Твоя жизнь и твоя смерть принадлежат мне

Но среди нагромождения дел и любовной лихорадки про Хеджин принц не забывал. Самой сильной его головной болью оставалось расследование её похищения. Следы похитителей привели отряд, сформированный Бэкхёном, в странное место в горах. Место выглядело как огромная крепость или как маленький городок. Там кипела жизнь. Кто-то постоянно приезжал, уезжал, что-то увозилось и привозилось. И при этом в городке стояла тишина. Ни тебе разговоров людей, ни лая собак, ни мяуканье кошек, ни радостной кутерьмы ребятишек. Всего того, что сливается в неумолчный шум любого места, где живут люди, и который затихает, и то не полностью, только по ночам.

Загадка вскоре разрешилась, когда они смогли захватить в плен одного жителя, отставшего от повозок, идущих караваном из городка. Одной загадкой стало меньше, но ещё больше их появилось. Житель оказался с отрезанным языком. Ничего, кроме как показать киванием головы «да» или «нет», сообщить не мог. Бэкхён пытался всунуть ему в руки карандаш и бумагу, но он оказался безграмотным, потому и написать ответ не смог.

Всё равно они смогли кое-что почерпнуть из его ответов. У всех жителей города отрезан язык? – Да. Видел ли он когда-нибудь вождя города? – Нет. Видел ли красивую девушку, которая недавно появилась в городе? – Нет, нет, нет (это он так энергично мотал головой, да ещё и глаза расширил от удивления. Явно, не врал). В городе совсем нет женщин? – Да.

Больше ничего из бедолаги вытрясти не удалось. Пришлось его убить, а тело тщательно спрятать. Ведь он видел их лица. И тревогу мог поднять в городе, если бы вернулся туда.

Тайна, в городке ли находится Хеджин и жива ли она, так и осталась не раскрытой. Но, зато, вторая часть отряда, следившая за повозками, вернувшись, принесла интересные сведения. Оказывается, товар с повозок, перегрузили на другие повозки в нескольких ли³⁵ отсюда и дальше он отправился в путь уже с другими погонщиками, вполне себе бандитского вида и с целыми языками во рту. Половина следившего за повозками отряда Бэкхёна разделилась ещё раз пополам. Одни вернулись, чтобы доложить ситуацию командиру. Другие продолжили следить за движением товара.

Бэкхён был горд за свой отряд. Правильно он подобрал себе подчинённых. Сильные, выносливые, сообразительные, инициативные. Почти как он сам. Только вот с заданием Его высочества наследного принца ХунЮна справиться пока не получалось.

³⁴ – в переводе – «проходящая расстояние для продвижения к успеху»

³⁵ – мера длины, равная 500м

11

Два с половиной месяца назад Талталу вырвали сердце. Вместо него образовалась черная дыра, сквозь которую свистел ветер. Это когда он узнал, что Хеджин отправили в гарем принца. Он даже не думал, что ему может быть больнее, чем тогда. Но, оказалось, может. Сейчас он чувствовал себя так, как будто сквозь эту дыру летит песок. Очень горячий песок. И каждая песчинка ранит его душу и тело, всё, что от них осталось, своими острыми зазубренными краями. Потому что тогда, два с половиной месяца назад, он надеялся на то, что Хеджин будет счастлива. Будет иметь возможность любить. Будет любима. Хотя бы она…

Но сегодня, после получения письма от «Благожелателя», письма, состоящего всего из одного предложения, Талталу надеяться было не на что. Только молиться, чтобы она ещё была жива. «Хеджин была похищена по дороге к дворцу» – вот, что было написано в письме.

Тот Талтал, каким он был несколько месяцев назад, получив подобное известие, не раздумывая, вскочил бы на коня и помчался, как ветер, выручать Хеджин. Сегодняшний Талтал, у которого больше не было сердца, воспользовался тем, что у него осталось – разумом.

А разум подсказывал ему, что письмо – это ловушка. То, о чем в нём говорилось, произошло никак не меньше двух месяцев назад. Почему так долго ждали, чтобы сообщить о похищении? Только что узнали? Или знали давно, но выжидали по какой-то причине? А, если знали, то не сами ли участвовали в этом преступлении? Почему отец ничего подобного ему не написал? Наоборот, в его последнем письме сквозила обида, что его не позвали во дворец на праздник пополнения гарема принца. Выходит, что он ничего не знает о пропаже своей названной дочери? Но ведь Его высочество наследный принц империи ХунЮн знает! Не может не знать! Почему не сообщил ему, своему верному слуге, которого он отличает, судя по наградам, о горе в семье Талтала? Вопросы… вопросы… вопросы… И нет на них ответа. Пока нет.

Есть ответы только на два вопроса. Первый: кто подкинул письмо Талталу в палатку? Новые люди в расположении войска не появлялись, значит, это был кто-то из тех, кто здесь уже давно. Примелькался. И, почему-то, Талтал был уверен, что это – Ловенсу. Второй: куда устремить путь своего коня? Хеджин была похищена на пути между домом и дворцом. В начальной точке был отец, который, очевидно, не знал о беде, приключившейся со своей названной дочерью. Конечной точкой была столица. Его высочество наследный принц империи Когурё ХунЮн. Вот туда Талтал и отправился.

Ловенсу потирал руки от удовольствия, когда увидел стремительно удалявшегося на коне от лагеря Талтала. Его расчёт на порывистый и эмоциональный характер чжихуэя (не долго Талталу осталось быть в этом звании!) оправдался. Только донесение Его высочеству принцу о том, что чжихуэй Талтал самовольно покинул расположение войска Его высочества, Ловенсу отправил уже утром, когда самолично убедился в отсутствии Талтала. Поосторожничал. Учёл прошлый опыт.

Чего Ловенсу не знал, так это того, что перед отъездом Талтал издал приказ о возложении обязанностей чжихуэя во время своего отсутствия на биньбэйцяньши Чонхо³⁶. И передал приказ Чонхо собственноручно вместе с устным распоряжением обнародовать его только в случае необходимости.

Чонхо, помимо своих военных обязанностей заместителя командующего, выполнял ещё и секретные обязанности соглядатая за Талталом и Ловенсу, возложенные на него Его высочеством наследным принцем империи ХунЮном. От него не укрылось, что Ловенсу послал гонца вслед за умчавшимся чжихуэем Талталом. И потому Чонхо отправил в этот раз в столицу сразу двух голубей. К лапке одного была прикреплена записка с донесением о действиях Талтала. К лапке другого – о действиях Ловенсу. Записки были составлены с помощью секретного шифра, который знал только принц.

Голубиная почта работала лучше, чем какая-либо другая. Гонца могут убить или ограбить, а кто обращает внимание на голубей? Человеку нужна еда, отдых. Ещё больше они нужны лошадям. А много ли надо маленькой птичке?

Получив доносы от своего соглядатая, а потом и от Ловенсу, ХунЮн разгневался. Как посмел Талтал ослушаться его приказа оставаться на месте? Неблагодарный! Столькими милостями он, принц, осыпал Талтала, а он позволяет себе своевольничать! Что гонит его в столицу? Чего сорвался?

И Его высочество вызвал к себе Бэкхёна. Отдал приказ – схватить мятежника Талтала и тайно поместить в подвал крепости Арк, находящейся на дальних подступах к столице. Только схватить как-то по-хитрому, не вступая с ним в прямой бой. А то после боя с Талталом от славного отряда Бэкхёна может и половины не остаться. Терять таких замечательных и преданных воинов ХунЮн не желал.

Бэкхёну, действительно, удалось за короткий срок сформировать очень мобильный, умелый, боеспособный отряд. В него входило всего 12 человек вместе с командиром, Бэкхёном. Группа небольшая, но обладающая большим количеством самых разнообразных навыков. Которые они, к тому же, постоянно совершенствовали и применяли с умом. Быстро делали выводы из совершённых ошибок и тут же их исправляли. Над ними не было иерархической лестницы из командиров, они подчинялись только лично Его высочеству наследному принцу ХунЮну.

На их преданности и самоотверженности во многом потом, когда принц взошёл на престол империи Когурё, опиралась его власть императора. Они выполняли любые его распоряжения, не рассуждая, не мучая себя вопросами совести и милосердия. Следили, убивали, пытали.

Их служба обросла слухами, превратившись в легенды. Никто не знал их точного количества, потому что они налетали внезапно, как стая воронов, и также внезапно исчезали. Никто не видел их лиц, потому что они всегда были закрыты плотными масками. Никто не знал их настоящих имён, потому что в отряде они получали другие имена, а свои, данные им при рождении, даже сами не помнили. Никто не знал, из каких они семей, к какому роду относятся, потому что они порывали со своими семьями, принадлежа теперь только принцу и душой, и телом, и всеми своими помыслами. А для своих родных были погибшими на поле боя.

³⁶ – в переводе – «верный, точный, великолепный»

12

Если бы Талтал выбрал правильный путь – послать нижайшую просьбу Его высочеству наследному принцу ХунЮну принять его во дворце, это заняло бы месяцы. И, скорее всего, он получил бы отказ. Если принц изначально не пожелал сообщить ему о похищении Хеджин, то и встретиться с ним не пожелал бы. По этой же причине не имело смысла надеяться, что его примут во дворце, если он до него доберётся.

Поэтому Талталу оставался единственный путь – дать возможность слугам принца схватить его в столице или на подступах к ней. Талтал не обольщался. Знал, что Его высочеству уже донесли о том, что его чжихуэй Талтал покинул расположение войска и скачет в столицу. Тут важно было рассчитать время так, чтобы место его пленения было  близко ко дворцу, только тогда можно было надеяться, что принц посетит его в тюрьме.

На постоялом дворе около южных ворот в столицу Талтал плотно поужинал и еле доплелся до кровати своей комнаты. Очнулся уже на холодном полу подвала, в клетушке за решёткой, без верхней одежды и обуви.

Принц хоть и не сомневался в работе Бэкхёна, но те дни, что отделяли от донесения об измене Талтала до его пленения, находился в постоянном напряжении. Его состояние из всех девушек заметила только Соа. Она периодически поднимала глаза, чтобы взглянуть на о чём-то глубоко задумавшегося и нахмуренного Его высочества, широкими шагами меряющего дорожку сада. Принц, наконец, заметил, что он не один и, остановившись, сказал:

– Сегодня я не расположен к беседе. Тебе должно быть скучно со мной. Давай прервем нашу прогулку.

– Ваше высочество, мне драгоценна каждая минута, проведённая с Вами. Даже в молчании. Я вижу, что Вас что-то гнетёт. Если Вы пожелаете поделиться со мной Вашей тревогой, и Вам станет легче, я буду чувствовать себя счастливой. Если пожелаете молчать, я буду рада и этому. Если есть что-то, что я могу сделать для Вас, чтобы отвлечь Вас от мрачных мыслей – скажите мне это. Я всё для Вас сделаю.

Принц внимательно посмотрел в глаза Соа, взял её за руку. Впервые. И впервые прижал к себе. Погладил по голове. Кажется, в этом вопросе он уже точно знает, что будет делать дальше. И в этот же день подписал у Его величества императора Когурё, своего отца, указ о зачислении Соа в гарем в качестве наложницы. А на следующий день призвал её к себе в опочивальню, чем вызвал возмущение канцлера.

Канцлер полагал, и вполне справедливо, что следующей на зачисление в гарем, раз, уж, не получилось быть первой, должна быть его дочь. И её красота, и положение, и то, что Его высочество так сражался именно её сделать кандидаткой, всё говорило за это. Принц, и так находящийся не в лучшем расположении духа, да ещё истомлённый ожиданием встречи с Соа, так разгневался на речь канцлера о традиции призывать наложницу в постель только после соответствующего обучения, что таким холодным, как снег на отрогах Куньлуня, тоном высказал канцлеру своё мнение о неписанных замшелых традициях и о том, что для подглядывания в замочную скважину его опочивальни у него есть старший евнух, что канцлер был вынужден побыстрее откланяться.

В тяжёлых праздничных одеяниях, с кучей сверкающих драгоценностей, с высокой причёской на голове и слоем краски на лице, Соа казалась слишком взрослой. Сидела за ужином напряжённая, отправила в рот маленький кусочек мяса и никак не могла его проглотить.

– Ты не голодна? – заботливо спросил принц.

– Нет, Ваше высочество, – прошептала Соа и покраснела, даже через белила проступил румянец, – Не знаю…

– Оставь это. Иди ко мне, – приказал принц и пересел на край кровати.

Соа послушно подошла. Принц взял обе её руки в свои, погладил большими пальцами внутреннюю часть её ладошек, чтобы успокоить.

– Не волнуйся! Будет только то, что позволишь мне ты. Если ты ещё не готова…

– Нет, Ваше высочество! – порывисто возразила Соа, – Я готова! Я хочу! Только не знаю, понравлюсь ли Вам, – добавила, кусая нижнюю губу.

– Всё будет хорошо, – ласково ответил принц, – В первый раз будет чуть-чуть больно, но потом это не повторится.

Соа смущённо кивнула головой и попыталась обойти принца, чтобы пройти на свою сторону кровати. Это была ещё одна традиция: в ночь первого слияния каждый раздевается сам до нижнего халата на своей стороне кровати. Ныряет под одеяло, и уже там, под покровом ткани сбрасывает оставшуюся одежду. Но принц уже решил – с этого дня он будет нарушать любые традиции, которые мешают ему. И потому не отпустил Соа.

– Позволь мне раздеть тебя?

ХунЮн аккуратно развязал пояс платья Соа, скинул на пол тяжёлое одеяние с плеч. Вынул из ушей длинные серьги, расстегнул застёжку колье, снял многочисленные браслеты. Всё это медленно, не торопясь, готовый в любое мгновение остановиться. Но Соа его не остановила, даже когда он потянулся к её высокой причёске и вынул шпильку, удерживающую волосы в пучке. (Традиция предписывала спать с причёской). Волосы тёмной волной упали вниз. Принц провёл ладонью по их шелковистой мягкости от головы до середины бедра, где они заканчивались. Глухо произнёс:

– А теперь ты.

Соа, умничка, тоже раздела его до нижнего халата. «В следующий раз я раздену её полностью», – подумал ХунЮн, решив в этот раз не смущать девушку. Поднял Соа на руки и сам уложил в постель. Нежно целовал её, пока не почувствовал, что её лоно достаточно возбудилось, чтобы принять его плоть без лишней боли. Сдерживал себя, действуя аккуратно и постепенно. А когда освободился от любовного напряжения, сразу откатился в сторону, чтобы не давить тяжестью своего тела на её маленькое и казавшееся таким хрупким.

Они оба лежали на спине с закрытыми глазами. ХунЮн отдышался, повернулся набок лицом к Соа, протянул руку и осторожно погладил её нежную щёчку. Она не спала.

– Ты устала. Иди к себе в комнату. Выспись хорошенько.

– А, может быть… – вскинулась Соа, но осеклась, – Да. Хорошо. Спасибо, Ваше высочество!

– За что ты благодаришь меня? – улыбнулся ХунЮн, – И что «может быть»? Закончи фразу.

– Может быть, – поколебавшись и потупив глаза, тихо произнесла Соа, – Вы позволите мне остаться здесь…

– Я не смогу себя сдержать, если ты будешь рядом. Для второго раза за ночь ты ещё не готова.

– Но Вы ведь сами сказали мне, Ваше высочество, что потом больно не будет. Мне и в первый раз было не больно. Почти… Может, совсем чуть-чуть…

Ну не смог принц отказать так деликатно высказанной просьбе. Тем более что и сам уже пылал, и готов был излиться лавой, как вулкан Чанбайшань³⁷. Утомлённые ласками, они заснули в объятиях друг друга.

Утром принц проснулся от возни за своей спиной. Вспомнил, что Соа осталась в его объятиях на всю ночь. Теплая волна счастья накрыла его с головой. «Что же она там делает?», – подумал ХунЮн, которому показалось, что Соа… целует кончики его длинных волос. Он резко развернулся. Соа ойкнула от неожиданности и так и застыла с поднесённой к губам рукой, из которой выскользнули волосы.

– Ты по утрам целуешь свои руки? – лукаво спросил принц. И расхохотался, увидев, как покраснела от смущения Соа.

– Нет… Я… Я хотела…

– Что «нет»? И что ты хотела? – переспросил принц, любуясь прекрасным лунооким её личиком, и добавил шутливо-строго, – Сейчас же признавайся, что ты делала за моей спиной и что ты ещё хотела сделать?

– Ваше высочество, – поспешно оторвавшись от подушки и садясь на колени на кровати, сказала Соа, – простите меня! Я только хотела прикоснуться губами к Вашим волосам.

– И больше ничего? – продолжил игру в строгого принца ХунЮн, усаживаясь на кровати в позе Будды, – Может быть ты ещё хотела что-то сделать? Может быть, раздеть меня? Может быть, погладить? Может быть, поцеловать? – шептал он, как змей-искуситель, наклоняясь всё ближе к ней и удерживая её взгляд своими горящими от страсти глазами.

Соа смотрела на принца так ошеломленно, что принц, чтобы опять не рассмеяться, мгновенно улёгся обратно на спину и торжественно сказал:

– Я повелеваю тебе сейчас же осуществить все свои желания! – и добавил с лукавой улыбкой, даже подмигнул, – Лови момент, пока я добрый!

Соа от таких быстрых изменений в облике принца замерла на мгновение, но потом начала осторожно действовать – ведь ей разрешили, даже приказали. Она поцеловала кончики его волос. Провела пальчиком по руке от кисти до плеча. А потом по середине лба, по тонкому, прямому, благородному носу, продолжила линию по полным губам, по твёрдому подбородку, по оголённой шее. Остановилась, когда упёрлась в край его ночного халата. Застыла. Решилась развязать его пояс. Робко откинула полы халата в стороны. Провела ладошкой, едва касаясь его кожи, вдоль тела, пока опять не наткнулась на препятствие – на его гордо стоящий и затвердевший жезл. Сглотнула и отвела глаза в сторону.

ХунЮн, внимательно наблюдавший за своей юной наложницей, не позволил её девичьей стыдливости взять верх над её желаниями. Мягко прикоснулся к её руке и переложил на жезл. Сказал с хрипотцой:

– Если хочешь, конечно!

Соа опять покраснела, но кивнула утвердительно, и продолжила изучать ту часть тела принца, которая доставила ей столько удовольствия сегодня ночью, намного превосходя всё то, что рисовалось в её мечтах.

Когда Соа ушла, принц ещё долго не мог прийти в себя, вспоминая её неумелые ласки, которые дарили во стократ более сильные впечатления, чем руки самых опытных, изощрённых в науке предоставления удовольствий женщин, потому что шли из самой глубины её сердца. Сердца, в котором уже жила любовь к нему. Кажется, он нашёл свою любимую женщину, свою единственную, свою жену, мать их детей. Императрицу. Они ещё не признались друг другу в любви. Не облекли свои чувства в слова. Время для этого ещё не пришло.

³⁷ – один из самых высоких вулканов Когурё. Расположен на границе с Китаем. Имеет высоту над уровнем моря 2744м. После последнего извержения в 1702г на вершине образовалось красивое озеро Тяньчи, глубиной 1км.

13

Заплечных дел мастера своё дело знали… Талталу сдавливали колени тисками. Били бамбуковыми палками по икрам. Надевали на ноги раскалённые стальные башмаки. Затягивали на голове железный обруч и постепенно сжимали ещё сильнее. Привязывали к стулу, так что он не мог шевелиться, закрепляли неподвижно голову и подвешивали над ней сосуд с водой, из которого с монотонностью капала на его лоб капля воды. Капала и капала. Часами.

Требовали признаться, в заговоре против кого он участвует – Его Величества или Его высочества? Требовали назвать имена его сообщников. Их голос из-под масок звучал глухо и монотонно. Он гипнотизировал Талтала. Он раз за разом отрицал участие в заговоре, но и встретиться с принцем не просил. От невыносимой боли и их глухих, монотонных голосов, Талтал терял сознание.

Его окатывали холодной водой, чтобы привести в чувство. Слизать капли с губ было его единственной возможностью получить воду. Ни есть, ни пить ему не давали. Сколько дней и недель так продолжалось, Талтал не знал. Спать ему тоже не давали. Едва одни мучители заканчивали свою смену и кидали его истерзанное тело на пол клетки, как тут же приходили другие. И истязания начинались вновь.

Но пришёл день, когда ему дали выспаться, и даже покормили. Талтал понял – настал решающий день. Либо его посетит принц. Либо… Его отвезут на казнь.

Мучители ушли и в подвал вошёл принц.

– Его высочество! –  с трудом поднялся с пола и поклонился Талтал.

– Талтал! Ты выглядишь жалко. Что заставило тебя нарушить приказ и предать меня?

Талтал отметил про себя, что звания его уже лишили. Но это не вызвало в нём сожаления. Главное, что он всё-таки получил возможность узнать что-то о судьбе Хеджин.

– Ваше высочество, смею дерзнуть возразить Вам – я не нарушал ни одного приказа Вашего высочества. Последний приказ Вашего высочества повелевал мне разбить орду кочевников. Он был выполнен Вашим доблестным войском, о чем я отправил Вам донесение. У меня и в мыслях не было предавать Вас.

– Что это, если не измена, когда командующий бросает армию?!

– Ваше величество, уезжая, я временно возложил обязанности чжихуэя на своего биньбэйцяньши, что предусматривается Уставом военной службы. И велел обнародовать его в случае необходимости. Если Вашему высочеству ещё об этом не доложили, значит, на границе империи всё спокойно и необходимости такой нет.

ХунЮн поневоле восхитился выдержкой и стойкостью Талтала. К нему применили пытки первой и второй степени, а он ещё дерзит. После пыток третьей степени во многих случаях казнь уже не требовалась.

– Так что же привело тебя в столицу способом, который Устав военной службы не предусматривает?

Талтал молча разорвал кромку своего нательного халата и вынул из подгиба какую-то бумагу. С поклоном протянул её принцу. «Так вот почему он сорвался с места», – понял ХунЮн, прочитав коротенькое письмо, скорее, записку, состоящую всего из одного предложения.

– Как это письмо попало к тебе?

– Подбросили в мой шатёр.

– Ты догадываешься, кто мог это сделать?

– Кто-то из тех, кто находился в лагере. Гонцов не было ни в этот, ни в предыдущие дни.

Принц повертел записку в руках и забрал себе. Помолчал, разглядывая Талтала. Его пыточных дел мастера постарались на славу, но он всё ещё мог стоять перед ним, принцем, с гордо поднятой головой. Но, сколько ни тяни время, всё равно имя Хеджин должно всплыть в разговоре. Принц ещё раздумывал, какую часть правды рассказать Талталу, как вдруг послышался голос его слуги:

– Ваше высочество! Срочные вести из гарема. Мне можно войти?

– Входи!

Слуга подошёл и сказал шёпотом, чтобы узник не услышал:

– Ваше высочество! Вашу наложницу Гюри отравили.

– Она жива? – непроизвольно повысил голос ХунЮн.

Талтал судорожно вцепился в прутья своей клетки. О ком речь? Кто жив? Они говорят о Хеджин?

– К ней отправили лекаря, а я поспешил к Вам, господин.

– Едем! Быстро!

– Ваше высочество! Спасите Хеджин! – выкрикнул Талтал вслед принцу.

Его высочество остановился, развернулся вполоборота к своему бывшему чжихуэю, спросил из-за плеча:

– Ты так любишь свою сестру?

– Я люблю Хеджин! – честно ответил Талтал.

«Вот, значит, как! Он любит её как мужчина, а не как брат», – понял принц, но думать над этим ему было некогда. Надо было торопиться в гарем.

– Не доверяйте Ловенсу, Ваше высочество! – последнее, что услышал принц от Талтала.

Услышал, но не обернулся. И не остановился. Он тоже уже не доверял Ловенсу, с которым провёл бок о бок целых десять лет. Но было ещё кое-что, что нужно было проверить, прежде чем принять окончательное решение о его судьбе.

Талтал в изнеможении сел на пол своей темницы. Невыносимо болели обожжённые ступни. Раздробленные колени не могли удерживать вес его тела, хотя он и похудел, выглядел, как скелет, обтянутый кожей. Кровоточили раны на спине и ногах от ударов плетьми и бамбуковыми палками. Разговор дался Талталу нелегко. Но он сделал всё, что мог. Прости, Хеджин! Моя единственная любовь! Теперь только принц может тебе помочь.

Талтал помолился и задумался о предстоящей ему казне. Вряд ли она будет публичной. Значит, почётная для воинов казнь путём отсечения цзянем головы или позорная через повешенье ему не грозит. Шнурок, чтобы повеситься самому, который обычно выдавали неугодным сановникам, ему не положен. Медленная смерть в пещере, с такими же, как он преступниками, прикованными к стене – такая роскошь ему тоже не светит. Ведь умирать не одному, а в компании, где можно с кем-то поговорить, это, действительно, было роскошью. Если Его высочество смилостивится и пошлёт ему быструю смерть, то это будет яд. Если решит, что он должен ещё помучиться, то отправит в зиндан³⁸, где он и сгниёт заживо среди собственных экскрементов и скелетов предыдущих узников.

³⁸ – камера для смертников в Когурё. Узкая, около 50см в диаметре, и глубокая, 3м, яма в камне, куда бросали преступников, обрекая их на мучительную медленную смерть без питья и еды. Верх такого каменного мешка закрывался решёткой со сложным замком. Дотянуться до решётки было не возможно. Узника палило солнце, поливал дождь, накрывал снег. Зачастую, следующего бедолагу кидали туда прямо на труп предыдущего. Главное, чтобы он не смог дотянуться до решётки.

14

Когда принц примчался во дворец, Гюри ещё была жива. Ждала прихода принца. Не хотела умирать без него. Перед её комнатой столпились наложницы, служанки, евнухи. Был среди них и лекарь. На немой вопрос принца отрицательно покачал головой и отвел глаза.

– Сколько ей ещё осталось? – спросил принц.

– Несколько минут.

Принц зашёл в комнату Гюри. Она лежала на кровати и тяжело дышала. Принц быстрыми шагами пересёк комнату наложницы и обнял её.

– Гюри, держись! Я привезу к тебе другого лекаря. Мы обязательно найдём того, кто посмел это с тобой сделать!

– Не надо никого искать… И лекаря не надо… Я сама.

– Сама?! Но почему, Гюри? Тебя кто-то обидел?

– Разве я позволю кому-нибудь себя обидеть, Ваше высочество?

– Но, тогда, почему? Почему ты с собой это сделала?!

– Я люблю Вас, Ваше высочество, а Вы отдали свою любовь другой… Мне невыносимо видеть её сияющее от счастья лицо… И прозябать в гареме, среди отвергнутых Вами, эта жизнь не для меня…

– Я бы отпустил тебя, Гюри.

– Куда мне идти? В монастырь? Вы представляете, я и монашки? – горько рассмеялась Гюри и мучительно закашлялась, – Да и куда от себя денешься? Без Вашей любви мне моя жизнь не нужна…

– Ты так молода! Встретила бы новую любовь.

– Нет! Я оказалась однолюбкой… Представляете, Ваше высочество. Сама от себя не ожидала… Прежняя я, не задумываясь, отравила бы соперницу, а не себя… Я знаю, моя смерть причинит Вам боль. Но не такую сильную, как смерть Соа… Я не смогла сделать Вам так больно, Ваше высочество… А ещё раньше я хотела отравить Хеджин, вот такая я кровожадная.

– Хеджин? Откуда ты знаешь Хеджин?

– Он сказал, что вы любите друг друга… И она моя главная соперница… Предложил её украсть… Но он наврал…

– Кто он?

– Не знаю… Кто-то из дворца…

Гюри опять закашлялась. Потом откинулась на подушки и закрыла глаза. Пожаловалась:

– Так больно…

Принц уже ничем не мог помочь бедной Гюри. И как ни было ему её жалко, всё-таки попытался узнать что-нибудь о Хеджин. Ведь это была первая ниточка, появившаяся после месяцев поиска Хеджин.

– Она жива? Скажи мне, Гюри, Хеджин жива?

– Я не стала её убивать… Смелая оказалась девчонка… Пыталась сбежать…Так Вы её всё же любите, Ваше высочество?

– Нет. Её любит другой человек и очень хочет спасти. Ты знаешь, где её держат?

– Не знаю… Не помню… Ваше высочество, я ухожу… Подарите мне свой поцелуй… Не бойтесь, на моих губах нет яда… Я вводила яд через руки…

И Гюри смогла приподнять свою левую руку. Принц закатал рукав её платья и увидел, что вся её рука от кисти до плеча покрыта тонкими шрамами от надрезов. (Гюри вводила себе яд постепенно в течение месяца, после того, как поняла, что потеряла принца окончательно. Соперница отобрала у неё всё – и его сердце, и его душу, и его тело.

Если быть честной, то сердце принца никогда не принадлежало Гюри. Но чихать она хотела на честность! Катитесь вы с ней куда подальше!.. Сначала он закрыл перед ней свою душу. Не было больше душевных разговоров до утра, смеха, их ребяческих потасовок. Потом перестал нуждаться в её теле. Гюри ещё ждала его какое-то время. Потому и яд вводила маленькими порциями, чтобы была возможность остановиться и вылечиться)

«Если бы я заглядывал к ней хотя бы иногда, я бы заметил. Остановил. И она бы осталась жива!», – подумал принц, выполняя просьбу Гюри поцеловать её в губы. Она ещё успела ответить на его поцелуй. А потом её тело затряслось, выгнулось дугой, из горла вырвались хрипы муки… И она упокоилась.

Принц посидел ещё какое-то время рядом. Справился со слезами. И вышел из комнаты Гюри. Служанки и евнухи засуетились, торопясь подготовить тело в последний путь. Перед дверью остались только старший евнух и четыре наложницы, теснившиеся кучкой. Соа среди них не было. Она была около двери, когда он заходил внутрь, но он прошёл мимо, не остановив на ней свой взгляд. Его высочество подозвал старшего евнуха и спросил:

– Где Соа?

– У себя в комнате, Ваше высочество. Спит. Она сильно плакала, лекарь дал ей успокоительную настойку.

– Это хорошо. Усильте её охрану. Не спускайте с неё глаз.

Первым делом, когда Его высочество оказался в своих покоях, он вызвал к себе Бэкхёна. Потому что умирая, Гюри успела прошептать одно слово: «Рис…» Принц ничего не понял. Подумал, что ему послышалось, но решил рассказать всё командиру отряда «Камакви» – «Ворон», так они теперь себя называли.

Бэкхён внимательно выслушал хозяина, несколько раз переспросил, уточняя детали. Задумался, потом выдал версию – возможно, Гюри вспомнила, куда увезли госпожу Хеджин. Ведь подводы с рисом регулярно приходят в городок в горах. И также регулярно отправляются по нескольким адресам. Не сложно спрятать девушку в мешке из-под риса. Не так, уж, и много было таких адресов – всего 5. Надо будет их все проверить. Вдруг им повезёт, и они найдут Хеджин. В любом случае, Гюри дала им новые зацепки – похищение как-то связано с её Торговым кланом, так же как и городок в горах. И ещё этот таинственный «он» из ближайшего окружения императорской семьи.

– Присмотритесь к Ловенсу, – повелел принц Бэкхёну напоследок, передавая ему подмётное письмо, полученное Талталом, и оба донесения на него же от Ловенсу.

– Слушаюсь, Ваше высочество, – поклонился командир «Камакви».

Это хорошо, что Его высочество сам произнёс имя Ловенсу, потому что иначе всё равно Бэкхёну пришлось бы спрашивать о нём принца. Его люди услышали, как узник крикнул вслед Его высочеству: «Не доверяйте Ловенсу», но они не подслушивали. Объясняться по этому поводу с Его высочеством не хотелось.

– Какие будут распоряжения по поводу номера семь?

Во избежание утечки информации, узники подвала, где «Камакви» пытали врагов Его высочества, не назывались по именам, им просто присваивали порядковый номер. Талтал был последним на данный момент, седьмым. Согласитесь, не так, уж, и много врагов обнаружилось у Его высочества за три месяца.