была прескверной.
– А ты попробуй. Вот, хоть с недельку поживи без оценок, не осуждай Бога своим «плохо». Пусть Он оценивает. Он видит целое, всю жизнь целиком, вот ты и… Что скажет тебе Бог промыслительно, через окружающее, то и делай. Какие неудачи пошлёт, такие и принимай спокойно. И неудачами их не называй и не ощущай. Не всегда, а только недельку. Посмотришь, что будет! А?
Алёна улыбнулась тепло его теплоте, задумалась на минутку и кивнула.
Он через столик протянул ей свою большую руку для рукопожатия, вроде заключения пари. И она пожала эту крепкую и теплую, эту заботливую и надёжную ладонь.
– Спасибо тебе, – поблагодарила она, улыбнулась как-то косо и неловко и, не выпуская руки, добавила, раскрасневшись от смущения, новое для неё слово: – Папа…
Может, он и прав. Её папа. Но… Принимать всё, что пошлёт Бог через окружающее… Что это за теория вообще? Что это даст?
Впрочем, принимать – не Бог весть какая сложность, не нужно для этого ни ума особенного, ни тяжести или труда. Живи только, как есть.
И Алёна приготовилась терпеть внезапные нападки жизни, поглядывая на отца, на его безусловную веру, чтобы выйти из своей страшной и безопасной темноты в мир, в свет, в реальность. Пусть и наполненную злыми ветрами.
Однако, смириться перед Богом оказалось нелегко. Вроде бы и никаких внезапных нападок на неё не обрушивалось, но Алёна всё время будто чего ожидала, страшилась, а потому проваливалась в себя, в свои мысли, в странные навязчивые созерцания и уже не видела окружающего. И снова брела по дну уныния и беспросветности.
– Просто смотри и слушай, – поддерживал её папа терпеливо, тепло, но настойчиво, как поддерживают ребёнка при обучении плаванию. – Не погружайся, смотри вокруг. Будь внимательна снаружи, а не изнутри, ищи Бога. Когда тревога давит на тебя, ты будто духовно засыпаешь, чтобы спрятаться от неё. А ты… Как уловишь себя, что погрузилась, спряталась, тут же проси Его о помощи и сама бодрись, гляди вокруг и всплывай на поверхность. Смотри и принимай всё, что сможешь. Оно всё Божие. Выделяй хорошее и красивое, за него цепляйся.
– Мне как-то… – задумалась Алёна и поняла, что просто боится – дико, до дрожи в самом основании души. – Как ты говоришь – тревога давит меня. Боюсь я Божьего… Кто знает, что Он делает и куда меня ведёт…
Папа вздохнул, глянул сочувственно и задумался. Потом дал знак официанту, чтобы принёс счёт.
– Депрессии всегда бывают только от того, что человек тонет в тревожности, опускается на дно своей души и там прячется, – объяснил он так, будто разбирался в устройстве души. А может и верно знал, о чем говорит? Значит, и сам бывал на этом илистом дне. – А ты всплывай, а то задохнёшься. Мы люди, мы дышать должны. Поэтому наша жизнь не на дне, а на поверхности, хоть там и волны или ветер. Зато и солнце там.
И следующие дни Алёна карабкалась и всплывала, как могла. Она часто обнаруживала себя на дне, в какой-то хрупкой раковине с иллюзией безопасности, и сдавленным сердцем видела, как тяжёлая вода жизни давит на неё. И она всплывала и тонула тут же, потом опять всплывала. И опять тонула.
И что-то стало получаться, когда она научилась задерживаться наверху хоть ненадолго. Папа шутил, что она обучается нырять не в воду, а наоборот. Из-под воды наверх, в воздух, в солнце и в открытый мир. К Богу.
– А ведь кто-то никогда не прячется, – вздохнула Алёна. – Неужели такое бывает?
– Бывает! – ответил он с горячностью. – Тогда они ходят по воде, как апостол Пётр! Ходят и не тонут.
Вскоре у Алёны появился хоть и крошечный, а твёрдый опыт. Оказалось, что жизнь нужно просто терпеть, как читатель терпит сложную, но интересную книгу. Если спрятаться и читать бегло – ничего не понятно. Если же читать вдумчиво, становится яснее, образы ярче и чётче, но внимания требуется куда больше.
Вот что такое жизнь – это чтение тяжёлой, местами непонятной, но предельно значимой книги!
И Алёна училась и училась читать её внимательно, вглядываясь в детали и принимая сложные места, как неизбежную и необходимую данность. В конце концов, если забросить её, не читать, то жизнь ли будет прожита в итоге? Или туман мимоходящий, в котором нет ничего, кроме клубящегося пара пустых страхов и печальных, тревожных воспоминаний?